Сарвин Д. – Дознание – 79

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

Трудно быть волком

 

Серый Волк уходил от преследователей. Хлопки выстрелов, смертельное чириканье пуль, пролетавших мимо, – всё это была обычная, можно даже сказать, рутинная утренняя работа. Охотники возбуждённо кричали, собаки надрывно лаяли, а он бежал, унося в своей волчьей утробе бабушку Красной Шапочки.

Лес был густой, сказочный, и Волк знал, куда нужно бежать, чтобы охотники и их свора его не нашли. Но каждый раз, когда он был близок к намеченной цели, что-то мешало – какая-то ерунда, какая-то досадная мелочь. Сейчас он уже не чувствовал того азарта, с которым в былые времена уходил от погони. Волк был уже не молод, проклятые одышка и аритмия. А тут ещё и бабушка так мерзко стала завывать в его желудке… Волк начал терять контроль над ситуацией.

Не заметив в опавшей листве извилистый корень, который подставил ему опоясанный золотой цепью массивный дуб, Волк споткнулся и, потеряв равновесие, покатился в овраг. Мир завращался с бешеной скоростью, бабка, прижатая центробежной силой к позвоночнику Волка, отборно материлась. Ещё несколько кувырков, и он со всего размаху налетел на высокую ель. На вершине ели раздалось истошное воронье карканье потревоженной птицы.

Теряя сознание, Волк успел увидеть рыжий хвост. Обладатель рыжего хвоста подхватил что-то упавшее с земли и исчез в зарослях терновника. Сознание Волка поглотил мрак – так же, как совсем недавно он сам поглотил бабушку…

…Очнулся Волк у бабушки Красной Шапочки в домике. Он лежал на кровати, а рядом стоял человек, державший в трясущихся руках охотничий нож. Волк напряг зрение и понял, что перед ним Густав – один из трёх охотников, которые обычно его ловят. От Густава несло перегаром так сильно, что Волк чуть не потерял сознание.

– Густав, ты почему на работе в таком состоянии? И где Розенкранц и Гильденстерн? – тихо спросил Волк, ощупывая шишку на голове.

– Они не мочь прийти, – и Густав выронил нож из трясущихся пальцев.

– Что случилось? – сказал Волк, морщась от громкого звука падения ножа.

– Долбаный Шомер Шаббат! Они не работать по суббота, – и Густав, шумно пыхтя, полез под кровать в поисках ножа.

Волк перегнулся через край кровати и, глядя, как неуклюже охотник шебуршит в подкроватном пространстве, уточнил:

– Ты же преследовал меня не один?

– Oh, ja-ja! То быль Гензель и Гретель, они очен любить стрелять. Это мой бизнес – дать стрелять и деньги взять!

– И где они сейчас?

– Они ушёль в свой сюжет…

Незаметно для Густава Волк поднял с пола бабушкину ночную вазу, размахнулся и опустил ему на голову. Охотник грузно упал на пол и потерял сознание, так и не найдя искомого им ножа.

Волк поднялся с постели, налил в большую кружку тёплой воды из чайника, порылся в кухонном шкафчике, нашёл баночку с марганцовкой, отсыпал её в кружку и тщательно перемешал содержимое. Потом залпом выпил и, чувствуя позывы, побежал в ванную комнату…

…Бабушка Красной Шапочки сидела на кровати, завернувшись в одеяло, а на голове у неё было банное полотенце, хитро закрученное улиткой.

– Ну и чего ты хочешь этим добиться? – спросила Бабушка, глядя, как Волк связывает Густава.

– Пока ещё не решил, – сказал Волк, – но я так больше не могу! Может, возраст уже не тот…

– Ещё бы! Ты хоть помнишь, с какого года мы бегаем?

Волк потрогал шишку, почесал вокруг неё и отрицательно мотнул головой.

– С тысяча шестьсот девяносто седьмого года от Рождества Христова, – напомнила бабушка и вздохнула: – Ах, как я была молода, как прекрасен и наивен был мой взгляд, всё вокруг казалось дивным…

– Да, я помню, ты начинала с Красной Шапочки. У тебя были песочные косички. Ты прятала их под красный шаперон, который носили тогда в деревнях.

– О, как ты обольщал меня! Каким хитрым и коварным ты был! Каким соблазнительным! Мне даже на какой-то момент показалось, что я люблю тебя…

– Да, было время… Кстати, где Красная Шапочка? Я её очень давно не видел.

Бабушка махнула рукой и с горечью сказала:

– С тех пор как появились эти… шары, как его… этого удалённого общения, вся молодёжь безотрывно пялится в них! Красная Шапочка перестала ходить ко мне. Её мать говорит, что она вообще не выходит из своей комнаты. Как я устала от всего этого…

Густав завозился на полу. Волк, не обращая на него внимания, надел патронташ, застегнул ремень. Потом зарядил охотничье ружьё, подошёл к двери, открыл, постоял, что-то обдумывая… И, повернувшись, сказал:

– А знаешь, как мне надоело столько раз умирать!

Волк поднял ружьё и выстрелил, потом ещё раз.

Когда облачко порохового дыма рассеялось, он посмотрел в её глаза, которые остались открытыми, и тихо сказал:

– А мне – не казалось! Я любил тебя!..

Развернулся и вышел, не закрывая дверь.

 

 

Дело № 2–12–42–42–12

 

– Норвилл!

– Да, Ваше Могущество!

– Я даю тебе рост и особые полномочия в дознании по делу номер: два – двенадцать – сорок два – сорок два – двенадцать.

– Благодарю, Ваше Могущество! Позвольте узнать: каков будет мой рост?

– Метр семьдесят… пять.

– Очень признателен за оказанное мне высокое доверие!

– Приступай немедля. Докладывать будешь лично мне.

– Слушаюсь. Когда я могу получить мой новый рост?

Хлопок, вспышка – и Норвилл почувствовал, как он стремительно растёт. Ощущение было прекрасным.

«Странно, что Алисе не нравилось быть больше, – думал Норвилл, увеличиваясь в размере, – ведь чем выше рост, тем больше возможностей, тем заметней персона».

Рост прекратился.

– С чего прикажете начать, Ваше Могущество?

Тишина была ответом ему. Цокольный зал. Световое пятно, которым явилось Могущество, исчезло. Аудиенция была закончена.

Норвилл создал зеркальный пузырь и, посмотревшись в него, удовлетворённо подумал: «Очень даже неплохо!»

Волшебник третьего уровня Норвилл сделал свой первый шаг в новом росте и статусе, твёрдо уверенный в том, что начал стремительное движение вверх по карьерной лестнице.

 

Прибыв в тюрьму сказочного королевства, Норвилл удивился её размерам: она была не просто большой, а огромной, сказочно огромной!

«Хм, неужели у нас столько преступников?..» – с этими мыслями Норвилл миновал стражу, которая, увидев его зелёные рукава, услужливо и без лишних вопросов открыла огромную стальную дверь.

«Вот что значит рост! Сразу все замечают, а пришёл бы каким был, даже не заметили бы».

Норвилл в раздумье остановился в мрачном коридоре с чадящими факелами, не зная, куда дальше идти. И в этот момент откуда-то из темноты вынырнул начальник тюрьмы сказочного королевства.

– Господин Норвилл, какая честь!

– Что вы, обычное расследование.

– Не скажите! Для обычного расследования прислали бы кого-нибудь помельче и уж точно – не от «Зелёных рукавов».

– Вы проницательны, мистер Цак.

– Работа такая.

И директор сказочной тюрьмы поклонился.

– Прошу вас следовать за мной, – и он красивым жестом указал направление их движения.

– Пожалуйста, вот по этому коридорчику, теперь направо. Не обращайте внимания – это камерное пение. Здесь – лужица, тут у нас – пыточная, здесь… А ну, пошла вон!

И Цак топнул ногой, отгоняя толстую крысу.

– Разведут домашних питомцев, а мне потом их…

– Скажите, мистер Цак, неужели у нас в сказочном королевстве столько преступников? – перебил Норвилл нескончаемую ленту монолога начальника тюрьмы.

– Что вы, что вы, господин расследователь чрезвычайных преступлений в сказочном королевстве! Ни в коей мере! Это из-за одного всем очень хорошо известного великана, который здесь находится. Но будьте спокойны: он содержится в идеальных условиях, без опасности для окружающих, и проходит курс реабилитации.

– Что входит в курс реабилитации? – полюбопытствовал Норвилл.

– Курсы вязания…

– И куда вы деваете вязанные им огромные… хм… полотна?

– Господин Норвилл, вы не зря занимаете свою должность!

И Цак остановился, чтобы поклониться. Затем с воодушевлением продолжил:

– Огромные полотна, как вы верно заметили, связанные великаном, мы используем в малоснежные зимы. Укрываем ими поля, чтобы не помёрзли посевы.

Пройдя чередой хитросплетений коридоров и решётчатых дверей, они, непринужденно беседуя на отвлечённые темы, остановились у двери внушительных размеров.

– У меня такое чувство, будто нас проглотил тот самый всем хорошо известный великан и мы блуждаем в закоулках его желудка, – пошутил Норвилл.

Цак захихикал, поддерживая юмор расследователя. Рассматривая дверь, Норвилл спросил:

– Это его камера?

– Немножко не угадали! Это мой кабинет. Кстати, теперь он полностью в вашем распоряжении.

Цак хлопнул в ладоши, и махина двери, скрипнув, сама отворилась.

Внутри кабинета сразу вспыхнули свечи, заставив царивший мрак спрятаться по углам. Само помещение было доверху уставлено стеллажами. Немного в стороне стоял огромный столопровод с двумя добротными дубовыми тумбами. Столешница была покрыта зелёным сукном. Довершали картину четыре ряда медных трубок и шар магического вызова. Всё остальное пространство в кабинете было уставлено картотеками и стеллажами. Они, заваленные делами в пожелтевших папках с магическими печатями допуска, уходили ввысь, теряясь в темноте недосягаемого для взгляда потолка.

– Это все дела о совершённых преступлениях? – рассматривая бесконечные стеллажи, спросил Норвилл.

– Да! Накопились, так сказать, с незапамятного времени.

– Здесь дела с того самого незапамятного времени?!

– Конечно! И даже дело под номером один… – заговорщически улыбаясь, сказал Цак.

– Оно – здесь?! – воскликнул Норвилл и осмотрел стеллажи восхищённым взглядом.

– Здесь, – ответил Цак и, не прекращая улыбаться, развёл руками: – Но ваш уровень, увы, не допускает возможность с ним ознакомиться.

– Конечно, мистер Цак, давайте перейдём к нашим баранам.

– К нашим волкам… – поправил начальник тюрьмы, поклонившись.

– Да-да, вы правы! Я фигурально выразился. Могу я воспользоваться вашим столопроводом?

– Дорогой мой, считайте этот кабинет своим! Распоряжайтесь и пользуйтесь! Я побуду некоторое время рядом, чтобы помочь вам и проконсультировать, если вам оное понадобится.

Он отодвинул нижний ящик картотеки, встал на него, как на подножку. Оттолкнувшись, одним прыжком взгромоздился на самый верх шкафчика.

Норвилл, подивившись его прыти, сел за дубовый столопровод, снял боливар с пряжкой в виде четырёхлистника и, положив его на край стола, приступил к работе. Подвинул перо и чернила, наклонился к ближайшему медному раструбу, постучал по нему и проговорил:

– Дело номер два – двенадцать – сорок два – сорок два – двенадцать. Запрашивает Норвилл, уполномоченный расследователь третьего уровня по чрезвычайным преступлениям в сказочном королевстве.

В столе загудел воздушный поток, и в тумбу бухнулась прибывшая со стеллажа папка.

– Какая сказочная скорость у вашего столопровода! Как быстро эльфы нашли на стеллажах нужную папку и отправили в стол!

Норвилл даже поцокал языком от восхищения.

– Стараемся в силу своих скромных возможностей, – сказал Цак, по-детски болтая ногами.

Норвилл открыл ящик стола и вынул средней пухлости папку с печатью допуска. Положив её на зелёное сукно, он провёл рукой над печатью, и она с хрустом надломилась, допуская его к прочтению содержимого. Раскрыв дело, расследователь погрузился в изучение материала.

 

Ознакомившись с делом номер два – двенадцать – сорок два – сорок два – двенадцать, Норвилл не смог сдержать удивлённого комментария относительно расследуемого происшествия:

– Его остановили только на ступенях королевского замка, он огнём и мечом прорубал себе дорогу?!

– Смею заметить, – подал голос Цак, – что сказочная гвардия себя полностью дискредитировала. Она не совладала с одним уже далеко не молодым волком, слетевшим с катушек! А что, если бы волков было больше?!.

– Он оказался невменяемым?

– Сейчас уже успокоился…

Норвилл провёл рукой по волосам и, наклонившись к другой медной трубе, приказал:

– Приведите заключённого под номером два – двенадцать!

– Простите, что постоянно встреваю, – снова заговорил Цак. – К вашему сведению, по правую вашу руку находится небольшой ящичек. Там лежит табельная волшебная палочка, так сказать, на всякий случай…

Норвилл открыл ящик, вынул палочку и внимательно её осмотрел.

– Заряжена четырьмя убойными зарядами, – произнёс он и уточнил: – А согласно инструкции должно быть шесть.

– Каюсь, каюсь: пришлось один раз использовать, – зачастил Цак. – Уверяю вас, никто не пострадал! Только в порядке демонстрации силы.

– Один раз? Но зарядов осталось всего четыре!

– Один раз, а потом – контрольный, в смысле, ещё один…

– Мне придётся отразить это в отчёте, – подчёркнуто сухо сказал Норвилл, глядя, как Цак заегозил на шкафчике.

– Как вам будет угодно, господин расследователь.

В дверь постучали.

– Войдите! – одновременно разрешили Норвилл и Цак.

Массивная дверь отошла в сторону. На пороге возник Волк, конвоируемый двумя охранниками. Они довольно грубо подтолкнули Волка в кабинет, поставив напротив стола. Расследователю представилась возможность детально рассмотреть возмутителя спокойствия: на нём была тюремная серая роба, перепачканная чем-то красным. Лапы также были в чём-то красном, и их крепко стягивал червь бесконечности.

– Снимите червя! – поморщившись, велел Норвилл.

– Но… – начал было возражать Цак.

– Снимите червя! И это последний раз, когда я повторяю дважды!

Охранники исполнили приказание. Червь бесконечности, перекрученный восьмёркой, перестал пожирать свой хвост и разомкнулся, освобождая Волка.

– Спасибо, – хрипло сказал Волк и откашлялся.

– Конвой свободен! – приказал Норвилл.

– Но…

Норвилл взглянул на Цака, и тот кивнул охранникам, поглубже залезая на шкаф.

Охранники ушли, затворив дверь.

– В чём у вас испачканы лапы? – осведомился Норвилл, продолжая рассматривать перепачканную робу и лапы Волка.

– Ах, это! Это – волчьи ягоды. Хотите? – и он с хитрой улыбкой запустил лапу в карман.

– Нет уж, благодарствую! Оставьте их себе.

Норвилл повернулся к притихшему на шкафчике Цаку:

– Спасибо, мистер Цак, дальше я сам.

– Но…

– Спа-си-бо! Вы меня слышите?! Если понадобитесь, я позову.

Цак с недовольным сопением слез со шкафчика, поклонился и, выходя за дверь, предупредил:

– Если ЧТО, я сразу за дверью… С охраной! – и плотно прикрыл массивную дверь.

Норвилл навёл морок и незаметно положил невидимую теперь для Волка волшебную палочку на зелёное сукно.

– Ну что ж, теперь приступим!

Уполномоченный расследователь третьего уровня по чрезвычайным преступлениям в сказочном королевстве Норвилл взял гусиное перо и обмакнул его в чернила…

 

 

Три поросёнка

 

Волк поправил патронташ, который опять немного сполз, закинул ружьё за спину и решительно свернул с лесной тропинки, по которой шёл. Пройдя через кусты можжевельника и обогнув упавшее дерево, густо поросшее мхом, он вышел на большую поляну. Внимательно осмотрелся.

На поляне притулился приземистый домик из белого кирпича, с крышей из красной черепицы, по которой уже карабкался его соплеменник – Старый Волк. Внешний вид он имел крайне неопрятный, какой-то сиротский: одет был в старый джинсовый комбинезон, пузырящийся на коленках, одна лямка на плече была оторвана и болталась. Сзади в комбинезоне зияла дырка, из которой торчал понурый хвост с прицепившимся к нему репейником. Шерсть была с проседью, на загривке явно не хватало волос, а между ушами уже наметилась серьёзная плешь.

Неприятно скрипя когтями по черепице, Старый Волк наконец добрался до трубы.

«Я вовремя», – подумал вышедший из леса Волк и крикнул:

– Стой!!!

Старый Волк, словно зомби со стеклянными глазами, не обращая внимания на окрик, начал залезать на трубу.

– Кому говорю, стой!!! – Волк вскинул ружьё и выстрелил в воздух.

От выстрела над лесом взметнулась стая ворон. Старый Волк вздрогнул и, словно очнувшись, посмотрел по сторонам.

– Слезай! – крикнул Волк, сделав призывный жест лапой.

Старый Волк, кряхтя, принялся послушно сползать с крыши. Спустившись на землю, он подошёл к Волку.

– Ты что делаешь?! Ты хоть знаешь, что ждёт тебя в доме, на том конце этой дымоходной трубы?

– Котёл с кипящей водой, – уныло ответил Старый Волк.

– Тогда зачем ты туда лезешь?!

– За грехи… Я поросяток обидел. Малых деточек съесть хотел. Гореть мне теперь вечно в этом кипящем аду за мои прегрешения…

Глаза у Старого Волка опять остекленели, и он повернулся и снова начал карабкаться на крышу домика. Волк некоторое время смотрел, как тот, словно в забытьи, лезет вверх, затем стянул Старого за хвост, встряхнув его за плечи и глядя в глаза, спросил:

– Выходит, что ты каждый раз, зная, что тебя ждёт жуткая смерть, всё равно идёшь на это?!

– Выходит, что так, – согласился Старый Волк. – Ибо грех мой велик. И ждёт меня геенна огненная…

– Погоди, не начинай, скажи лучше, как тебя зовут?

– Вульфыч я, – ответил Старый Волк и подал лапу.

Волк, не обращая внимания на этот жест, притянул его к себе за оторванную лямку комбинезона и вкрадчиво сказал:

– Так вот, Вульфыч, мы сейчас с тобой пойдём и пообщаемся с этими твоими поросятками!

И Волк направился ко входу в домик, увлекая за собой бедолагу. Подойдя к массивной дубовой двери, Волк несколько раз ударил в неё лапой и прислушался. За дверью была полнейшая тишина.

– Они там?

– Да, я два домика сломал, детишек напугал – и вот они теперь здесь. Кипеть мне вечно в геенне…

– Так, Вульфыч, не начинай!

Волк отодвинул Старого в сторону, сам отошёл от двери и выстрелил в замок. Дверь, словно боец на ринге, удержала удар, сплюнув дубовыми щепками. Тогда Волк со всего маху саданул плечом. Дверь охнула, распахиваясь, и он, придерживая ружьё, влетел в дом.

В очаге пылал огонь, вода в огромном котле уже вовсю кипела. А поодаль на полу среди множества бутылок валялись три поросёнка.

– Вот они, твои детишки! Вот они, смотри, упились до поросячьего визга и лежат! И ради этих свиней ты каждый раз заживо варился в этом котле?!

Вульфыч, прижавшись к косяку, жалобно заскулил.

– Смотри! И ради этого ты шёл на мучительную смерть?!

Волк поднял за ворот зелёной рубашки одного из поросят, тот вяло брыкнулся и сказал:

– Положь, где взял…

Волк ударил его лапой с зажатым в ней ружьём. Поросёнок отлетел в угол комнаты.

– Сволочи, свиньи! Я вам сейчас устрою!

Волк вскинул ружьё, направив на поросёнка, который лежал возле него в позе звёздочки, и нажал на спусковой крючок. Курок сухо щёлкнул. Волк сразу «переломил» стволы, выкинул гильзы и загнал два патрона в пропахшие порохом каморы. С щелчком закрыл стволы и вновь направил двустволку на поросёнка.

– Начни с меня!

Волк обернулся на голос. Поросёнок в красной рубашке с цветастой вышивкой «Наф-Наф» поднялся на локте и, глядя ему в глаза, повторил:

– Начни с меня! Не хочу видеть, как умирают братья…

Эта фраза остановила Волка.

– Ты думаешь, мы пьём потому, что нам весело? Нет! Мы пьём потому, что не можем этого видеть и слышать. Мы пьём с того самого дня, как волк первый раз упал к нам в котёл. Ты видел когда-нибудь, как выглядит заживо сваренный волк?! Ты слышал, КАК он кричит, когда попадает в кипяток?! А запах…

Наф-Наф потянул к себе бутылку, сделал глоток и продолжил:

– Всё началось, как игра. Сначала волк гонялся за нами и разрушал хлипкие домики, а мы убегали от него, напевая песенку, что он нам не страшен. Я решил сделать дом, который он не сможет так просто сломать. Решил – и построил! Мы с братьями забежали в него и закрылись. Было очень весело, а потом ОН велел нам разжечь огонь и поставить в очаг большой котёл с водой. Мы радостно выполнили указание, думая, что будет дружный обед. Обед, во время которого мы все соберёмся, чтобы вкусно покушать, а потом опять приступить к игре. Мы были твёрдо уверены, что волк будет обедать с нами в этом домике и мы вместе будем вспоминать смешные моменты игры и дружно петь песенку: «Нам не страшен серый волк»… А когда волк упал в котёл…

Поросёнок опять выпил и, откинув пустую бутылку, продолжил:

– А когда волк упал в котёл, мы подумали, что это несчастный случай… Но выяснилось, что так и задумано! И нам придётся повторять это ещё и ещё, и ещё раз!..

Поросята, всхлипывая, поползли к Наф-Нафу. Достигнув брата, они прижались друг к другу, и он продолжил дрожащим голосом:

– А как ты думаешь, что нам в тот день пришлось есть на ужин?

Волк опустил ружьё и замотал головой:

– Нет!

– Да! ОН велел съесть сварившегося в кипятке волка. Видимо, чтобы не заморачиваться с телом. С тех пор мы напиваемся, чтобы ничего не чувствовать…

Поросята подняли головы к Волку, и тот, что был в зелёной распашонке, попросил:

– Убей нас!..

Стоявший в дверях Старый Волк подбежал к поросятам, обнял их и заплакал. Они сидели на полу, крепко обнимая друг друга, – Старый Волк, три поросёнка в цветных распашонках – и горько плакали.

– Я не сержусь, поросятки, так мне, старому, и надо! Не нужно вам из-за меня погибать, я один виноват, ведь я же волк… – всхлипывая, говорил Вульфыч, целуя поросят в их макушки.

Солнечный свет, бьющий в дверной проём, образовал световую дорожку, в которой три поросёнка обнимали Старого Волка, гладили его по голове и просили прощения.

Волк отошёл к стене, прижался к ней лбом и, стиснув зубы, прошептал:

– Кто велел вам это сделать?! Кто велел разжечь камин и поставить котёл с водой на огонь?

Самый маленький из поросят, тот, что был в жёлтой рубашке, всхлипывая и вытирая розовый носик, ответил:

– Это велел Создатель…

Волк развернулся и вышел, тихонько притворив дверь. Он бежал по зелёному лугу, пугая маленьких фей, и кричал:

– За что! За что нам эти мучения, Создатель?!

От королевского замка, стоящего на зелёном холме, отделилась конная группа рыцарей и поскакала в направлении Волка. Он несколько раз втянул воздух и, почуяв их, повернулся.

– Значит, есть дело?! До всех до нас?! Ну что ж, хотите общаться?! Давайте начнём!..

Волк взял ружьё на изготовку, поправил сползший патронташ и пошёл им навстречу.

 

 

Шкаф перемещения

 

То, что рассказал на допросе Волк, на первый взгляд, было ужасно, нелепо и бессмысленно. Отправив заключённого в камеру, Норвилл вызвал к себе начальника сказочной тюрьмы. Как только Цак прибыл, Норвилл попросил проводить его к выходу, чтобы продолжить расследование и опросить свидетелей по делу два –двенадцать – сорок два – сорок два – двенадцать. На что мистер Цак услужливо предложил воспользоваться его шкафом перемещений, чтобы не тратить время и сразу оказаться в домике бабушки Красной Шапочки.

…Темнота и запах нафталина. Норвилл открыл скрипучую дверь бабушкиного шкафа, и тут же возле его головы разбилась тарелка, разлетаясь на мелкие осколки.

– Именем его Могущества, прекратите! Я – расследователь Норвилл…

Но пущенная на его голос вторая тарелка достигла цели и сбила боливар с головы Норвилла. Метатель тарелок явно пристрелялся, и расследователь, не дожидаясь следующего фарфорового изделия, перекатился к комоду и наложил десятисекундное заклятие замедления.

Выглянув из-за комода, он убедился, что заклятие работает. Тарелка, летящая в сторону комода, потеряла скорость и еле ползла; метатель посуды, красиво подсвеченный заходящими лучами солнца, медленно распрямлялся после броска. Всё в домике бабушки замедлилось и двигалось словно во сне: кот, убегающий прочь; пчела, зависшая над вазой с цветами. И даже пыль вязко кружилась в световом потоке, поднятая неожиданным переполохом.

Норвилл, не теряя времени, перехватил летящую тарелку, быстро подошёл к столу и положил её на стопку таких же тарелок, мысленно отметив: бабушка удачно выбрала позицию, встав от солнца, и ещё выложила весь чайный сервиз на обеденный стол, обеспечив себе огневое превосходство.

Препятствуя трепетной руке бабушки, которая уже взялась за край очередной тарелки, расследователь положил руку на стопку фарфоровых изделий. Время заклятия вышло, и всё вернулось в нормальный ритм. Кот выскочил за дверь, задев, не вписавшись в поворот, ажурный деревянный столик на одной ножке, на котором в большой вазе стояли цветы. Столик качнулся и с грохотом упал на пол. Цветы из разбитой вазы разбросало в стороны. Пчела, рассерженно жужжа, полетела за котом, а бабушка вскрикнула, соприкоснувшись с рукой Норвилла. Её крик продублировал кот, которого, по всей видимости, догнала пчела…

 

 

…Солнце, играя в прятки с Луной, спряталось за холмистый горизонт. В сказочном королевстве сразу стало темно и загадочно. Звёзды любопытными зрителями высыпали на небосклон и приветливо замигали друг другу. Луна, величаво светясь, выплыла из-за тёмного леса, чтобы в который уже раз поискать игривое светило. Ночные цикады, как по команде, заиграли свою вечернюю сюиту, а в домике бабушки, стоящем на опушке леса, зажёгся свет.

– Как вам моё земляничное варенье, господин Норвилл?

– Сказочно и бесподобно!

– Вы уж, господин Норвилл, простите, что я вас тарелками обкидала! Я тут небольшую уборку затеяла, решила в буфете прибраться. Достала чайный сервиз, стою, протираю. И вдруг из моего платяного шкафа кто-то полез. Я так перепугалась, да ещё после всех этих событий…

– Что вы, что вы! Я совсем не сержусь. Я редко пользуюсь шкафом перемещений и совсем забыл, что вас нужно было уведомить о моём появлении. Но хватит об этом, давайте вернёмся к нашим баранам…

– Как скажете, господин расследователь по чрезвычайным происшествиям. К баранам – так к баранам!

– Я имею в виду – к волкам, это я так фигурально выразился. И давайте вы будете называть меня просто по имени.

– Хорошо, как вам, Норвилл, будет угодно!

И бабушка кокетливо улыбнулась.

 

 

Феофан

 

В дверь бабушкиного домика постучали.

– Создатель всего сущего, кого это нелёгкая принесла?

– Ну что вы! Я же вам говорил в самом начале нашей беседы: я пригласил серого волка, который временно исполняет обязанности заключённого под стражу Волка, чтобы задать несколько интересующих меня вопросов.

– Ах, да! Совсем старая стала: всё, что было давно, помню, а что минуту назад – отшибает… – говорила бабушка Красной Шапочки, открывая пришедшему серому волку дверь.

Волк зашёл, поздоровался низким поклоном и скромно присел на краешек стула возле круглого стола.

– Он не верит в Создателя! – громко шепнула бабушка, проходя мимо Норвилла. – Он – язычник и старовер!

– Добрый вечер, как вас зовут?

– Феофан я, волк из сюжетной линии про козлят. Сейчас временно заменяю Волка, который, ну, вы знаете…

– Вы действительно не верите в Создателя?

– Я давно живу, очень давно, и помню, что сначала было слово… А потом – слово за слово, и только потом появился Создатель! Поэтому я верю в язык, который нас создал, а Создатель – лишь одна из форм носителя языка!..

– Хорошо! Не будем вдаваться в полемику о Создателе, давайте перейдём к нашим баранам.

– Я с козлятами работаю…

– Это образное выражение… Кстати, вы очень хорошо выглядите, Феофан, для своих лет.

– Это всё молодильные яблочки… – приосанился волк.

При этих словах бабушка Красной Шапочки отставила чашку с чаем и стала внимательно слушать волка Феофана.

– Молодильные яблочки – это же контрафакт! Их нельзя использовать вам, так как они из другой сюжетной линии!

– Кто сказал, что их нельзя использовать?

– Молодильных яблок вообще нет в вашем сюжете.

– Так мы их в сюжете и не едим!

– Хорошо, об этом потом. Расскажите мне про вашу основную линию и что делаете здесь. Да и, кстати, не стесняйтесь, угощайтесь, чай с чабрецом и сказочное земляничное варенье.

Норвилл пододвинул к Феофану третью чашку с уже налитым чаем.

– Ой, ну вы, Норвилл, и скажете! – жеманно улыбнулась бабушка. – Обычное земляничное варенье.

Волк Феофан громко хлебнул чай, глаза его сразу заблестели. Он шумно придвинул стул к столу и начал вдохновенно рассказывать.

Норвилл добавил в чай три капли настойки искренности до прихода волка, а чтобы он ничего не учуял, попросил бабушку заварить чай именно с чабрецом, который замаскировал запах настойки.

– Я, значит, в своём сюжете козлят из дома выманиваю и сразу их ем. А одного, который спрятался в печке, не нахожу. Потом это, как его, Коза, мать их, приходит, и мелкий ей всё детально рассказывает. Ну, она, значит, сразу ко мне, а я, такой, и не далеко ушёл, сижу на завалинке и новым голосом, который мне кузнец заделал, песни горланю. И так у меня это кучеряво выходит: голос-то, как у козы, стал, я даже ля-диез второй октавы могу брать. Вот подходит Коза ко мне и так, значит, игриво манит в тёмный лес. Я на это поддаюсь, и мы идём с ней в этот самый треклятый лес. Будь он неладен! В лесу она, возьми так, и, глядя мне в глаза, с нескрываемым сексуальным подтекстом говорит: «Хочешь меня?» А я, такой, поевший козлят, само собой, очень даже не прочь! И тут она говорит: «Перепрыгни вон ту яму». Яма небольшая, но на дне горит костёр. А у меня и у самого уже все внутри горит и переворачивается. Или это козлята ворочаться начинают, тут уже трудно разобрать. Одним словом, я разбегаюсь, прыгаю… Но забываю, что с козлятами я тяжёлый стал, и падаю на дно ямы. Брюхо лопается – и оттуда выскакивают все шестеро козлят. Дальше не помню… Но точно знаю: я когда-нибудь допрыгну и уж я эту сидорову козу так…

– Спасибо, Феофан! Теперь про сюжетную локацию с Красной Шапочкой расскажите, – попросил Норвилл, усердно записывая всё, что рассказал волк.

– А тут – чё? Обманываю Красную Шапочку, если она приходит. Если не приходит, то иду сразу к домику бабушки и ем эту старую невкусную грымзу…

– Сам урод! – взвилась бабушка Красной Шапочки.

– Тихо! Вас, бабушка, я ещё выслушаю! – остановил её Норвилл и, повернувшись к волку, добавил: – Продолжайте, Феофан, продолжайте.

– Ну вот, значит, ем эту грымзу…

– А можно без личных оскорблений?!

Расследователь, не глядя на бабушку, набросил на неё заклятие тишины.

– Продолжайте, – повторил Норвилл и заскрипел гусиным пером по бумаге.

– Вот я и говорю всё как есть. Ем я, значит, грымзу…

Феофан посмотрел на бабушку, но та молчала. Тогда он хмыкнул и продолжил:

– …ем грымзу, в чём она есть, и жду, когда придёт Красная Шапка. Если она не приходит, то охотники, пусть не всем составом, но приходят. Они вспарывают мне живот, освобождая её и Красную Шапочку, если она опять-таки приходит. Вот как-то так!..

Волк замолчал, и Норвилл в тишине дописал его слова.

Затем Феофан громко выдохнул, уронил голову на свои лапы и тихо сказал:

– Как же мне все это обрыдло!..

Норвилл посмотрел на волка, на бабушку и сказал:

– Вы можете быть свободны!

Волк Феофан поднял голову, в его глазах мелькнула надежда, и он повторил:

– Мы можем быть свободны?!

– Да, вы можете идти…

Волк встал, посмотрел по сторонам, как будто это всё он видел впервые, и опять повторил:

– Мы можем быть свободны…

Направился к двери, открыл её и ещё раз повторил:

– Мы можем быть свободны!

 

 

Королевский дрозд

 

Волк вышел за порог, закрыл дверь и растворился в ночи.

– Чего это с ним? – спросила бабушка, у которой закончилось заклятие тишиной.

– Не знаю, – ответил Норвилл, – может, побочное действие настойки искренности.

– Чего? Какой настойки?

– Не обращайте внимание, бабуля, это я шучу. Шутка.

– Ваще не смешно!

Норвилл подвинул дело к себе, пробежался глазами по страницам и спросил:

– Почему Красная Шапочка последнее время не приходит в сюжет?

– Вот вы у неё сами и спросите! Сидит дома и смотрит, и смотрит в этот чёртов шар. Как появились эти шары, как его… этого удалённого общения, вся молодёжь прилипла к ним. И даже в сюжет не приходят. Да что там в сюжет, на улицу носа не показывают!..

– Я вас понял. Напомните адрес проживания вашей внучки.

– Цветочный переулок, дом два, двенадцатая поляна от сорок второй сосны, направо И она мне внучка только по сюжетной линии, вообще-то она – моя младшая сестра…

– Как это? – не понял Норвилл.

– А вот как-то так… Мама вам лучше расскажет. Я уже сама путаюсь. Может, и не сестра…

– Хорошо! Завтра поговорю с ней и с Красной Шапочкой.

Норвилл в задумчивости закрыл папку, надел боливар и уже взялся за ручку двери…

– Господин Норвилл, можно вас попросить: ради Создателя, скажите, как Он там?

– Кто? – опять не понял Норвилл.

– Кто-кто! Волк! Как ему там, в сказочной тюрьме? Может, что-то нужно, может, постельное белье или одежду какую? А как там с питанием? Может, пирожков ему отнести, как вы думаете, а? Господин Норвилл?

– Он же вас убил!.. А вы хотите ему пирожков принести?!

– Я знаю: он не со зла, он не такой!.. Вы можете показать, что было потом, ну, после того, как он выстрелил… Умоляю вас, ради Создателя!

И она заплакала.

– Я не имею права разглашать материалы следствия!

Норвилл открыл дверь.

– Стойте! Закройте дверь, ещё одну секундочку. Я прошу, я умоляю вас!

Норвилл прикрыл дверь.

– Я знаю: у вас есть запись происшествия, которое видел королевский дрозд.

– Откуда у вас эти сведения?!

– Ах, мой милый Норвилл, у нас же маленькое сказочное королевство, и здесь все всё знают…

И, не дав Норвиллу открыть рот, она сказала:

– Потом вы можете наложить на меня заклятие неполного забвения или всё что угодно! Я умоляю вас!

Она стала опускаться на колени.

– Прекратите, не надо этого!

– Умоляю!

Она стояла на коленях, простирая к Норвиллу руки.

– Хорошо, я покажу, но потом наложу заклятие, и вы не вспомните ничего из увиденного.

– Я согласна!

– Вы не вспомните то, что я вам сейчас покажу! Так зачем вам это нужно?

– Я сердцем чувствую, что права! И мне нужно убедиться в этом, пусть я всё забуду к чертям собачьим, но я должна знать… Хотя бы на этот краткий миг.

– Хорошо. Встаньте с колен.

Норвилл помог бабушке встать и усадил на кровать. Потом создал матовый шар и спроецировал на него то, что сохранил в своей памяти королевский дрозд, когда зафиксировал преступление…

 

Чёрно-белая картинка подрагивала, наверно, дрозд что-то ел. Были видны сосны, лес и кусочек неба. Потом раздался выстрел, и дрозд полетел на шум. Показался домик бабушки, и на пороге – опоясанный патронташем Волк с дымящимся ружьём, направленным внутрь дома. Дрозд завис, фиксируя событие. Волк снова стреляет, стоя в проёме двери. Когда облачко порохового дыма рассеивается, он тихо говорит:

– А мне – не казалось! Я любил тебя!..

Он разворачивается и уходит, не закрывая двери. Запись обрывается. И вместе с ней исчезает матовый шар.

 

Бабушка Красной Шапочки плакала, сидя на кровати. На той самой кровати, где Волк убил её. Потом она подняла голову и сказала:

– Спасибо! Я это чувствовала… Можете забирать этот момент из моей памяти. Я очень благодарна, Норвилл, что вы показали мне это…

Норвилл сотворил заклятие, отнимая последние пять минут из памяти бабушки, развернулся на каблуках и вышел из домика в прохладу сказочной ночи.

 

…Он шёл по дорожке, которую освещали светлячки. Небосвод мерцал звёздами, Млечный Путь, словно загадочная тропинка, извилисто вёл в неведомое. Земная поляна, будто зеркальное отражение неба, мерцала светляками, а подсвеченная тропинка, как Млечный Путь, вела Норвилла в неведомое…

Тропинка привела в лес и, попетляв там, вышла на опушку, на которой стоял приземистый домик. Из домика лился тёплый свет и громогласное пение:

 

– В высоких окнах застыла ночь,

Но тьма не в силах мне помочь.

Собака дремлет у огня,

Отпустите скорей меня!

 

Норвилл тихо подошёл к окну и заглянул внутрь. На полу в обнимку со Старым Волком сидели три поросёнка. Они пели и раскачивались в такт песне, а рядом валялись бутылки из-под вина. В очаге полыхал огонь, и в котле, прикрытом крышкой, что-то кипело и скворчало, выпуская пар.

На кухонном столе было много перьев. Видимо, кого-то совсем недавно ощипали, выпотрошили и отправили в котёл. Норвилл присмотрелся и понял: перья, разбросанные на кухонном столе, принадлежали королевскому дрозду.

 

– Давно летит по земле молва.

Зеленеет древних холмов трава.

Меняют деньги на любовь

Зелёные рукава!

 

Потом в неожиданно образовавшейся тишине потрёпанный жизнью Старый Волк громко хрюкнул. Поросята заржали и покатились по полу от хохота. Потом Ниф-Ниф икнул, и все дружно запели:

 

– Давно летит по земле молва.

Зеленеет древних холмов трава.

Меняют деньги на любовь

Зелёные рукава!..

 

 

Тайная сходка

 

В норе было темно, сыро и нестерпимо пахло нечистоплотным сурком. Во тьме кто-то шептался, шуршал и покашливал. Затем раздался голос:

– Товарищи, все в сборе? Тогда предлагаю заткнуть вход и начать наше собрание.

Голос был высоким и взволнованным, ему ответил хриплый, с одышкой:

– Да, я поддерживаю, только просьба: не прикрывать вход плотно… Уж очень душно!

Тьма, в которой кто-то находился, одобрительно загудела.

Слащавый голос перекрыл всеобщий гул:

– Во имя Создателя…

Во тьме недовольно зарычали.

– Прошу прощения, я по привычке…

Договорить он не успел. Разорвав душный мрак, зажглась спичка, осветив серые недовольные морды волков. Пламя коснулось свечи, и та, разгораясь, начала потрескивать. Седой волк в пенсне затушил спичку и жестом предложил говорящему продолжить.

– Я ещё раз извиняюсь, – вновь заговорил обладатель слащавого голоса – волк с чёрной мушкой над правой губой, – но почему наше собрание должно проходить в этой вонючей норе? Неужели не нашлось более подходящего места? У нас же есть Wolfsschanze…

Волки опять зарычали, и со всех сторон посыпались недовольные возгласы:

– Буржуйская морда!

– Это вообще не наше!!!

– Привыкли жить на широкую ногу!

– Вот из-за таких, как ты…

– Нет, вы только гляньте на него, запах ему не по нутру…

Последний возглас принадлежал хозяину норы. Но частый звон, который возникает от удара ложечки по стакану, заставил всех притихнуть. Седой волк в пенсне опустил ложку в стакан, сделал паузу, окинул взором присутствующих, поставил стакан в железном подстаканнике на ящик и начал говорить:

– Товарищи серые братья! Я прошу вас не отвлекаться!

Волк снял пенсне, подышал на стёкла, протёр об шерсть на груди, взгромоздил пенсне на место и продолжил:

– Мы собрались в этой норе, которую нам любезно предоставил товарищ Сурок…

Сурок поклонился, бросив недовольный взгляд на волка с чёрной мушкой.

– …чтобы провести первое собрание нашей тайной ячейки. Все остальные места сказочного королевства находятся под наблюдением «Зелёных рукавов», и поэтому мы здесь! У кого-то возникают ещё вопросы по нашему местонахождению?

– Владимир Волкович, у меня – не вопрос. Можно слово молвить?

Волк с высоким голосом придвинулся в круг света, ожидая разрешения от старшего.

– Говори, Феофан!

– Я хочу сказать по поводу явки… Вот и, значит, если кому-то что-то не то, то можно и того…

– Я чуть подкорректирую сказанное Феофаном, – сказал председатель собрания, седой волк в пенсне. – Надеюсь, все понимают уровень ответственности? И если кто-то боится или чувствует сомнение, то он может уйти! Прямо сейчас. Я гарантирую: мы не будем осуждать!

– Да! Может, кому-то не нравится наша конспиративная нора?! – сказал Сурок, выразительно глядя на серого хищника с чёрной мушкой на морде. – Тогда он может идти на свежий воздух, а потом и на все четыре стороны!..

– Товарищ Сурок, я попрошу вас не кипятиться и дать Альберту шанс.

– Шанс ему дать… – недовольно ворчал Сурок, буравя Альберта маленькими, близко посаженными глазками.

– Владимир Волкович, я, это самое, продолжу? – сказал волк с высоким голосом.

– Да, Феофан, продолжай.

– Если все не против, то я начну сначала. Меня зовут Феофан, я из сюжета про козлят.

– Здравствуй, Феофан! – дружно поздоровались все волки.

– Мы все и я, ну, мы все, как, ну просто… Словно в колесе, понимаете?!. И от этого вот здесь… очень больно, я знаю, у каждого это постоянно. И я хочу сказать: что всё это – то, что Создатель придумал, – мне уже порядком… обрыдло!

– Обрыдло! Абсолютно верная фраза, Феофан! Уже вот здесь это всё!!!

Волки одобрительно зашумели. Седой волк в пенсне поднял руку, призывая всех к тишине, и сказал:

– Я знаю, что вы все так же, как и я, устали от этой однообразной постоянности… Нас режут, в нас стреляют, нас ненавидят, боятся, а потом нами пугают. Нас словно выпотрошили и сделали из нас пугало. Выглядим опасно, а на деле мы – просто куча старого тряпья. Самое ужасное, что все наши страдания происходят уже очень-очень давно и мы всё помним, ВСЁ! Мы помним эту боль, причём некоторые уже существуют в своём сюжете с незапамятных времён. И с незапамятных времён мы повторяем, как заведённые, одну и ту же функцию!.. И я хочу спросить: доколе мы будем это терпеть?!

Седой волк замолчал, снял пенсне и промокнул слезящиеся глаза. Волки молчали, переваривая сказанное.

– А мы вот себя по очереди проглатываем… – нарушил тишину щуплый волк.

– Что-что? – переспросил Владимир Волкович.

– Мы с братом в своём сюжете каждый раз должны от страха перед тараканом проглотить друг друга…

– А на моём горбу за яблочками молодильными постоянно ездят, да ещё тёток уворованных возят. Уже всю шерсть на спине своими егозючими задами протёрли! Вот посмотрите…

– Что – шерсть! Я вот свой хвост каждый раз в проруби оставляю… Такая боль, мужики…

– А кто это, мать вашу капиталистическую волчицу, тут курит?! А ну прекратите! Это вам не курилка, я, между прочим, здесь живу!!!

Волки стали озираться в поисках курильщика.

– Простите, это я от нервов, вспомнил, как в котле каждый раз заживо варюсь, – и закурил… Всё, потушил. Больше не повторится!

– Серые братья и Сурок! Я хочу сделать заявление! – начал говорить Владимир Волкович, не давая Сурку раздухариться.

– Мы можем быть свободны!!! Мы можем освободиться от этого проклятья и жить СВОЕЙ жизнью. Посмотрите: наш собрат уже сбросил ярмо, навешенное Создателем. Этот факт говорит о том, что и мы можем вырваться из проклятого порочного круга. Мы – сами творцы своей судьбы!!!

– Да-а-а!!! – громогласно вскричали все собравшиеся.

– Тихо! Тихо, товарищи волки! Товарищ Сурок, пометьте в протоколе собрания, что вся подпольная ячейка единогласно согласна с тем, что настала пора действовать!

– Как пометить? – переспросил Сурок.

– Как обычно: берёте протокол – и помечаете… И вот ещё очень важная информация!

Все притихли.

– То, что мы можем быть свободны, сказал один из «зелёных рукавов»! – Владимир Волкович посмотрел на Феофана, и тот утвердительно кивнул.

Волки взволновано зашумели, обсуждая новость.

– Так как пометить-то?

– Что? – не понял вопрос Сурка Владимир Волкович.

– Я спрашиваю: что мне сделать с протоколом собрания? Если я правильно понимаю, мне нужно его пометить?

В это момент гул обсуждения дошёл до своего апогея. Седой волк снова призвал всех к тишине, постучав чайной ложечкой по стакану.

– Я предлагаю начать действовать.

После его слов всех словно прорвало:

– Мы согласны, так больше жить нельзя!

– Хватит плясать под чужую дудку!

– Создателя – к ответу!

– Даёшь нашу судьбу в наши руки!

– Мы можем быть свободны!

И все начали скандировать: «Мы можем быть свободны! Мы можем быть…»

Где-то недалеко завыл волк. Все притихли, прислушиваясь.

– Один раз?

– Да, один!

– Всё нормально, это проверочный вой. Тот, кто на шухере, должен оповещать каждые полчаса, что он бдит.

Седой волк пригладил усы, поправил пенсне и продолжил:

– Разбиваемся на активные группы. Вы берёте на себя заводских товарищей.

– Будет сделано!

– Вы…

– Я?

– Да, вы с братом попробуйте без лишней суеты разузнать обстановку у моряков и портовых грузчиков.

– Лично я займусь крестьянами.

– Я беру на себя театральную богему! – с не наигранным рвением отрапортовал Альберт.

– Разрешите прощупать настроение у солдат королевской гвардии? – сказал волк в овечьей шкуре.

– Разрешаю, но только аккуратно!

– Слушаюсь!

– Я поговорю с Иваном Царевичем, а то как на моём горбу за яблочками в чужой сад лазить да баб уворовывать и своими егозливыми задами мне шерсть на спине…

– Только архиаккуратно и архиосторожно! Иван Царевич – из королевской семьи, так чтоб не было утечки информации… – перебил говорящего председатель тайного собрания, подняв лапу.

– И главное – держать всё в строжайшем секрете! Посвящать в детали операции только самых проверенных товарищей. А сейчас давайте расходиться. Очерёдность такая: первыми пойдут братья из «Тараканища». За ними следом – волк из «Колобка» и ты, Феофан. Потом – волк из «Трёх поросят» и с ним товарищи Тамбовские волки, затем сюжетная линия «Зимовье», и я – замыкающим.

Волки стали прощаться и по очереди жать седому волку в пенсне его лапу. Сурок был последним, он пожал лапу, а потом стремительно поцеловал волка. Все удивлённо замерли.

– Понимаю, лишнее… – сказал Сурок, опуская взгляд. – Я от избытка чувств, так сказать…

Волки молча начали выходить из норы. Альберт всё пытался поймать взгляд Сурка и мялся у выхода, но Сурок, как нарочно, смотрел в земляной пол и не поднимал глаз.

Альберт печально вздохнул и вышел в ночь.

 

 

Поцелуй Иуды

 

Ночь была сказочной. Луна подобно небесному пастуху вывела на тёмное небо звёзды, и те, словно в зеркале, отразились на земной поляне в виде искрящихся светлячков. И от этого казалось, что весь мир парит в волшебном пространстве космоса.

 

Волки буквально растворились в ночи. Прошло какое-то время, и на фоне сказочной луны появился силуэт Сурка. Он понюхал воздух, воровато осмотрелся и, пригнувшись, суетливо сбежал с бугорка. Затем ещё раз осмотрелся и нырнул в неглубокий овраг. Хитро сплёл лапы в замысловатую мудру и произнёс:

– Агент два ноля двенадцать вызывает Могущество!

Раздался хлопок – и воздушная волна уронила Сурка на дно оврага. Появилось свечение, и голос изрёк:

– Слушаю тебя!

– Ваше Могущество! Смею довести до вашего сведения, что волки намечают бунт. Они собираются выйти из своих сюжетных линий. Хотят полной свободы и собственного волеизъявления! Ставят под сомнение Создателя и хотят свергнуть Ваше Могущество. Главного волка зовут Владимир, как вы и велели, я выделил его «поцелуем Иуды». Метка будет видна несколько дней.

– Благодарю за службу!

– И вот ещё…

Сурок приподнялся и осмотрелся. Потом опять лёг на дно оврага и продолжил:

– У них есть кто-то из «Зелёных рукавов», и он, по всей вероятности, их направляет.

– Это очень важная информация, продолжай.

– Волки держат своего агента в секрете. Есть протокол заседания, правда, он немного подмочен…

– Пришлёшь копию в департамент Могущества.

– Слушаюсь!

– Твоё задание остаётся прежним: под личиной бунтовщика выяснить, кто направляет волков. Особо важно узнать имя тайного агента.

– Будет сделано, Ваше Могущество!

Свечение исчезло…

Звёзды с укором смотрели на Сурка. Он встал, гордо отряхнулся, высморкался на лист подорожника и быстро шмыгнул в свою нору.

А на горизонте уже занималась алая заря, и что-то тревожное витало в предрассветном воздухе сказочного королевства…

 

 

 

Утро, которое не могло быть добрым…

 

Кто-то тряс Норвилла за плечо и звал по имени. Но он никак не мог понять, где он и что от него хотят? Ко всему прочему он был ещё и пьян. Это осознание пришло не сразу, оно долго блуждало в глубинах нетрезвого и не проснувшегося сознания.

– Господин Норвилл! Господин расследователь по чрезвычайным происшествиям в сказочном королевстве! Господин Норвилл!..

Перед его лицом стоял начальник тюрьмы Цак и тряс его за плечо.

– Где я? – простонал Норвилл.

– Вы в тюрьме сказочного королевства.

– В тюрьме?

– Да, господин Норвилл, вы – в тюрьме.

– Что я натворил?

– Вы пришли на работу…

– Что?..

Норвилл беспомощно осмотрелся, с трудом узнавая кабинет господина Цака.

– Как я сюда попал?

Цак помог ему подняться из груды папок, под которыми он был погребён.

– Я думал, с вами что-то случилось, господин Норвилл, когда нашёл вас здесь, на полу, заваленным делами о преступлениях и нарушениях в сказочном королевстве.

Норвилл с трудом сотворил заклятие, снял им опьянение, и мгновенная боль ударила ему в голову. Это был побочный эффект от данного заклинания. Он замычал, зажав виски ладонями.

Цак отошёл в сторону, поднял с пола бутылку, повертел её в руках, оглушительно, для Норвилла, изъял пробку, понюхал и изрёк:

– Чача!

– Да, вчера было холодно, и один из охранников предложил погреться согревающим напитком. Я думал, он принесёт чай, а он принёс… Я был не против – и вот результат!

Норвилл мучительно сжимал голову, которая, казалось, сейчас взорвётся.

Цак открыл шкафчик, пошуршал там, потом что-то куда-то полилось, и перед носом у Норвилла появился гранёный стакан с мутной жидкостью.

– Вот, выпейте! Сразу полегчает, – сказал Цак, вкладывая стакан в руку Норвилла.

– Это что? Какая-то волшебная настойка?

– Лучше! Это – рассол. Пейте смело…

 

 

Матушка Гусыня, котятки и Создатель…

 

Следующее утро было не менее тяжёлое, холодное и туманное. Казалось, что Луна так и не нашла спрятавшееся за холмами Солнце. И теперь на бледном небе, пробиваясь сквозь мутную пелену облаков, светил какой-то печальный блин.

 

Норвилл подошёл к домику номер два, стоящему немного особняком в Цветочном переулке. Поёжился от утреннего холода, выплюнул листик мяты и позвонил в дверной колокольчик. После небольшой паузы замок щёлкнул, и на пороге появилась молодая женщина.

– Доброе утро! Меня зовут Норвилл, я – расследователь по чрезвычайным происшествиям в сказочном королевстве.

Женщина покосилась на его зелёные рукава, посмотрела по сторонам и спросила:

– Вы – к Красной Шапочке?

– Да, у меня к ней несколько вопросов.

– Не забирайте её, ведь она у меня одна помощница, – голос женщины задрожал, и в глазах её заблестели слёзы.

– Я не имею намерения арестовывать вашу дочь, у меня к ней всего лишь несколько вопросов! Если вы меня, конечно, впустите в дом…

– Ой, простите! Конечно, проходите, пожалуйста…

Она распахнула дверь, пропуская Норвилла внутрь. По пути украдкой промокнула глаза передником.

В доме пахло выпечкой.

– Печёте?

– Да, это моя основная сюжетная работа… А в свободное время я делаю самотканые полотна. Хотите взглянуть?

– Не откажусь, – любезно согласился Норвилл, повесив боливар на оленьи рога, которые в прихожей выполняли роль вешалки. – Как вас зовут?

– Ой, вы первый, кто об этом спросил, – и щёки её запылали румянцем. – Обычно все говорят «добрая женщина» – и всё, а вы прям имя моё спросили… Алёна Васильевна я…

И она кокетливо покрутила выбившийся из-под косынки локон.

– Очень приятно! А где ваши творения.

– Вы, господин Норвилл, такой внимательный, я вся в смущении.

– Перестаньте, мне действительно интересно.

Говоря любезности, она подвела гостя к камину, над которым висело тканое полотно, обрамлённое резной рамой. На полотне красовался портрет мужчины в кучерявом парике, по всей видимости – писателя. Мужчина задумчиво смотрел в сторону, словно обдумывая новый сюжет. Левую руку он держал на книге, правая рука с гусиным пером лежала поверх левой, образовав некое перекрестие…

– Кто это? – спросил Норвилл, продолжая рассматривать портрет.

– Создатель…

– Что-о?

– Создатель, – повторила Алёна Васильевна, – таким он являлся ко мне… во сне.

Она стушевалась, всплеснула руками и со словами: «Блиночки, у меня же пирог горит!» – убежала на кухню.

Из кухни она выкрикнула:

– Комната Марты выше, поднимитесь по лесенке…

– Марты?

На пороге кухни появилась Алёна Васильевна, вытирая руки о передник.

– Марта, а что? Вы думали, её зовут Красная Шапочка?

– Собственно, да…

– А вот, собственно, и нет! У нас у всех есть имена! Создатель, может, забыл про такую мелочь, но я помню…

– Простите, я не хотел вас обидеть!

– Что вы, господин Норвилл, я не обижаюсь! Я уже привыкла. Хотите, я покажу ещё свои работы? «Котятки» и «Тётушка Гусыня», на мой взгляд, получились неплохо…

– Чуть позже. У меня к вам ещё есть вопрос. Вы не возражаете?

И Норвилл присел за стол, укрытый белой скатертью, в центре которого стояла небольшая ваза с цветами. Хозяйка подвинула стул и села рядом.

– Объясните мне: почему бабушка Красной Шапочки – это её сестра?

Алёна Васильевна опустила глаза к дощатому полу и сказала:

– Я знаю, что это противозаконно… Дело в том, что я несколько раз принимала молодильные яблочки. Поймите: все хозяйство на мне, кручусь как белка в колесе. Мне стареть нельзя! А Еве я про яблоки не говорила, они ведь в нашей сюжетной линии запрещены и…

– Кому? Кому вы не говорили? – удивлённо переспросил Норвилл.

– Еве! Это моя первая дочь, она же сейчас бабушка Красной Шапочки…

– Её зовут Ева?

– Да.

– Хм, волк-искуситель каждый раз обманывает Еву… – задумчиво произнёс Норвилл.

– Ой, блиночки! А я об этом даже не подумала…

– А кто так назвал ребёнка?

– Я назвала.

Норвилл открыл папку, сделал несколько записей и спросил:

– Кто является отцом ребёнка?

Алёна Васильевна опять зарделась щеками, встала и, сказав: «Создатель!» – убежала на кухню.

Норвилл, оставшись в одиночестве, посмотрел на портрет, висящий над камином, подумал, вздохнул и всё же записал слова матери Красной Шапочки в дело. Потом закрыл папку, встал, поправил скатерть, зачем-то понюхал цветы в вазе и направился к лесенке, ведущей на второй этаж домика.

 

 

Красная Шапочка

 

Дверь в комнату Красной Шапочки была приоткрыта. Норвилл постучал.

– Марта, доброе утро! Меня зовут Норвилл, я – расследователь…

– Не продолжайте, я всё знаю!

– Можно войти?

– Да, проходите.

Норвилл открыл дверь и вошёл в комнату.

В комнате царил лёгкий полумрак, небольшое окно было зашторено, кровать с балдахином, обычный стол, на столе светился шар для удалённого общения. Рядом со столом, на стене, размашистым почерком было написано:

«Нет судьбы кроме той, что нам навязали!»

Красная Шапочка сидела на стуле, по-турецки поджав босые ноги. Чёрный джинсовый комбинезон с закатанными штанинами, надетый на белую кофточку, был её нарядом. А на голове – чёрная вязаная шапочка.

– Привет, расследователь Норвилл.

– Здравствуй, Марта!

– Вдвойне приятно, что зовёте меня по имени, а не как все…

– У меня к тебе несколько вопросов.

– Не утруждайтесь. Берите стул и садитесь рядом.

Норвилл поискал стул, не нашёл, взял низенькую деревянную табуретку и присел рядом с Красной Шапочкой.

– Я про вас всё знаю, господин расследователь третьего уровня. Вы – из семьи гномов. Мать оставила вас в малолетнем возрасте, сбежав с карликом, шпрехшталмейстером из гастролирующего цирка. Ваш отец Франц вырастил вас. Когда вы достигли семилетнего возраста, отец отдал вас в школу волшебников. По окончании вы поступили на службу к «Зелёным рукавам». Несколько дней назад получили своё первое дело и повышение в сто семьдесят пять сантиметров. Кстати, пять сантиметров вам недодали…

– Эту информацию вы «прошарили»?

– Шар удалённого общения здесь ни при чём! Это и так видно.

– Я не про рост, а про моё досье.

– Нет, не в шаре, а в сети!

– В сети?

– Все шары удалённого общения находятся в одной сети. И тем самым я могу общаться как с одним, так и с несколькими пользователями и даже – за пределами нашего сказочного королевства.

– Я и не подозревал, что эта сеть так могущественна…

– Так что, господин Норвилл, задавайте свои вопросы.

Норвилл совсем не так представлял себе этот разговор. И сейчас ему нужно было собраться с мыслями. Он поднял голову, и его взгляд упёрся в надпись на стене.

– Поясни мне, что означает эта фраза: «Нет судьбы кроме той, что нам навязали!»

– О-о-о! Зрите в корень! Предупреждаю: обратного пути не будет!..

– Что, всё настолько серьёзно?

– Более чем! После того, ЧТО я вам скажу, привычный мир для вас исчезнет навсегда.

Так что выбирайте: счастливое неведение или несчастное знание?

Красная Шапочка вытянула две руки:

– Выбирайте!

– А что в какой руке? – улыбаясь, спросил Норвилл.

– Правая – знание, левая – незнание! Готовы выбрать? Я сейчас прямо как Морфеус!

– Как кто? – не понимая, о чём говорит Красная Шапочка, спросил Норвилл.

– Не обращайте внимания, это сетевой сленг. Вы готовы сделать выбор?

– Прежде чем я сделаю выбор, можно ещё вопрос?

– Валяйте!

– Ты намеренно сменила имидж?

– Да. Я сожгла тот старый красный ненавистный чепец! А за ним – дурацкое платьице и деревянные уродские башмаки… Ещё есть вопросы?!

– Вопросов больше нет. Я готов сделать выбор!

Норвилл коснулся её правой руки.

Красная Шапочка хмыкнула. Почесала розовую пятку и начала:

– Сначала была белая тишина, затем появилось слово, и слово это было написано. Чёрным по белому легли слова, они, в свою очередь, образовали предложения, предложения создали историю, история стала для нас реальностью. Так появился наш мир, и год за годом мы жили в той истории, которую написал Создатель. Сначала всё было весело и непринуждённо. С годами начались проблемы… Наш мир стал меняться, причём не в лучшую сторону. Он начал множиться и изменяться, основные сюжетные линии начали разветвляться, иногда даже создавая зеркальные копии или даже новые сюжеты. Персонажи стали перемещаться из одной сюжетной линии в другую, это привело к созданию новых сказочных локаций и даже миров. Эти миры могли быть связаны с нашим, а могли быть полностью обособленными. Вот тут-то и начали проявляться путаница и сюжетные нестыковки.

Красная Шапочка на секунду задумалась, хмуря брови, потом стрельнула хитрым взглядом на Норвилла и продолжила свой рассказ:

– Чтобы исправить положение, было срочно организовано сказочное управление по чрезвычайным происшествиям, получившее название «Зелёные рукава». Волшебники и маги этого управления создали «Волну отката», которая каждый раз возвращает сюжет в исходное состояние. Но иногда случались сбои. Тогда появились расследователи, которые выискивали причину, а маги устраняли сбой. Потом в управлении произошли сокращения. Теперь в сказочном королевстве исправлением ошибок и ликвидацией сбоев занимается только верховный маг, или, как его принято называть, Могущество. Но сбоев становилось всё больше и больше. «Волна отката» сменила свой цикличный ритм, и это сразу повлияло на весь сказочный мир. Появились вещи и сюжеты, которые «не откатывались», в сказочный мир пришла несказочная техника, которая действует по совершенно другим законам. Да что говорить! В сказочном королевстве даже появилась улица красных фонарей…

– Что?! – удивлённо воскликнул Норвилл.

– Да-да, именно так: улица красных фонарей. Эта информация постыдно скрывается.

Можно взять любого персонажа сказочной страны и… с ним или даже с ними можно делать всё что угодно.

– Как это?

– Вот так! Приходят ОНИ и выбирают – по своему усмотрению. Вот смотрите.

Красная Шапочка провела по шару, и он стал синим. Затем она подвязала к треноге, на которой стоял шар, шерстяную нить от клубочка – и на экране сразу появилась светящаяся точка. Красная Шапочка подвинула клубок, и точка повторила её движение.

– Что это за приспособление? – спросил Норвилл, внимательно наблюдая за действиями Красной Шапочки.

– Это клубочек направления. Есть голосовой вариант, но с клубочком удобнее. Вот смотрите, ещё какая приблуда!

Красная Шапочка нажала на клубок, и шар удалённого общения сморгнул. Светящаяся точка покатилась вправо, потом – влево…

– Сейчас… подгрузится…

И Красная Шапочка нетерпеливо постучала ногтями по столу. Шар опять сморгнул, высветлив какую-то таблицу.

– Это – Volkov Commander, операционная система. Производитель – Великий Гудвин, – пояснила Красная Шапочка и задвигала клубочком.

Выбрав в таблице нужную строку, она дважды нажала на клубок, и шар выдал другую картинку.

– А это «yet another indexer». В строку в жёлтом прямоугольнике можно ввести имя любого жителя сказочного королевства, и вы получите информацию о нём. Вот, например: Красная Шапочка…

Новое движение клубком – и в шаре появилась консоль с алфавитом. Красная Шапочка стала наводить на нужную ей букву световую точку и нажимать на клубочек. Выбранные буквы тут же появлялись в строке поисковика, и так продолжалось до тех пор, пока она не набрала всё слово.

– Вот, смотрите!

Шар сморгнул и выдал: «Красная Шапочка» (фр. Le Petit Chaperon rouge; нем. Rotkäppchen) – народная европейская сказка с сюжетом о маленькой девочке, повстречавшей волка…

– Ещё и картинки есть…

Красная Шапочка недовольно рассматривала рисунки со своим изображением. Потом скривила недовольную гримасу и сказала:

– Ну ведь совсем на меня не похоже!

Норвилл ещё раз пробежался глазами по тексту.

– И так написано про всех?

– Да. Про кого-то – больше, про кого-то – меньше. Если хотите прочитать всю сказочную историю об этом персонаже – пожалуйста! Нажимаете вот здесь и читаете. Хотите взять персонажа? Не вопрос: в сказочном королевстве, на улице красных фонарей, он ждёт. Некоторые даже не требуют оплаты!

– Но это же не настоящие жители! Это некие подобия, зеркальные копии…

– Однако тех, кто берёт персонажей, это вполне устраивает.

Норвилл вскочил с табуретки и зашагал по комнате. Потом он остановился и спросил:

– Зачем это ИМ нужно? И кто ОНИ такие?!

– Поймите, на все вопросы я не смогу ответить!.. Появилось много параллельных сюжетов, сюжетов с альтернативными концовками, отдельные истории с одним или несколькими персонажами и так далее, и так далее, и так далее… Зачем это нужно и кто это делает – я не знаю.

– Почему персонажи помнят всё, что с ними происходило все эти годы?

– Скорее всего, это сбой или недочёт Создателя. Я знаю, что недовольство персонажей растёт! В девяноста случаев из ста сюжеты идут с большой натяжкой, а во многих сюжетных линиях – вообще откровенные сбои.

Норвилл сдавил виски, головная боль, мучившая его вчера, вернулась.

– А если попробовать связаться с Создателем? – выдавил Норвилл, превозмогая пульсирующую боль.

– Ау, Норвилл! Создатель давно умер!

 

…Норвилл вышел из домика, забыв боливар на оленьих рогах. Плохо понимая, куда он идёт, Норвилл дошёл до сорок второй сосны, миновал поляну, повернул налево. Возле густо цветущего куста можжевельника его стошнило.

 

Бунт в сказочном королевстве

 

Лёжа на холме, волшебник третьего уровня Норвилл глядел в бесконечное синее небо. И его мысли с каждой секундой обретали хрустальность и ясность. Кусочки разрозненного пазла стали понемногу складываться в единую картинку.

Расследователь по чрезвычайным происшествиям в сказочном королевстве встал и направился обратно к домику Красной Шапочки: у него появились дополнительные вопросы, на которые срочно нужны были ответы!

Вдруг вдалеке послышался какой-то шум, очень похожий на выстрел пушки. Норвилл остановился и стал всматриваться в ту сторону, откуда донёсся звук. С холма был хорошо виден королевский замок и вся прилегающая сказочная территория. Густой чёрный дым появился из центра архитектурного ансамбля королевского замка и чёрным рукавом пополз к небу. Ещё один выстрел, но уже чуть тише, донёсся до холма. Затем зачастила дробь ружейных выстрелов – и всё смолкло.

Норвилл, забыв про вопросы и боливар, опрометью рванул к замку.

 

В сказочном королевстве творилось что-то невообразимое: здание парламента пылало, все куда-то бежали, что-то несли, где-то в районе казарм грохнул ещё один взрыв. Королевские гвардейцы, подгоняемые офицером в большой треуголке с цветастым пером, срочно организовывали оцепление дворца.

В воздухе носился запах мятежа и гари.

Мирные жители начали собираться на центральной площади. Словно получив неведомый сигнал, колонны серьёзно настроенных граждан, подняв плакаты и скандируя: «Мы можем быть свободны! Мы можем быть свободны!» – двинулись ко дворцу.

Гвардейцы встретили народное движение ощетинившимися пиками и плотно прижатыми щитами. В них полетели заранее припасённые камни и бутылки с зажигательной смесью. Раздались выстрелы. Несколько солдат упало, строй дрогнул, гвардейцы начали отступать.

И в этот момент из-за сторожевой башни вылетел дракон, своей огромной тенью накрыв бесчинствующие массы. Чудище растопырило перепончатые крылья, раззявило пасть и выпустило тугую струю огненной желчи! Толпа истошно взвыла, запахло горелым мясом. Давя друг друга, все бросились прочь.

Норвилла подхватила волна обезумевших граждан и понесла, стремительно вращая в водовороте тел. Плотно сжатый телами, он не мог вздохнуть, удушливая гарь жгла носоглотку, пот заливал глаза. Норвилл чувствовал, что ещё секунда – и он потеряет сознание. Собравшись с мыслями, он создал вокруг себя силовой пузырь, который дал возможность вздохнуть.

Однако Норвилл не учёл, что магический пузырь будет движим бегущими. И, закрутившись в пузыре, как белка в колесе, волшебник покатился дальше вместе с обезумевшей от страха толпой.

Дракон взмахнул крыльями, подлетая ближе к бегущим, и изрыгнул очередную порцию огненной желчи. Норвилл почувствовал, что стенки силового пузыря не выдержат этого адского пламени. Пузырь зазвенел, словно натянутая тетива, и лопнул. Кувыркаясь в воздухе, Норвилл выкрикнул комбо-заклятие и упал на мостовую, обхватив голову руками, сжавшись в ожидании смертоносного жара.

Но заклятье холода сделало своё дело. От соприкосновения льда и пламени поднялся туман. Все звуки стихли, пробиваясь словно через вату. Это означало, что сработало и замедление времени. Норвилл поднял голову и увидел белёсую завесу, в которой повисли куски гари и пепла. Лёд, превращаясь в пар, шипел и улетучивался.

Люди, как в замедленной киносъёмке, разбегались от пылающей кареты, которую несли обезумевшие от страха и боли лошади. Заклятие истекало, и нужно было бежать, но Норвилл в этой нечеловеческой давильне не мог оторвать взгляд от беззащитной фигурки маленькой девочки. Она смотрела на летящую прямо на неё карету, и слёзы страха застыли в широко раскрытых детских глазах. Используя последние секунды замедления, Норвилл метнулся, схватил ребёнка и бросился к углу здания, стараясь укрыться от огненной кареты. Заклятье прошло, словно его и не существовало. Грохот и вопли толпы оглушили Норвилла.

Лошади, уклоняясь от столкновения с домом, резко повернули, и пылающая карета врезалась в стену, от удара разлетевшись на тысячу горячих обломков, освобождая лошадей от адской участи. С крыши посыпалась черепица, а пламя неистово и жадно лизнуло укрывший Норвилла и ребёнка каменный угол здания.

Выхватив табельную волшебную палочку, Норвилл выскочил из-за угла и, не раздумывая, всадил три заряда в массивное тело дракона, изрыгающего огненную желчь на толпы бегущих. Заряды угодили в цель. Дракон взвыл, его мотнуло в сторону, и, теряя высоту, он стал падать.

С воем и дымным шлейфом чудовище пронеслось над улицами города. Влетев в акваторию королевского порта, дракон попытался остановить своё стремительное падение, инстинктивно уклоняясь от частокола корабельных мачт. Сказочная рептилия задрала голову, а её чешуйчатый хвост опустился вниз, тормозя об воду. Тело почти вертикально поднялось, падение стало замедляться.

Но в этот момент дракон налетел на пришвартованные к пирсу суда. Он разнёс их в щепки и напоролся на грот-мачту королевского фрегата, сломавшуюся и пронзившую его чешуйчатое брюхо. Дракон истошно завизжал, затрепыхался, насаженный на мачту, как бабочка на иглу энтомолога. Желчь, огненно фонтанируя во все стороны, зажгла фрегат и содержимое его трюмов. Бочки с вином и порохом взорвались, разметав дракона в клочья. Подобно «греческому огню» желчь подожгла море, и оно, пылая, стало пожирать обломки кораблей и массивный деревянный пирс.

 

…К вечеру всё улеглось. Был введён комендантский час, и всё сказочное королевство притаилось в ожидании новых событий.

 

 

Цак

 

Норвилл подошёл к зданию сказочной королевской тюрьмы. Оно уродливой чёрной тушей громоздилось на фоне багрово-алого заката. Мост через ров был опущен, огромная стальная дверь открыта, охраны нет, как, собственно, и света. Глазницы окон были темны и безжизненны, и казалось, что свет навсегда покинул это мрачное место.

Создав световой пузырь, Норвилл вошёл с ним в зловещий мрак. Тюремный коридор, словно мифическое существо, раскрывшее тысячи голодных ртов, раззявилось на Норвилла распахнутыми настежь дверьми камер. Замки на них были сбиты и валялись подле. Но некоторые камеры были открыты ключом, и замки, ранее запиравшие двери, были аккуратно повешены рядом. И тот, кто это проделывал, явно не торопился…

Под ногой у Норвилла что-то хрустнуло, он остановился и посмотрел вниз. В свете магического пузыря его взору предстал тюремный мусор, в большом количестве разбросанный по каменному полу. Тут и там валялись какие-то тряпки, иногда попадались разорванные матрасы, из которых лезла наружу соломенная требуха. Железные ложки, мятые кружки, обломки чего-то деревянного и даже несколько человеческих костей, запутавшихся в кусках ржавых цепей.

Норвилл заблудился. Он пытался вспомнить дорогу к кабинету мистера Цака, но всё было тщетно: лабиринт тюремных коридоров, переходов и ярусов полностью поглотил расследователя по чрезвычайным происшествиям третьего уровня…

– И ни одной живой души, – сказал Норвилл.

Рядом что-то зашуршало. Он осмотрелся и возле рваного матраса приметил толстую крысу, которая чёрными бусинками глаз смотрела на него, теребя в лапках какую-то ветошь.

– Приветствую тебя, дитя подземелий! – сказал расследователь, обращаясь к крысе. – Не соблаговолите ли вы показать мне дорогу к кабинету мистера Цака, хорошо известного вам как начальника этой тюрьмы?

Крыса понюхала сырой казематный воздух, потом кивнула и, смешно подпрыгивая, побежала в сторону узкого коридора.

«Надеюсь, что я не просто иду за толстой тюремной крысой, которая бежит по своим делам. Хочется верить, что она действительно приведёт меня к кабинету мистера Цака», – думал Норвилл, следуя за розовым крысиным хвостом.

Пройдя немыслимое количество лестниц, коридоров и переходов, они подошли к большой массивной двери.

– О, благодарю вас, прекрасное создание! Что я могу сделать для вас, чтобы отплатить вам за оказанную услугу?

Но выяснить это не удалось, так как дверь раскрылась и на пороге появился сам мистер Цак с фонарём в руке. Увидев Норвилла, он вздрогнул и отступил назад. Крыса отскочила в сторону, а затем резво, несмотря на свою полноту, юркнула за дверь, пользуясь замешательством мистера Цака.

– Господин Норвилл?! Как вы меня напугали…

– Мистер Цак?! Собственно говоря, я не ожидал увидеть вас здесь. Что произошло? Где все заключенные?

– Э-э-э, – замялся Цак, – как видите – сбежали… Предлагаю пойти на свежий воздух и обсудить всё там. Тем более что здесь небезопасно…

И Цак сделал приглашающий жест в сторону одного из коридоров.

– Подождите, мистер Цак! Давайте зайдём в кабинет и там обстоятельно поговорим!

Цак вздохнул, приоткрыл дверь и сказал:

– Прошу в мой кабинет…

Норвилл перешагнул порог и в изумлении замер: в кабинете за турбостолом сидел такой же Цак! Только он был в тюремной робе и перебирал какие-то бумаги.

В ту же секунду Цак, который был позади расследователя, со всего размаха опустил ему фонарь на голову. Магический световой пузырь лопнул, высвобождая поток света и воздуха. Свечи в кабинете моргнули и погасли. Фонарь от удара об голову потух, погрузив сознание Норвилла во мрак беспамятства, а кабинет – во тьму…

 

Сначала в липком мареве возвратившегося сознания Норвилла прозвучало слово, и слово это было «Цак». Оно отдавалось болью в висках. Затем появился свет – и Норвилл с трудом разлепил веки, склеенные засохшей кровью. Открыв глаза, он пытался, понять, что произошло. Боль в затылке бестактно напомнила о происшедшем, а слово «Цак» опять отдалось болью в висках.

– Цак! Ты идиот! Зачем ты его не убил?!

– Цак, это ты – идиот! Я не хочу его убивать! С меня уже хватит, довольно!!!

– Смотри! Он открыл глаза!..

Оба Цака воззрились на привязанного к стулу Норвилла.

– Господин Норвилл, вы очнулись? – улыбаясь, сказал Цак – начальник тюрьмы.

Норвилл попытался что-то сказать, но понял, что рот его завязан.

– О, прошу прошения: вы не можете ответить. Я связал вам руки и завязал рот, чтобы вы не воспользовались вашими магическими штучками… А ведь я давал вам шанс уйти…

– Цак, хватит с ним сюсюкать! Давай я пришью его – и всё!!!

– Замолчи, Цак! Дело в том, что у тебя никогда не было мозгов!..

– Я…

– Цак!

Цак в серой робе, играя желваками, замолчал.

– Мы сделаем вот что: я принесу воды, чтобы смыть кровь с его лица, а ты будешь сидеть тихо и не притронешься к нему даже пальцем! Понял?

Цак, который был начальником тюрьмы, вышел, оставив Норвилла наедине с Цаком.

Когда дверь закрылась, тот, что был в серой тюремной робе, подошёл к Норвиллу и демонстративно потыкал его пальцем.

– И что? – крикнул он, глядя на закрытую дверь.

Потом он наклонился к уху расследователя и, жарко дыша, зашептал:

– Я уже завёл «адскую машину» и выставил на ней время – так, чтобы мы с Цаком успели уйти как можно дальше. И когда мы будем на достаточном расстоянии и обеспечим себе алиби, она…

Он посмотрел Норвиллу в глаза и спросил:

– Как ты думаешь, что она сделает?

И в этот миг лицо Цака словно поставили на паузу. Он, не моргая, уставился на Норвилла. Пауза затянулась. Казалось, Цак забыл, что именно «адская машина» должна сделать. Потом он моргнул и продолжил:

– Да можешь не отвечать, она взорвётся! И разнесёт эту вонючую тюрьму в труху. Знаешь, что будет потом?

Он опять подождал.

– А я скажу: больше не будет всех этих дел и преступлений, которые у нас у всех вот здесь!..

Цак выразительно похлопал себя по загривку.

– …И все без исключения станут свободными, и мы сможем начать СВОЮ новую жизнь!..

А потом мы доберёмся и до вас, «Зелёные рукава»! До всех доберёмся…

Он отошёл к столопроводу, подпрыгнул и ловко сел на зелёное сукно столешницы, недобро глядя на Норвилла, сделал движение руками, имитирующее взрыв:

– Бум!..

Дверь отворилась, и вошёл начальник тюрьмы Цак. Он принёс железную миску с водой и кусок тряпки, которая, по всей вероятности, когда-то была наволочкой. Цак посмотрел на свою точную копию в тюремной робе, потом на Норвилла. Подойдя к расследователю, обмакнул рваный кусок тряпки в миску и начал обмывать засохшую на его лице кровь.

– Зря вы пришли сюда. Вы мне симпатичны, и я не хочу вас убивать. Но обстоятельства, увы, против нас, и они диктуют мне сделать всё иначе… Я оставлю вас здесь, отдавая вашу жизнь на волю случая. Если вас найдут, то вы будете жить… Если же события сложатся иначе… То, поверьте, я не желал вам зла! Вы стали случайным свидетелем, а свидетели нам не нужны…

Он отошёл в сторону, отжимая тряпку.

– Бум! – тихо, но с садистской улыбкой повторил Цак в робе.

– Что? – спросил Цак, повернувшись на голос.

– Цак, нам пора! Скоро проснётся тот самый, всем хорошо знакомый великан.

– Да, кстати, господин Норвилл, это то обстоятельство, которое будет работать против вас…

Начальник тюрьмы виновато отвернулся, затем, чуть понизив голос, спросил у своего двойника в робе:

– Цак, ты ВСЁ взял?

– Я ничего не забыл! Нам нужно идти!

– Хорошо, Цак, идём.

Они взяли каждый по чёрному саквояжу, открыли дверь и, перешагнув порог, не сговариваясь обернулись.

– Желаю удачи! – сказал бывший начальник сказочной тюрьмы, а его копия в серой робе беззвучно, лишь одними губами произнесла: «Бум».

И в этот миг что-то гулко ударило в стены сказочной тюрьмы. С потолка посыпалась штукатурка, а со стеллажей полетели жёлтые папки.

– Бежим! Блендербор проснулся!!!

– Надеюсь, господин Норвилл, гибель ваша будет очень быстрой и без мучений. Не поминайте лихом!

И они хлопнули в ладоши, заставив дверь закрыться, причём на замок.

Как только они хлопнули в ладоши, свечи погасли, и Норвилл оказался в полной темноте. Блендербор снова ударил по стене своей камеры – так, что загудело всё здание и на расследователя опять посыпались папки с верхних стеллажей. Одна увесистая папка очень больно задела его травмированный затылок, и Норвилл зарычал, стараясь освободиться от пут. Злость прибавила сил, и он начал раскачивать стул, к которому был привязан. Амплитуда раскачиваний всё усиливалась и усиливалась, до тех пор пока стул не упал на пол. Блендербор саданул что было сил, и Норвилла погребла под собой лавина папок и бумаг, обрушившихся со стеллажей.

«Как глупо! – подумал он. – Как глупо вот так погибнуть… под папками и бумагами, тупо задохнувшись пылью…»

 

 

 

«Machine infernale»

 

Вдруг Норвилл услышал шуршание рядом и ощутил, что верёвки, стягивающие его ноги, ослабли. Кто-то, сопя и пыхтя, начал развязывать верёвки, опутывающие его руки. Как только путы ослабли – настолько, что Норвилл смог высвободить руки, он, подобно ныряльщику, поднимающемуся из глубины, вынырнул из бумажной толщи за живительным глотком свежего воздуха.

Разбросав бумаги и папки, он сорвал повязку-кляп, затыкающую ему рот, и жадно вдохнул спасительный воздух. Упав на кучу бумаг, под которой только что был погребён, Норвилл, часто дыша, начал усердно отпихивать ногами стул, который, словно спрут, продолжал ещё удерживать его щупальцами верёвок.

Надышавшись и придя в себя, Норвилл создал световой пузырь и осмотрелся. Рядом, умываясь, сидела уже хорошо знакомая ему толстая крыса.

– Так это ты меня освободила?

Крыса кивнула, щурясь от света пузыря.

– Дитя казематов, теперь я у тебя в дол…

Договорить Норвилл не успел: жахнуло так, что заскрипел и повалился один из стеллажей.

– Бежим! – крикнул Норвилл, вскакивая на ноги и бросаясь к двери.

Но очередной удар великана Блендербора в стену сказочной тюрьмы свалил ещё несколько стеллажей, один из которых рухнул на расследователя.

«Когда же всё это закончится!» – думал он, пытаясь выбраться из-под стеллажа.

– Господин Норвилл! Простите, что отвлекаю…

Расследователь Норвилл замер, уставившись на склонившегося над ним Цака.

– Мистер Цак?!

– Он – и не он. Ну, в общем, вы правы, сейчас нет времени на дискуссии по этому поводу. Я только хочу сказать про «адскую машину». Machine infernale, как говорят французы. Это механизм, предназначенный для уничтожения предательским образом людей или причинения разного рода разрушений. Может быть оснащён часовым механизмом для взрыва в заранее назначенное время. Идея его была заимствована из военного и минного дела, где стали применяться новейшие взрывчатые вещества чудовищной силы, в особенности пироксилин и динамит.

– К чему вы это говорите?

– Не перебивайте! У вас мало времени! Великан Блендербор…

И, словно услышав своё имя, Блендербор опять саданул в стену.

– Почему он не сломает дверь? – спросил Норвилл, когда папки перестали падать.

– Потому что у него нет двери: он замурован в тюрьму. Его подвергли заклятию долгого сна и выстроили вокруг него тюрьму…

– Зачем?

– Господин Норвилл, не отвлекайтесь! Кто, зачем, почему… Обо всём этом потом! Блендербор…

Опять грохнуло. Цак пожевал губами и продолжил:

– Блендербор…

На этот раз упавший стеллаж задел световой пузырь, и тот, оглушительно лопнув, погрузил кабинет в темноту. Норвилл опять создал световой пузырь. Осмотрелся и, не найдя Цака, начал выбираться из-под упавшего на него стеллажа.

– Господин Норвилл!

– Создатель всего сущего! Лучше помогите мне!

И расследователь с рычанием перевернул стеллаж, выбираясь из-под него.

– Господин Норвилл, к Блендербору есть тайный ход из моего кабинета. Его сон постоянно контролировался, и, если требовалось, я добавлял снадобья. Так что…

Норвилл опять осмотрелся, но Цака нигде не было.

– Мистер Цак! – позвал Норвилл.

Но временная тишина, которую подарил Блендербор, была ответом ему.

– Что за бесовщина? Есть тайный ход – но я не знаю, где он; есть «адская машина» – но я не знаю, где она; есть возможность в этом разобраться – но на это катастрофически не хватает времени. Время, время… Вот на что намекал Цак! Часы! В адской машине стоят часы…

Норвилл размышлял вслух и, произнеся слово «часы», почувствовал, что к ноге прижалось что-то живое и тёплое. Он посмотрел вниз. Дитя подземелий смотрело на него бусинками глаз и ждало, что же будет дальше.

– Нам нужно срочно найти эту чёртову машину! Объяснять времени нет, и поэтому я прошу тебя довериться мне.

Крыса вновь выразительно кивнула.

– Ненавижу это заклинание!!! – Норвилл вздохнул, нагнулся, взял крысу за кончик её розового хвоста и прошептал заклинание.

Для Норвилла окружающий мир сразу изменился, лавина запахов и звуков обрушилась на него. Теперь он видел, слышал и чувствовал всё, что видела, слышала и чувствовала крыса.

Расследователь третьего уровня сосредоточился на тиканье часов. Ага, вот… Большие напольные часы в кабинете мистера Цака хрипло отсчитывали секунды. Видимо, от одного из ударов Блендербора они упали, но механизм работал. «Жаль, лучше бы они сломались… Мне нужен звук небольших часов», – подумал Норвилл. Он слышал крысиными ушами уйму звуков, но вот тиканья часового механизма в адской машине никак не мог уловить. Понюхав воздух, почувствовал свой запах, запах крысы и многообразный запах пыли.

«Зачем я нюхаю воздух, я всё равно не знаю, как пахнет пироксилин или динамит… Так, стоп, а это что за тиканье?!»

Еле слышно под грудой папок и бумаг отстукивал секунды часовой механизм. Он тикал ровненько, этот звук практически сливался с хриплым ходом упавших часов. Норвилл подтолкнул крысу и, не отпуская её хвоста, согнувшись пополам, словно от радикулита, пошёл на звук адских часов.

Одной рукой удерживая крысиный хвост, другой раскидывая папки и бумаги, Норвилл начал откапывать бомбу. Тиканье было всё явственней и громче. Вот его рука коснулась чего-то твёрдого…

Норвилл, не отпуская хвост, словно спасительную нить, свободной рукой раскидал бумажный завал и извлёк на свет большой чёрный чемодан.

И в этот момент грохнуло так сильно, что Норвилл выпустил хвост… Резкая стреляющая боль саданула ему в зубы.

– Ненавижу это заклинание… – рычал Норвилл, сжимая подбородок руками. – Ненавижу этого великана!..

 

Глаз слезился, зубы ныли, бомба тикала…

– Собраться с мыслями, срочно собраться с мыслями… – повторял расследователь третьего уровня. – Так, я хватаю бомбу и бегу, бегу прочь из тюрьмы, выбрасываю адскую машину, например, в ров… Дверь закрыта! Нужно открыть дверь и… А-а-а!!!

Резкая боль в ноге пресекла его лихорадочные поиски нужного решения: это крыса неожиданно вцепилась зубами в Норвилла.

– А-а-а! Ты что?!

Толстая крыса не ответила, а побежала куда-то во мрак бумажно-стеллажного бардака. Укус вывел расследователя из истерического тупика, и он, подхватив чемодан, помчался вслед за серой толстушкой. Световой пузырь качнулся и поплыл следом. Перелезая через упавшие стеллажи, скользя на листах бумаги и запинаясь о папки с делами, Норвилл старался не упускать из виду бегущую крысу.

 

 

 

 

Большой «Бум»

 

Во мраке обозначился тёмный проём, а затем послышались гулкие голоса. Разобрать, что они говорят, было сложно. Похоже, кто-то спорил.

Это был тот самый тайный проход, о котором говорил Цак. По всей видимости, стеллаж, который закрывал его, был на полозьях, и от падения на него другого стеллажа просто отъехал в сторону, делая тайное явным.

Винтовая лестница вела наверх. Норвилл начал подниматься, вслушиваясь в голоса, которые становились всё громче и внятнее.

– А я говорю, надо…

– А я и не спорю, что надо! Я говорю, что нужно продолжать!

– И чего мы тогда опять спорим?

– Надо бить по стене, пока она не сломается.

– Я предлагал бить сильнее!

– А мы и так сильно бьём!

– Нет, не сильно!

– А я говорю, надо сильней!

– А я говорю…

Норвилл вспомнил лекции по великановедению. Блендербор – самый крупный великан в сказочном королевстве. Был сражён Джеком – покорителем великанов, который воспользовался тем, что головы начали спорить друг с другом, и одним махом отрубил их. Вот тогда-то у великана и снесло «башню»: он стал полностью нарушать все сюжетные линии. И при этом он находился в постоянном психическом расстройстве, причём помноженном на две головы. Решением Могущества он был негласно отправлен в тюрьму сказочного королевства на исправительные работы.

Его сказочно-сюжетную линию стал проживать другой великан. Заменил Блендербора брат Кармарана, Кабыргай – рыжий, низкорослый, но зато покладистый и спокойный. Он ходит на котурнах, носит фальшивую голову, и все называют его Блендербором. А про настоящего Блендербора всем жителям сказочного королевства строжайше запрещено даже думать, не то что говорить…

Ещё один виток – и лестница тайного хода вывела Норвилла на небольшую открытую площадку. Вид с неё открывался на огромный каменный колодец, на дне которого сидел Блендербор. Колодец заканчивался с одной стороны клочком голубого неба, который виднелся сквозь толстенные прутья решётки, а с другой – каменным полом. К этому полу, по-видимому, и был изначально прикован великан, о чём свидетельствовали огромные кандалы и цепи, которые теперь валялись поодаль. Вонь стояла нестерпимая: великан давненько не мылся.

Площадка, на которой находился Норвилл, была высоко. Скорее всего, она была смотровой, отсюда наблюдали за великаном. Наверняка где-то внизу была ещё дверь, а может – и не одна.

– Бить-колотить! – сказала лохматая голова.

– Бить-колотить, пока не сломаем! – ответила плешивая.

Великан решительно поднялся, сразу став значительно ближе к Норвиллу, и размахнулся.

– Стой! – крикнул Норвилл. – Именем Могущества я пришёл сюда, чтобы освободить тебя!

Блендербор покрутил головами, увидел Норвилла и озадаченно спросил:

– Я уже стал хорошим?

– Конечно! Твой срок заключения истёк, ты можешь быть свободным!

– Я же тебе говорил, – сказала плешивая голова другой – той, что была лохматой и бородатой, – а ты ещё и не верил!..

– Сейчас выйдем, и я наемся, как Робин Бобин Барабек, – мечтательно сказала другая голова, пуская мутную нить слюны, которая тут же повисла на бороде.

– Ох как хочется человечинки!..

– Блендербор! – крикнул Норвилл, делая световой пузырь больше и ярче.

– Я именем Могущества освобождаю тебя от твоего пожизненного наказания и дарую свободу. Но, чтобы выйти из тюрьмы, тебе нужно стать меньше… И я принёс тебе… э-э… эту пилюлю!

Норвилл поднял чемодан так, чтобы Блендербор смог его увидеть.

– А что потом? Я так и останусь маленьким?

– Нет, действие пилюли кратковременное, оно позволит тебе выйти из тюрьмы, и ты вновь обретёшь свой размер.

– Я ему почему-то не верю… – громко шепнула одна голова другой.

– А что, если ты врёшь? – пророкотала другая голова, глядя из-под густых бровей на Норвилла и тряся слюнявой бородой.

– Посмотри, в самом низу есть дверь, она небольшая, поищи её! – и Норвилл указал рукой на дно каменного колодца.

Блендербор, кряхтя, встал на коленки и начал тыкать в основание каменистого жерла своей камеры.

– Ничего нет! – прогудел великан.

– Постучи по стенкам посильней, – сказал Норвилл и почувствовал, как по спине побежали холодные струйки пота.

Снизу донеслись гулкие удары. Опять всё затряслось. Расследователь третьего уровня Норвилл схватился за каменный выступ, чтобы не упасть вниз.

Удары стихли. И в этой томящей тишине Норвилл услышал, как громко стучит его сердце в такт часовому механизму адской машины.

– О! Есть какая-то дырочка! – воскликнул великан. – Но я туда не пролезу…

– Я и говорю, что тебе нужно принять вот эту пилюлю.

Блендербор почесал обеими руками обе головы и нехотя изрёк:

– Давай свою пилюлю…

– Открой рот и закрой глаза! – крикнул Норвилл.

– А кому открыть рот? – спросила одна из голов, поблёскивая внушительной проплешиной.

– Да какая разница! – ответила другая.

И головы раззявили рты, прикрыв каждая по одному глазу:

– А-а-а!

Зубы великан, похоже, никогда не чистил. Норвилл, преодолевая приступ тошноты, встал на край площадки и швырнул чемодан прямо в один из слюнявых ртов Блендербора.

Чемодан кувыркнулся в воздухе и, жахнув по зубам плешивой головы, влетел в раскрытую пасть.

– Мой зубик!.. – вскрикнула травмированная голова великана, прижимая руку ко рту.

– Глотай! – закричал Норвилл, бросаясь в туннель винтовой лестницы, чтобы вдохнуть свежего воздуха.

Громкий глоток, потом тишина – и крики обеих голов Блендербора:

– А когда подействует-то?

– Проклятый человечишко, выбил-таки мне этой пилюлькой зубик!

– Когда я милипизерным-то стану?

– Я его ещё и проглотил…

– Эй, ты куда пропал?!

– Если ты меня обманул, то я тебя найду и съем! А потом ещё раз съем!

– Как ты его потом ещё раз съешь?

– А вот так! Первый раз – не жуя, а потом…

Норвилл бежал прочь по винтовой лестнице, слыша, как голоса становятся всё тише и тише.

Расследователь третьего уровня вбежал в кабинет мистера Цака, произнёс заклинание и хлопнул в ладоши. Свечи не вспыхнули, но массивная дверь, щёлкнув замком и недовольно скрипнув петлями, отворилась. Световой пузырь застрял в проёме тайного хода, но света его было достаточно. Норвилл зачем-то подхватил несколько пухлых папок с делами, толстую крысу и бросился в коридор.

В этот момент что-то произошло. Сначала это походило на то, что кто-то ударил по огромной бас-бочке, а затем всё жутко содрогнулось. В этот раз упало и оторвалось всё, что до этого ещё как-то держалось.

Бомба взорвалась в желудке у Блендербора и, разорвав великана на мелкие кусочки, выплюнула его, словно из жерла пушки, в сказочно голубое небо…

 

 

С чистого листа…

 

Ведомый толстой крысой Норвилл, как пьяный, вышел из мрачного здания тюрьмы, держа в руках две папки с делами. Свежий воздух придал сил, и расследователь, зажмурившись от яркого солнца, пройдя по опущенному мосту, вышел на дорогу.

Над городом висел жёлтый дым. Королевский замок был чёрным, а из города в его направлении двигалась пестрая колонна. Норвилл и крыса остановились. Колонна приближалась, и расследователь третьего уровня разглядел белые полотна с надписями, телеги, странные, обшитые бронёй машины и множество сказочных персонажей, которые весело пели и что-то скандировали.

Обоз поравнялся с ним, и Норвилл смог рассмотреть едущих и идущих в колонне персонажей и прочитать надписи на полотняных растяжках: «Даёшь свободу!», «Наша жизнь – в наших руках!», «Долой Создателя и Могущество!», «Мы можем быть свободными, и мы будем свободны!» Растяжки с лозунгами и просто белые флаги без символики говорили о том, что теперь жизнь начинается с чистого листа.

– Мы сами – творцы своих историй! Ура-а-а-а-а! – выкрикнул Сурок, проезжающий мимо Норвилла на тачанке, и все подхватили его крик:

– Ура-а-а-а-а-а!

Лица у всех были счастливые и просветлённые. Прошествовали три поросёнка, обнявшись с волком по имени Вульфыч, у которого на бедре болтался в кобуре маузер. Поросята были в бескозырках и пулемётных лентах, а за плечами у них висели винтовки. Прошагала Алёна Васильевна в кожаной куртке, держа в руках плакат: «Теперь и я смогу управлять королевством!» Проехал обоз, на котором сидели солдаты королевской гвардии. Они пели под гармошку, а один из них, перестав петь, ткнул в Норвилла пальцем и крикнул:

– Смотрите: упившийся в зюзю зелёно-рукавчик!

Все заржали словно лошади, и кто-то кинул в Норвилла квашеной капустой, сопроводив бросок комментарием:

– Накося, закуси!

Норвилл, закрываясь от полетевшего в него капустного ошмётка, выронил пухлые папки. Все радостно заржали. На проезжающей мимо бронемашине прямо на пулемётной башне сидели тот самый Волк и помолодевшая от молодильных яблочек бабушка Красной Шапочки. Они, не обращая ни на кого внимания, страстно целовались…

В этот момент Норвилл почувствовал, что на лицо ему что-то капает, расследователь третьего уровня провёл рукой по лбу и щекам и обнаружил на ладони кровь. Он поднял голову. Сверху дождём лилась кровь.

– Товарищи! Братцы! – восторженно закричал кто-то. – Вы знаете, что это?!

Но все безмолвствовали.

– Это Создатель умер! Да здравствует свобода! Ура-а-а-а-а-а!

Осипшие глотки дружным хором подхватили его крик:

– Ура-а-а-а-а-а!

Растяжки и флаги, намокая, становились багровыми…

 

…

 

Норвилл какой-то частью своего измученного сознания понял: кровавый дождь – это то, что осталось от великана Блендербора, который посредством «адской машины», спрятанной в чемодане, был взорван. И его останки, взметнувшиеся в небо, теперь падают на грешную землю…

Рядом с Норвиллом в кровавую грязь упал глаз великана, он упал рядом с толстой крысой, чем сильно её напугал. Она, взвизгнув, юркнула в густой бурьян, растущий вдоль дороги. Глаз, не моргая, смотрел на расследователя третьего уровня по чрезвычайным происшествиям в сказочном королевстве.

Норвилл поднял лицо вверх и, воздев руки к кровоточащим небесам, закричал:

– А-а-а-а-а-а!

– Ура-а-а-а-а-а! – отозвался эхом уходящий за границу сказочного королевства военный обоз.

 

– Не ори! Никто уже не поможет! – сказал неизвестно откуда взявшийся Цак, одетый в тюремную робу.

 

Он со всего размаха пнул глаз великана, отправив его в придорожный бурьян.

– Я тут еду с ребятами и смотрю: тюрьма на месте и ты стоишь, весь такой навеселе. Хорошо придумал: в великана бомбу затолкал и – «Бум!» Красиво! Я бы не додумался так: и взрыв смягчил, и тюряжку с бумажками спас. Геро-ой! А у Блендербора теперь одна нога здесь, другая – в тридевятом королевстве.

Довольный собственной шуткой Цак засмеялся, показав частокол жёлтых прокуренных зубов.

– Шутка-минутка! – сказал он, перестав смеяться, и вытащил волшебную палочку.

Норвилл потянулся к внутреннему карману своего камзола.

– Да-да, господин расследователь, это ваше! Цак по твоей башке фонарём саданул, и ты в бессознанку ушёл. Так я палочку у тебя и экспроприировал. Короче, мне свидетели не нужны. Как говорится: «Звиняйте, господин-товарищ-барин, ничего личного…»

Норвилл совершенно безэмоционально смотрел, как медленно Цак наставил на него волшебную палочку, как она своим остриём, словно жалом, нацелилась ему в грудь…

Но выстрелить Цак не успел! Неизвестно откуда взявшаяся толстая крыса вцепилась с разбега прямо ему в пах. Цак заверещал, тщетно пытаясь оторвать её тонкие острые зубки от своего причинного места. Используя волшебную палочку как рычаг, он попытался с её помощью избавиться от зверька. Но хватка у крысы была бульдожья. Остервенев от боли, он выстрелил в крысу: убойный заряд пробил тело мужественного зверька насквозь, ударил в землю, образовав воронку, и откинул Цака в сторону вместе с комьями дымящейся земли. Цак перелетел придорожный вал, покатился по его склону и упал в ров, наполненный грязной водой.

Норвилл подскочил к серому комочку, бережно взял крысу на руки. Крыса печально посмотрела на него, лизнула бережно державшую её руку и, вздрогнув всем тельцем, испустила дух.

Стало нестерпимо тихо и холодно. Расследователь чрезвычайных преступлений в сказочном королевстве Норвилл сел в липкую жижу грязи, обхватил маленькое крысиное тельце руками и заплакал…

 

…После кровавого дождичка в четверг в сказочном королевстве навсегда закончилась сказка…

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале