Алекс Раен — Банка — 68

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

Женька сидел за уроками, когда услышал, как лает во дворе Дикарь. Он глянул в окно, поднялся, и, потягиваясь, вышел из дома. Яркое весеннее солнце выглядывало из-за деревьев и заставляло прищуриваться на один глаз. Дикарь заметил хозяина, и, виляя хвостом, подскочил к открывшейся двери.

– Ну что ты, хищник? – спросил Женька, поглаживая плотную нагретую солнцем шкуру.

Дикарь оторвал от хозяина улыбающиеся глаза и посмотрел на забор из железных пластин.

«Наверно, кто-то пришёл», – подумал Женька.

Он подошёл к забору и толкнул в сторону тяжёлую калитку. Справа стоял красный почтовый ящик на железной подставке – редкость по меркам соседей, которые ставили синие прямоугольные коробки, похожие на те, что висят возле почты. Они соорудили ящик с отцом, когда Женька был помладше. Тогда ему казалось, что это здорово – ящик смотрелся прямо как в американских фильмах, а сейчас… Круто конечно, но есть ведь интернет, где почта приходит не в пример быстрее, да и письма не теряются.

Но отец всё ещё пользовался ящиком: выписывал журналы и всякие публикации – вот и сейчас за неплотно закрытой дверцей лежала увесистая бумажная пачка. Женька сгрёб всё в одну кучу и понёс в дом, протиснулся в двери кабинета и подошёл к отцовскому столу. Когда он нагнулся, чтобы пристроить пачку между серой пепельницей и тяжёлыми расписными слониками, которых отец привёз из Индии, что-то упало и мягко шлёпнулось на пол.

Женька опрокинул кипу на стол и посмотрел вниз – на полу лежал тонкий каталог, из тех, где продаются мелочи для дома: теплостойкие ручки, небьющиеся бутылки, кусачки из нержавеющей стали… Женька пролистал пару страниц и собрался захлопнуть брошюрку, когда взгляд упал на непонятную ёмкость, напоминающую большую солонку с причудливыми, отливающими синим гранями. В этой синеве он вдруг почувствовал что-то неуловимое, зовущее, будто оказался в давнем полузабытом сне. Женька тряхнул головой – это же просто картинка, а он повёлся как девчонка… Хотя, конечно, было интересно, что это за штука (про себя Женька окрестил её банкой).

Банка оказалась талисманом, заполненным волшебным порошком, по крайней мере, так уверяли «рекламщики». Чего только в этом порошке не было: звёздная пыль, кусочки лунного камня, пыльца тропических цветов, песок из глубин океана… Женька улыбнулся – в каталоге говорилось, что талисман приносит счастье, надо только следовать инструкции. Ещё писали, что предложение ограничено, продаётся последняя партия. Ну да, куда же без этого… А вот это уже интереснее – в темноте талисман испускал голубые сполохи, возвращая накопленный за день свет. Женька задумался. Он редко покупал что-то подобное, копил деньги на вещи посущественней: ролики там или новые игры на компьютер.

«Всё когда-то бывает в первый раз, – философски подумал он, – чего уж там».

Всю следующую неделю Женька занимался обычными делами: ходил в школу, помогал по дому, пропадал на склонах глубоко оврага, который тянулся вдоль посёлка и скрывался в густой лесной чаще; он старался не думать о банке, но порой мысли приходили сами и он украдкой проверял ящик. Дни шли, а посылки всё не было – появилась она не через обещанную неделю, а через две с половиной. Женька в тот день пришёл домой поздно, ноги гудели, но настроение было что надо – он заколотил решающий мяч. Волновало только одно – разряженный телефон в кармане… Он вошёл в кабинет отца – тот аккуратно разбирал что-то на столе.

– Привет, пап. Мы тут немного того… – ему всегда с трудом давались извинения. Отец мельком взглянул на часы и вздохнул.

– Ничего, Кот. Главное – шею не сломай.

– А что тут у тебя? – Женька окинул взглядом стол.

– Ну, как всегда. Всего по мелочи… Кстати, извещение твоё пришло.

– Извещение? – Женька почувствовал, как радостно екнуло сердце. Но радость была неполной – ещё ведь на почту идти, а отец, наверное, будет занят всю неделю. Он что-то говорил про крупный заказ.

–  Может, завтра сходим? – предложил он неуверенно. – В обед.

– Не выйдет, – отрезал отец.

– Почему? – спросил Женька.

– Вот почему, –  отец улыбнулся и достал из ящика коричневую коробку, обмотанную клейкой лентой.

Женька обхватил отца руками и прижался щёкой к теплой груди.

– Ты чего, Кот?

– Ничего, – хитро ответил, Женька, схватил посылку, и, пританцовывая, пошёл в свою комнату.

Он аккуратно вскрыл коробку, стараясь не повредить содержимое – банка была внутри, неяркий свет лампы сразу заиграл на острых вытянутых гранях. Женька подержал ее на ладони – тяжёлая, хотя с виду и не скажешь, а внутри шуршащая взвесь: волшебный порошок. В коробке нашлась и инструкция. Женька развернул сложенный вдвое листок и принялся читать.

«Сперва подумай, чего желаешь.

Потом отсыпь волшебной пыли. Не скупись – чем больше отсыплешь, тем больше получишь!

Произнеси задуманное, подуй на порошок, и вселенная тебя услышит».

Женька отложил листок, хмыкнул и потянулся к тонкой тетради – математику он уже сделал, и сделал так себе. Ну, не даются ему точные науки. Женька взял банку, снял прозрачную крышку и высыпал немного порошка на стол. Затем тихо пробормотал: «Пятёрка», – и подул на невесомые крупицы, которые тут же взмыли вверх и заискрились, а через секунду – словно ничего и не было.

Женька подождал ещё минуту, но ничего не происходило. Тогда он поставил банку на полку и пошёл готовить поздний ужин. Бросил на сковородку холодных пельменей, не спеша разогрел и выложил на тарелку, с которой и вернулся в комнату. Раньше отец не одобрял таких «манёвров», а потом просто махнул рукой, наверное, понял по-своему. После того как мамы не стало, на кухне было неуютно – Женька вспоминал, как сидел за столом, а мама, гремела посудой и между делом помогала с уроками… Сейчас отец работал до позднего вечера, и они редко ужинали вместе. А иногда Женька заставал его с полупустой рюмкой, отец вскидывал глаза и говорил: «Кот, ты не подумай ничего, это я так…»

Женька и не думал. И никогда не мог представить отца по-настоящему пьяным. Но одинокая кухня стала дня него чужой, в отличие от комнаты, которая по-прежнему оставалась его миром. Всё здесь было привычным: старые выцветшие плакаты, яркие корешки книг, фотообои с картами созвездий – в новинку была только банка, стоящая в углу книжного шкафа.

Женька доел пельмени, взял старый сборник фантастики и углубился в книгу. Вскоре навалилась дремотная усталость, и он завалился на кровать. Конечно, надо было пойти умыться, почистить зубы…

«А, чёрт с ним», – подумал Женька, выключая свет.

Полка в углу озарилась долгими голубыми сполохами. Ну, конечно, банка! А он и забыл об этом её свойстве. Женька лежал, смотрел на мягкий свет и улыбался – на миг снова пришло ощущение полузабытого сна. Женька закрыл глаза и через минуту сон стал реальным.

Утром хрипло зазвонил телефон и вырвал Женьку из мира грёз. Он медленно поднялся с кровати, с ленцой прошлёпал в гостиную и снял трубку.

– Ну что, сегодня на колёсах? – Голос Ника был бодрым – наверное, давно уже встал, вот и другим спать не даёт.

– Ага, – буркнул Женька, – приезжай.

Он вернулся в комнату и переоделся. Через секунду в дверях появился отец.

– А, проснулся. Мог бы вчера и спокойной ночи пожелать. – Он с интересом принялся разглядывать банку. – Я как-никак для тебя почтальоном поработал.

– Прости пап, – сказал Женька, – просто вырубило.

– А сейчас, по всей видимости, врубило.

– Ага, – Женька улыбнулся.

– Там яичница на плите, – сказал отец, – иди, подзаряжайся.

– Спасибо.

Женька увидел в окне отцовский внедорожник – тот стоял рядом с открытой дверью гаража. Отец перехватил взгляд:

– Поеду на рынок. Подбросить?

– Не, мы с Никитосом.

– Под откосом, – улыбнулся отец и вышел.

Женька быстро расправился с яичницей, прихватил рюкзак и выскочил наружу. Ник не заставил себя ждать – его нескладный силуэт появился на дороге через минуту. Он уверенно толкнул калитку, прислонил велосипед к забору и направился к лающему Дикарю, к которому испытывал слабость.

– Здрасьте, Виктор Григорьич, – сказал он садящемуся во внедорожник отцу.

– Привет, Ник. Подсыпь этому наглецу корма, если хочешь.

Ник хотел.

– Ну что, тронули? – спросил Женька, когда с «собачьей частью» было покончено.

– Ага. Помчали.

И они помчали. Весь путь через посёлок шёл под горку, «сплошной кайф», как выражался Ник. Здорово было нестись рядом, обгоняя друг друга, и смотреть, как оживает сонный город. Женька жил в частном секторе, на окраине, но город лежал рядом, подступал к приземистым домам кварталами высоких многоэтажек. Через минуту узкая дорога, петляющая между пёстрыми заборами, осталась позади, и они понеслись по широким, наполненным солнцем улицам.

Когда они пролетали вдоль старого универмага, в уши ударил резкий автомобильный гудок. Женька чуть не выпустил руль. Он обернулся – за пыльным стеклом помятой девятки сидел его одноклассник Карпов – ржал и показывал средний палец. Рядом, дымил сигаретой незнакомый старшак.

– Карп – придурок… – проговорил Ник.

– Да ну его, – бросил Женька, – погнали.

Мимо промелькнул зелёный сквер с покорёженной спортивной площадкой, за которым потянулась бетонная стена автостоянки. Женька резко взял влево и проехал через створ громоздких ворот. Ник уверенно повторил манёвр. Они промчались вдоль сторожевой будки и длинных рядов машин и, ударили по тормозам возле края стоянки, оставив на земле тёмные росчерки. Тут стояли отцовские «Газели» и Женька порой оставлял здесь велосипед.

Женька достал из рюкзака бутылку с водой, глотнул и передал Нику.

– Полчаса до уроков, – сказал он, вытирая подбородок ладонью. – Особо не погуляешь, а в школе торчать не хочется.

– Переживём, – протянул Ник и сделал большой глоток, – я как раз списать успею.

Женька прыснул.

– Ладно, пошли уже…

Они пристроили велосипеды и направились к узкому боковому выходу. До школы было всего ничего – перейти дорогу, прошагать пару-другую дворов и ты на месте.

Уроки длились до одури долго. Женька смотрел в окно и гадал, соберёт ли математичка тетради – ему повезло: войдя в класс, та сразу «занудила» о домашней работе. Он сдал заветную тетрадь и почувствовал в груди лёгкий холодок. Но скоро пришла привычная скука: стрелки часов ползли медленно-медленно, а за окном манили весенние улицы – эх, побродить бы сейчас по городу или по пустырю… Женьке вдруг вспомнились изгибы банки – причудливые, отливающие холодной синевой. В них, как и в закоулках пустыря, жила своя тайна. Но вскоре он напрочь забыл и о банке, и о тетради…

Тем вечером отец вернулся, засунув руки в карманы и тихонько насвистывая.

– Тут вот какое дело, – сказал он Женьке. – Костик звонил – зовёт к себе. А мне неудобно ему снова от ворот поворот давать.

«Костик» (Константин Витальевич) был питерским другом отца, с которым тот работал в издательстве – Женьке тогда было лет десять. Потом, когда заболела мама, они уехали из промозглого Питера – думали, так будет лучше. Отец оставил печатное дело и занялся перевозками, а Костик регулярно зазывал его в гости, обещал показать новую редакцию, да и вообще… друзья всё-таки. И, кажется, сейчас отец решился.

– Смотри, Кот, – он вытащил из кармана два тонких билета. – Полетим на два дня.

Потом, когда Женька вспоминал Питер, он как наяву ощущал запах мокрого асфальта и прохладу мостовых. Они бродили по городу чуть ли не до отлета, и Женька вернулся домой счастливый, но усталый, как будто день напролет гонял с ребятами мяч.

 

На следующей неделе математичка вернула тетради. Женька медленно переворачивал страницы, стараясь унять неясное волнение – вот и последняя «домашка» с нестройными цифрами и кривыми схемами уравнений… Сердце подпрыгнуло и заколотилось – на полях под решённой задачей алела пятёрка, а ниже была подпись: «Кроев, пиши разборчивей».

На другой день Женька выпросил у отца десятку, взял ещё одну у Ника и поехал на рынок. Там, между рядов с обувью и потрёпанных киосков, продающих всякую технику, стояла серая будка – на пыльной витрине красовались яркие ленты купонов. Тут старшаки покупали билеты типа «сотри и выиграй»; они скребли по серебристому слою монетой, в надежде найти «крупняк», но чаще попадалось обидное: «Без выигрыша». Женька купил билет подороже: с драконом и пёстрыми надписями по бокам. Хотелось проверить его прямо здесь, на рынке, но Женька сунул билет в портфель и двинул к остановке.

Всё случилось, как и в прошлый раз – горсть синей взвеси, лёгкое дуновение и светлые крупицы, мерцающие в воздухе.

Женька оставил билет на столе, взял Дикаря, закинул на плечо самодельный лук и отправился к оврагу. Он бродил по тропинкам, поросшим полынью и чертополохом, стрелял по банкам, которые выстраивал в ряд на толстых сухих корягах и охотился на воображаемых жуков-пришельцев – им почему-то приглянулся здешний лес. Но мысль о билете не покидала, скользила солнечным зайчиком по краю сознания.

Наконец Женька решил, что прошло достаточно времени, и рванул домой. Билет всё так же лежал на столе, в тени широкой лампы. Женька достал пятирублёвку и стал скрести серебристый квадратик – на защитном слое вырисовалась серая единица, затем ноль, а потом ещё два нуля. Пальцы вспотели – даже Карп столько не выигрывал…

«Надо рассказать Нику», – некстати подумал Женька.

 

Следующим утром ничто не предвещало беды – ни светлое, безоблачное небо, ни тепло нагретого солнцем асфальта… Женька шёл в школу на своих двоих, и тугие лямки портфеля врезались в плечи – обычно он таскал его, свесив набок, как сумку, но сегодня внутри была банка.

На большой перемене он поймал Ника и незаметно вручил ему пару купюр.

– Твоя доля…

Тот бросил на него ошарашенный взгляд.

– Выиграл, по билету, – пояснил Женька улыбаясь.

– Ты ж никогда эти билеты не покупал…

– Ну, нужно было кое-что проверить.

Женька рассказал про банку. И про тетрадь с билетом. Ник стоял, прислонившись к стене, и медленно почесывал ногу об ногу.

– Значит, можно загадать все, что угодно?

– Ну, – ответил Женька, – вроде как да.

– Круто… – поговорил Ник. Он отлип от стены, сел на широкий подоконник и уставился на внутренний двор, залитый солнцем  – Но чисто гипотерически…

– Гипотетически.

– Ага. Для нас, конечно, это офигеть как много, но…

– Но… – повторил Женька.

– Это не супер выигрыш…

– Но я и порошка отсыпал чуть-чуть, – сказал Женька. – А был бы супер выигрыш – мне б не дали. А она это предусмотрела…

– Кто, она?

– Банка…

– Хм. Об этом я как-то не подумал. Но тем не менее…

– Хочешь сказать, повезло? – Женька взглянул в лицо Ника – в задумчивых глазах друга отражались светлые солнечные блики.

– Не знаю, – проговорил тот. Нужно проверить наверняка – чтобы можно было что-то такое загадать… особенное. А ты покажешь мне банку?

Женька кивнул.

– Она у меня с собой – возьмём в штаб после уроков.

Губы Ника расползлись в улыбке.

– Круто…

Слова Ника не выходили у Женьки из головы, не давали собраться с мыслями ни на уроках, ни на переменах. А потом пришла идея – необычная, щекочущая холодком. Вернее не пришла, а появилась в образе Ольки Тищенко, которой он хрипло сказал привет и отвёл глаза в сторону.

С Тищенко он встретился на олимпиаде, куда его заслала «русичка», как самого читающего. Он торчал в душном кабинете и задумчиво грыз кончик ручки – тема попалась, скучней не придумаешь: что-то там про образ Печорина… Рядом сидела взрослая девчонка – стройная, с короткими тёмными волосами, в пёстрой футболке и джинсах. Женька невольно засмотрелся. Девчонка подняла взгляд, поглядела на Женьку и лежащий перед ним пустой лист и спросила:

– Ты что, писать не умеешь»?

– Умею, – проговорил Женька. – Просто …

– Что? – серые глаза с весёлой смешинкой изучали его лицо.

– Не получается, когда через силу…

– Ух, творческая личность, – девчонка коротко рассмеялась и придвинулась ближе.

– Давай помогу. Чтоб не через силу…  – она наклонилась и зашептала ему в ухо, щекоча плечо волосами. Женьке стало неловко, но неловкость была приятная.

Он не спросил, как ёе зовут, но подсмотрел имя на бланке: Тищенко Ольга. Потом Женька стал замечать её в школе – на площадке со старшаками, в шумных коридорах, в вестибюле, где пахло буфетом и мокрой тряпкой. Когда с ней никого не было, он выдавливал «Привет» и смотрел в сторону – прямо как сегодня. Олька улыбалась, и бросала на ходу: «А, Печорин… привет-привет».

«Ну, вот и проверим…» – подумал Женька, чувствуя, как холодеет в груди.

Он вырвал тонкий лист из тетради и вывел печатными буквами: «Госпожа Ольга, будьте у ФОКа к пяти часам. В одиночестве. Встреча обещает быть приятной». Потом выдохнул и черканул подпись: «Печорин».

ФОКом называлась старая, раздолбанная конструкция с металлическими сваями, которая должна была стать физкультурным комплексом, но так и не стала. Сейчас она торчала между пустырём и новостройками, привлекая к себе наркоманов и мальчишек. А далеко за ФОКом, в дебрях пустыря находился штаб, который они с Ником облюбовали ещё прошлым летом. Женька улыбнулся уголком рта и представил, как вытянется лицо друга, когда тот увидит его с Тищенко.

Но дело было не в Нике. Просто если получится, можно будет безоговорочно поверить, можно будет… вернуть маму. Мысль была внезапной, острой и на Женьку навалилось оцепенение, густое, как кисель.

Прозвенел звонок, математичка вывела на доске задание и куда-то ушла, а Женька всё так же сидел за партой. Внезапно перед глазами что-то мелькнуло.

– Так, что тут у нас? – Рядом стоял Карп и лениво перекладывал Женькину записку из руки в руку. Конечно, уже все прочитал, а теперь просто издевался…

«Ну почему, почему со мной всегда так»!? – мелькнуло у Женьки.

Мысль придала ему злости – он рванулся вверх, врезал Карпу плечом и выхватил записку. Тот, не ожидая такого напора, оступился и нелепо грохнулся на пол. Стало тихо. Карп поднялся, разминая плечи, словно перед тренировкой. Вдруг он резко схватил Женькин портфель, перевернул вверх тормашками и стал вытряхивать содержимое – на пол вразнобой полетели учебники, ручки, а потом, сверкнув синевой, вывалилась банка. Женька дёрнулся к ней, но на этот раз Карп был первым.

– Нет, это нельзя! Отдай…

Карп повертел банку в руках, взглянул на Женьку и зашвырнул её в окно – математичка открыла его ещё на уроке. Банка полетела в сторону по неровной, кривой дуге и через секунду пропала из виду. Женьке представилось, как она ударяется об асфальт и разлетается на множество лучистых осколков – сейчас, сейчас он услышит приглушённый звук бьющегося стекла… Но звука не было. Женька прильнул к окну и глянул вниз с высоты третьего этажа – нигде не было ни банки, ни осколков. Он бросился на улицу, не обращая внимания на Карпа – через шумные коридоры и пролёты узких лестниц, вниз, на дальний двор. На первом этаже он чуть не столкнулся с физруком: «Кроев, я и не знал, что ты такой спортсмен…» Ну что им всем от него надо?

Вот и задний двор с разбитым асфальтом и поросшими травой лужайками. Ничего. Женька пересёк его вдоль и поперёк, но там было пусто. Тут он вспомнил, как Карп кидал банку, с уклоном влево – может, улетела за угол? Он обогнул здание и вышел к небольшой площадке, упирающейся в ограждающий школу забор. Там стоял сарайчик, где хранилось школьное барахло, а перед ним громоздились мусорные баки.

Женька увидел нескладную фигуру в тёмной поношенной куртке – дворника по кличке Метла. Тот что-то скрёб длинной вытянутой щёткой. Женька подошёл ближе – на земле искрились синие пылинки, которые Метла загонял в ржавый совок. У Женьки заныло сердце. Он набрался смелости и тихо сказал:

– Извините, вы не видели тут…

– Ничего я не видел. – Серые глаза Метлы насквозь просверлили Женьку. – А что видел – то всё уже… – протянул он под нос и замолчал. Потом повернулся спиной и добавил знакомое: – Вон, курите, а мне убирай за вами.

Женька взглянул на заляпанные баки, стиснул зубы и двинулся вперед. Сразу потянуло чем-то кислым. Первый контейнер был заполнен доверху, на поверхности валялись сигаретные бычки, промасленные тряпки, целлофановые пакеты со всякой дрянью… Женька оголил рукав и запустил руку внутрь. Только бы не порезаться о какую-нибудь стекляшку…

– Эй, ты, что там делаешь? – донеслось сзади.

Женька сердито дёрнул плечом.

– Ну, я тебе сейчас, паскуда… – Метла шагнул к Женьке и тот почувствовал, как заскорузлые руки оттаскивают его прочь.

Женька развернулся и сжал кулаки. Он взглянул в сердитое лицо дворника и выдохнул:

– Не смейте. Не имеете права.

Метла неуклюже отпрянул и заморгал. Потом открыл рот, но так ничего и не сказал, развернулся и пошёл прочь, бормоча что-то в бороду.

Женька отыскал банку не сразу. Она лежала в соседнем контейнере под кучей ветхой одежды, взявшейся здесь неизвестно откуда. Он отодвинул тряпьё и наружу вырвался синий лучик. Женька бережно вытащил её наружу – синей взвеси внутри осталось меньше половины.

Возвращаться в школу не хотелось – уйти бы сейчас на пустырь и не приходить домой до позднего вечера… Но выхода не было: нужно отсидеть уроки до конца, иначе проблем не оберёшься. К тому же в классе остались вещи. Он вспомнил, как Карп вытряхивал всё из портфеля. Сволочь. Пусть только попробует добраться до банки…

Женька вошёл в школьные двери, сжимая банку под кофтой, и зашагал по тихому вестибюлю – урок уже давно начался. В конце коридора он свернул к туалету, надеясь, что там никого не будет. Внутри было пусто, из мутного окна падали тусклые косые лучи. Женька закрыл дверь на защёлку, потом разделся до пояса и поставил банку на подоконник, а сверху положил майку и кофту. Потом, как мог, оттёр себя огрызком мыла из раковины, стараясь смыть мерзкий запах.

На урок Женька так и не попал. Когда он приоткрыл дверь кабинета, то встретился взглядом с Иваном Петровичем – старым сухоньким географом по прозвищу Возраст. Тот оглядел его с головы до ног и протянул:

– Нет, дружочек. Посиди-ка в коридоре.

«А я ему ещё карты помогал вешать», – подумал Женька.

Он пристроился на широком подоконнике. Хотелось достать банку, посмотреть как она там, но Женька не стал – вдруг попадётся на глаза кому-то вроде Возраста или, что ещё хуже, заучу. Нет уж. Женька провёл рукой по кофте – грани банки слегка упирались в рёбра, но это даже хорошо, значит она там, рядом…

Наконец урок закончился и Женька, готовый ко всему, зашёл в класс. Он посмотрел на Карпа – тот хмыкнул и отвёл глаза – больно надо, мол, с тобой возиться. Но на следующей перемене невзначай подошёл сам и бросил:

– Приходи на площадку после уроков, поговорим.

«Ну, вот и началось…» – подумал Женька.

До сегодняшнего дня Карп  его не замечал – обходил стороной, как нелюбимую игрушку. А теперь, видимо, решил снова подобраться, записать в должники. И повод подходящий появился… Женька почувствовал, как в груди тоскливо заныло. Нет, со времени их прошлой стычки трусости в нём не прибавилось – он легко перелетал овраг на тросе с палкой, переплывал холодный пруд, не пикнул, когда брали кровь из вены… Но и Карп стал сильнее, вышагивал всюду с такой наглой уверенностью. Теперь так легко не отделаться…

Когда Ник узнал про Карпа, то сразу заявил что пойдёт с Женькой.

– Он там тоже не один будет, – сказал он, – как пить дать.

Они медленно шагали к площадке, и Женька чувствовал, как с каждым шагом быстрее колотится сердце. Ник хмуро поглядывал под ноги и теребил лямку портфеля.

– Зачем тебе-то за меня получать? – спросил Женька. – Я сам разберусь…

– Низачем, – ответил Ник и пнул подвернувшийся камешек.

Карп уже был на месте – стоял возле ржавой ограды и болтал со старшаками. У Женьки внутри словно натянулась тугая струнка.

– Тихо, – сказал Ник, – может ничего и не будет.

– Гляди-ка, пришёл, – губы Карпа расплылись в ухмылке. – А от тебя вообще не ожидал, – он прошёлся взглядом по Нику.

Несколько секунд все молчали.

– Вот что, – сказал Карп, обращаясь к Женьке, – ты извини, что я так сегодня… Психанул просто. Ну и авторитет поддерживать надо – сам понимаешь…

«Врёт, – подумал Женька, – на деньги развести хочет или еще что».

– Проехали, – проговорил он. – Чего ещё надо-то?

– Помочь хочу, советом, – протянул Карп.

– Пошёл ты со своими советами…

Карп пропустил реплику мимо ушей и продолжил:

– По поводу Тищенко. Ты лучше не фапай на неё…

Это было обидно, и Женька почувствовал, что должен что-то сказать.

– Почему это?

– Тебе же лучше будет.

– Почему? – повторил Женька.

– Потому… не дорос еще, – сказал Карп, – а она трахается уже…

Старшаки рядом прыснули, Карп тоже хохотнул, но его глаза были серьёзными.

Вот значит как… Мало ему выброшенной банки, решил продолжить. Но Женька не сломается… Струнка внутри лопнула, и под сердцем стало горячо-горячо.

– Сволочь ты, – сказал он отрывисто  и выбросил вперёд руку.

Женька дрался со злостью, пару раз он даже задел физиономию Карпа, но чаще сам чувствовал острые вспышки боли – Карп бил сильно и точно.

«Повалю на землю, – решил Женька, – попытаюсь».

Он схватил противника за воротник и постарался опрокинуть через ногу. Карп сразу понял, что к чему, извернулся боком и два раза врезал Женьке по незащищённому животу. У того перехватило дыхание. Карп в это время сам опрокинул его вниз, на мокрую траву и неспеша уселся сверху. К Женьке вернулась способность дышать, он  попытался сбросить Карпа, но уже знал, что бой проигран. Ник порывался вступиться за друга, но старшаки встали рядом полукругом: «Не лезь, там всё по чесноку пока».

– Хорош, – сказал Карп, придерживая Женьку за руки, – не умеешь ты… – он поднялся, порылся в карманах, достал полупустую пачку сигарет и закурил. –  Дурак, ты, Кроев, я по-хорошему с тобой хотел…

– Ага, по-хорошему… – пробормотал Женька. Он тоже встал и приложил костяшки пальцев к разбитому носу.

– Валите оба отсюда, – бросил Карп, – пока я добрый.

Женька посмотрел на Ника, старшаки уже оставили того в покое – просто посмеивались в стороне. Женька развернулся, подобрал рюкзак и двинул к школьным воротам, Ник быстро пошёл за ним.

– Ну, ты как, живой?

– Живой, – проговорил Женька.

– Ну, ты смелый, конечно, я бы так не смог…

Женька промолчал.

– Хорошо ещё он нас на деньги не проверил, – сказал Ник, – прикинь, если бы выигрыш обнаружил…

– Да уж, повезло, – хмуро сказал Женька.

Они вышли из школьного двора, и пошли в сторону многоэтажек. Ник чувствовал настроение друга и не лез с вопросами.

– Слушай, пошли в штаб всё-таки, – предложил он через какое-то время, – тебе в таком виде лучше дома не появляться. А там у нас вода есть – приведём тебя в порядок.

Женька кивнул – домой и правда не хотелось, отец увидит – от расспросов не отвертишься. А так был шанс не попасться ему на глаза, а к вечеру он что-нибудь придумает. Они миновали квартал новостроек, прошли через старые дворы с двухэтажными домишками, и вышли к пустырю, раскинувшемуся впереди широким зелёным пятном. Здесь было много интересного: фундаменты заброшенных строек, ряды ржавых, побитых временем гаражей, кособокие железнодорожные вагоны…

Штаб они оборудовали в центре пустыря, подальше от любопытных глаз. Это была древняя, покосившаяся пристройка, оставшаяся тут ещё со старых времён. Говорили, там собираются наркоманы или сатанисты… Они какое-то время следили за хибарой и поняли, что никто там не собирается, разве что мыши. Месяц ушёл на то, чтобы залатать крышу рубероидом, поставить новые петли и навесной замок на дверь. В штабе можно было сидеть после школы или вечером, когда отец задерживался на работе.

Ник вытащил из кармана ключ, повозился с замком и через минуту они вошли внутрь. В штабе было просторно и сухо, а из узких, торчащих сверху окон, падало достаточно света. Они решили их не заделывать. Невесело это – сидеть в потёмках.

– Держи, – Ник бросил Женьке бутылку воды.

Тот как мог, умыл лицо, морщась и оттирая засохшую кровь с губы и из-под носа. Вода стекала на футболку и бетонный пол, внизу собралась маленькая лужица.

«Ну и ладно, высохнет, – подумал Женька».

– Жень, у тебя опять кровь пошла… – Ник тревожно поглядел ему в лицо.

Женька чертыхнулся и прикрыл пальцами нос, из которого падали густые красные капли. Он устроился на широкой лавке в углу – лёг на спину, запрокинул голову и стал ждать.

– Нос у меня слабый, – сказал он, – чуть заденешь, и тут же кровь хлещет…

– Это от витаминов, – бросил Ник. – То есть, когда их мало в организме…

– А отец говорит – это фигня и само пройдёт. С возрастом

– Ага. Ты, главное, по носу не получай… – Ник сел рядом и стал разглядывать старые плакаты, прикрывающие стены.

– Слушай, – он поёрзал ногой, – ты всё-таки Карпу из-за Тищенко врезал?  Я понимаю, конечно, что ты на неё запал…

– Ничего я не запал, – мрачно ответил Женька.

– Да ладно, мне-то можешь не врать.

Женька насупился.

– Не только из-за неё, а вообще… так надо было.

– В смысле? – спросил Ник.

– Ну, у нас вроде как нейтралитет был, а сейчас он снова начал.

– Нейтралитет, значит, – повторил Ник. – Ну да, он вроде до тебя не докапывался. Если только по мелочи. А ты мне и не говорил ничего.

– Вспоминать не хотелось, – пробормотал Женька, глядя в окно. Он изучал край облака, похожего на гигантского причудливого кита. – Его четыре года назад к нам перевели. Мы тогда вроде как… друзья были.

Ник вскинул брови.

– С Карпом? Не гони…

Женька подложил под голову руку.

– Он сначала нормальный был. А потом, когда со старшаками спутался, крутым стал: то леща отвесит, то денег ему на сиги подкинь… и пошло-поехало…

– А ты давал?

– Ага, – вздохнул Женька, – все давали. – Теперь он смотрел на кита под другим углом – так тот напоминал подводную лодку с винтом. Правда, лодка была странная – с вогнутым днищем. – А потом мне отец часы подарил – чтоб не опаздывал. – Женька улыбнулся. – Командирские. Тогда мобильников ещё не было.

– Были, – сказал Ник, – но стоили они…

Женька бросил на друга сердитый взгляд и тот виновато потупился.

– Ну вот, – продолжил он, – Карп увидел и говорит: «Дай погонять». А я ни в какую. Он тогда начал: «Не дрейфь, я в школе погоняю и отдам потом». Я сразу понял, что если возьмёт, то с концами. Ну и… – Женька вздохнул.

– И кто кого? – спросил Ник.

– Да никто. Я ему глаз подбил, но он мне тоже здорово врезал. Меня отец потому Котом и зовёт – я исцарапанный пришёл, волосы торчат, рубашка грязная…

– А я думал, он это так. Просто…

– Нее… я под вечер заявился, он увидел и сказал: «О, возвращение блудного кота».

Ник прыснул.

– Прикольный он у тебя.

– Ага, – проговорил Женька. – Временами…

Несколько минут они лежали молча. Облако-лодка пропало из поля зрения, появилось новое, но Женька ничего не смог в нём распознать – это было просто облако и всё, даже скучно стало.

– А можно мне посмотреть банку? – внезапно спросил Ник.

– Можно, – Женька полез в рюкзак, – только аккуратно, там теперь крышка плохо держится. – Он осторожно передал банку другу.

Ник повертел её в руках, рассмотрел под разными углами и хмыкнул.

– Да, что-то чувствуется… Может, загадаем что-нибудь? Твоя-то идея с Тищенко не выгорела.

– Можно, но надо подумать. Порошка там теперь не так уж и много.

Ник аккуратно приподнял крышку и заглянул внутрь.

– Угу. Сволочь этот Карп всё-таки… ну и ты тоже хорош. Давно уже мог Тищенко без всякой банки пригласить.

Женька перевёл взгляд на друга.

– Она бы не пошла. Она ж в одиннадцатом, а мы что?

Ник улыбнулся:

– У тебя самооценка заниженная, вот что, – выдал он.

– Да? А сам тогда что её не пригласил?

– Она это… не в моём вкусе, ты же знаешь.

Женька фыркнул.

– Давай вот что, – сказал он, – каждый подумает, что загадать, а завтра обсудим и выберем что-нибудь. Понимаешь, у меня одно желание есть, очень важное… Для него много порошка потребуется.

Ник задумчиво покивал:

– Хорошо. А вот чисто гипотерически…

– Гипотетически.

– Ну да, если попросить что-то… ну, невероятное и порошка совсем чуть-чуть отсыпать. Что будет?

– Не знаю, – сказал Женька, – получишь тоже чуть-чуть.

– То есть если мы захотим пришельцев увидеть, то увидим корабль только. И то, две секунды и всё?

– Наверное. Не знаю я.

– Мда, интересно…

– Завтра на практике проверим, – сказал Женька.

– Ты только без меня не загадывай ничего, – сказал Ник. – Обещаешь?

– Обещаю.

Ник улыбнулся и хлопнул его по плечу:

– Пойдем, что ли, прошвырнёмся? – предложил он.

– Сейчас… – Женька осторожно опустил голову – кровь остановилась, только во рту ощущался неприятный, металлический привкус.

Он приподнялся и убрал банку в рюкзак, затем осмотрелся по сторонам – в одном из углов была глубокая продолговатая щель, которую они ещё не успели заделать. Женька положил туда рюкзак, и недолго думая, добавил к нему сумку Ника – тот с любопытством следил за всеми манипуляциями друга. Женька прикрыл щель куском картона и подогнал его так, что тот засел между другими наклеенными кусками, как влитой, словно никакой прорехи в стене и не было.

– Как тебе тайник?

Ник улыбнулся и показал большой палец.

Они взяли бутылку тёплой воды, закрыли дверь штаба на ключ, и пошли бродить по пустырю. Сначала просто обследовали местность и болтали, затем забрались на остов недостроенного дома и полазили по кирпичам и плитам, а потом пошли к старой железнодорожной ветке, поросшей высокой травой и чертополохом. В одном месте пути расходились, и появлялась ещё одна ветка, ведущая в тупик. Здесь можно было поразвлечься – засунуть стеклянную бутылку в пересечение путей, перевести стрелки тугим прямоугольным рычагом и наблюдать, как с хрустом сминается стекло и подлетают вверх прозрачные осколки. Бутылки для такой игры были припасены заранее – лежали неподалёку, в густых зарослях под ветками дуба.

Они вернулись в штаб ближе к вечеру, когда начало темнеть.

– Ну что, может, мне с тобой? – спросил Ник, закрывая дверь. Он жил по другую сторону пустыря, и они поочерёдно провожали друг друга до границ «жилой зоны».

– Да не, сам дойду.

– Но у тебя ж банка, мало ли…

– Не напрягайся, – сказал Женька, – я по «дальней» пойду, там сейчас никого.

– Ну, смотри, – бросил Ник. – Ладно, тогда я помчал, а то поздно уже.

– Ага. Спасибо тебе.

Ник фыркнул, развернулся и побежал через пустырь. Женька смотрел  ему в спину – фигура друга быстро отдалялась, через полминуты это был неясный силуэт, несущийся по полю, окрашенному заходящим солнцем.

Женьке почувствовал, что на душе полегчало – все тревоги словно забылись, отошли на второй план. В ногах и всём теле чувствовалась приятная усталость, даже разбитая губа и нос как будто болели меньше. Он пошёл по окольной дороге – та тянулась по краю пустыря, и вела к новостройкам через дачи, огороженные невысокими заборами с густыми зарослями плюща. Женька любил здесь ходить, особенно так, под вечер – в этой прохладе и тишине всегда чувствовалось что-то особенное.

Вскоре он вышел к высоким многоэтажкам – там уже зажглись фонари и засверкали вывески магазинов.

«Что-то я совсем припозднился, – подумал Женька, – надо позвонить отцу, сказать, что скоро буду».

Он вынул из кармана мобильник с тугими пластиковыми кнопками – на маленьком чёрно-белом экране маячили три пропущенных вызова. Женька вспомнил, что ещё в школе отключил звук и забыл вернуть всё обратно, он уже хотел перезвонить отцу, когда на одном из перекрёстков заметил их…

Потом Женька говорил себе, что надо было пройти мимо, не обращать внимания – глядишь, и они бы его не заметили. Но тогда он об этом не думал и остановился как вкопанный. В двадцати шагах перед ним стояла та же девятка, которую они видели с Ником, когда мчали в школу на великах. На бампере восседал Карп – покачивал головой в такт низким басам и речитативу. Рядом стоял тот самый старшак, высокий, крепкий, с тонкой серьгой, курил и перебрасывался с Карпом словами. А ещё там была Тищенко – висела на плече старшака и смеялась.

Карп сразу заметил Женьку, что-то сказал остальным, и все посмотрели в его сторону – глядели и ухмылялись, словно знали что-то такое скабрёзное. Скорее всего, так оно и было – Карп, конечно, рассказал им про сегодняшнее… Женька вспыхнул – больше всего на свете ему захотелось исчезнуть, раствориться, оказаться где-нибудь в другом месте. А потом Олька поднесла руку к губам и послала ему воздушный поцелуй – долгий, как в замедленной съёмке. Все трое громко захохотали.

Женька развернулся и побежал прочь – нёсся мимо редких машин с включёнными фарами и пешеходов, через полупустые скверы и дворы – в сторону дома. Его обжигала не то злоба, не то стыд и обида – казалось, все чувства перемешались, а хуже всего было оттого, что тогда, на площадке, Карп, похоже, сказал ему правду…

Через минуту Женька остановился – изо рта вырывалось тяжёлое дыхание, в лёгких покалывало, но он этого не замечал. В голове сами собой появлялись и исчезали мысли. Почему, почему он бросился бежать? Надо было сказать им что-то такое… крутое, отшутиться. Пусть бы Карп ему снова врезал, зато не было бы этого дурацкого чувства. Дыхание восстановилось, и Женька пошёл дальше – он уже был в частном секторе, и до дома осталось немного. Он шагал мимо освещённых мягким светом дворов, и поглядывал под ноги. В воздухе было душно, и небо перекрыли темные облака – похоже, собиралась гроза.

Когда Женька пришёл домой, отца ещё не было – на мокрой траве, где обычно стоял внедорожник, темнели две утоптанные полосы. Дикарь, лежащий у входной двери, потянулся и пошёл навстречу, приветливо помахивая хвостом. Женька рассеянно погладил его по загривку и вошёл в дом; он словно завис в каком-то оцепенении: голова болела и навалилась давящая усталость. Есть не хотелось, а про уроки думать было тошно.

В кармане зазвонил телефон, Женька только сейчас понял, что так и не перезвонил отцу, он вынул мобильник и нажал на кнопку с зелёной трубкой.

– Кот, какой сейчас год на дворе? – голос отца был полушутливым полусерьёзным. Он всегда так говорил, когда волновался.

– Две тыщи первый, – растерянно произнёс Женька. – А что?

– А то, что изобрели такую штуку, как мобильный. Ты её сейчас в руке держишь. Как думаешь, зачем я его купил?..

– Я в школе звук выключил просто, – сказал Женька, – а потом включить забыл…

– Включил, выключил… Ладно. Ты дома уже?

– Да, а ты когда вернёшься?

– Поздно, ты ужинай и спать ложись, – отец вздохнул. – Тут машина сломалась, а завтра груз придет – развозить придётся. Вот и жду, когда починят, потом на стоянку повезу.

– Понятно, – проговорил Женька.

Отец словно что-то почувствовал.

– Как твои дела, нормально всё? – спросил он.

– Да… – Женька замялся. – Нормально. Устал просто.

– Устал? – отец хмыкнул. – Ладно, потом поговорим… Побежал я, Кот. Конец связи. – Отец положил трубку.

Женька сунул мобильник в карман, стянул кроссовки и сразу пошёл к себе. В комнате стоял полумрак – все вещи тонули в неярком сероватом свете, падающем из широкого окна. Он не стал включать лампу, а вместо этого вытащил банку из рюкзака и аккуратно поставил на стол – синие сполохи тут же заструились по стенам, заскользили по полу и потолку. Женька сел на стул и откинулся на твёрдую спинку. Стыд и обида, засевшие в груди, отступили, осталось только глухая злость на Карпа. За то, что выкинул банку, разбил нос, посмеялся… и вообще за то, что он такой урод.

Женька, не отрываясь, глядел на плавные мерцающие изгибы. Через минуту (или десять?) усталость отступила, и в голове прояснилось. А потом.… Потом он решил использовать банку против Карпа. Мысль притягивала и отталкивала одновременно. А почему нет? Можно ведь загадать что угодно. К примеру – чтобы Карп от него отвязался. Навсегда. Нет, на такое куча порошка уйдёт, а его беречь надо. Нужно что-то другое, по мелочи – чтобы смеялись уже не над ним, а над Карпом. Пусть его старшаки отделают у всех на глазах… Или пусть при всём классе обмочиться, желательно у доски… Женька прокрутил сцену в голове и улыбнулся – да, было бы неплохо.

Вдруг по футболке потекло что-то тёплое. Женька бросил взгляд вниз и вздрогнул – из носа хлестал густой алый поток. Руки сами взметнулись к лицу, и он как-то зацепил банку – та завалилась набок, крышка откатилась и синяя взвесь просыпалась на стол большим неровным пятном.

– Чёртов Карп, – пробормотал Женька, зажимая нос, – чтоб он вообще кулаками махать не мог…

Распахнулось окно, и холодный ночной ветер сдул порошок со стола – крупицы блеснули, повисли в воздухе искрящейся пылью и исчезли. За окном полыхнуло лиловым, и раздался раскат грома, по крыше глухо замолотили капли дождя. Женька застыл, в голове, как отчётливое эхо, прозвучали собственные слова: «…чтоб он вообще кулаками махать не мог…»

– Нет, нет, нет… – пробормотал он. – Я беру назад. Это не желание! Не желание…

Женька молча смотрел, как из носа падают тяжелые красные капли – на руки, на стол, на перевернутую банку. От злобы не осталось и следа – только страх и горькое сожаление. Он же не хотел…

В ту ночь заснуть удалось не сразу – Женька ворочался, сбивая с себя одеяло, тело чесалось, а в голове крутились тревожные мысли. Он говорил себе, что ничего не случится – он же не сам на порошок подул и не взаправду Карпу зла желал, но другой, до противного справедливый голос твердил:

«Хотел, ещё как хотел, и банка тебя услышала… Только вспомни, сколько порошка просыпалось – на золотую медаль хватило бы».

Женька скинул одеяло на пол, разметался по простыне и уставился в потолок – было уже за полночь, и небо за окном потихоньку начало светлеть. Гроза пошла дальше, откликаясь глухими раскатами, ливень превратился в мелкий нудный дождь. Обычно такая погода усыпляла в два счёта, но сейчас сна не было ни в одном глазу.

Приехал отец – Женька услышал, как скрипнули ворота и во двор въехал внедорожник. На входной двери щёлкнул замок, и отец вошёл в дом, вполголоса ругая Дикаря, потом загремел посудой на кухне. Женьке как-то сразу полегчало, он перевернулся на другой бок и провалился в тяжёлый беспокойный сон.

Утром Женька раз пять выключал будильник, пока, кое-как разлепив глаза, не увидел, что до школы осталось всего полчаса. Он вскочил на ноги, надел вчерашние брюки – мятые, но вроде чистые, и тёмно-голубую майку. Голова снова болела, и вчерашние мысли никуда не делись – только выждали, пока он умоется и окончательно проснётся, чтобы вернуться и сжать сердце тревожным предчувствием.

Отец ещё был дома – пил кофе на кухне и листал не то журнал, не то толстую брошюру.

– Заспался ты что-то совсем, – бросил он. – Макароны – в кастрюле.

– Ага, – буркнул Женька. Он достал из шкафа тарелку, наловил из кастрюли ещё горячих золотистых пружинок и уселся за стол. Есть не хотелось, да и времени оставалось всего ничего. Женька поковырял в тарелке и поглядел на отца.

– Пап… Подвезёшь до школы?

– Подвезу, – отец посмотрел на него поверх брошюры. – Кот, а ты, случайно, не заболел? Температуры нет? – он подался вперёд и коснулся лба Женьки. – Вроде нормально…

Женька отвёл глаза в тарелку.

– Да не заболел я.

– Ну, поехали тогда. Мне ещё на заправку перед рейсом – так что, через три минуты жду в машине.

Отец выплеснул остатки кофе в раковину, сполоснул кружку и вышел из кухни. Женька закинул нетронутые макароны в кастрюлю и поставил её в холодильник. Потом побрёл в комнату, вспомнив, что так и не сделал уроки. Ну и чёрт с ним. И поважнее вещи есть.

Со двора раздался отрывистый гудок. Женька вытряхнул содержимое рюкзака на расправленную постель, забросил нужные учебники и тетрадки обратно и помчался в коридор натягивать кроссовки. На банку он даже не взглянул – вечером он убрал её на полку, за стопку книг. Завязывая шнурки, он заметил на штанине несколько капель тёмной запёкшийся крови и отвернулся.

Отец посигналил снова – внедорожник уже стоял на дороге, железные ворота были заперты изнутри на засов. Женька прошмыгнул через калитку и запрыгнул на пассажирское сидение. Ехали быстро и молча. Женька чувствовал, что отец время от времени поглядывает на него, но говорить не хотелось, и он всю дорогу смотрел в окно. Беспокойство потихоньку грызло изнутри, усиливаясь по мере того, как они приближались к школе.

– Случилось что? – спросил отец, когда они ненадолго встали на светофоре.

– Пока не знаю, – ответил Женька.

Отец кивнул и больше ни о чём не спрашивал. Через пару минут он высадил его у ворот школы и хлопнул по плечу.

– Будь на связи.

– Ага, – сказал Женька и бросился к вестибюлю.

До звонка оставалось минуты три. Женька быстро переобулся и бросил сменку в раздевалке, рядом с которой стояла завуч и придирчиво осматривала подошвы какого-то пятиклассника. Женька бросил ей «здрасьте» и проскочил мимо. У лестницы на второй этаж стоял Ник и болтал с кем-то из своего класса. Вид у друга был какой-то взъерошенный, глаза блестели. Он заметил Женьку и бросился к нему.

– Слышал? Пацаны из одиннадцатого машину разбили. С ними Карп был. И Тищенко. – Ник замолчал и добавил вполголоса. – Говорят, Карп в коме лежит…

Женька прислонился к зелёной стене. Сердце неистово заколотилось.

– Ты чего? – удивился Ник. – За Тищенко испугался? С ней всё нормально.

– А что… с Карпом? – Женька посмотрел на Ника.

– Он посередине сидел, не пристёгнутый. Вылетел через стекло, когда они киоск протаранили. Говорят, теперь даже ходить не сможет.

– И кулаками махать тоже… – тихо проговорил Женька. На душе стало жутко и тоскливо. Он скинул с плеч рюкзак и медленно сполз по стене.

Ник глянул в сторону завуча и быстро присел рядом.

– Ну, ты чего? Дался тебе этот Карп! – сказал он. – Все равно он бы однажды вляпался… Оно страшно, конечно, но особо его не жалко.

Женька резко отнял руки от лица и сказал охрипшим голосом:

– Это я его, понимаешь?

– В каком смысле – ты? – глаза Ника расширились.

Прозвенел звонок, Ник поднялся, подал руку Женьке. Он словно что-то понял, и выражение его лица сразу стало серьёзным. Они пошли вверх по лестнице. Перед двустворчатой дверью на третий этаж Женька затормозил.

– У меня вечером снова кровь пошла, – он перевёл дух и продолжил, – и я пожелал, чтобы Карп кулаками больше махать не смог – просто вслух сказал и всё. Только когда я кровь попытался остановить, я банку уронил, и из неё пыль просыпалась – очень много. А потом окно открылось и её всю сдуло. Так что, это я пожелал, чтобы с Карпом…

Ник выдохнул и взял Женьку за плечо.

– Значит, просто случайно вышло? Ты не хотел ему мстить?

– Я… – Женька запнулся.

Послышался частый стук каблуков по ступенькам, и над перилами показалась голова завуча.

– Быстро по классам! Звонок две минуты как прозвенел.

Женька схватил Ника за руку, чтобы договорить, но завуч остановилась напротив и заорала:

– Живей! Ещё одно слово и дневники заберу!

Ник стиснул его плечо и взлетел на четвёртый этаж, а Женька открыл скрипучую дверь на третий и пошёл по коридору к своему классу, который толпился у двери ещё закрытого кабинета и, как заведено, орал громче, чем на перемене. Завуч потащилась за ним, в учительскую, которая была на том же этаже. Женька пожал руки ребятам, поздоровался с парочкой девчонок, у которых время от времени списывал, и отошёл к окну напротив двери кабинета. Все разговоры были про Карпа и аварию.

Первые два урока он отсидел, как на иголках – в голове носились обрывки мыслей, скакали, играли в причудливые догонялки. Женька решал уравнения, записывал в тетрадь даты, а в мозгу всё время крутилось: Карп, банка, авария… На перемене пришёл Ник, махнул рукой в сторону коридора, но Женька качнул головой и отвёл глаза. Уроки сменяли друг друга, и тревога переросла в какой-то ступор. Женьку словно накрыло тяжёлой волной – не выбраться, не глотнуть живого воздуха. Окрики учителей, голоса одноклассников, треньканье звонка – всё как будто было не здесь и не с ним.

С последнего урока (физкультуры) Женька ушёл – дождался, когда все пошли к стадиону, закинул на плечи рюкзак и двинул к школьным воротам. В безоблачном небе висел яркий круг солнца, но по двору гулял прохладный ветерок, шевелил зелёные стебли. Женька прижался спиной к железной ограде и вдохнул пахнущий близким летом воздух. А потом побрёл вдоль привычных районов, глядя на глубокие лужи, в которых плавали сломанные ветки и жёлтая пыльца.

Мысли забились в такт шагам. Он угробил Карпа. А если и не угробил – ездить тому на каталке до конца жизни. А, может, его желание не причём? Может, Карп сам в эту историю попал, без всякой банки? Наверняка все они пива налакались, вот и влетели… Нет. Себе-то можно не врать. Всё случилось после тех его слов, в сумрачной комнате. Женьке отчётливо вспомнился вчерашний вечер: шевеление синих теней, красные капли на тёмном столе, и яркая лиловая вспышка. Вспышка, похожая на далёкий отблеск фар. Он тряхнул головой, отгоняя видение, и невесело усмехнулся:

«Хотел проверить наверняка? Вот и проверил. А теперь там порошка осталось либо Карпа спасти, либо…»

А ведь будь на месте Карпа Ник, он бы даже думать не стал. Ну почему именно Карп? Почему?

Женька оторвал взгляд от асфальта – ноги привели его к тенистому скверу, тому, что лежал перед автостоянкой. Сегодня здесь было людно: на лавках сидели пенсионеры, по мощёным дорожкам гуляли мамы с колясками, на площадке весело возилась малышня. Женька свернул на узкую тропку, скрывающуюся в густом пролеске, и зашагал по мокрой, не просохшей после ночного ливня земле.

Через минуту он вышел к рядам гаражей, тянувшихся вдоль задней стены стоянки. Как-то они играли тут в догонялки, лазили по горячим крышам и прыгали на песочную насыпь. Вскоре дорога пошла под уклон, и гаражи уступили место деревянным домишкам, скрывающимся за заборами и кустами сирени, а потом впереди засияла речка. Женька спустился вниз по большим бетонным блокам, сбросил рюкзак и сел на тёплый, согретый солнцем бетон.

Речка была небольшая: метров пять-шесть, на другом берегу зеленело покатое поле, вдалеке за которым торчали пёстрые многоэтажки. Женька поднял с земли плоский камушек – под ногами таких было много, и запустил его по спокойной воде. Камушек зашлёпал по поверхности – раз, другой, третий и улетел в прибрежные кусты. Женька взял второй – покрутил перед глазами, взвесил в ладони.

«Если перелетит – Карп поправится, а банка не причём…»

Он прицелился и метнул «блинчик». Тот сделал два неуверенных прыжка, а на третий разметал светлые брызги, и, булькнув, пошёл ко дну. Сердце екнуло. Женька с досадой подумал, что как маленький, верит в глупые приметы, но на душе остался осадок – горький и тревожный. Он поднялся и пошёл вдоль пустого берега.

Грубые бетонные блоки сменились подобием набережной. Впереди показался мост – широкое шоссе, пересекающее реку и теряющееся где-то в высокой траве. Идти по мосту Женька не стал – прошёл до конца набережной и свернул на узкую улочку с тополями и бежевыми двухэтажными домами. Здесь было прохладно и почти не встречалось прохожих. Улочка вела вверх, петляла, а потом упёрлась в полукруглую площадь с аккуратными клумбами, бронзовым фонтаном и невысоким зданием старого кинотеатра. Женька поглядел на афиши у входа и потянул на себя двустворчатые двери.

Внутри было темно и прохладно, от автомата с попкорном пахло сладковатой гарью. Женька подошёл к кассам – работала только одна, над ней поблёскивали выцветшие золочёные буквы: «Красный Зал». Деньги у Женьки были – весь свой выигрыш он таскал в рюкзаке, во внутреннем кармашке на молнии. Он взглянул на расписание, и спросил билет на ближайший сеанс.

– Ты один, что ли, идёшь? – кассирша хмуро поглядела на него через толстые стёкла очков.

– Да, один. А что, нельзя? Все ходят…

Слова прозвучали грубо, и Женька почувствовал, как грудь кольнул стыд. Он схватил билет и быстро отошёл к стене, у которой стояли высокие кресла с потёртыми спинками. Что он вообще здесь делает? Попусту тянет время?

Двери зала открылись – закончился предыдущий показ, и в холл вышло несколько человек. Женька вошёл внутрь и уселся ближе к серому экрану – он всегда так делал, хотя порой нужно было задирать голову. На фильм больше никто не пришёл – все сиденья были подняты, на полу валялись мятые картонные стаканы и белые шарики попкорна. Через минуту погасили свет, и на экране замелькала всегдашняя реклама. Потом начался фильм.

Женька удобнее устроился в кресле и вытянул уставшие ноги. Он давно не был в кино – отцу всегда было некогда, а Ник больше любил пропадать на улице.

«Ну, хотя бы что-то…» – подумалось Женьке.

Первые полчаса прошли незаметно – фильм цеплял, как хорошая книга, да и музыка была подходящей. Печальные мысли вылетели из головы, забылись, и Женька глядел на экран, не отводя глаз.

Но вскоре всё изменилось: история стала тревожнее, а музыка напряжённее, острее – словно в преддверии беды. Женька не боялся ни триллеров, ни ужастиков – но сейчас его так и подмывало уйти, но он смотрел – то ли из упрямства, то ли потому что не знал, куда податься потом. Так он и сидел, пока не увидел сцену с аварией.

Там худой белобрысый парень – один из героев, мчался по ночной трассе. Хлестал косой дождь, заливал чёрный асфальт, стучал в покрытые испариной стекла; мелькали резкие повороты – один, другой, третий… Ярко алели разветвлённые вспышки молний. Вдруг машину занесло, развернуло бампером к краю дороги, словно она не выдержала  напряжения гонки. Взвизгнули тормоза. Слишком поздно – машина пробила ограждение и зависла над тёмным откосом, потом ударилась о каменную гряду, смялась, и, кувыркаясь, полетела по склону.

У Женьки внутри словно что-то оборвалось, он встал, прихватил рюкзак и быстро зашагал между темнеющих рядов, отыскал на ощупь широкую дверную ручку и неловко выскользнул из зала. Сердце глухо колотилось.

В холле, болтая ногами, сидело несколько девчонок, они уставились на Женьку, хитро переглянулись и захихикали. Дуры… Женька молча прошёл мимо и свернул к обшарпанным дверям туалета. Внутри сильно пахло хлоркой, на потолке тускло горели длинные заляпанные лампы. Женька повернул ржавый кран и долго умывался холодной водой, потом взглянул на отражение в зеркале – бледное, с мокрыми, прилипшими ко лбу волосами.

– Слабак несчастный, – пробормотал Женька. Он облокотился на стену и заглянул себе в глаза, в самую глубину.

«Иди домой… убери с полки книги, достань спрятанную банку…»

«И что потом?» – в тёмных зрачках читался вопрос.

«Решишь, как быть дальше».

Но какое право он имеет решать? Кто дал ему это право: банка, случай, судьба?

Женька врезал рукой по холодному кафелю, вышел в коридор и зашагал к светлому прямоугольнику выхода из кинотеатра.

Он немного постоял на площади, подставляя лицо тёплым лучам, и побрёл прочь – вдоль парка, ограждённого стеной желтоватого кирпича, через дворы с ржавыми турниками и одинокими каруселями, мимо компьютерного клуба «Выстрел», занимавшего первый этаж старой деревянной хибары – к зелёной крыше остановки.

 

Наступил тёплый безветренный вечер. Женька сидел на упругих верёвочных качелях – поглядывал на серые носки кроссовок и на поросшее бурьяном русло оврага. Сверху, сквозь густые зелёные кроны, пробивалось оранжевое солнце. Вокруг было тихо и прохладно, пахло мокрой хвоей, распустившимися почками и грибами. Женька поддал ногами вперёд и качели, скрипнув, тронулись с места. Тугие канаты цеплялись за сук высокой покорёженной сосны, а внизу крепились к толстой прогнувшейся доске.

Качели они сделали вместе с отцом – такой же тёплой солнечной весной, два года назад. Тогда эта поляна, окружённая высокими деревьями, с почти неприметной тропкой, была тайным местом номер один. Потом он сдружился с Ником – стал пропадать на пустыре, подолгу гонять на велосипеде, играть в футбол до позднего вечера. А сюда приходил нечасто, только когда был один.

Женька снова толкнулся, на этот раз посильнее. Внизу показались кусты орешника, потом снова мелькнул бурелом и уходящий вниз край оврага, вдоль которого тонкой струйкой бежал ручей.

В общем, он так ничего и не решил. И дома тоже не был – купил в палатке чипсов и шоколадку, проглотил, не почувствовав вкуса, и весь день бродил по тенистым склонам оврага.

Вдруг за спиной тихо зашелестела трава – кто-то шёл через пологую поляну. Женька оглянулся – вдруг чужие мальчишки? Мало ли чего им тут надо… Нет, кто-то из взрослых – силуэт за кустами был явно не мальчишеский: выше и шире. Женька напрягся. Если что – прыгнет в овраг, мягко приземлится на носки и дёру.

Незнакомец приближался, он был уже совсем рядом, длинные ветки, затрещав, разошлись в стороны, и на склоне появился… отец – в полинялых джинсах, резиновых сапогах и старой чёрной футболке.

– Привет, Кот.

Женька выдохнул.

– Пап?.. А ты как здесь?

– Ну, на пустыре тебя не было, в штабе тоже, вот я и решил… – отец подошёл ближе к оврагу, поглядел вниз, а потом перевёл взгляд на качели.

– Надо бы новые сделать, пока ты себе ногу не сломал.

– А откуда ты про штаб знаешь?.. – спросил Женька. – Ник рассказал… да?

– Рассказал, – улыбнулся отец, – но неохотно.

Женька схватился за канаты, встал, упираясь ногами в доску и сел к оврагу спиной.

– А зачем ты меня искал? Я же не опоздал ещё.

– Знаю, – сказал отец. – Но Ваше Высочество снова не берёт трубку.

Женька опустил голову.

– Прости, пап. Я не мог… Точнее, мог, но не хотел говорить совсем.

– Ничего, Кот, – проговорил отец. – Не в этом дело. Я понял, что у тебя случилось что-то.

Он медленно сел на траву и облокотился на шероховатый ствол сосны.

– Ну, теперь-то, может, расскажешь?

Женька поднял глаза, поглядел на поляну и алые облака, потом перевёл взгляд на отца. Тот был совсем не сердитый – сидел и играл сорванной травинкой.

И Женька рассказал: про то, как увидел банку в журнале, про правила, «домашку» по математике и лотерейный билет (на этом месте отец присвистнул, но ничего не сказал). Про Тищенко и стычку с Карпом… и про то, как исполнилось вчерашнее желание. Промолчал только про надежду вернуть маму.

Отец снял очки и тщательно протёр их футболкой.

– Слышал я о вашем Карпе… – вздохнул он. Немного помолчал и добавил. – Я так понимаю, тебя бесполезно разубеждать, что всё это лишь череда совпадений?

– Ага. – Женька кивнул.

– Ну а всё-таки? Может, Карпову не повезло просто? Это, конечно, беда – но со всяким может случиться… – отец поглядел на Женьку. Без очков его глаза были какие-то детские. – И «домашку» ты всё-таки сам сделал – на этот раз хорошо. Ну, и выиграл не так чтобы много.

Женька помотал головой – и почему он подумал, что отец сразу во всё поверит? Он и сам-то верит только наполовину. Отец вернул очки на место, встал и стал мерить шагами поляну, потом пару раз задумчиво хмыкнул.

– Что такое «тервер» знаешь?

– Неа, – пробормотал Женька.

– Теория вероятности. Изучает, насколько возможны события. При разных условиях.

Женька кивнул.

– Так вот, – продолжил отец. Возьмём игральный кубик с шестью гранями. Или больше – неважно. Вероятность, что одна и та же грань выпадет несколько раз подряд – очень мала. – Он снова поглядел на Женьку. – Уловил аналогию?

Женька медленно почесал щеку.

– Теперь ты меня совсем запутал. Получается, что банка всё-таки работает?

– Получается, что она может работать, – отец слегка улыбнулся.

– Тогда я виноват в том, что с Карпом случилось, – мрачно сказал Женька и замолчал. Потом осторожно спросил:

– Значит, все банки из того журнала такие?

– Не думаю, – сказал отец. – Скорее твоя – исключение. На тысячу экстрасенсов и правда найдётся тот, кто что-то умеет, – он усмехнулся. – Пример неудачный, но, думаю, идею ты понял.

Женька снова задумался.

– Слушай, – начал отец, – ну, раз ты в банку веришь, почему бы не загадать, чтобы Карп поправился?

«Вот оно», – подумал Женька. Лучше бы он ничего не рассказывал. Или наврал, а теперь – не отвертишься…

– Я могу, – проговорил он, но на это весь порошок уйдёт. А у меня ещё одно желание есть – его очень нужно попробовать.

«Только не спрашивай, – мелькнуло в голове, – пожалуйста».

Отец не спросил и какое-то время они оба молчали. Женька стал глядеть на прозрачную змейку ручья – в желтоватой воде плавали бурые прошлогодние листья.

– Интересно как она работает… – сказал он. – Банка.

– Ну, можно предположить разное, – ответил отец, – мистику, волшебство или какую-нибудь гипотезу.

– Гипотезу? – переспросил Женька. – Как в фантастике?

– Ну, вроде того.

Женька почувствовал, как внутри тонкой пружиной толкнулось любопытство.

– А почему нет? – сказал отец. – Взять хоть теорию параллельных реальностей. У неё много трактовок, а одна – вполне себе подходит, – он снова стал мерить поляну кругами – десять шагов к поросли репейника, десять к краю оврага и обратно. – Точных деталей не вспомню, но суть такая… – он на секунду задумался и кивнул своим мыслям. – Ага. Предположим, человек принимает решение. Что-то важное, что может изменить жизнь – к примеру: переехать в другой город. И переезжает. – Отец легко повёл рукой в сторону. – И в этот момент возникает ответвление – другая реальность, где переезда нет.

Женька кивнул – о такой теории он тоже где-то читал – то ли в сборнике фантастики, то ли в каком-то журнале – теперь и не вспомнишь.

– Так вот, – продолжил отец, – возможно, твои желания – кусочки таких иллюзорных реальностей. Банка меняет их местами с событиями нашей реальности.

– Как стрелки на железной дороге? – оживлённо спросил Женька – это было легче представить, чем множество похожих друг на друга реальностей.

– Почти, – сказал отец, – только при переключении меняется не только направление –  появляются как бы новые рельсы. И они могут идти в какую угодно сторону. – Он задумчиво теребил щетину на подбородке.

Почему-то от слов отца внутри проснулось волнение. Женьке вдруг представилась это гигантское полотно – незримая паутина, раскинувшаяся где-то в пространстве и времени, по которой несутся маленькие вагончики человеческих жизней. А что, если где-то там есть другая ветка – иной путь судьбы, где чуть больше счастья? Где они всё еще живут вместе: он, мама и папа. В Питере, или другом, неизвестном городе. И с мамой в той реальности ничего не случилось – не было той долгой тяжёлой болезни. Нет – она здоровая и сильная, а ещё – она часто смеётся и снова помогает ему с уроками. А у папы глаза с весёлыми искорками, и шутит он тоже чаще. И сам он, Женька – тоже немножко другой – непохожий на себя нынешнего: нет той прорехи в душе, откуда берётся внезапная грусть. А вместо неё – тёплая воздушная лёгкость.

Женька видел всё очень отчётливо, как будто образы были рядом, а потом они потускнели и в голове внезапно толкнулась, царапнула душу другая мысль.

– Слушай, пап… – Женька спрыгнул на землю и подошёл к отцу. – А если загадать, что в нашей реальности человек будет жив, а должен был умереть… В другой – параллельной, он умрёт?

Отец остановился и задумчиво потёр пальцами подбородок.

– В одной из реальностей да. В той, с которой списалось событие.

Он посмотрел Женьке в глаза:

– Ты это про Карпа сейчас?

Женька промолчал.

Отец положил руку ему на плечо, сказал негромко и даже как-то ласково:

– Одни события уравновешивают другие. Ничего не происходит бесследно.

– Да, – протянул Женька, – ничего…

Он вдруг прижался к отцовской груди, обхватил его за спину руками.

– Спасибо…

– Кот, ну ты чего?..

– Я… – Женька почувствовал, что не находит слов, – ничего…

Он разжал руки и снова поглядел на заросший склон оврага – теперь уже совсем тёмный. Солнце полностью ушло за облака, и поляну наполнили сгущающиеся тени.

Женька стиснул тёплую ладонь отца:

– Пап, пойдём уже домой?

В глазах отца зажёгся хитрый огонёк.

– Полетим, – он подхватил Женьку на руки, забросил на плечи и помчался к лесной тропке быстрым пружинистым шагом. Женька заливисто захохотал.

– Пап! Я щас упаду!

– Не упадёшь… – отец отрывисто дышал, но не сбавлял темпа.

Мимо мелькали густые серые кроны, под ногами отца шуршала трава и примятые листья.

– Пап, ты так спину сорвёшь, – улыбаясь, проговорил Женька.

В последний раз отец таскал его на плечах, когда ему не было десяти.

– Не сорву, ты главное держись покрепче!

Вскоре поляна с качелями осталась далеко позади. Тропинка змеилась, на пути лежали спуски и подъёмы – крутые и не очень. Женька весело вскрикнул, когда отец перемахнул через неглубокую лужу, почувствовал щекочущий холодок, когда они промчались по железному мостку – внизу был тот самый ручей, только здесь он разливался на несколько метров.

Через пару минут сквозь поредевшие деревья замаячили желтоватые огни частного сектора.

– Пап, ну всё уже… – довольно проговорил Женька.

– Уговорил, – отец мягко спустил его на землю, в прохладу лежащего перед домами поля.

Они пошли рядом. Было тихо, в высокой траве размеренно трещали цикады. Женька поглядел вперёд, туда где светились белые фонари и виднелась крыша их дома. Потом посмотрел на отца. Вздохнул. Улыбнулся. Наконец, он знал, что должен сделать.

 

Следующим утром Женька проснулся до того, как затренькал будильник, но вместо того, чтобы «доспать своё», медленно встал с кровати. Ноги немного гудели (всё-таки вчера он промотался весь), но голова была свежей. Он потянулся и бросил взгляд на собранный перед сном рюкзак – банка лежала внутри, в этот раз не на дне, а поверх всегдашней груды тетрадей и книг. Её ребристая крышка упиралась в тугую чёрную молнию.

Женька открыл окно, и со двора повеяло сырой прохладой – ночью накрапывал монотонный дождь, без грозы и холодного ветра. Он подошёл к шкафу и надел серую рубашку и потрёпанные прошлогодние джинсы – те были чуть-чуть маловаты, но ничего не поделаешь – школьные брюки валялись в баке с грязным бельём. Вдруг Женька поглядел вниз – на обтянутую узкой штаниной ногу. Ничего. Только синяя грубоватая ткань. Он отвёл взгляд и посмотрел в окно – отец уже был на ногах и подсыпал семенящему рядом с ним Дикарю новую порцию корма.

Женька прошёл в пустую гостиную и застыл над стоящим на тумбочке телефоном, потом взял трубку и набрал знакомый номер. Потянулись долгие гудки: один, другой, третий. Наконец на другом конце прозвучало:

– Алло?

– Ну что, сегодня на колёсах? – вместо приветствия спросил Женька.

В трубке воцарилась тишина, впрочем, неполная – Ник сосредоточенно посапывал.

– Слушай, насчёт вчерашнего… – проговорил Женька, – не дуйся. Давай я всё по дороге расскажу?

– Давай, – в голосе Ника появились нотки интереса.

– Тогда до скорого?

– Ага, скоро буду, – сказал Ник и повесил трубку.

Потом Женька двинул на кухню и позавтракал с отцом, а после тщательно вымыл посуду. Отец притворно удивлялся и говорил о «не кошачьем образе жизни», который решил вести его сын. Женька улыбался, а сам думал, что попусту тянет время. Дело сделано, пришло время поставить точку. Он закинул на верёвку мокрое полотенце, прихватил из комнаты рюкзак, и медленно спустился во двор. Затем вошёл в старую, сколоченную из грубых досок пристройку, где в пыльной темноте копились коробки со всяким хламом, которые отец раз в месяц вывозил на свалку.

Женька приоткрыл рюкзак и вытащил банку. Она была пустой – только на дне ещё поблёскивала горстка синеватой пыли. Женька покрутил её в руках, провёл ладонью по прохладной поверхности, а потом бросил в одну из коробок. Лёгкое сожаление холодком отозвалось в груди. Во дворе хлопнула калитка, громко залаял Дикарь – Ник не заставил себя ждать. Ну, значит, пора. Женька отвернулся от коробки и шагнул в сторону пробивающегося из-за двери солнечного контура.

 

Кладбище было старое, с высокой каменной оградой и широкими чугунными воротами, которые запирались на ночь. Церковь снесли во время революции, а потом на ее фундаменте поставили небольшую беседку-часовню, где можно было поставить свечи и переждать дождь.

Виктор Григорьевич выбрался из машины и пошёл мощеными дорожкам между высоких кованых оград. Наконец, приметил знакомый памятник с цветной фотографией в стеклянном медальоне – с неё улыбалась молодая сероглазая девушка с каштановыми волосами. Ирина. Виктор подобрал опавшие с деревьев ветки и выдернул несколько пробившихся сквозь старую плитку травинок.

«Годы идут, а я как старый пират – всё один и один…»

Грудь кольнул стыд – мысль была неподходящая, нельзя думать о таком здесь, у её могилы. Виктор усмехнулся и сорвал очередную травинку. Неважно. Вряд ли в его жизни что-то измениться – слишком живо он ещё её помнил, да и Женька, кошачья натура, напоминал мать глазами и чертами лица.

Мысли Виктора перешли к сыну. Эх, Женька, Женька, добрая душа. Ну, теперь, кажется, всё наладилось  – особенно после того, как тот парень (как там его… Карп, что ли?) на поправку пошёл. Виктор улыбнулся – Карп на поправку, а Кот снова на пустырь… всё на круги своя. Он вдруг припомнил разговор на поляне, тот, что случился с неделю назад – хорошо, что тогда он дал волю фантазии, не стал давить логикой и фактами. Почему-то для Женьки это стало соломинкой, словно тот для себя что-то решил. Или внутри себя…

Виктор припомнил, о чём говорил: параллельные реальности и взаимозаменяемые события. Что ж – это лучше чем то, что крутят по телевизору. Кто знает, может, Кот в фантасты подастся? Он перевёл взгляд на карман куртки, из которого наполовину торчала банка. Вчера вечером он заметил её в коробке с хламом и решил оставить для офиса – хранить карандаши и ручки. Крышка уже куда-то подевалась, но на дне все ещё переливались крупицы мерцающей пыли. Виктор долго смотрел на неё, а потом перевёл взгляд на тёмный памятник.

«Где бы ты ни была, в какой угодно реальности… пусть всё будет хорошо…»

Виктор подул на частички пыли, не сказав ни слова, коснулся щёки девушки на медальоне и развернулся, чтобы уйти. Но внезапно ощутил что-то странное. В прошлом он всегда ощущал присутствие жены – незримо, но точно. Когда та была дома, или в любом уголке сада, и теперь чувство было очень похожим: Ирина словно стояла за его спиной. Ещё мгновение и на плечо ляжет мягкая и ласковая рука. В воздухе повеяло знакомыми духами. Виктор резко обернулся. Никого, лишь поросшие травой могилы, охапки цветов и яркие головки одуванчиков. Он развернулся и неспешно зашагал к припаркованному у входа внедорожнику.

Всю дорогу домой он улыбался.

 

 

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале