Приёмышев-Цветкова – Ушша – 38

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

– Дура, гадина… Тварь!

Янка только хихикнула – ужас, как смешно мечутся на студёном ноябрьском ветру Руськины неровные космы. Ой, подумаешь, немного подшутила. Уж не околеет, если и без шапки чутка постоит. А ушанка и правда новенькая, где это его мамка разжилась?

Рука уже устала держать шапку высоко над головой, чтоб Руська не достал, но отдавать пока не хотелось. Весело же! Вон как он кипятится.

– От Ельги влетит, – шепнула Мелкая, натягивая на покрасневший нос край пухового платка.

Да уж, окажись тут старшая сестра, мигом бы по шее надавала. Но Ельга за водой только ушла, ещё нескоро вернётся. А Янка уж к тому времени поиграется, да отдаст. Наверное.

– А ну, верни, а то!..

– А то что? – вкрадчиво спросила Янка. Мелкая громко хрустнула леденцом.

Руська насупился, задрал рукава старого тулупа, будто и вправду собрался врезать. На левом запястье — багровые полосы.

– Опять мамка не в духе была? – хихикнула Янка.

Руськино лицо аж пятнами пошло — ага, задело, значит! Сейчас точно кинется, придётся или шапку отдавать, или всерьёз подраться. А уж за синяки Ельга точно без обеда оставит. А то и без ужина!

– Мелочь, драпаем!

Янка схватила Мелкую за руку, под мышкой зажала шапку. Бросилась по ещё свежему первому снегу на деревенской улице. Из-за забора залаял соседский Пират, рванувшись на длинной цепи. Вот псина злопамятная, никак не забудет, как Янка его летом дразнила. Завернули за дом бабки Уланы, остановились перевести дух.

Руська хоть и был её младше, но он — мальчишка, наверняка бы догнал, тем более, Мелкая еле плетётся. Но у них-то ладные валенки на ногах, а у него – обноски с отцовской ноги. Ходит и то — запинается.

Оглянулись, нагоняет уже! Снова кинулись бежать, успевая ещё ушанкой помахивать. И вот уж деревенская окраина. И вдруг — впереди по дороге Ельга бочку с водой катит. Если с чужой шапкой увидит… Хоть она и не такая умная, как Янка, но в таких-то делах сразу смекает, что к чему. Нельзя ей на глаза попасться! И назад не побежишь, там Руська пыхтит, вся рожа красная – то ли от холода, то ли от злости.

Янка бросилась прямо через луг, где снега по щиколотку намело, даже не думая, куда её несёт. Бежала, бежала, перескакивая через обледенелые кочки, пока не поняла, что Мелкая тянет за рукав, упирается.

– Да чего тебе?! – Янка дёрнула руку сестры, а потом подняла голову…

Ой. В азарте и не заметила, не подумала совсем, куда бежит. А вот теперь впереди — он. Лес, куда ходу нет. Возле первых деревьев снег почти стаял, будто там, за стройными стволами — тепло. Чаща манит сладкими песнями, красивыми огоньками, но все в деревне знали, что это чудища так добычу зазывают. Только дурак в этот лес сунется. А Янка уж точно не дура.

Но и обратно бежать… Руська хоть и отставал поначалу, сейчас почти нагнал. Одна нога босая, видно в сугробе обувку потерял. Злющий, глотку дерёт, чтоб шапку вернула.

Уж больно Янке не хотелось просто так отдавать… А опять бежать — не интересно. Да и вообще, скучно, надоело всё!

– На, сам возьми!

И она развернувшись к лесу, бросила шапку со всей дури. Думала, не долетит. А может, и ничего не думала, или хотела даже… Только шапку подхватило ветром и та беззвучно канула в полумрак за деревьями.

– Янка… – пролепетала Младшая.

– Да чего теперь… – Янка поглядела на Руську. Серьёзно так поглядела, мол, всё, игры кончились. – Ты это… Матери только не говори, что это мы с Мелкой? Я ведь не нарочно! Ты же знаешь, что не нарочно? Пошутили же просто…

Но Руська её не слушал. Набычился, лоб выставил вперёд и зашагал к лесу. Но ведь он не дурак, правда?

– Эй! – закричала Янка. – Стой! Совсем очумел?! Подумаешь – шапка! Первый раз, чтоль, поколотят? Не ходи, дурак!

Но он прошёл мимо, не взглянув. И всё прямо, прямо — к лесу. Ох ужас, что будет, если узнают, кто виноват… Так Янке ещё никогда не перепадало. И от Ельги, и от родителей, когда вернутся.

– Бежим, бежим отсюда! – шикнула она на Мелкую. – И цыц, никому! Поняла?

Мелкая закивала часто-часто. Но Янка-то знала, чуть что – сразу сдаст. Вот же! Дурацкий ветер!

Руська-то, конечно, вернётся. Ну а куда он денется? Шапка-то совсем недалеко упала – шагов пять вглубь леса. Ничего с ним не случится! Главное, раньше него домой вернуться, чтобы всё правильно рассказать. Кто виноват, да кто первый начал.

Сразу за лугом у первых домов Янка оправила на Мелкой платок, чтоб чинно всё было, сама побила один валенок о другой. Во, другое дело! И зашагали, как ни в чём ни бывало.

Но Ельге на глаза всё же попались.

– А Русю где потеряли?

Она упорно катила бочку с водой к дому, но стоило сёстрам попытаться прошмыгнуть мимо, как сразу прицепилась. Ну вот что ей за дело? Как вообще углядела их, когда с шапкой удирали?..

– А нам почём знать? – дерзко ответила Янка.

– А то я не видела, какой он злой за вами нёсся. Я тебе сколько раз говорила, не лезь к нему! Ну, так где он?

– Убежал.

– Куда? – Светлая прядь выбилась из-под Ельгиного платка, изо рта пар валил, будто у неё печь внутри. Ну вот, устала же, шла бы по своим делам… Но сестра всё стояла, допрашивала: – Там только лес, а в деревню одна дорога – эта.

Неужто догадывается? Да ну, откуда? Просто спрашивает, лишь бы привязаться.

– Да не знаю я!

– Всё ты знаешь! – прошипела Ельга, а потом напустилась на Мелкую: – А ты чего молчишь, язык вместе с конфетой проглотила?! Обе у меня будете до ночи…

– А я ничего! – зачастила мелочь. – Я тут вообще ни при чём! Он сам виноват, что за шапкой… пошёл…

Вот же, предательница! Спасибо, хоть не выдала, как шапка в лесу оказалась. Да только Ельга наверняка догадалась. Янка-то думала, та их обеих сейчас пришибёт, но из Ельги будто все косточки вынули – руки опустились, плечи ссутулились. Лицо, красное с мороза, разом побелело.

– Куда пошёл?..

– Ну, туда… В лес…

– Бочку сторожите, – только и обронила Ельга.

Вот ещё одна дура! Но Янка успокоилась — не ругают и хорошо. Да только… Если старшая сестра Руську найдёт, тот ведь всю правду про шапку выболтает!

– Ты ж за нами присматривать должна, – сощурившись, сказала Янка. – А если тоже сгинешь? Всё маме с отцом расскажу, что ты в лес собиралась пойти! Руська сам виноват, сам пусть и расхлёбывает! Ты даже не знаешь, где он в лес зашёл, там ни снега, ни следов.

– И то правда, – ответила Ельга и посмотрела на Янку очень внимательно.

Та вздёрнула подбородок, довольная тем, как старшей нос утёрла.

– Правда, что я не знаю, – продолжила Ельга, и голос у неё снова стал крепким и тяжёлым, как кочерга. – А вот вы знаете, так что со мной пойдёте. Заодно и пригляжу за вами.

Тут Мелкая будто проснулась, глаза выпучила, заорала во всю глотку:

– Не пойду туда! Я боюсь! Не пойду.

У Янки всё внутри похолодело. Она, конечно, не мелкая, чтоб так голосить, но тоже головой замотала изо всех сил.

– Пойдёте. Ещё как пойдёте, иначе не только родители, вся деревня узнает, что вы наделали!

“Узнает, узнает. Ужас, какая правильная! А всё-таки, интересно, как оно там – в лесу?”

Кто же не мечтал нарушить запрет, ступить за черту, которая что ни год, так подбиралась ближе к деревне? Кто не чувствовал, как тянет туда, хоть глазком глянуть на чудеса тамошние? Ну, Ельга – понятно. Янка как-то подслушала, как матушка шёпотом жаловалась, что старшей чего-то Господь не дал, чего-то неуловимого. Чего – так и не поняла, зато на душе тогда приятно стало – ну вовсе как сейчас.

Вступая под сень деревьев, Янка нарочито хмурилась, дула губы – а всё ж по сторонам зыркала жадно, чтобы ничего не пропустить. Потому что интересно! А оттого, что коленки трясутся – так это ещё интереснее.

Жаль только, Руська первый был.

 

***

 

Лес дохнул в лицо почти весенним теплом, и Янка с удовольствием сбила с валенок снег – здесь, под деревьями, его совсем не было, только чёрно-рыжая земля. А вовсе даже тут и неплохо. Чего бояться? На миг ей даже стало жаль, что нет вокруг чего-то эдакого, о чём можно потом порассказать. Ну, сосны, так этого добра везде… Эдак и правда быстренько дурака этого найдут, да и обратно.

Янка ковырнула носком валенка рыжий бок муравейника, примерилась ещё, но Ельга взяла за плечо, встряхнула.

– Куда шапку-то забросила?

Вот дурища. Крепится, а голос-то прыгает, и губы едва заметно, но дрожат, словно тут и впрямь чудища лесные вокруг. Фыркнув про себя, Янка всё же огляделась. Не так уж далеко она и бросала, и… в глаза ударил порыв ветра, заставил моргнуть. Смахнув слёзы, Янка уставилась на землю – и правда, как раз у муравейника след попался. Не сапога, босой ноги, не спутаешь. Как только сразу не заметила?

– А вот, – она гордо кивнула, куда уводила цепочка следов. – Туда нам и надо. Небось сидит где за кустом да трясётся. Хотя тут идти-то три шага и два подпрыга.

Мелкая хрупнула леденцом, а Ельга покосилась странно, прищурилась так, что Янке захотелось её в след носом ткнуть. Вот уж слеподырая!

– Ладно. Может и правда недалеко.

– Точно-точно, – довольно кивнула Янка. – Зря только шли. Он бы небось и сам к дому вышел, как колокол заслышал. Нежить – она его ужас, как не любит, все знают. А уже почти время, солнце вона где было.

Словно подтверждая, по полянке и вправду раскатился глухой, словно через вату звон.

– Вот! – подхватила Янка тыкая пальцем туда, откуда он донёсся. – В ту сторону идёшь, и… и…

Указывала она как раз туда, куда уводили следы – один босой, другой обутый. Но только она же не поворачивалась. Не поворачивалась, так? Янка резко крутнулась на месте, ожидая увидеть за редкими деревьями луг, а за ним деревню с уютно поднимающейся над крышами дымкой – но взгляд встретил только лес. Сразу стало холодно и словно бы темно, хотя солнцу до заката оставалось ещё добрых три часа. На её глазах какая-то толстая ветка изогнулась, поползла по стволу, на кончике вспыхнули алые огоньки.

Янка отшатнулась и невольно схватилась за правое запястье – там, где его обвивала красивая шитая ленточка с хитрым узором. Заговоры для всех троих дочек обошлись родителям дорого, но сейчас она понимала – за что отдали несколько коров да кошель серебрушек. Лента потеплела, и прямо через пущу пролегла тропинка… нет, не тропинка. Просто словно бы солнечный лучик пробился через тучи и осветил путь. Вот так-то, и ничего страшного!

У Руськи, конечно, такой ленточки не было. Ну так и кто его тянул в лес-то, дурака такого?!

– Может, и правда не стоило вас тащить, – задумчиво заметила Ельга, оглядываясь вокруг.

“Хочет героиней стать. С-спасительницей. А нас опозорит на вс-сью деревню”.

Сначала Янке показалось, что сама это подумала, но шепоток шёл снаружи, от ветра, и она вздрогнула, обхватила себя руками. А ведь правда же! Ветер, хоть страшный, толк знает! Она помотала головой.

– Нет уж, впутались вместе, и дальше пойдём.

Впутались, конечно, не вместе, но Ельга скупо кивнула, а младшая… а её-то чего спрашивать. Боится, конечно, но и отпускать нельзя – разболтает, да всё – не так, как надо. Не давая времени подумать, Янка фыркнула и отвернулась от светлой дорожки, потопала по следам мимо кривого дерева, на котором враз выросли мелкие червивые яблоки. И такими-то лес соблазнять собирался?! Всяк знает, что ничего там есть нельзя, но такое и не знаешь, а не захочешь. Только в животе всё равно забурчало, потому что с самого утра ничего…

По крайней мере, идти было легко. Лес словно сам расчищал дорожку, подкладывал следы в мягкой земле – впрочем, чего тут странного, если Руська сам бежал, где полегче? Не в бурелом же ему лезть, за шапкой-то, которую вон как далеко унесло. Если бы в ветках запуталась, так сразу небось нашлась бы. И всё-таки – далеко. Не успела Янка это подумать, как мысль подхватила Мелкая.

– А чего так далеко? Всё идём и идём. Ноги устали. И жарко.

– Расстегни шубку, – посоветовала Ельга, не останавливаясь.

Жалости в её голосе не было ни на грош, и Янка мысленно закатила глаза. Не сработает. И правда, Мелкая заныла пуще прежнего.

– Есть хочется. И пить тоже. Давайте лучше вот позовём, сам и придёт. Эй, Ру-у-у!.. Ой!

“Ой” – это Янка прыгнула к ней, с ходу шлёпнув по губам. Зашипела в заблестевшие от влаги глаза:

– Поори мне ещё! Мало баек рассказывали о том, что тут водится? Чудовища всякие, монстры лесные. Накличешь – с собой утащат, будешь с ними жить! Пока кости не переломают, выпотрошат да сожрут!

И правда – между мрачных елей что-то мелькнуло. Мохнатое, быстрое, только и успела Янка углядеть силуэт – приземистый, вытянутый. Хищный. Янка всмотрелась до боли в глазах, но существо, кажется, сбежало. Ушло. А может, просто лиса?.. Не страшная, трусливая. Водятся же тут муравьи, значит, и всё прочее должно. Только вот птицы отчего-то молчат. Не поют. Да и вообще звуков нету, кроме дыхания да всхлипываний Мелкой. Может, и правда стоило вернуться, и пусть потом говорят, что хотят. Неизвестно, как глубоко в лесу…

Но тут Ельга шагнула вперёд, ткнула пальцем в куст с красивыми алыми ягодками на ветках.

– Вон. Наверное, и правда близко.

Янка прищурилась – и верно, там, рядышком, валялся старый Руськин тулуп. Видать, скинул, жарко стало бежать. А только куда бежал-то? Или – откуда? Или – от кого? Янка уже хотела было сказать, что подобру даже такое старьё мальчишка бы не бросил, но Ельга уже пошла дальше, и ничего не осталось, как расстегнуть шубку самой и пристроиться следом, волоча за собой Мелкую. Наверняка бросил, потому что недалеко, и вот сейчас уже они его увидят, дурака лопоухого. С каким удовольствием она его за эти уши оттаскает! Потому что нечего по такой ерунде в такие места ходить, а ей теперь из-за него ужас, как страшно.

Шаг за шагом, затем ещё, и Янка только спустя добрую сотню, если не две или три, сообразила, что до куста-то было рукой подать. Задумалась, да так, что Ельге в спину носом ткнулась.

– Не понимаю, – тихо сказала старшая сестра. – Не приближается.

Голос был такой потерянный, что Янка поначалу даже возрадовалась – когда ещё эта воображала признает, что чего-то не знает, – а потом оглянулась на мрачную чащу. Да через неё ли они шли? Нет ведь, хороший, светлый лес был, и впереди такой же. А откуда этот бурелом, где не только шубку, а и глаза оставишь? И следы их отчего не по прямой идут, а будто круги выписывают, как девки вокруг майского дерева?

Тут след, на который она смотрела, мигнул – да и переполз левее, точно он отдельно от прочих. Шага за три. Как далеко они зашли?.. Куда?.. А времени сколько прошло?

– Больно, – плаксиво пожаловалась Мелкая.

Янка только тут сообразила, что сжимает её руку слишком сильно и отпустила. Та тут же нырнула в мешочек с леденцами. Хруст ужас, как раздражал, и Янка открыла было рот, чтобы возмутиться – жрёт сладости, пока у старших в животах бурчит! – как на хруст в лесу что-то ответило. Слева, потом справа тоже. И сзади, будто лёд ломался. Но не переходили они через ручьи… правда же?

Хруст. Хруст. Хруст.

Неторопливо, медленно, словно кто-то тяжёлый ломал ледяной край. Всё ближе. Янка невольно отступила, вжалась в Ельгу и тут же отпрыгнула – ещё не хватало! Сестра, значит, сюда завела, а теперь у неё защиты искать?! Да и что она может? Только стоять спокойно, так, что и пальцы не дрожат. Ждёт, смотрит, и глаза снова решительные, знающие, холодные, какие Янка терпеть не могла. Кукла!

Сестра на неё и не смотрела – и на Мелкую тоже. Только вышла вперёд, глядя на мрачную тень, поднимающуюся из глубины чащобы, прямо в жуткие алые гляделки над белыми клыками. Точнее, Янка думала, что это клыки, потому как тварь словно в тумане плавала. Да и шерстью заросла. Лес вокруг смеялся, довольно похрустывал, и внезапно она поняла, почему тут не было слышно птиц. В них троих мяса-то куда больше, чем в какой перепёлке. Больше, чем в Руське. Вон, даже Мелкая, на молоке да сладком вскормленная. Готовая пышка.

Янка помотала головой, прогоняя дурацкую мысль. Вот ведь, смерть в глаза смотрит, а о чём думается!

Смерть, впрочем, не спешила. Зевнула ещё раз, проскребла лапой по подвернувшейся сосне, содрав целый пласт коры, да и пошла себе прочь. Только глянула ещё через плечо с намёком, а с каким именно – и без слов понятно было.

 

***

 

Никто больше не показывался, только кисельный туман спустился с макушек ёлок и парил чуть выше головы. Теперь и не поймёшь – то ли ветка там от ветра качнулась, то ли… Нет уж, пусть будет ветка!

– Я домой хочу, – захныкала Мелкая, – к маме.

Янка споткнулась о большой белый корень, петлёй охвативший нос валенка. Оглянулась – нет никакого корня, только мокрое на земле, будто кто-то молоко пролил. Вот бы пригубить, наверное, ужас какое вкусное, парное…

Только не успела, чей-то другой язык – широкий, с наростами – всё слизал досуха.

– Мама только завтра вернётся, – безжалостно ответила Ельга.

Младшая скуксилась, зашмыгала носом, стала слезу из себя давить. Всегда она так делала, чтоб мамку разжалобить, а как своё получит – от слёз ни следа. Но сейчас Янка и сама бы, честно говоря, не прочь была зареветь, и плевать, что там сестра старшая подумает. Не могла дурацкая шапка в такую глушь залететь! Даже Ельга это наверняка понимала, но отчего-то упрямилась, шла.

Может уже съели давно Руську. Хоть вон тот – с красными глазами, длинными клыками… Вспомнила и поёжилась. Так вот и надо, пока оно сытое, бежать отсюда прочь.

– Не найдём мы его, – заключила Янка, стараясь говорить рассудительно, по-взрослому, так всегда лучше слушали. – Правильно Младшая говорит, домой нам надо. Мы ведь Руську честно поискали, ужас чего натерпелись. Если он, дурачина, сам вглубь леса попёр, разве должны мы за него сгинуть? Вернёмся, и дело с концом! Да его мамка и пропажи-то не заметит!

– А ну, замолчи!

Ельга сверкнула глазами пострашней чудища из тумана. Янка прикусила язык. Интересно, если сестру тут сожрут, можно будет уже пойти домой? В животе забурлило громко и гулко, теперь уже и Младшая споткнулась, чуть носом землю не клюнула. Ельга вздохнула:

– Ладно, присядем на минутку.

Она ещё и договорить не успела, как Мелкая плюхнулась на подгнивший пенёк. И откуда только он тут? Никто в этом лесу деревьев уж точно не рубит. Но Мелкая-то, конечно, про такое и думать не думала. Есть-то как хочется…

– Давай-ка конфетами делись! – Янка протянула раскрытую ладонь к младшей.

Та аж подпрыгнула от неожиданности, плюхнулась обратно на пень с такой силой, что он промялся под ней. Ну точно – совсем гнилушка.

– А нету конфет, – протянула Мелкая.

– Чего врёшь, полные карманы были! Сама видела, как ты горстями нагребала!

– Бы-ы-ыли, – заныла она. – Но мы сколько уж идём? Я всё и съела.

– Не могла ты столько сожрать!

– Да оставь ты её, – велела Ельга. – Конфетами всё равно сыт не будешь. Потерпишь, не помрёшь.

Потерпишь… Сама-то, небось, на завтрак каши больше всех навернула, вон щёки как лоснятся. Вот и не голодная. Так что Янка её и слушать не стала, подскочила к Мелкой:

– А ну, показывай! – не стала ждать, навалилась на младшую сестру, сама запустила руки той в карманы, пошарила. Ничего.

Стала подниматься, оперлась ладонью о пень, а вместо твёрдого там будто нагретая глина. Так рука вглубь и занырнула. Янка руку дёрнула, смотрит – Мелкая уже по пояс в пне увязла. Опомнилась, рванулась вверх, да где там. Пень то ли лапами, то ли плетьми какими обхватил, потянул глубже. Мелкая заорала, Ельга к ней тут же кинулась.

А Янка стояла.

Надо бы, наверное, помочь, тоже потащить. Вон у Ельги аж шея от натуги покраснела. Но… Янка вроде и не растерялась, а… А чего та все конфеты пожрала? Чего ябедничает, чего…

– Да помоги же!

Когда уж Ельга прикрикнула, не постоять. Янка ухватилась за вторую ручонку и тоже потянула. Казалось, скорее тощие руки выскочат из тела, чем они отдерут Мелкую от пня. Та уже верещала непонятно от чего больше – от страха или боли.

“Так ей и надо” – проскрипел пень.

А потом как-то резко, Янка и не поняла как, Мелкая вылетела, все вместе повалились на еловую лесную подстилку.

Ельга вскочила первой, подняла подвывающую младшую. Отряхнула ей шубку, бросила быстрый взгляд по сторонам.

– Нет, нельзя вам тут больше, – она повернулась к Янке. – Бери сестру и домой бегите. Ленточки выведут, а я…

– Ой, – Мелкая рассеянно потёрла правое запястье.

Янка уже и не глядя всё поняла. Ну и растрёпа, бестолочь, курица пустоголовая!

– Да как же ты умудрилась? – Ельга посмотрела на голую руку, покачала головой. – Ладно. Вам и Яниной хватит.

– А если нет? Если отстанет, потеряется? Если туман заморочит? – сыпала вопросами Янка, а сама, знай, поглядывала на запястье Ельги. – Я ей свой и не подумаю отдать! И его ещё потеряет.

Ельга поджала губы, но долго не раздумывала. Отвязала свою ленту и приладила младшей.

– А ты как же? – протянула та, а сама уже натягивала на ленточку рукав шубы.

– Ничего, мне ещё Руську искать. А там уж выберемся.

Оно и видно, что весь ум в семье Янке достался. И козе понятно, что не надо было отдавать, глупо это, ужас как. Ну и пусть теперь в лесу остаётся, не больно-то и жаль.

Янка тронула свою ленту, радостно ощутила, как та начала теплеть под пальцами. Потянулся лучик, а потом…

Еще один! И ещё, ещё… Прыснули в разные стороны, оплели деревья с бородавчатой корой, пронизали колючие кусты, нырнули за узловатые коряги. Янка покрутилась туда-сюда, метнулась в одну сторону, в другую – паутина солнечных лучей стала только тоньше, да запутанней. Лента нагрелась так, что ошпарила кожу. Янка ойкнула и отдёрнула пальцы.

– Ай, больно! Смотри! – она сунула руку под нос Ельге. – Смотри чего! Всё из-за тебя! Вот куда ты нас завела, что отсюда и ходу уже нет!

– Я, значит, завела? – старшая сестра говорила так спокойно, так холодно, что хотелось придушить.

– А кто? Нам бы и лес этот, и Руська сто лет не сдались! Ишь какая нашлась правильная, во всё-то влезть надо, всех спасти! Видела же, что шапки рядом нет, сразу надо было вернуться!

– Я, значит? – повторила Ельга. Младшая притихла между ними, даже поскуливать жалобно перестала. – Да я и брать тебя с собой не хотела, толку с вас, только капризы, да нытьё. Лучше б одна…

– Конечно, не хотела! Чтобы тебе весь почёт, а про меня потом мамке с батей наговорить всякого, чтоб ни конфет, ни подарочков с полгода не видела. Я тебя сразу раскусила!

Ельга отвела глаза, будто от чего-то неприятного, а потом обхватила себя руками. Янка тоже на неё глядеть не стала. Вон кто-то мелкий, серенький, в валенок заполз, вытряхнуть бы надо.

– Да что же ты… – снова заговорила Ельга, и голос такой, будто она только что редьки пожевала. Горький. – Смотрю на тебя каждый раз и будто не моя сестра, не родная кровь. Эта хоть мелкая ещё, глупая! А ты-то большая уже, а с тобой хуже, чем с врагом. Всё себе на выгоду выкрутишь, будто и не нужно ничего и никого, если оно пользу Яне не приносит! Глаза бы мои на тебя не смотрели, маленькое ты злое чудовище!

– А ты и не смотри, – сощурилась Янка. – А то больно много глядишь да приглядываешь. Мне и мамки хватает, чтоб поучать! А сестра не для этого нужна. Мелкая и то лучше понимает.

Янка дёрнула младшую за рукав, хотела к себе притянуть, чтоб Ельга видела – их двое против неё одной. Но Мелкая смотрела куда-то мимо сестёр.

– Ой, глядите-ка! Кустик тот, – сказала, будто и не слушала, как старшие ругались.

Янка с Ельгой оглянулись. И правда, тот куст с красными ягодами, возле которого тулуп Руськин лежал, теперь оказался тут как тут. Сколько часов они за ним шли, всё догнать не могли, а остановились – будто сам пришёл. Только пришёл уже без тулупа.

Да и плевать на него, а вот ягодки какие… Алые, глянцевые, аж слюньки потекли. Кажется, только на зуб положи, прольётся сладкий густой сок по языку. И висят гроздьями, весь куст облепили, можно до отвалу наесться!

Пока Мелкая зевала, Янка кинулась обирать. Надрала пригоршню, все пальцы красным перемазала, аж кожу защипало. А запах-то, запах, слаще малины!

– Сдурела?!

Ельга подлетела, саданула по рукам так, что ягоды покатились по земле, точно драгоценные бусины. Такие спелые, что аж лопались. Янка ахнула, наклонилась было собирать. Скорей, скорей, пока по лесу не разбежались во все стороны. Несколько ягодок даже, кажется, вместе собрались, отрастили лапки, как у сороконожки, и юркнули под камень. Но тут старшая сестра дёрнула Янку за воротник.

– Совсем ума нет?! Разве можно жрать что попало? В обычном-то лесу не всякая ягода сгодится, а тут…

Янка развернулась, стиснула кулаки, только что зубами не клацнула.

– Во-о-от! А я и говорю, что только поучать можешь! Думаешь, что лучше всех, что знаешь всё, как правильно. А мне уже вота где твоё правильное сидит! – Янка провела краем ладони по горлу. – Ты мне не мать!

– Уж конечно, – как-то устало отозвалась Ельга. – У меня-то нет подарочков, и конфет нет. Есть только “Ельга, присмотри, пока мы в город с отцом уедем”, да “Ельга умой”, “Ельга, почитай”. Так что верно всё, я тебе не мать. А раз ты лучше знаешь, как надо, так давай, веди!

– Ага, – фыркнула Янка, правда уже вяло. Устала. – Сначала сама нас заблудила, а теперь “давай, веди”.

Но спорить и правда уже не осталось сил. Вот если бы ягодок съела… Мелкая тоже еле стояла. И хотя белёсый туман скрывал небо, стало ясно, что вечер давно, уже смеркается и что-то тёмное бродит за молочным пологом.

– Надо убежище искать, вот что, – сказала Янка. – Хоть дух перевести.

А сама поёжилась. Если днём чудища только издали пугали, то ночью что будет… Словно в ответ в кроне дерева зашуршало и вывалилось до середины ствола что-то грязно-жёлтое, склизкое, точно слизняк. И с него закапало, как слюна из голодного рта.

Мелкая тоже заметила, взвизгнула, Ельга ей рот рукой закрыла, повела вперёд. Янка обогнала и зашагала впереди, оглядываясь. Не поползло ли следом. Но так и висело, только чуть приподнялось, повернулось в их сторону.

“Малявку-то отдай. Меш-шает только. А сама уйдёшь… ”

Янка глянула назад – Мелкая споткнулась. В который уже раз. Но Ельга скорей её подхватила и как-то тревожно, крепко схватила за руку. Слышала ли она тоже? А, может, ветер им про неё, Янку, такое же говорит? Отдайте, дескать.

Ну уж нет, она будет в оба глядеть!

“Отдай… Хочешь, и тебе кусочек ос-ставлю?..”

– Убежище, отдых, – проговорила Ельга так тихо, что Янка едва услышала. – Нет, что-то здесь не так.

Ну ещё бы! Ужас, какая разумная нашлась, словно и так непонятно, что всё тут не так! Янка фыркнула, но Ельга продолжила, не обращая на неё внимания.

– Вперёд идти легко, а позади мрак и чаща. Всё глубже идём, но не сожрал никто. Вон то чудовище – что ему помешало, сразу у границы лесной? Кинулся, схватил кого, да и всё. Что мы сделали бы?

– Да сытый просто был, – безразлично бросила Янка. – Чего тут думать. Будь голодный – так и сожрал бы. Ждёт, стало быть, пока проголодается. Пасёт, как вон Руська телят.

– Пасёт?..

Ягодный сок на языке – сладкий, и одновременно кисленький, в самый раз, как кисель мамкин, который на праздники… опомнившись, Янка выдернула пальцы изо рта и украдкой оглянулась – нет, кажется, никто не заметил. Ельга слишком младшей занята да мыслями своими, а Мелкая просто бредёт, на землю глядя. Даже не ноет.

– А ведь правда, – Ельга внезапно остановилась. – Ведут нас. Куда нужно. Им нужно, не нам.

Сначала Янка и не поняла, к чему сестрица, а потом взвилась – откуда только силы взялись. Подскочила, уставилась в лицо.

– Так что, получается, по-твоему надо обернуться да в пасть ему прыгнуть? Чтобы, значит, подавился да и помер?!

Ельга помедлила, хмуря брови, открыла было рот, но тут лес взвыл – жутко, волчьи, сжимая полукруг. Не одно чудовище — дюжина, две, а то больше! Стая.

– Бежим!

Янка схватила Мелкую за руку, прыгнула вперёд по тропке, подальше от воя, и только после заметила, что Ельга так и стоит на месте, и хмурится ещё пуще.

– Чего стоишь?! Или… – от внезапной догадки Янка широко распахнула глаза. – Хочешь им нас скормить, да? А самой уйти?

Ельга даже отшатнулась, словно ей влепили пощёчину. И стоило бы! Вот знала Янка, что за этой правильностью стоит, только копни поглубже. Поглядите только, какое лицо сразу непонимающее да обиженное!

А вой всё ближе. Янка сделала ещё шаг назад – и ещё, когда Ельга протянула руку, словно пытаясь удержать.

– Нельзя бежать туда, куда гонят! Поймите!

Янка понимала только одно – за спиной старшей сестры метались чёрные тени, скалили зубы. И глядели не на Ельгу – на неё да Мелкую! А за ними всеми вздымался жуткий силуэт – огромный, в плаще, словно сотканном из тумана. Янка отступила. Нет уж, сдаваться она не собирается. Сбежать – и пусть… и пусть Ельгу жрут, предательницу! А они пока найдут Руську… а если и не найдут, главное – сами вернутся.

Страшилище медленно подняло лапу, в ней что-то сверкнуло. Когти?

Лапа нависла над Ельгой. Та повернулась к монстру, глядя прямо в туман, и на миг Янке показалось, что может и правда получится. Она даже приостановилась, но тут в лицо бросилось что-то мелкое, зубастое, и она с визгом отпрыгнула, махнула свободной рукой. Попала, но вокруг прыгали другие, и смотреть было уже некогда. Хоровод чудовищ вился вокруг, оттеснял дальше, и вот уже Ельга скрылась за туманной пеленой, крикнула. Зубищи щёлкнули у самой ноги, лес радостно взревел, Мелкая завыла в голос, и Янка не выдержала. Повернулась и кинулась в лес. Быстро, со всех ног. Да её и в деревне никто из девчонок догнать не мог, а тут-то, монстры!

Вой словно сразу отпрыгнул назад. Кусты цеплялись за полы шубки – эх, надо было снять! – мелькала между ветвей белая распухшая луна, но тропа сама собой ложилась под ноги. Ровная, словно хоженая, да только кому бы тут?

“Куда ж-ш ты?..”

Янка бежала, пока хватало сил – и пока Мелкая не обвисла на руке мёртвым грузом. Тащить её по грязи было уже совсем никак, да и сердце билось где-то в горле. Нужно передохнуть. Чуть-чуть, а там она снова коснётся ленточки, и всё будет хорошо.

Глубоко вдохнуть всё никак не получалось. Янка сделала ещё несколько неверных шагов, отвела ветки кустов, открывая полянку, залитую белым светом. А в тени дальних ив, почти скрытая плетями ветвей, стояла покосившаяся избушка.

 

***

 

Дверь открылась с таким скрипом, что Янка аж плечами дёрнула и оглянулась на лес – не услышал ли кто. Но нет. Убежала. Кольнула мысль о Ельге, неужто правда сожрали… Но чего о дураках жалеть? Старшая сама виновата, от первого шага и до последнего! Сидели бы сейчас дома да пирожки ели, а не тряслись, переступая трухлявый порог.

– К мамке хочу…

Мелкая затеребила рукав. Янка уже хотела было одёрнуть, сказать, что не сработает оберег, как лучик упал в открытую дверь, упёрся в лес. А ведь ленточка была даже не её, Ельги! Янка поспешно тронула свою – но путеводный свет снова впустую рассыпался по хижине. Да что ж такое! Зря, что ли, их заговаривали, чтобы домой вели? Или, может, это потому, что пальцы замёрзли, ужас как, еле гнутся, не слушаются… а на левой руке вовсе, так вцепилась в Мелкую, что до сих пор сводит.

Ну да ладно, вторая же есть? Есть. Хорошо, что старшая такой дурой оказалась, отдала. Зато почти светло. Луны-то за ставнями не видать, а без неё в тёмной хате только ноги ломать…

Не отнимая пальцев от ленты, Янка притворила дверь и огляделась. Обычная комната – да не совсем. Неверный свет выхватывал то шкафы с книгами – столько даже у батюшки не было! – то оплавленные свечи, то какие-то припорошенные пылью рисунки. Сразу видно, хозяйки тут нет – разве кто потерпит, чтобы прямо на полу рисовали? Хотя вон же – прялка в углу.

Янка пригляделась к корешкам книг, протёрла один пальцем, открыв надпись на незнакомом языке, но тут заговорила Мелкая, отвлекла.

– Страшно, – странно, но нытья в голосе не было. Просто усталость и смирение. Словно уже сдалась. Малявка, что с неё взять. – Не вернёмся мы.

Янка фыркнула.

– Скажи спасибо, что вообще тебя сюда притащила, а то и бросить бы могла. На съедение, – она подошла к печке и пошарила на ней: – Может, тут ещё сухари какие найдутся. Эх, погрызть бы…

Только уж Мелкой точно не даст. У неё и так щёки из-за спины видать, с голоду месяц не помрет. Янка ойкнула, когда в палец вошла заноза с деревяшки. Мечик деревянный, наверняка им мальчишка какой играл, навроде Руськи. А в углу, вон, лошадка-качалка. Рядом ещё куколка тряпичная – это уже девчоночье. Видать, большая семья-то была! Дети мал-мала меньше. Как только кормились тут… да как вообще жили, когда вокруг чудовища одни? Ручей журчит за стеной, за ивами, так тут, поди, и рыба не такая водится, неправильная. И поле не вспахать – поди ещё расчисти, с эдакими деревьями да кустами! Небось, сами топор с плугом сожрут. А всё же вот она, изба… значит, жили.

– Ян, – тихо позвала Мелкая, – а ты вправду бы меня чудовищам отдала?

Янка не ответила. Откуда она знает: отдала бы или не отдала? Глупая Мелкая. А та продолжала:

– Я бы тебя не отдала, хотя они просили, уговаривали. И ты бы раньше не отдала, я знаю! Ты хоть и дразнишься и вредничаешь, но меня бы обижать не позволила. Как и Ельга… Где она теперь? Ян, она что, умерла?

Мелкая всхлипнула. Ещё не хватало её утешать, неужели не понимает, что им сейчас о себе надо думать? Или вон о тех вытертых силуэтах. О буквах. Странные, незнакомые, а смысл вроде и понятен. Или нет? Она встряхнула головой.

– Я-ян, – снова затянула сестра.

Вдруг из-за стен раздался плеск, и Янка с размаху закрыла рот Мелкой ладонью, зашипела от злости. Ну что опять? Только ведь ничего не было! Быстро оглядела комнату – нет, ни топора, ни кочерги у печки. А уж с каким удовольствием она бы схватила колун и, если кто в дверь голову сунет!..

Плеск приближался – медленный, тяжёлый. Мелкая взвыла под рукой, и Янка прижала ладонь сильнее. Не хватало ещё из-за неё тут сгинуть!

– Молчи! – прошипела в самое ухо.

Не помогло. Мелкая извернулась, укусила руку – ужас, как больно! Янка стиснула зубы, чтоб не вскрикнуть. Молчать. Прятаться. Пусть мимо идут.

Плеск стих. Что-то с шорохом отвело ивовые плети, с кряхтеньем отёрлось о брёвна у закрытого окошка. Мелкая опять что-то замычала. Да заткнётся она наконец?! Янка прижала её к груди, втиснула лицом в шубку. Пусть теперь мех кусает! Ещё и приподняла, чтобы в пол не стучала. А что по ногам пинается – потерпеть можно. За стеной ухнули, прошли дальше, со стуком опустили что-то у двери. Словно и правда хозяин из леса пришёл. Янка стиснула Мелкую сильнее – пусть себе бьётся, не будет в другой раз скулить! Свалилась тут на голову, толку с неё никакого, одна обуза. Бесполезная, бестолковая… Надо-то лишь подождать. И молчать. Не дышать.

Мелкая вцепилась пальцами в мех, дёрнула, и Янка едва не ойкнула от неожиданной боли. Вот же! Шубка-то толстая, крепкая, а словно за кожу щипнули.

Шаги на пороге… нет! Они ведь спрятались! Кто-то вздохнул, дверь скрипнула, приоткрылась, и Янка до крови прикусила губу. Нет, она здесь не умрёт! Кто угодно, но не она! Ни за что!

Руки сами собой прижали Мелкую ещё сильнее, и та обмякла, стихла. Дошло наконец! И дверь тоже замерла. Едва осталась щёлочка, через которую пробивалось бледное сияние – наливалось, пульсировало, меняло цвет, словно луну перекрашивали в голубой. Красиво, наверное. И Янка совершенно точно знала, что за дверью никого нет. “Янка”. Странное слово.

Она поднялась, отряхнула пушистую шкурку. Малявка так и осталась на полу. Без движения, без вздоха. Вот же дура. Сама виновата. Надо было тихо сидеть.

В животе голодно забурчало. Глупая Мелкая, спрашивает ещё, отдала бы или не отдала? Теперь-то бы уж точно не отдала. Ни за что.

– Моя! Только моя. Моя добы-ыча.

 

***

 

Она выбралась из хижины, довольно облизнулась. Внутри разлилось приятное тепло, но до настоящей сытости было ещё далеко. По лесу, смешиваясь с лунным светом, плыл сладостный аромат. Вот там… Там та, кто наполнит. Как сожрём её, хорошо будет завалиться среди тёплых камней и поспать.

– Уж я ей! – прошипела, но рот, полный клыков, исказил привычные слова. – Ужжаей. Ужжа!

Все другие тоже тянули носы, а у кого не было, тянулись белёсыми ручищами-корнями, шевелились взволнованно под мягкой еловой подстилкой. Как же тут много жадных ртов, шагу не ступить! Уж-жас, как много. Ушшшас…

– Ушша!

Она-то ловчее, быстрее, злее. И точно знает, чей это запах. Сладенький…

“Давно здесь такого не было…”

Ушша согласно закивала. Теперь-то она видела, что то не ветер ей нашёптывал, а сам лес. Хозяин, который и есть тут всё. Бледное его тело лежит над всем, красные ягоды глаз следят с кустов, руки его всё и всюду, а сердце – хижина.

“Съешь… Накорми нас”.

Сами-то не смогли. Без неё. Недотёпы. Уж она-то справится! И Ушша побежала. Напролом, через чащу, которая и не чаща уже. Всё шевелится, дышит, скребёт, клацает зубами. Но когти-ветки, что хлещут по плечам, даже не царапают толстую шкуру с лоснящимся мехом. И запах, запах ведёт. С-с-сладенький! Сладенькая сестричка, правильная.

Слишком умная, поняла, что не надо идти, куда лес ведёт, куда гонит. Но ничего, её легко найти.

Что-то сдавило запястье и обожгло – больно! Лента проклятая! Ушша попыталась содрать её когтями, но та стала словно железной. И сияние от неё больше не шло, а наоборот будто чернота сжирала любой свет вокруг. Ну и плевать, всё равно больше не нужно. Запах лучше, чем ненадёжный лучик. Аж слюны полон рот, и голод гонит сильней стаи злых собак.

Вгрызться, разорвать! Сож-жрать!

Хозяин разрешает. Ты ешь – и всем сыто.

Как же невыносимо сладко! Будто мёдом всё залито, и почти вкусно на языке. Попалась, сестричка…

И правда, на развилке, где две дороги расходятся – одна другой хуже – застыла Ельга. Да не одна… Сытная сегодня будет трапеза. Хоть и тощий русоволосый мальчишка, но пахнет тоже вкусно. Не так, конечно, сладко, как Ельга.

Ушша хоть и двигалась тихо, но сестра резко обернулась. Глянула с ужасом, но не отшатнулась. Наоборот, вскинула подбородок, сжала губы, будто хотела запереть страх. Ельга схватила мальчишку за ворот, дёрнула назад, собой закрыла.

Глупая. Ничего-то у неё нет, кроме смелости. Ни ножа, ни хотя бы толстой ветки. Куда ей против когтей и зубов – а всё отчего-то не подойти близко, не цапнуть. Ушша оскалилась, не удержала во рту скопившуюся слюну, и та закапала под ноги. Отёрла подбородок предплечьем, а Ельга во все глаза уставилась на ленточку, тугим обручем охватившую руку. Лапу.

– Ты… – мотая головой, начала Ельга

– Ушша…

– Да как же… Яна?.. Яна!

– Ушша!

Заревела во всю глотку. Мальчишка позади Ельги вцепился в её шубу до побелевших костяшек. Но сестра стояла, уперевшись в землю широко расставленными ногами.

Ничему не учится, глупая. Надо бежать, бежать прочь, без оглядки. Так сладко будет догнать в три прыжка, опрокинуть, впиться клыками в тёплое…

Но Ельга всё стояла и смотрела прямо в глаза. Даже глубже, будто звала, искала… Да только зря, никого там нет! Ушша!

За Ельгиной спиной вдруг вместо развилки дорог, за золотистым маревом проступили силуэты деревенских домов. Забор, увешанный вязанками гнусной полыни – даже издали глаза ест.

И Ушше показалось, что она слышит гром церковного колокола.

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале