Горячко А.- Эдди-41

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия

——————————————————————————————

– Скажи «дурак», – мальчик сновал вокруг меня, вытягивая тонким писклявым голоском: – Ну, скажи «дурак», ну скажиииии…

– Дурак, – покорно произнёс я, и ребёнок восторженно засмеялся, широко раскрыв щербатый рот. Его радость была мне непонятна, люди не любили, когда их называли дураками, но мальчик веселился непритворно.

– А теперь «баран»!

Его яркие зелёные глаза искрились неподдельным любопытством, оттопыренные уши шевелились, когда он улыбался, и это казалось мне забавным.

– Баран! – я постарался скопировать его интанацию.

– Сам баран! – крикнул Эдди и вновь расхохотался.

– Сам баран!

– Нет, это ты баран!

– Нет, это ты баран! – я наблюдал за тем, как восторг на его вытянутом лице сменяется нетерпением, а затем раздражением.

– Ты не понимаешь! – в конце концов разозлился мальчик.

– Не понимаю, – спокойно согласился я, но почему-то это его не успокоило.

– Тупой, Эд! – могло показаться, что Эдди сейчас заплачет. – Как ты мне дорог! – вместо слёз выдавил он, очевидно используя фразу, которую обычно произносил Хозяин. Хозяин часто говорил это сыну.

– Эдуард! – властный женский голос в одно мгновение превратил лицо мальчика из злого в испуганное. – Что за выражения!

Эдди попытался промямлить что-то похожее на «Ну, мам», – но под строгим взглядом матери только буркнул:

– Я больше не буду.

Она скупо кивнула, принимая его обещание за должное, и, взяв сына за руку, увела его на второй этаж, одёргивая каждый раз, как Эдди пытался повернуться и помахать мне. На верхней ступеньке Хозяйка обернулась:

– Эд, – она поджала губы, будто ей было неприятно называть меня этим именем, – спустись к Саше, он звал тебя, – то, что муж брал работу домой, ей также не нравилось.

Из всех членов семьи Хозяйка всегда интересовала меня меньше всего. Она была логична и в первую очередь всегда руководствовалась здравым смыслом, а потом уже – чувствами. В отличие от иррациональных поступков Эдди, в её действиях я всегда видел смысл.

– Хорошо, спасибо, – она так же сухо кивнула. Я ещё мог различить, как недовольно бурчит Эдди. Сейчас его, вероятно, ждало занятие на скрипке, но мальчик, я был уверен, с большим интересом отправился бы со мной к отцу. Тут страх перед матерью не мог остановить его. Эдди обожал наблюдать за тем, как Хозяин работает надо мной. На мой взгляд, в этом не было ничего увлекательного для маленького мальчика. Но он умел находить интересное даже в таком скучном занятие, как написание кода.

Хозяин же был этому только рад. Он видел в Эдди своего преемника и часто повторял: «Ничего, Эд, если не я, так Эдди сделает из тебя человека».

Справедливости ради стоит сказать, что понятия «сделать из тебя человека» отец и сын представляли по-разному. Но каждый делал всё, что мог: Хозяин улучшал корпус и наполнение, Эдди учил ругательствам, дворовым играм и школьной программе. Думаю, только последнее ещё сдерживало его маму. Объясняя мне простейшие математические задачи (которые я решал за доли секунды), ребёнок понимал их сам.

– Эд, – Хозяин улыбнулся, когда я вошёл, – Готов становиться человеком?

К счастью, Эдди уже успел объяснить мне, что такое риторические вопросы и почему на них не обязательно отвечать, и я промолчал. Хозяину, вероятно, не понравился бы мой ответ. Становиться человеком я не хотел. В целом человеческие тела были не лучшим хранилищем для важной информации. Мозг работал не в полную мощность, кости так легко ломались. Люди действовали нелогично, работали скорее с эмоциями и чувствами, нежели с фактами.

Даже Хозяин – учёный – не смог преодолеть свою человеческую суть и назвал меня «в честь сына» Эдуардом. Но прямой необходимости в этом не было.

– Смотри, с чем сегодня будем работать! – у него был такой же восторженный зелёный взгляд, как у сына. Я проследил за его рукой – в штативах на столе были закреплены солнечные батареи. – Больше никаких проводов, – торжественно заверил Хозяин. – А разберусь с углеродом, появятся и тактильные ощущения. В будущем это назовут «Моделью Шумилова».

Он давно лелеял надежду создать графен, чтобы полностью воссоздать на мне кожный покров, но пока дело не шло.

– Приступим?

Я вновь промолчал, но, повинуясь жесту, лёг на «операционный» стол.

– На следующей неделе Эдди двенадцать, – напоследок сказал Хозяин, – постараемся успеть.

А затем я отключился.

 

2

– Я знал, что ты не пропустишь мой день рождения! – опять первым меня встречал восторженный зелёный взгляд. Эдди выглядел слишком опрятным для своего эмоционального лица. Светлые волосы зачёсаны назад и покрыты лаком, строгий костюмчик, подогнанный по плечам, ещё не успел испачкаться, даже галстук-бабочка был завязан аккуратно. Я протянул руки и чуть подвинул, чтобы он сидел ровно по центру, под верхней пуговицей белой рубашки.

– Ну, Эд! Ты как мама! – мальчишка нахмурился лишь на секунду и тут же, схватив меня за руку, потащил к лестнице. – Пойдём! Ребята скоро придут.

Следующий час Эдди, как умел, делал из меня человека. Зачесал канекалон на моей голове в странную ассиметричную причёску. Заставил надеть строгий костюм-тройку, который выпросил у отца. Даже часы на руку нацепил. Если верить им, ровно в двенадцать мы вдвоём стояли в парадной и ждали гостей.

Гости появлялись одинаково: сначала слышался шелест шин по гравию подъездной дорожки, затем вежливые слова приветствия родителей, а затем в дом врывался кто-то из друзей Эдди (а иногда сразу двое) и наступала минута какофонии, в которой мешались крики, поздравления, смех и обязательное восторженное «Вау!» – обращённое скорее ко мне.

После чего взрослые отправлялись в гостиную на чай, а дети, как один нарядные и причёсанные, бежали играть на задний двор, где их лоску быстро приходил конец. Как только собрались все гости, Эдди попытался тоже улизнуть на площадку, но был пойман матерью.

– Сначала за стол, – строго сказала она.

Я же вышел на улицу, чтобы опробовать новые батареи. Сегодня было тепло, но пасмурно, и даже так панели под слоем искусственной кожи нашли энергию для зарядки. Это было, несомненно, очень удобно. Так и простоял, пока детей не отпустили на улицу.

– Эд! – Эдди бежал впереди всех. Ему не терпелось похвастаться мной перед друзьями. – Эд – мой друг. И он просто супер крутой! – с гордостью заявил мальчик и заулыбался, когда услышал восторженное улюлюканье.

– Но он же робот! – вдруг крикнул кто-то, и все замолчали. – Машина не может быть другом, он же не живой!

Эдди не сразу нашёлся, что ответить. Так его удивили эти слова.

– Как не может? – он зачем-то посмотрел на меня, видимо, в поисках поддержки, но в этом вопросе я был не компетентен.

– Мой папа говорит, – ребёнок вышел вперёд и, скрестив руки, встал перед Эдди, – что роботы – тупые машины. Они опасны. А ещё – что твой папа занимается ерундой.

Он повыше вздёрнул нос, но уверенности ему это не придало.

– Но Эд не опасен! – уши у Эдди побелели, а щёки залило румянцем. – И он не тупой! – друг повторил позу собеседника – и это показалось забавным. Теперь они стояли оба, как воробьи.

– А мой папа… – опять было начал гость.

– Твой папа глупый, раз считает, что Эд – тупая машина!

– Это твой папа тупой! – мальчишка подбоченился. – Даже по телевизору говорят, что роботы злые и убивают людей. А твой папа, – он пару раз хватанул ртом воздух, от возмущения не найдя слов, – твой папа убийца, раз придумал такого!

А затем Эдди, издав воинственный визг, прыгнул вперёд и повалил мальчишку на землю. Дети восприняли это с воодушевлением и тут же бросились в драку.

Но, судя по радостным взвизгам и смеху, это доставляло им удовольствие. Только Эдди со своим оппонентом дрались настолько по-настоящему, насколько могли позволить силы и возраст.

Я не был силён в воспитательных моментах, но мог предположить, что на это скажет Хозяйка. Ей это вряд ли понравится, и Эдди точно влетит, но обвинят в этом меня. Друг с гостем, как раз вывалились из общего клубка, и я без проблем смог расцепить их.

– Эй! – закричал Эдди, когда я поднял его за руку. – Пусти! – он забавно семенил ногами, не доставая до травы. – Эд, мне больно! – голос стал высоким и жалобным: друг не врал. Я поставил его на землю.

От опрятного мальчика не осталось и следа: бабочка сорвана, волосы взлохмачены, нижняя губа опухла, благо крови не было.

– Вот видишь! – короткая драка не согнала с гостя спеси. – Он даже тебе больно сделал, он опасен!

Эдди действительно смотрел на меня, будто на самого большого в мире предателя. Во взгляде было столько разочарования. Но, думаю, скорее он обижался на то, что у товарища появился повод подтвердить свои обидные слова.

– Неправда, – сказал друг спокойно, отворачиваясь от меня, – Эд поступил правильно, драться нехорошо. Просто он ещё маленький, не всё понимает. Но это ничего, я сделаю из него человека.

И тут произошло то, чего я меньше всего предполагал в развивающейся ситуации. Эдди широко улыбнулся и протянул гостю руку.

– Мир?

Тот шмыгнул носом:

– Мир, – чуть замялся, – и это, твой папа не глупый. Это я так…

Я только успел оценить мгновенную смену настроений и ход непоследовательной, но справедливой детской логики, как на заднем дворе появилась Хозяйка.

– Эдуард! – привычным, возмущённым тоном воскликнула она. – Что тут происходит?!

– Да мы это, нас это, – он осматривался, пытаясь придумать оправдание и, наконец, его взгляд остановился на мне, – нас Эд катал!

И до конца вечера я старательно подтверждал его слова, прокатив на плечах всех без исключения. Даже наглого драчливого мальчика.

А уже вечером, перед тем, как идти спать, Эдди спустился ко мне и протянул книгу.

– Держи, – в руках у него было собрание сочинений Азимова. – Там про таких, как ты. И про правила. Ты почитай. Ну, это, чтобы не быть опасным, – он виновато улыбнулся, как будто ему было стыдно только за одну мысль о том, что я могу причинить кому-то вред.

И уже поднявшись на несколько ступенек, не оборачиваясь, добавил:

– Ты не робот, Эд, ты мой друг.

 

3

– Тссс, – Эдди приложил палец к губам, прищурился так, что стал похож на кота. Мы крались по лестнице, и под его ногами то и дело скрипели ступеньки, но шикал он почему-то на меня.

Из кабинета Хозяина доносились резкие голоса. Полчаса назад к нему пришли гости. Двое, в строгих костюмах и с визитками. О встрече было договорено, но гостям Хозяин точно был не рад.

С тех пор, как пять лет назад Александр Шумилов представил меня широкой общественности, постоянные визиты стали обычным делом для этого дома. Коллеги Хозяина и журналисты разве что не оставались ночевать. А активисты партии «Мы живые!» порой действительно ночевали, закидывали дом тухлыми яйцами и обстреливали меня из пневматических ружей для пейнтбола. Семья терпела всё это только из-за того, что, пока обо мне говорили, в фонд академии наук поступали средства на дальнейшие разработки. Правда, к пятому году денег стало меньше. Наука не делалась за один день, а спонсоры не любили ждать.

Но эти гости были не похожи ни на спонсоров, ни на учёных, ни на журналистов. Высокие, в строгих чёрных костюмах, с зализанными до блеска волосами и одинаковыми до изгиба бровей серьёзными, непроницаемыми лицами. Вряд ли их интересовала наука. Скорее власть, которую она могла дать.

Я подслушивал их разговор, не испытывая вины, что не по назначению использую новые слуховые чипы, всего месяц как установленные Хозяином. Но пока в обязательном обмене любезностями и восхвалениях не было ничего необычного.

Только Хозяин заметно нервничал. Часто запинался, глупо шутил, сам смеялся над своими шутками и тут же извинялся за них.

Наконец расшаркивания прекратились, и гости перешли к делу.

– Ну что там? – прошипел Эдди, примостившись ступенькой выше.

– Тс, – совсем как он минуту назад, шикнул я, но расслышать первую фразу гостя не успел.

– Вы не понимаете, – чуть повысив голос, ответил Хозяин, – это не оружие, мы разрабатываем роботов не для того, чтобы воевать, они не должны убивать людей.

– Но они могут?

Хозяин запнулся.

– Теоретически, но…

– Если это претит вашим убеждениям, вы можете передать разработки нашему штату. За вознаграждение, естественно.

– Вы смеете такое предлагать? Я учёный!

– Вы, верно, нас не так поняли, – судя по интонации, говоривший улыбнулся, но не было похоже, что он идёт на мировую, – мы предлагаем вам просто работать на нас. Вам же не впервой выполнять госзаказ? Отнеситесь к этому так же. Рассуждайте здраво: в нынешней политической ситуации такое оружие выдвинет страну на первые позиции.

– Ещё раз повторяю, – голос Хозяина стал жёстким и чуть подрагивал то ли от злости, то ли от страха, – Эд не оружие. И я не собираюсь превращать его в убийцу, – он шумно выдохнул через нос. – Вам пора.

– Нам пора, – повторил я его последние слова, и мы с Эдди, стараясь не шуметь, вскарабкались по лестнице на второй этаж. Только моя пятка исчезла за поворотом коридора, как открылась дверь кабинета.

– Настоятельно просим подумать над нашим предложением, – вместо прощания сказал один из гостей, и они оба покинули дом.

Хозяин закрыл за ними дверь, чуть хлопнув ею, что выдало раздражение. Я различал, как побелели у него уши, и румянцем залило щёки, но был уверен, что он скорее боится, чем злится. Очевидно было, что отказ таким посетителям не пройдёт безболезненно.

– Эд, – вдруг произнёс Александр, как будто не сомневался, что я слышу, – пойдём.

Лицо Эдди вытянулось от изумления, но он кивнул мне, давая своё разрешение, и я вновь спустился в кабинет.

– Держи, – Александр протянул мне томик Азимова, тот же самый, что когда-то принёс Эдди.

Я взял книгу, открыл. Страницы были склеены и в массиве Хозяин вырезал небольшую ячейку. В ней лежала багровая карта памяти.

– Тут все наши наработки, – он замялся и уточнил, – вся информация о тебе, с того момента, как ты был просто программой на компьютере. Это очень важно.

Последнее он мог и не говорить, я и сам понимал, насколько важен этот кусочек запаянного металла.

– Мне нужно, чтобы она пока побыла у тебя. Не отдавай никому. Даже Эдди, ты понял?

Я кивнул. Понял я и то, как сильно это не понравится другу.

– Можешь идти.

– Хорошо.

Этот внезапный акт доверия казался мне совершенно логичным. Намного более логичным, чем идея хранить важную вещь в старой книге.

Я резко открыл дверь и услышал тихое «ой», встретился взглядом с Эдди, который подслушивал у кабинета. Друг сложил ладони, и зашептал беззвучно: «Пожалуйста, пожалуйста». Как будто бы был шанс, что я выдам его отцу.

– До свидания, – попрощался я с Хозяином и захлопнул дверь. Эдди просиял:

– Спасибо, Эд!

Он хотел было взять у меня книгу, но я отвёл руку.

– Все слышал?

Друг насупился, но кивнул. Следующие пару дней он то и дело пытался незаметно стащить томик Азимова, канючил, угрожал, но в итоге понял, что это бесполезно, и оставил попытки.

После неприятных гостей интерес общественности ко мне спал. Даже «Мы живые!» сбавили обороты. Академии урезали финансирование, и проект был прикрыт на неопределённый срок. Хозяин ходил мрачный. Поставил дополнительные замки на двери и решётки на окна. Приказал никогда не открывать шторы и старался лишний раз не выходить на улицу. Меня не выпускал вообще, и в итоге пришлось вернуться к старому способу зарядки – от розетки.

Возможно, именно это стало его самой большой ошибкой.

– Эд! – я включился от крика и первое, что увидел, были ярко-зелёные испуганные глаза. За спиной Эдди трещал и плевался искрами огонь. – Да проснись же ты!

Он закашлял от горького дыма, а я всё сидел, не понимая, почему молчат пожарные датчики. Система сообщала, что из-за низкого уровня зарядки я перешёл в энергосберегающий режим. Похоже, ночью в доме выключилось электричество. Я приказал системе перераспределить энергию.

Над нашими головами заскрипели деревянные балки. И тут же раздался женский визг.

– Там мама, – охнул Эдди и рванул вверх по лестнице, но я тут же схватил его за руку. – Пусти! Пусти! – заорал он, силясь вырваться.

Женщина продолжала кричать, но вот послышался звук, с каким разваливаются прогоревшие угли, и её голос затих. Друг замер на секунду и тут же вновь забился в моих руках.

– Мама!

Перераспределение энергии завершилось. Я мгновенно оценил ситуацию. Одним ударом вырубил Эдди и, подняв на руки его обмякшее тело, побежал к выходу. На улице уже собралась толпа. Звук сирен опережал пожарные машины. Им требовалось не меньше двух минут, а времени уже не было.

Я оставил друга на лужайке, крикнув зевакам, чтобы забрали его, и вернулся в дом. Меньше чем за тридцать секунд оказался на верхнем этаже и понял, что дальше идти смысла нет. Но всё-таки пошёл.

Не для того, чтобы помочь, а для того, чтобы убедиться, что помогать уже некому. Иначе Эдди меня не понял бы.

Коридор завалило обрушившейся потолочной балкой, один конец её упирался в пол, другой подпирал дверь, ведущую в спальню Хозяев. В то, что перекладина упала так случайно, не верилось.

Я выбил её ударом ноги, распахнул дверь и тут же отшатнулся, когда пламя вырвалось в коридор. Я не почувствовал этого, но был уверен: жар слизнул канеколон с моей головы.

В спальне не оказалось ничего, кроме вороха искр и гудящего пламени. Одно тело еле угадывалось у окна, руки цеплялись за недавно установленную металлическую решётку. Второе исчезло где-то под грудами горящих досок, которые, видимо, раньше были потолком. Стоило возвращаться.

Уже внизу я вспомнил про Азимова, но книги не оказалось на привычном месте. Я только успел подумать, что томик мог забрать Эдди, а в следующую секунду в окно ударил поток воды. Непрошенной пришла мысль о медных трубах, и я покинул дом. Брошенный томик Азимова, чуть тронутый огнём, нашёлся позже на самом краю сада. Флэшки в нём, как и ожидалось, уже не было.

 

***

О пожаре ещё долго писали газеты, сокрушались, что огонь унёс такой гениальный ум. Академия наук даже провела символические похороны: тел родителей Эдди не нашли в обломках сгоревшего дома.

Друг вступил в наследство через месяц. Купил просторную квартиру на противоположном краю города и исчез с глаз любопытствующих СМИ.

В новый дом он первым делом установил книжный шкаф. И, пристроив на верхнюю полку обгоревшего Азимова, повернулся ко мне:

– Ну что, Эд? Сделаем из тебя человека?

 

4

Эдди ввалился в библиотеку и, тяжело дыша, прислонился к закрывшейся за его спиной двери. С секунду лицо его оставалось тревожным. Но вот парень громко расхохотался. Выглядело это нелепо. Щёки залиты лихорадочным румянцем, светлые волосы – кровью. Левая сторона головы похожа на мясную нарезку: волосы выдраны, ухо еле угадывается в лоскутах кожи. Рубаха из ярко-синей у подола превратилась в бурую на плечах. Глаз оплыл синяком и щурился на неяркий свет ламп. А Эдди смеялся.

Я был уверен: он жалеет лишь о потерянной серёжке.

– Спасибо, Эд!– друг сполз на пол, его начало нервно подколачивать. – Думал, нам никогда не вырваться!

Я не мог разделить этого восторга. Адреналин ещё дурманил ему голову, но совсем скоро шок отступит и боль вернётся. А под рукой не было анестезии.

– Тебе бы стоило поработать над техникой приземления, – продолжал веселиться Эдди, – смотри, – дрожащей рукой он ткнул меня в бок, – всю обшивку ободрал.

Я автоматически проследил за его пальцем. И действительно, графеновый слой кожи на правом боку был содран. Титановые рёбра каркаса чуть блестели в тусклом дежурном свете. Через раз искрил один из проводов. Я оценил повреждения как незначительные. Было бы хуже поймать разряд из электрического пистолета – они вошли в моду вслед за работоненавистниками, и одно время партия «Мы живые!» раздавала их бесплатно всем желающим. Говорят, тока в них хватало, чтобы спалить любого робота.

Ну а это… Отсутствие куска искусственной кожи лишь слегка повлияло на уровень зарядки. До утра протяну в энергосберегающем режиме. А там лишний час посижу на крыше, поближе к солнцу.

– До свадьбы заживёт, – старательно подражая его интонации, произнёс я, и Эдди довольно захихикал. Ему нравилось, когда я вёл себя, как человек.

Только не в тех случаях, когда требовалось спасти его жизнь. Человек не смягчит падение, не подставится под пулю. Не вырвет противнику руку, чтобы заполучить то, что в ней зажато.

Руку действительно следовало бы выкинуть. Рюкзак пропитался кровью, и та начала просачиваться на чёрно-белые плиты библиотечного пола.

– А вот и трофей, – Эдди с брезгливостью поднял сумку, не глядя, запустил туда руку, и по его лицу я видел, насколько он не одобряет мой способ решения проблемы. Но вот желанный предмет был вырван из мёртвых пальцев врага, и напускная брезгливость растворилась в ликовании. Не думаю, что в этот момент он помнил хоть про одно правило Азимова.

– Почти год прошёл, – на порванной цепочке закачалась флешка, такая же бурая, как рубашка Эдди. – Ну надо же, мы её вернули, Эд! – он хлопнул меня по плечу и сам охнул от боли. Флешка выпала из разжавшихся пальцев, звонко дзинькнула о мраморный пол, заскользила.

– Тебе необходимо лечение, – я опустился рядом с другом, протянул ему руку.

– Как же ты мне дорог, – на выдохе прошипел он, всё ещё справляясь с приступом боли. Хотел было замахнуться на меня ещё раз, но не смог даже поднять руку. Рёбра.

– Да, я очень дорогой, – никогда не понимал его привычку констатировать факты. Друг не нашёл сил, чтобы объяснить смысл фразы. Только скривился так, что стало понятно – моё непонимание доставляет ему больше боли, чем сломанные рёбра. Ну что ж, я мог быть спокоен.

– А знаешь что, Эд… – всё-таки заговорил Эдди и я, не дожидаясь окончания фразы, вырубил его. Хозяин был прав, даже апокалипсис не сможет заткнуть его сыну рот. Но, я был уверен, со своим характером Эдди не доживёт до апокалипсиса. Хотя, может быть, сам организует его, и будет этому невероятно рад.

Я закинул на плечи окровавленный рюкзак, спрятал флешку в нагрудный карман рубашки и поднял друга с пола. Он был высок и нескладен, и в моих руках казался непропорциональной шарнирной куклой. Непривычно спокойный и тихий, такой, что мне почему-то захотелось тут же включить Эдди обратно. Но я знал, что у людей нет такой функции.

Проходя мимо стойки регистрации, я активировал роботов-уборщиков – и те покорно принялись вылизывать запачканный кровью чёрно-белый пол.

У Эдди оказалась трещина в ребре и несколько незначительных ушибов. Левая часть головы выглядела страшно – асфальт поработал не хуже тёрки. Но, несмотря на вид, раны оказались не серьёзными. Без ушной раковины спокойно можно было жить, а содранная кожа… Я не сомневался, что, очнувшись, друг будет мечтать, чтобы у него остались шрамы.

Несмотря на своё ненадёжное тело, Эдди справлялся неплохо. Осталось дождаться, когда выветрится нездоровый подростковый романтизм и страна получит ещё одного толкового учёного. Возможно, даже лучшего, чем был его отец.

Из того нездоровый романтизм так и не выветрился ни к двадцати, ни к сорока. Он до последнего мечтал, что вот-вот миру понадобится его помощь, что мир даст ему шанс стать героем. Теперь мечта по наследству досталась его сыну. И ему, похоже, представится этот шанс. Если не стать героем, так героем умереть.

Итак, до открытия библиотеки оставался час тридцать семь минут. А мне ещё нужно было подзарядиться и сменить костюм.

И, конечно, что-то сделать с оторванной рукой. Просто так выкидывать человеческие останки в современном мире было не принято: вызывало слишком много вопросов – поэтому пока я засунул конечность в морозильник. Поставив напоминание при случае её сжечь. Рюкзак отправился в мусорницу. Оставалось пристроить только карту памяти.

Доверять важные знания куску запаянного металла было так же глупо, как доверять этот металл человеку. Венцом же идиотизма было то, где именно конкретный человек хранил этот конкретный кусок запаянного металла.

Я спустился обратно в зал, прошёл в архив. Роботы уже закончили с уборкой и бесцельно сновали между стеллажами, уничтожая невидимый мусор. Вошёл в лабиринт из полок и быстро нашёл потрёпанный томик Азимова.

Багровая карта памяти влезла в ячейку без вопросов, мне пришлось лишь слегка надавить.

Эдди смеялся над символизмом, с которым носился его отец. И в итоге сам чуть не погиб, возвращая труд всей его жизни. Запаянный кусок металла. Хорошо, что у Эдди есть я. Иначе бы самого Эдди уже не было.

Двадцать три минуты до открытия. Я достал свежий костюм-тройку, не стал завязывать бабочку и ровно в девять встал за стойку регистрации. Рядом лежала предупреждающая табличка: «Вас приветствует библиотека им. Пушкина. Оператор занят, вас обслужит робот. Приносим извинения за неудобства». Я не любил использовать это предупреждение: недовольных повсеместной роботизацией становилось всё больше, и я отпугивал читателей только потому, что не был человеком. Но теперь правительство, пытаясь усмирить начинающих бунтовать граждан, обязало все организации предупреждать о высокотехнологичном персонале.

Эдди же не пришёл в себя ни назавтра, ни через день. Проснулся лишь на третьи сутки. Выспавшийся, здоровый и по-прежнему идеалистично-романтичный.

 

5

– Ну что? Готов? – Эдди выглядел взволнованным, но я спокойно кивнул. На столе между нами лежала моя новая кисть. Светло-бежевая, с чуть розоватыми костяшками. На фаланге указательного пальца можно было разглядеть рубец старого шрама, будто кто-то неаккуратно порезался ножом для бумаги. На тыльной стороне ладони – две родинки и чуть выступающие дорожки вен (на самом деле – просто проводка). Если не обращать внимания на блестящий металл титанового сустава, что торчал из основания, можно было подумать, что кисть настоящая. Даже Эдди, который сам создал её, прикасался к руке бережно, будто к человеческой.

Он нервничал, часто облизывал пересохшие губы и по привычке зачёсывал волосы пятернёй. Бормотал себе что-то под нос, проверяя инструменты по третьему кругу – тянул время. И одновременно не мог дождаться момента, когда опробует своё изобретение и наконец-то закончит работу отца.

Я тоже переживал, насколько это было возможно. Но беспокоил меня не эксперимент, а Эдди. Он придавал этим испытаниям слишком большое значение. Они были важны не учёному, а человеку, который ставит на кон всё. Что произойдёт, если что-то пойдёт не так?

– Ну что, готов? – в очередной раз спросил он.

– Раньше сядем – раньше выйдем! – сказал я с усмешкой и махнул рукой, будто давая старт.

Эдди изменился в одну секунду. Нервозность исчезла, лицо стало сосредоточенным, а движения – чёткими. Я даже не смог представить, каких усилий стоило другу унять свой буйный нрав.

– Эд? – по-свойски пододвинув мою руку ближе к кисти, попросил он, и я ушёл в сон. Эдди, как и отец, не любил, когда за ним наблюдают во время работы.

С момента, когда мы вернули карту памяти, прошёл год. Я не сомневался, что за это время те, кто стоял за убийством Хозяина, успели снять с неё все необходимые данные. Год мы с Эдди не пропускали ни одного выпуска новостей. Но там не было ничего, кроме сообщений о митингах против развития робототехники. «Они не заменят нам друзей», «Бой машинам», «Живое для живых» и прочие эмоциональные, но малодейственные лозунги партии «Мы живые!» звучали с каждого канала. И всё чаще появлялись сообщения об «убийствах» роботов. Это волновало меня намного больше. Но Эдди гораздо больше боялся услышать, что кто-то закончил разработки отца раньше него.

– Ну, украли и украли, – после каждого «пустого» выпуска успокаивал себя друг, – пока расшифруют… Главное – успеть раньше.

Это «успеть раньше» последние два года стало его навязчивой идеей. Одержимостью. Похоже, он считал – это единственная возможность отомстить за смерть родителей.

Включился я от тревожного сигнала. Система отреагировала на повреждение обшивки, но почему-то тут же смолкла. Затем вновь выдала информацию о поломке, но сама же её отозвала. Как будто сомневалась. Сомневалась?

Я открыл глаза. Передо мной на корточках сидел Эдди. Он рассматривал меня так, будто видит впервые. В пальцах у друга была зажата булавка, и он ритмично колол мне ладонь. Система вещала об опасности, сообщения появлялись вместе с тем, как острие входило в графеновую кожу. Но, кроме этого надоедливого оповещения, было что-то ещё.

– Ну как? – не отрывая взгляда от моего лица, спросил Эдди.

И я задумался. Булавка не причиняла моей обшивке какого-либо вреда. Не мешала работе системы. Но мешала мне. Мне было…

– Неприятно, – я выбрал самое подходящее слово. – Мне неприятно.

Это было что-то новенькое. Никогда ещё не приходилось оценивать повреждения с такой точки зрения. Я хотел подобрать этому определение, но тут Эдди размахнулся и вогнал булавку по самое основание.

– Ай! – я подскочил, отдёрнул руку и тут же замер. Система не сообщила о сбое. Всё было в порядке, но мне всё равно хотелось как можно скорее избавиться от булавки.

Мы переглянулись и Эдди захохотал.

– Получилось! – сорвался с места, бросился в пляс, словно детский мячик-попрыгунчик. – Я сделал это! Я сделал это!

Мне оставалось только улыбаться, делая вид, что я разделяю его радость. Мне было больно.

– Эд, ты понимаешь? – друг остановился так же внезапно. Он подлетел ко мне, выдернул из ладони булавку, вновь заставив поморщиться от боли. – Понимаешь? Ты же теперь совсем как настоящий! Ты же теперь как человек, Эд!

– Но я не хочу, – мой ответ прозвучал спокойно, но произвёл эффект выстрела в воздух. Эдди сжал мою руку – и я впервые почувствовал, насколько тёплая у него ладонь. Только кончики пальцев были холодными. И, в отличие от булавки, эти ощущения доставляли удовольствие. Но я видел, как восторг на лице друга медленно сменяется удивлением, затем непониманием. Мог бы я читать мысли, обязательно нашёл бы в его голове вопрос: «Как не хочешь?» Хотя одно то, что у меня – искусственного интеллекта – вообще были желания, могло бы поразить всех тех, кто до сих пор расшифровывает записи Хозяина.

– Но, Эд, – он неуверенно улыбнулся, решив, видимо, что я просто пошутил, – это же наша работа – сделать тебя человеком. Ты чего?

Было в этой наивности одновременно что-то смешное и пугающее. Я покачал головой:

– Твоя работа, – и, видя, что он всё ещё не верит мне, решил объяснить: – Люди физически слабые, с ограниченными интеллектуальными возможностями. Слишком зависят от эмоций. Бояться боли, – я невольно потянулся к ноющей ладони. – Вы не рациональны, Эдди. Я так не хочу.

Друг отстранился, на его лице ещё несколько секунд сохранялась улыбка.

– Конечно, – голосом, который живых бы пробрал до мурашек, согласился Эдди. – Я не могу тебя заставлять.

А в следующую секунду деревянный поднос с инструментами с грохотом полетел со стола. Вслед за ним – лампа. Затем – и сам стол. Стул разбился о стену.

Эдди кричал, выл и смеялся. Выкрикивал что-то нечленораздельное, но, несомненно, оскорбительное. И я даже не пытался составлять слова из этих звуков. Другу не требовались мои ответы. Хаотично, как смерч, он разносил кабинет. И можно было удивляться тому, как в этом щуплом нескладном теле помещается такая сила.

В один миг он замер. Взлохмаченный и вспотевший, Эдди стоял, покачиваясь, всё ещё пытаясь что-то говорить, но задыхался на каждом новом звуке. Его взгляд остановился на мне, и мне показалось, что Эдди забыл про меня и даже удивился, увидев здесь, на том же месте, где он меня оставил.

– Ты не понимаешь! – совсем как в детстве, со злостью и обидой крикнул друг.

– Не понимаю, – всё также спокойно согласился я, и Эдди заплакал.

Я покинул кабинет, рассудив, что сейчас моё присутствие только усугубит ситуацию. А когда вернулся, Эдди уже спал, свернувшись на полу в калачик. Его щёки ещё были мокрыми от слёз.

– Утро вечера мудренее, – вспомнил сказочную поговорку и отнёс друга в спальню. Укрыл одеялом до самого носа, на секунду задержав ладонь на его лбу. Тепло человеческой кожи было приятным. Возможно, Эдди стоило бы начать эксперимент именно с этого.

Оставив друга, я вышел во двор. До заката ещё было два часа –  успею подзарядиться на ночь.

Эдди вёл себя, как всегда в подобных случаях, как в детстве. Разозлился, поплакал и уснул. Но я понимал, что на этот раз всё намного серьёзнее. Хозяин бы не устроил истерику из-за моих слов. Он понимал, что вправе заставить меня, ведь я машина. Я знал Эдди. Эдди не сможет меня заставить.

На ночь я не стал отключаться. Просто сидел в кабинете и слушал тиканье часов и мерное дыхание за стеной. Поэтому я сразу узнал, когда друг проснулся. Было три двадцать четыре утра.

Он долго лежал на кровати, без движения, но я слышал, как его дыхание учащалось, а потом опять приходило в норму. Не знаю, какое решение он принял в конце концов, но в четыре утра друг появился в кабинете. Ни слова не говоря, он приблизился и, даже не поднимая глаз, выключил меня. Впервые сделав это сам.

Когда я включился, Эдди в доме уже не было, а ко мне вернулась прежняя, несовершенная и бесчувственная кисть. Но я не стал протыкать её булавкой, чтобы проверить это.

Я не искал его, отметил только, что, как и прежде, смотрю каждый выпуск новостей. Имя Эдуарда Шумилова не появилось в них ни разу. Только травля роботов вышла на новый уровень. «Мы живые!» заявили, что намеренны пробиться в правительство. Нам стоило подумать об эмиграции. Точнее мне.

Друг вернулся через две недели. Выглядел он как обычно: встрёпанным и весёлым. Но больше ни разу не заговорил со мной о работе отца и своих собственных научных планах. В кабинет не заходил и целыми днями занимался… ничем. Читал, спал, ел, играл в приставку, иногда выходил гулять. Начал искать работу, когда понял, что родительские сбережения подходят к концу. И даже работал. Чинил компьютеры на дому, писал курсовые и дипломы на заказ, развозил пиццу.

Через три месяца я первый раз доставал его из петли.

 

6

– Эд, эй, Эд.

Последнее время Эдди совсем сдал. Путал файлы, забывал название папок. Зато мог ни с того ни с сего выдать рецепт картофеля по-французски и всё равно неправильно называл граммы сливочного масла. Ещё бы: он ведь никогда не готовил.

Вот и теперь он шаркал между полок, подволакивая левую ногу, и трещал своим невыносимым голосом.

– Мама готовила божественную скумбрию, Эд, – говорил он мне, – жаль, ты никогда её не попробуешь, Эд. Тебе бы понравилось, Эд. Эх, Эд-Эд.

Иногда мне хотелось вскрыть его черепушку, продуть кулер, поменять термопасту и перепаять схемы. Полный ремонт. Бесплатно. Только чтобы никогда больше не слышать это заевшее «Эд-Эд-Эд».

Но шаркающие шаги удалялись – Эдди опять пропустил поворот и заблудился в полках – и я вспоминал, что он всего лишь человек. И, к сожалению, термопаста тут делу не поможет.

– Одну минуточку, – я извинился перед посетителем (единственным за сегодня) и прикрыл дверь в хранилище. Посетитель улыбнулся. Он просил Азимова. Как иронично. Я мог продекламировать всё собрание сочинений наизусть. Но люди сначала разучились читать, потом слушать, сейчас же предпочитали просто знать. Так что оставалось только гадать, как этот чудак забрёл в мою библиотеку.

Нет, конечно, библиотека принадлежала Эдди. Но сомневаюсь, что он сам помнил об этом. И маму, прежнюю хозяйку этого места, он вряд ли помнил. И отца. Иногда мне казалось, что он не помнит и меня. Точнее того, кто я есть. Хотя это мало что меняло. Эдди всегда относился ко мне как к человеку.

Мы переезжали отсюда уже восемь раз, как только возобновлялась антикибернетическая война. Последний раз сорвались три года назад. Но, как всегда, вернулись на старое место. Эдди мог не помнить его, но я видел, что в библиотеке ему становится легче.

– Азимов, – я протянул переходник посетителю. Он выглядел разочарованно, как будто ждал от меня чего-то другого. – Абонемент на семь минут и две секунды.

Оптимальное время для загрузки.

– А книг у вас нет? – с интересом спросил чудак. За последние двадцать лет никто не просил у меня бумажных книг. Стеллажи стояли пустые, все тома я давным-давно убрал в хранилище, что-то продал коллекционерам, что-то сжёг за ненадобностью.

– Простите, мы не выдаём книги в абонемент, – ответил я.

– Жаль, – тот, казалось, действительно расстроился. – Но я могу посмотреть здесь. У вас есть читальный зал?

Дверь в хранилище скрипнула – Эдди заглянул в зал, но, увидев посетителя, тут же спрятался. Тот дёрнулся, будто испугался, но я не придал этому значения.

– Да, конечно. Ждите.

Оставив его за стойкой, я вернулся в хранилище. Эдди шаркал рядом, через несколько стеллажей. Он и раньше не жаловал незнакомцев, а теперь из-за болезни стал ещё сильнее бояться их.

Друг молчал, но вдруг споткнулся и затараторил:

– Эд, Эд!

Но я не обратил на это внимание. Его затрясло от моего безразличия. Эдди еле протиснулся между стеллажами.

– Тупой, Эд. Тупой! – повторял со злостью. – Как ты мне дорог!

А затем я услышал, как хлопнула дверь в зал.

– Вам сюда нельзя, – уже разворачиваясь, сообщил посетителю. – Это нарушение… – договаривать не стал.

Недавний читатель за несколько больших прыжков оказался в паре метров, направил мне в лицо маленький электрический пистолет.

– Живое для живых! – крикнул он и нажал на спусковой крючок.

– Эд! – друг, обычно такой медленный, прыгнул вперёд, но хлопок заглушил его крик.

Эдди взвизгнул тоненько, как котёнок, и забился на полу с двумя клеммами, впившимися в грудь.

Посетитель выронил пистолет, и Эдди замер. Лицо мужчины выглядело испуганным. Он точно не ожидал такого поворота событий. Да кто из нас ожидал? Я так и стоял в пол оборота, с удивлением глядя на всё ещё подрагивающее тело друга. Почему я медлил?

Только когда неудавшийся читатель побежал, я пришёл в движение. Догнал его раньше, чем он коснулся дверной ручки. Лицо посетителя выглядело удивлённым, когда я развернул его к себе. Шея хрустнула, не выдержав ста восьмидесяти градусов, голова наклонилась, как у игрушечного болванчика. И любитель бумажных книг рухнул к моим ногам.

Эдди был уже мёртв, когда я опустился рядом. Выглядел он так же паршиво, как обычно.

– Тебе бы следовало потренировать технику приземления, – зачем-то сказал я ему.

Тусклые зелёные глаза щурились, и Эдди был похож на затаившегося кота. Я закрыл их.

Часто вспоминал эту его давнюю фразу – «как ты мне дорог», – сейчас бы я смог так много на неё ответить. И шуткой, и оскорблением. Мог, да больше не хотел.

Подумал только, что, вероятно, я действительно был ему дорог.

Эдди не стало.

Я сжёг тело на следующее утро. В старых вещах нашёл томик Азимова. Бесполезная бурая флешка всё также лежала в ячейке. Над верхней границей можно было прочитать первое предложение книги: «Я посмотрел свои заметки, и они мне не понравились». Думаю, именно так Эдди бы выразился о своей жизни. Хотя вряд ли он о чём-то жалел. Как-никак, ему всё-таки удалось умереть героем. Пусть даже история Эдди оказалась записями о неудачах. Ну кому понравится такое читать?

 

7

– И что дальше? – паренёк не отрывал от меня взгляд восторженных зелёных глаз. Он слушал внимательно, не перебивая. Но по его эмоциональному лицу я без труда мог отгадать, что он чувствует. Иногда он улыбался, и его уши шевелились – это казалось мне забавным.

– А дальше всё. Я уехал на следующий день. «Мы живые!» утратили своё влияние через лет десять, когда кибертехнологии стали повсеместны. Воевать с ними было глупее, чем с ветряными мельницами. А именем Александра Шумилова, затем назвали серию киборгов. Дань памяти. Сейчас вроде уже сто пятый поток пошёл – выглядят совсем как люди. Даже кровь есть. Говорят, если киборгу не сказать, что он не человек, он сам не догадается. Но это, конечно, чушь.

Мне было приятно рассказывать, когда меня слушали с таким интересом.

– И никто так и не узнал правды?! – собеседник был возмущён.

– Какой правды? – улыбнулся я, с интересом наблюдая за сменой эмоций на его лице.

– Но все эти убийства! Пожар, где погибли Александр с женой, и потом то, что случилось с Эдуардом Александровичем. – пятернёй он зачесал назад непослушные светлые волосы.

– Просто история.

– Но это же несправедливо, Эд!

Меня передёрнуло от этих слов. Так он был похож.

Но тут собеседник вскочил с места, и стакан выпал из его руки. По полу разлетелись осколки. Парень тут же бросился их подбирать и ойкнул.

– Как ты мне дорог, – цокнул я, видя, как на его пальце появляется капелька крови. – Давай, я сам.

Я опустился рядом, случайно прикоснувшись к его руке, и ощутил сожаление, что не в состоянии почувствовать тепло человеческой кожи. Сожаление. Вот и приехали.

– Тоже поранишься, – машинально произнёс мой собеседник, но вспомнил, что я не чувствую боли, и позволил помочь. – Слушай, а ты сам никогда не хотел поменять обшивку?

– Мне это ни к чему, – чуть более резко, чем надо, ответил я, но он не обиделся.

– Ну да, ты и так совсем как человек.

Я усмехнулся, сам с удивлением замечая, какой нежностью отозвались во мне его слова. Похоже, теперь я действительно был «совсем как человек». Хотя… Я снова посмотрел на паренька – высокого, нескладного, как шарнирная кукла, с вечно растрёпанными волосами и зелёными кошачьими глазами. Разве бы смог человек поступить так? Смог бы Эдди? Вряд ли. Я хорошо представлял, что бы мне сказал друг, узнай, как я обошёлся с памятью о нём.

– А флешку и тот самый томик Азимова никто не искал?

– А зачем? На карте памяти не было ничего уникального. Ну а книга…

– Да, – он не дал мне договорить, – книги теперь только тут у тебя и найти.

Я невольно перевёл взгляд на книжную полку за его спиной. Среди прочих едва ли можно было различить чуть тронутый гарью корешок Азимова.

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок в отдел фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале