Панограф А. — Жизнеборцы — 90

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

Год N+8. Осень

 

Серж быстро идёт по улице. Высокий воротник чёрного пальто поднят. Руки глубоко в карманах. Шляпа надвинута на лоб. В пасмурный ветреный день такой наряд не вызывает ни у кого подозрения. Зато камеры, понатыканные через каждые сто метров, не смогут произвести автоматическую идентификацию личности. Только узкая полоска глаз видна. Так можно обходиться без грима. Контактные линзы, и всё.

Кажется, что он углубился в свои мысли и торопливо шагает, не замечая ничего вокруг. На самом деле Серж внимательно следит за всеми, кто в радиусе видимости.

Впереди идёт парочка, взявшись за руки. Он — высокий, худой, сутулится. Длинные волосы грязно-пепельного цвета собраны в пучок и перетянуты резинкой. Она — небольшого роста, даже ссутулившемуся спутнику едва достаёт макушкой до плеча. Волосы, окрашенные в яркий неестественно белый цвет, на одной половине головы подстрижены почти под ноль, на второй — свисают неровными прядями. Парень достаёт из кармана короткой курточки телефон, читает сообщение на экране и победоносно вскидывает руку вверх.

Девушка, чувствуется, слегка раздосадована и немного отстраняется от него. Парень распрямляется, распускается весь и крепко обнимает нелепыми руками-граблями свою спутницу, забыв ссутулится, и поэтому прижимает к своей груди где-то между последним и предпоследним рёбрами её, оказавшийся в профиль курносым, нос.

После объятий, крепких и искренних с его стороны и прохладных с её, они озираются, видят впереди, метрах в пятидесяти, дверь с надписью «Приват» и устремляются к ней.

На другой стороне улицы вдруг раздаётся выстрел и молодой мужчина, сидящий на скамеечке на остановке авто-автобуса, нелепо запрокидывает голову назад. К нему подходят несколько прохожих, оказавшихся поблизости. Улица широкая, поэтому Сержу не слышно, что там говорят. Впрочем, он и так знает, что они могут сказать. К остановке подходит авто-автобус, на какое-то время скрывая из видимости скамейку. Когда он отъезжает, с трупом мужчины остаются двое ожидать автокатафалк, остальные уезжают.

Серж непроизвольно обращает внимание на привычный слоган, размещённый на остановке:

«НЕ В ТОМ ДЕЛО — КАКОЕ У ТЕБЯ ТЕЛО

ВАЖНО, ЧТОБЫ ДУША БЫЛА ХОРОША»

Серж переводит взгляд на парочку. Они уже дошли до «Привата». Парень, порывшись в кармане, извлекает купюру и засовывает её в прорезь автомата на двери. Автомат, пощёлкав и пошелестев купюрой, разблокирует замок.

— Слушай, — начинает мямлить парень, — я как-то не очень готов сейчас, вдруг не получится. Ну, зачем мне под конец негатив. Может, я лучше сам.

— Как хочешь, — пожимает плечами девушка. — Давай я тоже зайду, посмотрю. Может, тоже сама обойдусь. Всё равно, ведь, оплата за двоих.

В этот момент за спиной у Сержа раздаётся громкий шлепок. Он оборачивается. Буквально в десяти метрах позади него на асфальте распростёрлось тело грузного мужчины. Неестественно вывернутые ноги и распластанные руки. Шапочка слетела с головы, и к ней уже подбирается быстро растущая лужа крови.

Находящаяся ближе всего женщина подходит к человеку, лежащему на асфальте, рисует правой рукой в воздухе круг перечёркнутый крестом и произносит с улыбкой:

— С Новооформленным!

— С Новооформленным! — вторит ей ещё несколько голосов, оказавшихся рядом прохожих.

«Жизнь идёт своим чередом, — думает Серж. — Но сегодня надо кого-то зацепить. Может, пойти за парочкой, когда они закончат самоублажение в этой чёртовой Публичке. Но, кто знает, что ему прислали? И всё-таки, это может быть шанс.»

Тем временем автокатафалк подкатил к остановке, мигая хорошо знакомой гирляндой лампочек на крыше. Двое, оставшихся с телом, выкатили из катафалка длинный выдвижной ящик на полозьях, споро погрузили в него труп и по направляющим затолкали обратно в корпус машины. Это действие заняло секунд тридцать. Автокатафалк уехал, мигая лампочками.

Серж увидел, как где-то вдалеке, на улице, замелькали такие же лампочки, а дальше — ещё и ещё. На здании за перекрёстком огромный интерактивный портрет Дорогина. Серьёзные глаза немного усталого человека в упор смотрят на каждого, бросившего взгляд на портрет, и как бы провожают в последний путь: «Верной дорогой…»

И всё-таки, Сержу повезло в тот день. После Публички долговязый парень со своей спутницей спустились в метро. Серж, как тень, следовал за ними. На станции парень сразу направился к душегубке. Видно было, как тряслись его пальцы, когда он набирал двенадцатизначный код, присланный ему в смс-ке. Он так волновался, что, видимо, с первого раза не сумел набрать верное число. Но вот, наконец, шторки, закрывающие круглое отверстие в верхней части автомата, раздвинулись, и парень сунул туда голову. Впитывание длилось минуты три. Затем, на экране душегубки зажглась надпись «комплитед» и металлический голос произнёс — ваша душа скопирована и сохранена в записи с уникальным кодом. Парень вытащил голову, шторки захлопнулись.

«Просто оставил ненужный багаж в камере хранения, и пошёл на поезд», — подумал Серж.

Парень подошёл к краю платформы. В туннеле уже слышался шум приближающегося поезда. Серж занял позицию сзади от парня, но всё-таки на расстоянии, чтобы не вспугнуть. Совершающий суицид должен был сделать свой шаг навстречу смерти, только тогда его можно пытаться спасти. Они не раз убеждались, что только спасённые после сознательно сделанного шага в объятия смерти становились настоящими жизнеборцами. Если выдернуть самоубийцу из лап костлявой старухи на мгновение раньше, он будет делать попытки ещё. Ну, а если опоздать, то…

Серж прыгнул к нему в последний момент, когда тот, уже выйдя из состояния равновесия, неминуемо летел на рельсы. Поезд был в трёх метрах. Серж резко дёрнул самоубийцу на себя. Успел!

Тут же рядом возник верный Николя, шедший сегодня вторым номером. Они подхватили парня с двух сторон под руки и быстро побежали к противоположной платформе. Успели вскочить в отходящий поезд.

— Аааа! Убийцы. Держите их… Он…

Кажется, это кричала та самая девушка с белыми волосами. Но поезд уже отходил от платформы. Для подстраховки за Сержем и Николя в метро спустились ещё четверо жизнеборцев. Они, стараясь не привлечь к себе внимание, блокировали тех, кто мог откликнуться на крики и попытаться вмешаться. Сам суицидник обычно в такой момент находился в полной прострации и не сопротивлялся, и даже не кричал. Это был просто безвольный мешок с костями. Но кто-то из случайных свидетелей мог начать возмущаться, кричать и пытаться помешать увести самоубийцу. В этом плане те, кто бросался под поезд метро, были проблемными, потому что вокруг всегда есть свидетели спасения. Выручало растущее в обществе в геометрической прогрессии полное отсутствие эмпатии — «моя хата с краю — ничего не знаю».

Зато таких суицидников было проще всего остановить в нужный момент. Как остановишь того, кто поднёс пистолет к виску? Да надо ещё успеть это сделать в тот момент, когда самоубийца уже нажимает на курок. А у тех, кто бросается под поезд, между окончательно принятым решением и самой смертью есть несколько секунд, за которые и можно его вытащить с того света, где он уже находится одной ногой.

Люди в вагоне, в который вскочили Серж и Николя с неудавшимся самоубийцей, не знали, что произошло на станции. Только кто-то из вновь вошедших мог услышать крик девушки и что-то заподозрить. Серж и Николя привалили своего спутника к дверям вагона, поддерживая его под руки.

Мужчина большого роста с избыточным весом в старом сильно заношенном костюме с блестящими потёртостями на локтях и коленях, вместо того чтобы, как все остальные пассажиры, уткнуться в свой гаджет, пробирался от соседней двери в сторону Сержа.

— Что это с ним? — спросил он Сержа, подойдя почти вплотную к ним.

Суицидник ещё плохо держался самостоятельно на ногах и трясся всем телом, лицо его было белое, как полотно.

— Перебрал малость, и что из этого? — с вызовом ответил Серж.

— Если перебрал, то это нормально. А то на платформе кто-то кричал о помощи. Слышали про этих стервятников, которые не дают честным людям спокойно реализовать своё законное право на самоубийство? Я бы их всех переловил и обрёк на долгую мучительную жизнь.

В этот момент у Николя запиликал телефон. Пришло новое сообщение:

«На станции подняли тревогу. По всем следующим остановкам рассылают информацию и будут высылать наряды полиции.»

— Им надо давать пожизненное лишение права на самоубийство, чтобы их мерзкие души никогда не могли возродиться вновь, — продолжал бубнить верзила. — Вот я всего-то спьяну шваркнул соседа об стенку и проломил ему башку. Так ему по страховке через месяц прислали «чёрную метку», а мне — впаяли полтора года без права на суицид. И где справедливость, я спрашиваю?

Поезд тем временем подошёл к следующей станции.

«Выходим», — глазами показал Николя Сержу. Это был их единственный шанс. За такое время сюда не могли успеть прислать отряд спецназа, а с несколькими штатными полицейскими со станции есть шанс справиться.

Поезд остановился около платформы, но двери не открылись. Автоматическое объявление «Поезд прибыл на станцию…» прервалось, и голос диктора сообщил:

«Просьба пассажиров сохранять спокойствие. Двери в вагонах будут открываться поочерёдно. Приготовьте ваши идентификационные документы. Это не займёт много времени.»

Один из двух членов группы прикрытия сразу занял место рядом с рычагом разблокировки дверей. Сейчас он дёрнул этот рычаг. Послышалось шипение воздуха выходящего из пневмоприводов. Серж раздвинул, ставшие податливыми, створки.

— Это они! Стервятники! — заорал, грузный боров и потянул свою клешню с толстыми пальцами-сардельками, пытаясь ухватить Николя за воротник. — Я их сразу заподозрил. Что же я перебравшего от смертника не отличу.

Николя отмахнулся от здоровяка, ударив того по руке и, подхватив под руки суицидника, вместе с Сержем выскочил на платформу. Станция была пересадочная и Серж с Николя, не сговариваясь, рванули к переходу, потому что полицейские собрались у первого вагона, который находился ближе к выходу на улицу.

Боров был, видно, из не на шутку обиженных жизнью без Смерти. Он оттолкнул двух человек, отделявших его от дверей, и бросился в погоню.

Прямо наперерез верзиле выскочил из соседней двери поезда Мишель, тот самый, что дёрнул разблокировку дверей. Перед точкой их столкновения Мишель сгруппировался, присел, и неуклюжий толстяк, наскочив на неожиданное препятствие, полетел носом вперёд.

— Давай, парень, шевели ногами. Пора уже приходить в себя, — Серж сильно встряхнул, повисшего на нём суицидника.

Крики верзилы привлекли внимание полиции. Они побежали на шум, но у Сержа и Николя была фора в пол-платформы. Парень вдруг ожил и, перестав висеть мешком, побежал сам, смешно вскидывая долговязые ноги.

«Пару месяцев тренировок на базе и из него выйдет неплохой жизнеборец», — подумал Серж и на бегу повторил вопрос:

— Я — Серж, а тебя как звать?

— Серёга.

— Тёзки, значит.

Они выбрались из метро, но на выходе из туннеля подземного перехода наткнулись на двух полицейских, видимо, предупреждённых по рации и поджидавших их.

Действовать нужно было без промедления. Николя в три прыжка подскочил к полицейским. Резким движением правой руки от груди вверх и вправо вышиб пистолет у щуплого стража порядка и, спустя мгновение, ударом левой ноги в повороте откинул на землю его напарника. Подбежавший Серж боксёрским ударом уложил первого. Подхватил его пистолет … и тут боковым зрением увидел третьего, плюгавого копа, спрятавшегося за выступом ограждения и целящегося из пистолета. Расстояние — метров пять, если напрямик — выстрелит зараза… рыбкой нырнул в сторону полицейского, но чуть левее, перекувырнулся, встал на ноги, не распрямляясь в полный рост. Мент задёргался, переводя прицел. Ещё один нырок — теперь правее. Остаётся один выпад с разворотом, замах ногой….. но полицейский всё же успел нажать на курок. Игла прошла слева от Сержа. Теперь — удар в живот и в темя. Вырублен. Серж оглянулся. Николя закончил с ещё одним полицейским, а вот Серёга согнулся, схватившись за правое плечо. Значит, плюгавый попал в него. Теперь на два часа Серёга — овощ. Полиция стреляет микрокапсулами с сильнодействующим барбитуратом.

— Николя, Серёгу вырубили.

— Предлагаешь бросить его?

— Нет. Слушай, есть вариант. Я знаю, тут был один незакрытый подвал. Недалеко. Если повезёт, можно там отсидеться.

Они схватили Серёгу под руки и поволокли. Несколько прохожих видели их драку с полицией, но желающих помешать жизнеборцам скрыться не нашлось. Где-то впереди, на перекрёстке включила сирену машина спецназа.

— К выходу из метро летят. Давай сюда во двор.

— Чёрт! Калитка на замке.

— Подожди, дай-ка попробую набрать код. Тут четыре кнопки явно затёртые.

— О! Работает элементарная смекалка.

Через двор, они выбрались на параллельную улицу, прошли ещё немного и попали в небольшой двор колодец.

— Вроде никого нет. Вон там в углу дверь.

Они дотащили совсем обмякшего Серёгу. Зашли в подвал. Привалились к стене. Отдышались.

Дневной свет через два маленьких зарешёченных окошка, расположенных со стороны улицы на уровне земли, скупо освещал небольшую часть подвала. Глаза постепенно начинали привыкать к тусклому свету. Николя посмотрел на лежащего с раскрытым ртом Серёгу и покачал головой:

— Думаешь, он станет жизнеборцем?

Серж сидел, привалившись к бетонному столбу. Где-то рядом, как метроном, с постоянным интервалом капала вода.

— Стопроцентной гарантии нет. Но такая попытка, прерванная уже после сделанного последнего шага, действует по принципу прививки. Не смертельная доза смерти, полученная им, вырабатывает на какое-то время иммунитет к суициду.

— Но он же был безумно рад полученной «чёрной метке».

— Конечно, как и большинство людей, он под воздействием пропаганды рад этому. Он из тех, кто рад быть как все, а попав к нам в колонию, где все как раз наоборот отказались от суицида, он тоже станет как все, кто его окружают.

И немного помолчав, Серж добавил:

— А сам-то помнишь, как ты к нам попал?

 

Год N+1. Лето

Два парня и девушка идут по городу. Все в тёмных очках, бейсболках, джинсах. Ничем не отличаются от сотен других в большом городе. Антуан приобнял Лерку, а Серж чуть впереди идёт, засунув руки в карманы. Кажется, что они беспечно гуляют, радуются солнечному дню. На самом деле они внимательно следят за всеми прохожими. Камер, тем более, подключённых к распознавателю личности, ещё очень мало. И они ещё совсем не умеют считывать радужку через стёкла очков. Опасаться нужно только полицейских и внештатных поисковиков.

На огромном экране, расположенном на крыше Гостинки, прерывается рекламный ролик новых опасных бритв «SelfCut». Диктор Елена, улыбается во весь экран:

— Не можем не порадоваться за нашу коллегу, ведущую популярного телешоу «На миру и смерть красна» Диану Полонскую. Два дня назад она стала одним из победителей лотереи, и получила «чёрную метку». Вчера друзья и поклонники пришли разделить с ней эту радость, а сейчас к нам пришла от неё селфи-запись.

В огромную ванную комнату, отделанную в стиле ампир, с большой джакузи заходит красивая молодая женщина в халате. Профессиональный макияж, недавно сделанная причёска, на пальцах дорогие кольца, на запястьях — браслеты. Она рассылает в камеры воздушные поцелуи. Ванна наполнена, вода бурлит, высокой горкой взбивая пену.

Диана развязывает пояс, халат спадает с плеч к её ногам. Она спиной к камере. Теперь садится на край ванны, принимает модельную позу. Одной рукой прикрывает грудь, другой шлёт воздушный поцелуй. Погружается в бурлящую пену. Берёт с края ванны опасную, очень опасную бритву фирмы «SelfCut», поднимает вверх из пены ногу, игриво вращает ступнёй. Затем раскрывает бритву, грациозно вынимает из пены левую руку, браслеты соскальзывают к локтю, обнажая запястье. Выждав несколько секунд, Диана резко делает надрез на запястье…

Серж, как и все прохожие, останавливается и поворачивается к экрану. Но тёмные очки скрывают то, что он не смотрит видео. Он внимательно рассматривает людей, которые синхронно поднимают руки и указательным пальцем рисуют в воздухе круг, а потом перечёркивают его крест-накрест. Губы шепчут: «С новооформленной Дианой!»

У стены дома Серж замечает качка, короткостриженного невысокого брюнета с рельефной мускулатурой. Тот вдруг, как бы спохватившись, начинает выписывать пальцем в воздухе круги. На его лице явно читается растерянность и печаль, которая резко выделяет его из толпы прохожих, которые с блаженными лицами, глядя в экран, водят в воздухе пальцами и синхронно шепчут «с новооформленной…».

Серж, едва заметным кивком, показывает Антуану на брюнета и медленно-медленно начинает смещаться в его сторону. Остаётся ещё метров пять. Но брюнет уж слишком дёргается. А в толпе полно полиции и поисковиков. Последние, правда, тоже загипнотизированы суицидальным роликом, да и полицейские, сглатывая слюну, смотрят на кровоточащую телеведущую. Но всё же брюнет привлёк внимание старлея, который решительно направляется в его сторону. Окончательно компрометируя себя, качок бежит с Невского по Малой Садовой подальше от столпотворения людей.

Старлей бросается в погоню, на ходу выхватывая из кобуры пистолет. Серж выскакивает ему наперерез и, по-хоккейному сгруппировавшись, удачно применяет силовой приём. Полицейский перелетает через Сержа и с грохотом падает на асфальт. Серж подбирает его пистолет и бежит за Антуаном, который уже почти догнал брюнета.

У третьей арки от Елисеевского Антуан, сделав ускорение, настигает качка и резким рывком толкает его на железные ворота. Брюнет, ударившись в ворота, отскакивает от них как теннисный мячик, но Антуан крепко держит его за запястье. Качок, изловчившись, наносит коленом чувствительный удар Антуану, и тот ослабляет хватку. Этого хватает брюнету, чтобы высвободить руку, и только подоспевший Серж не позволяет ему сбежать. Антуан, воспользовавшись ключом-таблеткой, открывает калитку, и они вдвоём с Сержем вталкивают через неё брюнета во двор. Тот сопротивляется, но они почти волоком протаскивают его через арку и, открыв следующую дверь, заталкивают качка в парадное.

Погнавшиеся за ними полицейские остались перед закрытыми воротами во двор.

— Не знал, что ты можешь вскрывать калитки, — тяжело дыша, говорит Серж Антуану.

— Никогда бы не подумал, что мне снова сможет пригодится ключ от мастерской моей тёти.

Брюнет, воспользовавшись замешательством соперников, вырывается и бросается вверх по лестнице. Серж устремляется за ним, а Антуан вызывает лифт.

На чердачной площадке Сержу с Антуаном удаётся скрутить брюнета.

— Вот и молодец, что сам наверх добежал, не пришлось тебя тащить, надрываться, — сказал Антуан. — Мы уже дома.

Он открывает дверь, и все трое вваливаются в небольшую мастерскую на мансарде.

— Лучше сразу убивайте, — вытираю кровь с губы, рычит брюнет, — клал я с прибором на вашу чёрную метку. Не собираюсь вешаться. Можете сами тут меня и повесить.

— О, и правда, наш человек, — удивлённо сказал Антуан. — Я поражаюсь, Серж, как ты без промаха вычисляешь отказников. Надо Лерке кинуть смс-ку, чтобы не волновалась.

— Уже пишу, — откликнулся Серж. — До ночи нам тут точно придётся отсиживаться. Звать тебя как, уклонист?

— Николя.

 

Год N-10

Когда Сержу стукнуло четырнадцать у него начался пресловутый переходный возраст, протекавший в довольно тяжёлой форме. Теперь запоздало он понимал, что его тогда «понесло» — он бросил музыкалку и футбол, и одновременно забил на учёбу в школе. Раньше учился неплохо, не отличник, конечно, как его сестра Лерка, но максимум один тройбан в четверти проскочит, а тут больше половины тройки. А физик, вообще, даже на три с минусом не смог наскрести.

Его отец суровый и несдержанный, привыкший иметь всё лучшее, всю жизнь посвятивший тому, чтобы быть успешным, «выбиться из грязи в князи», не мог смириться с тем, что сын перестал быть его удачей и предметом гордости. Привычка «рулить» жизнью всей семьи, принимать решения за детей вызвала протест и отрицание со стороны незаметно выросшего сына. Если раньше отец командовал: «Полчаса на сборы, едем на залив, кроме змея, мяча и мангала ничего лишнего не брать», и вся семья быстро собиралась, и загрузившись в Land Cruiser, ехала на пикник. Теперь, любое предложение отца вызывало у Сержа только негатив. Может, потому что раньше никто не возражал, отец заводился с пол-оборота и начинался скандал. А Серж, наоборот, ещё жёстче охранял своё личное пространство и ограничивал доступ в него.

Отец попробовал круто осадить сына, но тот не поддался, стал уходить из дома. Возвращался поздно с запахом алкоголя. Отец бесился, ругался, как-то даже попробовал применить силу, но Серж дал отпор. Отстоял свою независимость. Тогда отец перекинулся на мать, обвиняя её во всех ошибках воспитания. В доме начались постоянные скандалы с участием и Сержа, и отца, и матери. Только Лерка, младшая погодок-сестра, тихонько сидела в своей комнате, учила уроки и читала книжки, во время семейных бурь, происходивших всё чаще и чаще.

Отец во всём стремившийся к успеху, и постоянно подтверждавший его покупками  поездками в экзотические страны, большим загородным домом и квартирой в элитном районе, не смог смириться с тем, что рассыпалась его главное детище — ещё недавно дружная семья, следовавшая во всём беспрекословно за ним.

Скандалы стали приобретать всё более и более непристойные формы. Серж перестал исчезать из дома, но подсел на компьютерные игры и не вылезал из ноута днями и ночами, чем особенно бесил отца, считавшего, что жить надо в реальности, а не в виртуальном мире. Мать тоже завязла в социальных сетях. Семья распалась, рассосредоточившись по большой квартире. Собирались только поругаться и поскандалить, а Лерка, жизнерадостная весёлая девчонка, замкнулась и не показывала носа из своей комнаты, с остервенением делая домашние задания и рисуя в своём альбоме.

В одной из ссор и отец, и Серж полностью потеряли контроль. Серж схватил коллекционный охотничий нож, махал им пред носом отца, а потом истыкал его подушку, так что пух и перья полетели по комнате. Напомнило Рождественский снегопад — может, это и свело гнев обеих сторон на нет. Но отец после этого резко изменился, перестал разговаривать с домашними, с работы приходил поздно, и сразу шёл спать.

Лерка молча терпела всё. Надеялась, что пятёрками, хорошим поведением, рисунками и поделками, которыми она наполняла квартиру, ей удастся спасти тот уютный мир, в котором она жила раньше, но… ничего не помогало. И Лерка вдруг сломалась. Сначала она начала, сидя у себя в комнате, подвывать, а потом вдруг у неё нарушилась членораздельная речь. Мать отвела её к психиатру, и после этого Лерку положили в больничку подлечиться.

На третий день после того, как Лерку увезли в санитарной машине, исчез отец. Его тело нашли через неделю в лесу невдалеке от их загородного дома. Скорее всего бездомные собаки или другое зверьё уже изрядно поработали, так что, когда Серж увидел в морге покусанное обезображенное лицо, в нём трудно было узнать отца. Но револьвер, найденный в руке, был его, и пуля, прошедшая насквозь из виска в висок, не оставляли сомнений, что отец, уйдя в лес подальше от людей, покончил с собой.

Так в восьмом классе Серж стал сыном самоубийцы и братом сумасшедшей. Тогда ещё к самоубийцам относились с осуждением и немного брезгливой жалостью. Конечно, не так жёстко, как в средневековье, когда от добровольно покинувших этот мир отрекалась церковь, даже не позволяя хоронить их на кладбище, но, всё равно, это было позорное пятно, как если бы оказалось, что Серж струсил и отказался драться на пустыре за школой возле сложенных стопкой бетонных плит.

 

Пружина, готовая распрямиться и заставить человека закончить земную жизнь, видимо, сидит в каждом. Но есть в человеке и внутренние силы, удерживающие эту пружину. В детстве эта пружинка совсем не сжата. Искренняя любовь и забота родителей сохраняют её в расслабленном состоянии. Но по мере того, как ребёнок, а потом подросток сталкивается в жизни со злом, с фальшью, с необъяснимым для него и непонятным поведением родителей и близких — всё это понемногу поджимает пружинку, закладывая в неё потенциальную энергию тревожности.

Эту энергию сдерживают и компенсируют как силы внутри самого человека — инстинкты, привычки, так и внешние — общественное мнение, дружба, любовь. Удерживающей силой могут быть и просто физические нагрузки или поставленные цели.

 

Серж попросил, и мать перевела его в другую школу, но слухи и сплетни имеют свойство преследовать людей повсюду. А ещё через год, водитель бетономешалки, пытаясь проскочить на уже загоревшийся красный, смял выезжающий на перекрёсток мерседес-купе матери.

 

Год N-3

Тяжёлая железная дверь со скрипом захлопнулась у Сержа за спиной. Осенний Питерский вечер встретил тёмными промозглыми сумерками. Но Серж жадно, как рыба выброшенная на берег, вдыхал влажный холодный воздух. Полдня в душной больнице. И душит не недостаток свежего воздуха, а вся гнетущая атмосфера этого заведения. Душит комок в горле, который ни вытолкнуть наружу, ни проглотить — сколько не сглатывай, а он встаёт поперёк горла от вида сестры Лерки, безвольной, погасшей с пустым стеклянным взглядом. В прошлый раз кризис был полтора года назад. И вот сегодня опять.

Зачем он только рассказал про Комка. Но как не рассказать, если весь институт об этом только и бурлил.

Комок выбросился из чердачного окна в общаге. Сам-то он был питерский, но кто ж не ходил в общагу — выпить, покурить, поиграть в карты, просто потусоваться. Там на верхней площадке у двери на чердак стоял старый диван с порванной обивкой и два кресла от разных гарнитуров — курилка. Оттуда, когда было лень спускаться этажом ниже, ходили на чердак отлить через окно, находившееся как раз на нужном уровне. Вот через него Комок и слил себя, оставив какую-то невнятную записку: «Смерть трём С». Ну да, ну палиндром. А что он имел в виду. На каждого кто имел фамилию или имя на «С» смотрели с подозрением. А Серж был ещё к тому же Семёнович и Сафонов. Хотя на потоке и превалировала версия «трёх сук», наравне с вариантом: «сволочь, скотина, стерва», но Сержу весь день было не по себе.

Вечером Лерка была ещё совершенно нормальной, прокомментировала:

— Слушай, Серж, а ведь он мог иметь в виду три «С» — три смерти. Смерть смертям. Есть же поговорка «трём смертям не бывать.»

— Да… самоубийство — это своеобразная форма борьбы со смертью. А ведь, пожалуй, в своём роде это единственный способ перехитрить старуху с косой. За всеми она приходит, а тут ты сам не званным гостем к ней заявляешься. Самоубийство — смерть смерти.

— А вообще-то он мог и ничего не иметь в виду. Написал на бумажке слово «смерть», стал крутить его, и увидел этот палиндром.

А наутро Лерку как подменили. Только на столе лежал рисунок тушью с тремя  старухами в чёрных капюшонах.

Серж потуже затянул повязанный вокруг шеи шарф. Хотелось выпить. И тут он увидел афишу. Дорогин выступал сегодня в Юбилейном.

Дорогин уже заполнял собой всё жизненное пространство — телевидение, интернет, радио, постеры, плакаты, рекламные щиты… Но среди небольшого круга общения Сержа было не принято про него говорить. Считалось дурновкусицей и темой для тупой светской тусовки, быдла и простаков, которым при встрече, кроме как о погоде и о Дорогине поговорить не о чём. С явной долей снобизма Серж считал, что у интеллектуала и интеллигента всегда найдётся множество других тем.

Но когда это начинает преследовать везде. Стоит ли зарывать голову в песок? Кто он, этот Дорогин? Политик? Учёный? Новый мессия?

Ноги сами привели Сержа к Юбилейному. В кассе, забаррикадировавшись табличкой «на сегодня билетов нет», сидела пожилая кассирша в седом кудрявом парике. Несмотря на надпись, люди подходили и спрашивали билетик.

К окошку администратора тянулась длинная и толстая плохо организованная очередь. Большинство после препирательств сквозь окошко разочарованные отходили после того, как другие соискатели начинали гомонить: «Ну вам же русским языком сказали «нет», чего вы ещё хотите? Не задерживайте.»

Вдруг Серж почувствовал, что кто-то дёргает его за рукав. Оглянулся.

— Идёмте. Вы же за билетом пришли? — говорила ему немолодая женщина в шляпке с вуалеткой. — У меня контрамарка на два лица. А второго лица не будет.

Серж словно очнулся:

— Да, конечно. Спасибо. Сколько с меня?

— Вы напомнили мне моего сына, молодой человек. Идёмте.

Женщина по-хозяйски взяла под руку Сержа, и они пошли в зал. Места были хорошие — близко к сцене. Женщина не приставала в Сержу с разговорами, но, видимо, считала необходимым пояснить ситуацию.

— Мой муж работал в команде над созданием «душегубок» для Дорогина, поэтому у меня контрамарка. Мы должны были идти с ним, но два дня назад его не стало. А сын прыгнул с Благовещенского моста семь месяцев назад.

Серж не знал, как вести себя после этого, и натянуто выдавил из себя:

— Примите мои соболезнования.

— Да, хорошо. Но я вижу, что Вам требуется утешение не меньше чем мне. Крепитесь. Несите свой крест.

— Да… постараюсь…

Сначала сцену заполнил бутафорский дым, а потом появился Дорогин. После краткого вступления он попросил всех сидящих в зале скрестить руки на груди. Закрыть глаза. Повторить про себя или вслух за ним небольшую мантру, смысл которой Серж не уловил, хотя и повторил со всем залом. Играла тантрическая музыка.

— Откройте глаза. Расцепите руки и положите ладонями на колени. Все смогли расцепить руки? Кто не смог? Поднимайтесь на сцену.

К сцене шли люди со скрещёнными на груди руками. Каждого поднимавшегося на сцену ассистенты Доргина брали за локти, и тянули руки в разные стороны. Наверное, они надавливали на какие-то точки в локтевом сгибе, потому что у некоторых руки как подпружиненные разлетались в стороны. За первыми потянулись и остальные, скованные замком из собственных рук. Ассистенты отправляли на свои места, тех у кого руки рассоединялись. Таких было большинство. Остальные выстраивались на сцене в позе египетских статуй. Дорогин подходил к каждому, внимательно осматривал, что-то говорил, потом делал круговое движение раскрытой ладонью перед лицом застывшего «египтянина», легонько хлопал по лбу, и руки загипнотизированного, скованные в замок, безвольно падали вдоль тела.

Дорогин отобрал четверых: пожилого седовласого мужчину; девушку лет двадцати пяти, субтильного телосложения, в длинной цыганской юбке; женщину лет пятидесяти, безуспешно попытавшуюся упихать свои расплывшиеся формы в брючный костюм; крепкого подтянутого здоровяка лет тридцати пяти.

Затем каждому вынесли мольберт с листами ватмана, гуашь и карандаши. Они должны были нарисовать картину по заданному образцу.

Пока испытуемые занимались художествами, кто как мог, Дорогин излагал теорию переноса душ из тела в тело. Он, проводя аналогию человека с компьютером, утверждал, что душа — это «софт», а тело — «железо». Если софт записать в специальное хранилище, то потом, можно перенести его в новое тело. Для этого надо оцифровать душу, а это можно сделать, так как взаимодействие души с окружающим миром — это волны и импульсы, а источником их служит био-магнитное поле, которое ему удалось описать математически. На основании этого он с помощью группы учёных разработал аппарат, распознающий это поле и способный сохранить его в оцифрованном виде.

Говорил о том, как очень многие не довольны сейчас своим внешним видом: худеют, качают мышцы, пытаются с помощью пластических операций, в большинстве своём неудачных, переделать свой облик. О том, что душа томится в нелюбимом теле. Зачем же её мучить? Ведь, душой-то своей мы все довольны.

Потом Дорогин резко и неожиданно прервал художественный процесс испытуемых, на той стадии, до которой каждый сумел добраться.

Следующее задание было спеть песню. Им надели наушники, так что они не слышали друг друга. Зрители слышали только часть исполнения песни, так как в какой-то момент выключался микрофон, но испытуемые продолжали петь, не зная об этом. Шла только запись.

У расплывшейся оказался на редкость приятный альт, и пела не фальшивя, а вот с рисованием она явно была не на ты. Только здоровяк, пожалуй, нарисовал ещё хуже, чем она — как Остап Бендер в «Двенадцати стульях». А вот субтильная оказалась одинаково хорошо была знакома и с композицией и колористикой. Седовласый тоже уверенно владел карандашом, а в цветовой композиции по экспрессии даже превосходил оригинал. Пел он тоже уверенным баритональным басом, а мускулистый и здесь лажал, не попадая в каждую вторую ноту. Голос у субтильной оказался тихим и бесцветным, хотя в нотки она попадала лучше мускулистого.

Потом на заднике сцены раскрыли занавес. Многие в зале ахнули, кто-то присвистнул, и прокатилась волна восторженного восхищения. Переливаясь огнями, мигая цветными лампочками, на сцене стояли «душегубки» Дорогина.

После считывания и перезаписи душ, расплывшаяся дама допела слабым бесцветным голосом песню и легко поправила свою карандашную композицию. Субтильная, наоборот, звучно на диафрагме допела свою, а вот, рисунки изрядно подпортила. Мужчины так же поменялись способностями.

— Мама, в зачем та тётя испортила свою картину? — довольно громко спросил ребёнок, сидевший ряда через три от Сержа.

Мать тут же зашикала на своё неразумное чадо, а Серж вспомнил сказку Андерсена «Голый король».

 

Год N-1

 

Суицидальный синдром охватил человечество. Дорогин привёл изящнейшее доказательство бессмертия души и гарантии её сохранения при суициде, и создал, по сути, новую религию. Вот тогда самоубийства стали целью, вожделенной. Записи, очереди и счастливые обладатели билета в один конец.

За следующие десять лет «душегубки» повторят маркетинговое и промышленное чудо мобильных телефонов, став доступными и повсеместными.

А пока «губки для душ» только появились. Люди томительно ожидают получения заветного смс с кодом доступа и описанием способа самоубийства. Позже в «чёрной метке» будет приходить только код доступа к «душегубке» и номер самоубийства. Их введут в школьную программу и номера будут заучивать с детства.

Серж попал на VIP самоубийство через одного случайного знакомого. Молодая светская барышня, записавшая диск с бездарными песнями и помелькавшая на ТВ, получив «чёрную метку», собрала в Кемпински огромную тусовку. Попили, поели, вымученно, как на всех светских раутах, поизображали веселье, и она, виновница торжества, уже весьма поднабравшись, опрокинула в себя бокал с напитком смерти. Предварительно не забыла, конечно, сунуть голову в душегубку, одну из первых, появившихся в общественном месте, как раз в этом фешенебельном отеле. Пьяные гости похлопали, нестройно покричали: «За Новооформленную Анжелу!», почертили в воздухе непослушными пальцами перечёркнутые круги.

Какое-то время среди светской тусовки было модно соревноваться, кто круче отпразднует своё самоубийство. Но потом билет в один конец перестал быть эксклюзивом. Широкие массы получили доступ. Сотни, тысячи меток в день. Душегубки на каждом шагу. Автокатафалки и автокрематории. Суицид стал будничной, обычной рутинной обязанностью.

 

 

Год N

 

Колония Жизнеборцев зародилась примерно через полтора года после появления первых «душегубок».

Серж сидел на железной пружинной кровати в ногах у Лерки. У неё было очередное весеннее обострение, и ему пришлось положить её в больницу. В палату зашёл врач, сухощавый горбоносый педант. В этот момент лежавший на тумбочке Леркин телефон пропиликал мелодию из «Клуба самоубийц», возвещавшую о приходе сообщения. Такая мелодии на всех телефонах и гаджетах могла сообщать только об одном — вам доставлена «чёрная метка». На маловыразительном бесстрастном лице доктора изобразилось оживление:

— Ну, вот. Поздравляю тебя, милочка. И Вас тоже, — обратился он к Сержу. — Сейчас я отведу вашу соседку на процедуру, и попрошу зайти сестру-хозяйку, чтобы она проводила тебя в кабинет с «душегубкой».

Лерка находилась в состоянии полной прострации, и никак не прореагировала, ни на сигнал мобильника, ни на слова доктора.

— Прочитайте Вы сообщение, — сказал он Сержу. — Надеюсь, Вы поможете сестре новооформиться. Посмотрите, каким способом.

— Таблетки, — машинально ответил Серж, пробежав глазами по экрану Леркиного телефона.

— Хорошо, я попрошу сестру подобрать дозу и принести.

Когда дверь в палату за доктором и соседкой закрылась, мозг Сержа начал лихорадочно работать.

«Нет! Лишиться последнего родного человека. Лерка должна жить. В периоды ремиссии болезни она как все, только гораздо лучше, потому что умная и красивая. А её картины! Она очень по-разному пишет в зависимости от состояния. В спокойные моменты после больницы — это почти Левитановские пейзажи. Потом начинает доминировать красный цвет — это уже ближе к Малявину, а потом перед обострением — мрачный демонический Врубель. Надо бежать отсюда»

Серж выглянул в коридор. Направо, в сторону лестницы, располагался пост, где за столиком сидела сестра. Врач, проходя мимо, что-то сказал ей, и она направилась к палате. Забрала единственную Леркину соседку и повела в процедурную готовить к терапии. Врач ушёл в ординаторскую.

Коридор был пуст.

«Надо срочно действовать. Бежать по коридору мимо поста — опасная затея. В любой момент может выйти медперсонал. Да, и на выходе всегда мясник-вахтёр. На окне в палате — решётка, а вот в коридоре сэкономили — нет решётки. И палата Леркина как раз в конце коридора рядом с этим окном.»

Серж сдёрнул простыню с Леркиной кровати. Накинул ей на плечи, под руками за спину, на крест. Притянул сестру к своей спине и велел ей обхватить его за шею руками. Перетянул вокруг себя концы простыни и связал двойным узлом. Получился живой рюкзак за спиной весом в пятьдесят кило.

Серж открыл окно, влез на подоконник. Лерка беззвучно радовалась и помогала как могла. Водосточная труба рядом. Можно дотянуться. Так. Ухватился за трубу, повис. Нащупал ногой кронштейн. Стало полегче. Теперь можно перехватить руку и дотянуться до решётки на окне палаты. Третий этаж. Дальше по решётке на втором и на первом. Хорошо, что не поскупились на поперечные прутья на решётках — «небо в клеточку», зато сейчас спуск, как по лестнице. Вот и земля.

Развязал узел, схватил Лерку за руку и побежал прочь из больничного двора. Сестра не только не отстаёт — обгоняет брата. Так и в детстве было, когда носились на даче в московские прятки и в казаков-разбойников.

 

Сбежать-то сбежали, а дальше что? Уклонистку, не выполнившую «чёрную метку», да ещё убежавшую из психушки, будут разыскивать. Но всё равно, зайти домой нужно. Собрать хоть самое необходимое, Лерке переодеться и… в бега.

Вечером того же дня, сильно уставшие и проголодавшиеся, зашли в кафе-самообслуживание с восточной кухней. Сели, так чтобы понеприметнее. И вдруг к их столику чешет белокурый красавец с фигурой Тарзана и усаживается за их столик, сделав лишь лёгкий вопросительный кивок в сторону стула и расценив молчание, как знак согласия. Свободных столиков действительно не было, но он уселся именно к ним, просто источающий уверенность, что осчастливил.

— Вот взял какой-то Джиз-Быз. Вы когда-нибудь пробовали бараньи… ээээ.., извините из песни слова не выкинешь, яйца?

— В этой мешанине из потрохов, я боюсь, трудно будет выделить вкусовую нотку семенников, — добавил он, отправляя ложку в рот.

— Однако, вкусно! Извините, забыл представиться — Антуан.

В этот момент у него в кармане заиграла мелодия из «Клуба самоубийц».

Словно сквозь Антуана пропустили огромный разряд тока. Он застыл. Потом судорожно стал доставать телефон, никак не мог попасть рукой в карман. За соседними столиками услыхали мелодию. Кто-то захлопал в ладоши, потом все, кто был в кафе, зааплодировали и встали со своих мест, как в голливудских фильмах, когда парень делает предложение девушке.

Виновник торжества встал и механическими поклонами поблагодарил случайных соседей, выразивших свою радость за него. И только Серж видел глаза Антуана, в которых отразился и ужас, и боль, и тоска. Куда делась его недавняя нагловатая самоуверенность. Даже его накаченное спортивное тело вдруг обмякло, превратившись в нелепый мешок.

— Доедай и идём отсюда, — негромко, но очень властно сказал Серж.

Так было положено начало группы Жизнеборцев: отказников и уклонистов от суицида, сплотившихся впоследствии вокруг Сержа. Потом она разрослась в большую нелегальную колонию.

 

Год N+6. Апрель

 

Мелодия из «клуба самоубийц» заиграла за спиной у Сержа, когда он проходил мимо входной двери в магазин в районе новостроек, с густо понатыканными однотипными высотками. Серж оглянулся. Из магазина выходил лысый мужчина в новом дорогом спортивном костюме, из кармана которого и заиграла мелодия. Лысый неторопливо выключил звук телефона и деловито зашагал в противоположную от Сержа сторону.

Серж выждал несколько секунд, позволив лысому уйти метров на двадцать, затем развернулся и пошёл за ним. Пан спортсмен, так окрестил его про себя Серж, уверенно шагал, не оглядываясь и не останавливаясь.

После того как Пан спортсмен зашёл в уличную «душегубку», и, так сказать, облегчился, или можно сказать облегчил душу, Серж начал сокращать с ним дистанцию.

Когда лысый с помощью чипа открыл дверь и зашёл в парадное многоэтажного дома, Сержа отделяло от него всего метров пять. Дверь успела захлопнуться, пока Серж преодолевал это расстояние.

«Так даже лучше, более естественно», — подумал Серж.

Поднёс считыватель к приёмному устройству замка, и прибор начал перебирать варианты. Расшифровав код, Серж приложил «таблетку» и разблокировал замок. Войдя в парадное, Серж услышал звук закрывающихся дверей одного из лифтов. Серж нажал кнопку вызова и стал следить за индикатором этажей уходящего лифта. На индикаторе быстро менялись числа. Вот и последнее — двадцать пять.

Когда Серж поднялся на двадцать пятый, там уже было тихо.

«Похоже облом. Тут десяток квартир…»

Вдруг где-то выше раздались скрип и хлопок. Серж быстро по балкончику перешёл на пожарную лестницу и стал подниматься выше на чердак. Дверь оказалась не закрыта.

Серж нырнул в темноту чердака. В нос ударил запах мочи, кошек, какой-то затхлости.

Включил на телефоне фонарик. Осмотрелся и увидел лестницу ведущую к выходу на крышу.

Лысый стоял на ограждавшем плоскую крышу по периметру кирпичном парапете спиной к Сержу. До него было метров десять. Серж мягко по-кошачьи стал приближаться. Лысый достал из кармана пистолет и стал медленно подносить к виску.

Серж тоже непроизвольно полез за оружием. Для самострелов, тех кто кончал жизнь, пуская пулю в висок, в колонии сделали пистолет-метатель, стреляющий каучуковыми шариками. Сильно повредить руку таким шариком было нельзя, а вот толчок она давала хороший, и если попасть в пистолет, поднесённый к виску, или в ладонь, то руку отбрасывало далеко вперёд. Конечно, тут всё решали мгновения и точность, но Сержу дважды удавалось спасти в последний момент самострельщиков.

«Что за хрень, самострельщик на краю крыши? Что это ещё за способ? А главное, что делать? Стрелять? Так его дёрнет вперёд, и он точно полетит с крыши, несмотря на то что выстрел пройдёт мимо. Прыгнуть, схватить его, сдёрнуть с парапета? Но тогда он спокойно выстрелит, и у меня в руках будет труп самострельщика. Подкрасться ещё ближе, чтобы после выстрела успеть ухватить его за ноги?»

Серж был от Лысого на расстоянии трёх шагов… И вдруг. Тот резко повернулся и направил пистолет на Сержа.

— Ну что, Стервятник, вот мы и свиделись. Я два года ждал этого момента. Сейчас я пущу в тебя парализующую стрелу и спокойно привезу тебя в участок. Я не стану рисковать, несмотря на то что здесь ещё два агента. Посмотри, вон один слева другой справа. Это ты, чёртов Стервятник, вынул два года назад из петли мою жену, лишив её законного права, как все, совершить суицид. Где она теперь? Что Вы с ней сделали?

Серж, не упуская из вида руку Лысого с пистолетом, глянул направо и налево. Там метрах в тридцати из-за таких же надстроек, имеющих дверь на чердак, вышли два агента. Так же Серж увидел то, чего пока не замечали агенты.

Лысый всё-таки расслабился, когда Серж делал вид, что вроде как вертит головой, и Сержу этого было достаточно. Он выстрелил Лысому в руку с пистолетом. Тот уже отошёл от опасного края, и благодаря этому Серж успел в прыжке схватить его за ноги и сдёрнуть с парапета, когда тот уже пошатнулся назад. Два нокаутирующих удара и Лысый вырубился. В то же время Николя и Мишель, как всегда страховавшие Сержа, поднялись на крышу по двум соседним лестницам и уже набросились каждый на своего агента. В этот момент завыла сирена. Серж, перегнувшись через парапет, посмотрел вниз. Там уже стояло штуки четыре полицейские машины и подъезжали ещё.

«Серьёзную они облаву устроили. Заманили, значит в ловушку, думаете?»

Мишель и Николя уже справились со своими визави.

— Бежим на чердак. Я спускаюсь на лифте и погоняю их немного для отвлечения вверх-вниз, а вы по дальней пожарной лестнице. Уходите вместе, — крикнул Серж товарищам. — Там внизу ещё трое наших, они помогут отвлечь, когда будем вырываться из дома. А там на земле уйдём. Вы прорываетесь к стадиону, я в другую сторону.

Они сумели вырваться из окружённого дома, но погоня по улицам города продолжалась.

Сержу удалось затеряться в толпе перед театром Нову. До начала спектакля оставалось пятнадцать минут, поток зрителей заходил в театр, образовав небольшую пробку из-за необходимости проходить через рамку. Погоня потеряла его. Двое полицейских, поозиравшись, ошибочно приняли кого-то в похожем плаще за Сержа и пробежали мимо. Промчалась патрульная машина.

В толпе совсем рядом с Сержем у мужчины в кармане костюма заиграла знакомая мелодия. Он поднимался по ступеням театра под руку с дамой в длинном вечернем платье.

— Ах, Борюся, — воскликнула спутница, но услышав одобрительные возгласы и хлопки в толпе, осеклась и хорошо поставленным голосом сказала:

— Ну, наконец-то и тебе повезло в этой жизни. Поздравляю, Боря.

— Извини, дорогая, что тебе придётся идти на спектакль одной.

Было очевидно, что он вообще не хотел идти в театр, и, возможно, перед выходом из дома искал разные предлоги остаться, но сдался, как всегда, сдался, под властным взглядом супруги.

Дама, конечно, была раздосадована, и, несмотря на то что изо всех сил старалась «делать лицо», её разочарование проступало под маской напускной радости. То ли она завидовала супругу, то ли действительно расстраивалась, что теперь придётся идти на спектакль одной. Она стала как веером обмахиваться двумя билетами, приготовленными, для предъявления контролёру, достав их заранее из маленькой сумочки, висевшей у неё на согнутой руке, одетой в лайковую перчатку до локтя.

— Ну, ты иди-иди, дорогая, а то уже совсем мало времени, а тебе ещё надо сдать в гардероб жилетку.

Он явно торопился, наконец-то освободиться от доминировавшей всю жизнь супруги, и, видимо, тихо радовался, что в эти последние минуты сможет насладиться счастьем свободы.

Серж решил воспользоваться ситуацией, и с хорошо сыгранным сочувствием, аккуратно взяв под локоток даму, проговорил:

— Позвольте, я Вам помогу.

Дама приняла неожиданную поддержку от симпатичного молодого человека, и Серж прошёл контролёров с ней.

Дама, полуобернувшись, напутствовала оставшегося супруга.

— Я, надеюсь, не задержусь долго. И мы встретимся вновь, как и написали в завещании на перезагрузку. До встречи, Борюсик, через сорок лет.

Серж не успел заметить порадовала или нет такая перспектива Борюсика, но сейчас тот явно был счастлив.

 

Серж ещё в детстве полюбил театр, но с начала подпольной жизни не был н разу. Ему не хотелось сопровождать даму в течение всего спектакля, и он, сославшись на необходимость отлучится, покинул её.

— Вы могли бы сеть на место моего супруга. Ведь, Вы, как я вижу, один. У нас места в партере — четвёртый ряд, пятнадцать и шестнадцать. Я буду ждать Вас в зале.

— Да, наверное, — промурлыкал Серж и поскорее скрылся.

Серж вошёл в ложу 1-ого яруса, где заранее присмотрел свободные кресла, в тот момент, когда погас свет, и голос из динамиков произнёс привычную фразу:

«Просьба перевести мелодии и рингтоны ваших электронных устройств в беззвучный режим, а мелодию из «клуба самоубийц» поставить в режим максимальной громкости.»

За время спектакля эта мелодия оглушительно звучала в зале трижды. Актёры прерывали спектакль. Счастливый обладатель «чёрной метки» вставал, и под шквал оваций в свете направленного на него прожектора выходил из зала. В фойе театра находилась душегубка. Один обладатель метки вернулся в зал минут через пятнадцать и, выйдя на середину сцены, выстрелил из пистолета себе в висок. Зал встал и, рисуя в воздухе круги, перечёркнутые крест-накрест, трижды проскандировал: «С новооформленным!».

Но Серж не следил за новыми самоубийцами. Его полностью захватила игра молодой актрисы Алёны Кожавиной, исполнявшей роль Адели. Давали спектакль «Дом Бернарды Альбы». У Алёны были чёрные вьющиеся волосы, чуточку широковатые скулы, большой рот и выразительные карие глаза, взгляд которых, Сержу казалось, был обращён к нему.

В конце спектакля героиня Алёны, Адель, повесилась. И когда ноги её заболтались над упавшей скамьёй, Серж действительно испугался. Поверил. Но, слава Богу, свет погас и через несколько секунд Алёна с другими актрисами вышла на поклоны.

Выйдя из театра, Серж остановился у выхода. Уходить не хотелось. Он постоял, провожая глазами расходившуюся публику, вслушиваясь в отдельные реплики зрителей.

— А ты заметила, как М. уронила веер? Мне показалось, это не было режиссёрской задумкой.

— А представляешь, если бы Кожавиной пришла метка во время спектакля? Она могла бы реально повеситься.

— Но никто не знает какой способ самоубийства ей бы выпал.

Серж вздрогнул и пошёл от парадного входа вокруг театра. Когда проходил мимо служебного выхода, из него вышла Алёна Кожавина, в цветастых лосинах и чёрно-жёлтом плаще — яркая, неотразимая. Она быстрой, грациозной походкой прошла вдоль театра, перешла дорогу и нырнула в арку одного из дворов. Серж шёл за ней, словно был привязан невидимой цепью.

Во дворе Алёна сёла в белую Мазду, спортивное купе, и резко, уверенно выехала из двора. Серж лишь успел запомнить номер.

 

Год N+6. Май

 

Этот номер врезался в память и его цифры крутились в голове Сержа, как три заветные карты Германа — тройка, семёрка, туз. Только вместо туза — ноль.

После такой серьёзной облавы в колонии было решено на некоторое время затаиться и не делать вылазки в город. Потом Серж ездил на встречу с лидерами других сообществ жизнеборцев. Сначала в Азиатский регион, потом в Европейский. Но образ Алёны постоянно всплывал перед ним. Ему хотелось просто отправиться в город, без всяких дел и спасений, пойти в театр на спектакль с её участием, увидеть её ещё раз.

Наконец, спустя месяц Сержу удалось найти свободный вечер. В театре Нову давали «Мадам Бовари». С афиши на Сержа смотрела Алёна Кожавина в роли мадам Бовари. По сценарию, в конце пьесы главная героиня принимала яд. К началу спектакля Серж опоздал, на кассе висела табличка «на сегодня все билеты проданы».

Он в задумчивости вышел обратно на улицу, но театр словно магнит притягивал его, и он брёл вокруг здания. Дойдя до арки, зашёл во двор. Там, на том же самом месте стояла её Мазда. И вдруг внезапная мысль пришла Сержу в голову.

 

Из театра начала выходить публика. Спектакль закончился. Серж сидел в своей машине и внимательно следил за служебным входом. Из него тоже стали выходить служители Мельпомены. Кто-то оставался выкурить сигаретку, кто-то сразу деловито уходил.

Прошло пятнадцать, двадцать минут, но Алёна всё не появлялась. Серж начал волноваться. «Вдруг пропустил».

Из служебного выхода уже давно никто не выходил, а последние курильщики тоже разошлись. Серж вылез из машины и пошёл во двор под арку.

«Нет, машина на месте.»

Развернулся и… почти нос к носу столкнулся с Алёной.

Аромат её духов облаком окутал Сержа, потом словно гусеницу завернул в кокон, закружил и превратил в мотылька, готового без разбора лететь на свет. И он полетел.

Алёна уже доставала букет роз, закреплённый под дворником на лобовом стекле, когда Серж вышел из проёма арки. Алёна глянула на открытку, прикреплённую к букету, прочитала написанное Сержем неумелое четверостишие, улыбнулась и стала садиться в машину. Уже когда завела мотор и включила фары увидела его. Серж, ошпаренный её взглядом, резко отвернулся.

— Извините, это не Вы подарили мне эти замечательные розы?

Серж оглянулся. Она уже вышла из машины, и стояла, держась за открытую дверцу.

— Простите. Может быть Вы видели, кто положил мне букет под дворник, ведь Вы же выходили из двора?

Серж только непроизвольно сделал движение плечами, которое могло означать что угодно.

— Мне почему-то кажется, что это Ваш букет… и стишок. Это очень мило.

— Да, — наконец ответил Серж.

— Спасибо огромное. Это так приятно. Необычно. Здорово. Я, правда, очень тронута таким вниманием.

— Может выпьем по чашке кофе?

Она взглянула на часы.

— Вообще-то меня ждут… Но только если очень быстро.

— По эспрессо в экспресс режиме. Тут за углом есть экспресс-кофейня, кофе с собой.

— Ну, хорошо.

Кофе оказался горьким, сколько не подслащивай.

«Ваш букет и стих, и сам поступок замечательны, приятны…» — три ложечки сахара. «И Вы мне нравитесь… по первому впечатлению…» — ещё сахар. Дальше по Пушкину: «…но я другому…» — горечь крепкого, слишком крепкого кофе.

«… про жизнеборцев слышала, конечно, хотя, так почти никто не говорит, в основном, Вы сами знаете, как вас называют…».  «…я совершенно не хочу умирать, и душу не хочу куда-то перекачивать. Я вполне счастлива здесь и сейчас…».  «…да, всё что происходит — это суицидальное сумасшествие… это глупо, ужасно, но это пройдёт…».

 

Год N+10. Июнь 3-её

 

Серж с трудом разлепил веки. Когда взгляд начал фокусироваться, он увидел строгий геометрический орнамент, выложенный штучным паркетом разных пород дерева. Удалось поднять безвольно висевшую голову и оглядеть просторный кабинет с большими окнами, окаймлёнными тяжёлыми бордовыми портьерами, с огромным Т-образным столом обтянутым кожей. На стене позади кресла для хозяина кабинета — мозаичный портрет лукаво улыбающегося Дорогина. Во всю противоположную стену плазменный экран. Сам Серж сидит на небольшом диванчике у стены, напротив окон.

Перед Сержем неожиданно возник… Узурпаев. Член Совета Безопасности всемирного правительства, возглавляемого Президентом Рейбама. Убедившись, что Серж очнулся, Узурпаев сел в кресло во главе стола и вдруг процитировал:

— «Дорогин великий нам путь озарил». Всегда задумывался, что всё-таки имел в виду поэт — Дорогин великий или путь? Эх, пути-дороги. Ну, что удивлён? Не можешь понять, как здесь очутился? Виски? Или может, водочки?

Серж вспомнил. Последний месяц выдался очень напряжённым. Стало известно, что всемирное правительство готовит массированный удар по жизнеборцам. Одновременно на всех континентах выступят армейские подразделения. Отдельные колонии жизнеборцев уже давно не были разрозненными группками уклонистов, разбросанными по миру и скрывающимися от властей на заброшенных заводах, в глухих деревнях, или в других малодоступных местах. Они, используя все доступные каналы, поддерживали связь, обменивались информацией и оказывали посильную помощь друг другу. Лидеры колоний иногда встречались очно. В количественном отношении жизнеборцы уже были сопоставимы с теми, кто ещё не получил разнарядку на суицид. Количество «чёрных меток» росло в геометрической прогрессии. Соответственно, росло и число уклонистов. По статистике два-четыре процента, получавших метку, не хотели совершать самоубийство и предпочитали жизнь «в бегах».

«Вчера был бой… Правительственная армия оттеснила нас. Они не стреляли, а как при разгоне мирных демонстраций, сомкнув прозрачные щиты в полный рост, двигались на нас. Мы кидали камни, били по щитам палками, закидывали петарды….»

— Серж, всё закончилось, — Узурпаев артистичным жестом включил плазменную панель.

Серж увидел в одном конце улицы жизнеборцев и плотные ряды правительственной армии с другой стороны. Съёмка велась сверху, и солдаты не воспринимались, как отдельные индивидуумы — это был ёжик с встопорщившимися щитами-иголками. Ёж медленно, но упорно полз вперёд, заполняя собой всё пространство на улице…

Вдруг тень промелькнула над ёжиком, и что-то неправильной формы… да, это же было человеческое тело… прилетело откуда-то сверху, и упало прямо на его иголки. Словно яблоко с яблони. Ёжик не успел стряхнуть яблоко с иголок… оно разорвалось, разлетелось на тысячи кусочков, окутывая улицу облаком дыма, пыли, каких-то обломков… Когда облако рассеялось… на улице вместо армии валялась груда мёртвых искалеченных тел и обломков щитов-иголок…

— Это съёмки из Сан-Паулу. Лондон включить? В Москве выглядело примерно также. Из нескольких сотен городов осечки случились в четырёх-пяти. Но это не страшно. Это не меняет общей картины. Дело сделано! Дело Дорогина живёт и процветает.

— Вы хотите сказать, что сами уничтожили свою армию?

— Да, мы оставили небольшой контингент, на случай непредвиденных обстоятельств, но в целом уничтожили. Видите ли, эта игра в самоубийства хуже всего работает среди солдат. Казалось бы, армейская дисциплина должна давать стопроцентный результат. Приказы не обсуждаются. Но здесь-то и кроется проблема. Солдат должен выполнять приказ командира, а не следовать какому-то общему негласному правилу. К примеру, приказ командира идти и убивать врага превалирует над общечеловеческой заповедью «не убий». Об этом парадоксе предупреждал ещё Дорогин, поэтому мы не рассылали «чёрные метки» армейским и полицейским.

— Серж, Вас никогда не удивляло то, что ваши колонии жизнеборцев существовали так долго, разрастались, развивались, объединялись. Вы так ловко всегда уходили от полиции, прятались. Знаете, когда взрослые играют с детьми в прятки, они так старательно ищут под кроватью, за занавеской, в кладовке…. а шебуршание и сопение уже давно раздаются из платяного шкафа. Но папаша нарочито громко говорит: «Знаю, он за диваном. Сейчас я его найду…»

— То есть правительство боролось с нами все эти годы понарошку?

— А разве могло быть иначе? Если бы мы хотели, то переловили и передушили вас всех в любой момент, включая вчерашний день.

— То есть, культ самоубийства — это просто способ сократить население Земли? Ресурсов не хватало? Рост численности населения…

— Это, конечно, тоже. Но просто сократить население — это же элементарная задачка, которая в наш век может решиться сотней других способов. Даже войны и бомбардировки для это не нужны. Гораздо красивее — эпидемии, техногенные катастрофы и климатические катаклизмы. Все эти способы прекрасны, но… в них есть изъян — эти варианты слепы и убивают всех, кто оказался рядом. А человечеству в такие переломные периоды, когда оно заходило в тупик, всегда был нужен Ноев ковчег.

— То есть — никакой лотереи на суицид не было? Вы рассылали «чёрные метки» по заранее составленным спискам?

— Не так прямолинейно, но, в целом лотерея — это, конечно, рекламный ход. Люди любят играть, почему бы заодно не воспользоваться и этой их слабостью. Просто были категории граждан, которые имели постоянную и временную бронь. Как я уже говорил, временную бронь получали военные, полицейские. Постоянную — только особая группа людей из правительства, далеко не все члены правительства. Собственно, мы и управляли этим процессом.

— Лотерея была, но, отнюдь, не такая слепая, хе-хе. Сначала метки направлялись людям искусства, шоу-бизнеса. Эффект двойного действия. Во-первых, эти люди падки на эффектные зрелищные новинки. Во-вторых, они на виду, и толпа привыкла боготворить своих кумиров и слепо следовать за ними. Массовое сознание! Вот оно зло, которое стремительно распространялось в последние годы, особенно благодаря развитию информационных технологий. Массовое сознание, которое настолько задавило индивидуальное, что дальнейшее развитие человечества зашло в тупик. Люди стали настолько не самостоятельны, настолько зависимы от общественного мнения, которое настигало их благодаря интернету и соцсетям всегда и везде, что стали превращаться в роботов, в поведенческих близнецов.

— И вы решили использовать эту слабость людей для борьбы с ней же?

— В точку! Именно. Гидра пожирающая сама себя. Как говорится, подобное подобным.

— И всё же, на начальном этапе вы не боялись отказников?

— На начальном этапе опасений не было. Как раз отобрать какое-то количество пионеров можно для любой самой безумной затеи. Вот сделать её поистине массовой, задача сложнее. Но мы хорошо поработали. Вы, наверное, помните? Снимались сериалы. Причём, если на начальном этапе в них суицид преподносился как нечто модное, доступное избранным. Стилистика была соответствующая — гламурная. После первой волны — кино стало напирать на обыденность и даже рутинность суицида, больше сосредотачиваясь на аспекте сохранения души и возрождения её в будущем. А помните телешоу, которые проводил сам Дорогин. С перезаписью душ в другие тела. Это был важный стимул в пропагандистской игре. Как раз к началу нашей затеи стало повальным среди определённой части людей делать пластические операции, чтобы подправить свою внешность. А здесь предлагалось полностью избавиться от надоевшего тела и сохранить душу для перезаписи его в новое. Помните, телешоу «Перезагрузка. Матрица.»?

— Да, доказательство Дорогина базировалось на компьютерном культе, воцарившемся в обществе. И когда он сравнил тело с компьютерным железом, а душу с софтом и показал, что её можно также переписать в «душегубку», как любую программу на жёсткий диск, и хранить там, а потом перезагрузить в новое тело… Это не вызвало ни у кого сомнения. Это было так же очевидно, как закон Ньютона, объясняющий падение яблока на землю.

— Конечно, простота объяснений всегда подкупает. Но нужны были наглядные доказательства. И… Дорогин прекрасно предъявил их в телешоу и в публичных выступлениях на концертных площадках. Так же убедительно, как Давид Копперфильд демонстрировал, что невозможное возможно. А это был всего лишь кунштюк. Профессионально сделанные фокусы — ничего более. Но публика всегда неравнодушна к фокусам. Верить в невозможное, видеть и не понимать… Гадать…

— А сразу потом, я думаю, вы не могли не заметить, рекламный месседж стал напирать на то, что нет смысла стремиться перезагрузиться в новое тело сейчас, в наши дни. Ведь это можно сделать потом в будущем. Не об этом ли мечтали люди вместе с фантастами ещё с девятнадцатого века. Повальные завещания не перезагружать в течение тридцати, пятидесяти, у самых падких на рекламу, ста лет… И среди всех есть, как всегда, неподдающиеся. Так же, как на любом сеансе гипноза, есть те, кого невозможно загипнотизировать. И они, то есть вы и нужны нам, да что там нам — человечеству, для развития, для движения вперёд, в будущее — не зашоренные, не уничтоженные как индивидуумы массовым сознанием, способные на синергию, потому что разные и самостоятельные.

 

Год N+10. Июнь 5-ое

 

Серж быстро идёт по улице. Высокий воротник чёрного пальто поднят. Руки глубоко в карманах. Шляпа надвинута на лоб. Сказывается многолетняя привычка. А теперь не нужно скрываться от камер. И на улицах не много людей. Только получается, и раньше вся эта конспирация была не более чем детская игра под бдительным присмотром «взрослых». Игра шла по их правилам и их сценарию. Борьбой с ними мы решали их задачу и осуществляли их план. Наша победа оказалась победоносным завершением, написанного ими сценария. Спектакль окончен. Занавес. Завтра — премьера нового шоу. До этого мы играли отрицательных персонажей, были «стервятниками», а в новом нам дали роли положительных героев.

Серж в который раз прокручивал в голове слова Узурпаева:

— Осталось сыграть последний акт марлезонского, так сказать, хм… балета. Теперь необходимо перевернуть сознание оставшихся обычных людей. Уклонисты превращаются из преступной группировки в прогрессивных подпольщиков, борцов за правду и справедливость. Таких примеров в истории, кстати, хоть отбавляй. Тут как раз ничего нового, революционного.

И здесь нам очень кстати помогла Ваша сестра. Мы отсмотрели снятый ей фильм — гениально! То, что нужно. И Вы, Серж, талантливо сыграли самого себя. Сейчас уже наши люди домонтируют туда недостающие кадры до полной правды нужной нам. Нас с Вами как раз снимали во время беседы. Ведь справедливости ради мы должны показать, что всегда были тайно на вашей стороне.

С этими словами он встал и сдёрнул со стены портрет Дорогина.

— Догматы этого сумасшедшего фокусника унесли миллионы жизней… Снято? — куда-то в потолок, спросил Узурпаев.

— Да, порядок. Хорошо. Можете, Узурпат Узурпатович, ещё раз порезче швырнуть портрет?

— Ладно брошу. Когда закончите монтаж? Послезавтра пускаем по всем каналам.

— Постараемся, Узурпат Узурпатович.

— Что значит постараемся. Я сказал, должно быть готово. Крайний срок -три дня.

— Сами понимаете, что задача непростая. Нам этот час съёмочный надо нарезать на несколько встреч в разные годы в прошлом, а чтобы всё достоверно было придётся не только над интерьером работать, но и над вашими костюмами, причёсками и т.д. Всё ведь менялось за эти годы…

— Ладно. Наш девиз всегда таков: меньше дела — больше слов. Тьфу, ты. Ну, вы меня поняли. Работайте.

— Так что, Серж, вот как-то так. Вам выпадает историческая роль. Завтра же запустим научные программы, разоблачающие Дорогина. Для достоверности разменяем несколько фигур из Наших. Всем надоевших Потрошенко, Карамбу, Самдафи… ну, и ещё кое-кого.

 

Год N+10

 

Через три дня в центральной студии собралось человек двадцать VIP-ов во главе с Узурпаевым. Серж сидел рядом с ним. Через несколько минут должен был начаться показ и одновременно всемирная премьера Леркиного (да, не совсем её), фильма «Жизнеборцы».

Врачи считают, что полностью вылечиться от душевной болезни невозможно. Приступ может таиться годами, но потом что-то незначащее — затяжной дождь, птичка, нагадившая на рукав, или другая мелочь — подтолкнёт к очередному приступу. Последний был у Лерки шесть лет назад. За это время с интервалом в год она родила двух мальчишек, и теперь готовилась в третий раз к родам. Счастливый отец и муж — красавец Антуан, подсел к ним за столик в день побега из больницы, именно из-за Лерки. Пышной свадьбы они устраивать не стали, но от белого платье невесты Лерка отказаться не смогла.

В колонии она увлеклась режиссурой и сняла первый фильм, уговорив брата сыграть самого себя. Серж твёрдо решил, что врачи тоже могут ошибаться, и уверовал, что Лерка рассталась с болезнью навсегда.

 

Трансляция из центральной студии велась по всем каналам. Шёл обмен малозначащими репликами, предваряющими показ. Вдруг громко заиграла знакомая всем мелодия из «Клуба самоубийц».

Разговор тут же умолк. Узурпаев вытащил из кармана пиджака свой гаджет, и мелодия зазвучала ещё громче. Он не торопился нажать на кнопку. С гордым видом победителя Узурпат Узурпатович поднял вверх руку с телефоном.

— Вот, господа. Теперь и я, наконец, могу открыто заявить о своём выборе. Мало кто знает, — при этом он с видом заговорщика посмотрел на Сержа, — что я по мере своих сил тайно поддерживал колонию уклонистов. И теперь… я тоже уклоняюсь… Кстати, Серж, а ведь Вы единственный из колонистов, кто не получал «чёрной метки»?

На долю секунды Сержу подумалось, что сейчас он, как один известный шоумен, взмахнёт рукой и скажет: «Чёрную метку в студию!»

А ещё он подумал о том, как Лерка отреагирует, увидев свой фильм, переделанный липкими от слащавой патоки ура-патриотизма чужими руками. И завтра, прикрывшись её именем, покажут всему миру всю это новоявленную ложную правду или правдивую ложь. Перевернут всё с ног на голову и пойдут дальше.

И вдруг он спросил Узурпаева:

— И какой Вам прислали способ?

— Хм… Вам любопытно?

— Конечно, я многократно пытался у разных людей угадывать это. Вы ведь в курсе, что среди колонистов есть те, кого мы называем воскрешёнными, кого, так сказать, вынули из петли в последний момент. Мысленно побывав одной ногой в могиле, они ценят жизнь ещё сильнее, чем уклонисты.

— Но ведь воскрешённые не сделали свой сознательный выбор… Они, ведь, так сказать, жертвы случая… А я осознанно…

— Но ведь, вы же верили Дорогину, тогда вначале?

— Ну, у всех бывают… заблуждения… тогда поначалу трудно было не поверить…

— А ещё у всех бывают хоть раз в жизни мысли о суициде. Пусть не конкретные, абстрактные, навеянные кино или каким-то событием… Пусть даже без помыслов о реализации, но мысли о том, что будет после, как поведут себя близкие, а в вашем случае и не только близкие… Вспомните, ведь и у вас такое было? Не могло не быть…

— Ну… наверное, было… Не верить Вам, Серж, в этом вопросе было бы опрометчиво.

— Тогда не томите всех. Ведь сегодня мир узнает правду. Вы же узнали давно, что Дорогин лишь ловкий фокусник. Конечно, Вы должны были сохранять конспирацию. Играть адепта его идей, помогая нашей колонии. Давайте, сыграем до конца. Но теперь все будут знать, что Вы играете. Не это ли послужит лучшим доказательством того, что Вы всегда были нашим — предупредить и доиграть. Ведь лучше всего верят, когда фокусник раскрывает секрет фокуса и показывает его ещё раз. Тогда зритель смотрит его совсем другими глазами и замечает именно то, от чего фокусник в первый раз так тщательно отвлекал внимание…

В этот момент в кармане у Сержа заиграла мелодия из «Клуба самоубийц».

— Так вот от чего, Серж, ты отвлекал внимание почтенной публики, — со смешком сказал Узурпаев и захлопал в ладоши. — Это было бы в высшей степени несправедливо, если бы ты не получил «чёрную метку». Добро пожаловать в клуб уклонистов.

Серж вытащил из кармана гаджет и пробежался глазами по экрану.

— Или ты захочешь поиграть в воскрешение? А?

Стало на какое-то мгновение очень тихо в студии. Да, наверное, и зрители всего мира у многочисленных экранов приумолкли.

— Ну, же, Серж. Ведь твои друзья не дадут тебе покончить с собой. Помогут с воскрешением. Какой способ?

— Номер тридцать семь, — произнёс Серж.

 

 

Год N+10. Июнь 8-ое. 10 часов утра

 

Серж открыл дверцу ярко-красного внушительных размеров и эргономичных форм спортивного седана, сел и, как будто, утонул в кожаном низком сидении. Нажал кнопку «старт». Приятно заурчал мотор.

Из маленького динамика прилепленного серьгой к уху зазвучал голос:

— У нас всё готово. Все камеры работают. Можно ехать.

Серж включил радио. Заиграла мелодия из фильма «Трюкач». Осмотрел торпеду и заметил красный огонёк камеры на магнитоле. Повертел панорамным зеркалом, делая вид, что подстраивает его под себя, и отметил ещё две камеры в задних стойках.

«Show must go on», — подумал Серж и втопил в пол педель газа.

«Мустанг» взвизгнул покрышками, оставив на асфальте две тёмные полоски. Метрах в пяти впереди капота обозначилась тень вертолёта. Позади сразу за красным авто поехали два чёрных минивэна — из каждого, высунувшись через верхний люк, торчал сверху оператор с камерой.

Серж промчался метров сто по Итальянской, не сбавляя скорости, с управляемым заносом повернул направо на Садовую. Минивэны начали отставать. Промчался мимо Инженерного замка, вдоль Лебяжьей канавки, поворот налево, теперь направо и всё. На скорости сто двадцать влетел на мост, сместился в левую и крутанул руль вправо, но не резко, чтобы без заноса, под углом градусов шестьдесят протаранить решётку ограждения и полететь вниз, в реку…

 

 

 

Год N+9. Июль

 

«Номер тридцать семь.»

Серж, конечно, не помнил все способы суицида по номерам, но этот знал. Хорошо запомнил. Навсегда.

Они с Николя и Мишелем приехали тогда в город на машине. Основная цель была — затариться солнечными батарейками и ещё некоторыми мелочами по хозяйству. Но попутно намётанным глазом они высматривали на улицах готовившихся суицидников, прикидывая возможности воскрешения.

ОНА выпорхнула из дверей магазина, в обеих руках держа пакеты с покупками. Сложно было не заметить её. Выделяясь на фоне мрачной толпы белым коротким платьем и ярко-зелёными, просто изумрудными туфлями на высокой шпильке, в тон к маленькой сумочке, висевшей в районе талии на лямке, словно патронташ, перекинутой через плечо. Женщина, пританцовывая, шла к краю тротуара. Длинные чёрные вьющиеся волосы. Резковатая, но элегантная, завораживающая манера двигаться. Серж чуть не врезался в машину, ехавшую перед ним, и затормозившую на светофоре. Едва в последний момент успел вдарить по тормозам — остановился в сантиметре от заднего бампера.

— Ты что, Серж! Куда ты смотришь?! Нам сейчас только ДТП не хватает, — чуть не влетев лбом в стекло, возмутился Мишель.

— Это он вон на ту красотку в белом засмотрелся, — откликнулся с заднего сидения Николя. — Если честно, будь я за рулём, точно не миновать ДТП. Смотри, какая фифа.

— Да…- присвистнул Мишель, — Согласен. Есть на что посмотреть. Хороша кошечка.

Женщина подошла к белой спортивной Мазде, припаркованной в правом ряду, как раз напротив машины Сержа. Смотреть на номерной знак Сержу не было необходимости, он знал его наизусть. Стёкла в автомобиле жизнеборцев были плотно затонированы и наглухо закрыты для защиты от камер. Поэтому они не услышали, но по тому, как она вздрогнула, и как неловко выронила пакет с покупками, торопливо доставая телефон, поняли, что ей пришла «чёрная метка». И как-то сразу вся сникла. Вместо того, чтобы поднять упавший пакет, выпустила из рук и остальные, ставшие вдруг абсолютно ненужными. Не трудно было угадать, что ещё секунду назад у неё были какие-то радовавшие её планы, возможно, свидание сегодня вечером. А теперь она растерялась, не готовая к такому повороту.

— Может, предложим ей стать уклонисткой, — сказал Мишель. — Заберём с собой в колонию.

— А если она тут же сдаст нас, — парировал Николя.

Серж почувствовал, что, наверное, больше всего на свете хотел бы сейчас взять её за руку успокоить, посадить в свой автомобиль, отвезти в их лагерь…

Сзади протяжно сигналили. Уже давно загорелся зелёный.

— Давайте понаблюдаем за ней, — предложил Мишель.

Серж проехал немного вперёд и, замигав правым поворотником, неловко, под углом, припарковался перед самым светофором.

Настроив зеркала, Серж увидел, как Алёна, не садясь в машину, начала водить пальцем по экрану телефона, видимо, отыскивая нужный номер. Она долго разговаривала, то запрокидывая голову, то опираясь локтями в крышу своего невысокого автомобиля. Видимо, она с кем-то довольно горячо спорила. Пыталась, что-то доказать и объяснить. Но с течением этого длинного разговора становилась всё менее эмоциональной, и только устало слушала оппонента на том конце беспроводной связи. Словно, этот звонок был для неё спасительной соломинкой, за которую она рассчитывала уцепиться во внезапно налетевшем водовороте жизни, точнее, смерти. Но, похоже, соломинка не удерживала её на плаву, а наоборот — топила…

Сержу уже не раз недовольно сигналили, подъезжавшие к светофору автомобили, но он не обращал на них внимания. После первого длинного разговора, девушка сделала ещё два или три коротких сухих звонка, потом огляделась по сторонам, и направилась к входу в гостиницу. Там в лобби была «душегубка». Шла медленно, устало перебирая ногами, не переставая, однако, оставаться грациозной, притягивающей взгляды. Швейцар распахнул перед ней массивную дверь, чуть сгибаясь в полупоклоне.

Шагнув через порог, девушка вдруг остановилась и, изменив решение, быстро направилась к своей машине. Дальше всё происходило чётко и слаженно, будто многократно отрепетированная сцена. Её белая Мазда, мгновенно стартанув от обочины, на полной проскочила перекрёсток на жёлтый и уже сменяющий его красный. Серж, неловко припаркованный и не ожидавший такого стремительного старта, пропустил светофор. Теперь, нервно сжимая руль и выползая дальше и дальше на перекрёсток, ждал, когда проедет поток по пересекающей улице. Рванул, не дожидаясь зелёного. «Только бы не упустить». Втопил педаль в пол, маневрируя между машинами, высматривая мчащийся впереди белый автомобиль. Она гнала как заправский гонщик, и движок у неё был явно мощнее.

Серж напрочь забыл, что он руководитель колонии жизнеборецев, подпольный спасатель суицидников, он просто мчался за ней, ни за что не желая потерять из виду, а может, и из своей жизни.

Их машина была метрах в ста пятидесяти позади, когда белая Мазда, протаранив ограждение на Дворцовом мосту, полетел в Неву. Не больше чем через пятнадцать секунд Серж стоял на краю моста в проломе ограды. Белое пятно медленно уменьшаясь, опускалось вглубь.

Колени предательски дрожали, но Серж оттолкнулся и прыгнул. Ограда хоть и затормозила автомобиль, но всё равно он имел скорость и плюхнулся в воду метрах в двадцати от моста. Серж вошёл в воду ближе к мосту. Зато по скорости погружения он явно опередил автомобиль. Попробовал сразу же, не выныривая, доплыть до тонущего автомобиля, но потерял под толщей мутной воды его из виду. Пришлось всплыть на поверхность, глотнуть воздуха, сориентироваться и оценить, где погружается Мазда.

Серж снова нырнул. Увидел. Догнал. Ухватился за ручку передней двери. Нет. Заблокирована изнутри. Попытался ударить локтем в стекло, но в воде это оказалось не так-то просто. Салон ещё не заполнился до конца водой. Алёна после срабатывания подушки безопасности, видимо, потеряла сознание. Но её голова ещё не ушла под воду. Вдруг она открыла глаза, повернулась и увидела Сержа.

В её глазах явно читалось, что она вовсе не хочет умирать. Серж стал показывать ей, чтобы она опустила стекло. Кнопки стеклоподъёмников уже залила вода, они не срабатывали.

«Чёртова электрика», — промелькнула у Сержа мысль. — «Была бы ручка с тросиком, как в старину, покрутил, и открылось бы без проблем.»

Попытался бить в стекло ногами, но только отпружинил, как на батуте. Серж судорожно обыскивал свои карманы в поисках хоть какого-нибудь металлического предмета. Машина неумолимо опускалась на дно. Теперь салон был заполнен водой до конца. Изо рта у Алёны пошли пузырьки воздуха. Серж был ещё на задержке дыхания, но голова кружилась, и он терял сознание. И тем не менее он не мог заставить себя разжать руку и отцепиться от ручки дверцы….

Его, уже наглотавшего в лёгкие воды, вытащил Мишель. Вовремя вытащил. Серж успел заглянуть смерти в глаза.

 

Год N+10. Июнь 8-ое

В последний момент Серж резко крутанул руль влево и, выжав тормоз, избежал удара об ограду моста. Всё-таки, правым задним крылом он зацепил чугунное ограждение. Автомобиль дёрнулся, но Серж сумел выровнять его, и понёсся на другой берег. Минивэны с операторами ещё только подкатывались к мосту, когда Серж съезжал на Петроградку.

— Серж, что случилось? — услышал он взволнованный голос в серьге.

«Ну, что, Узурпат Узурпатыч, господин Узурпулькин, не всегда всё получается по-вашему. Шоу с красивой машиной и спасением от самоубийства под номером тридцать семь не получилось? А вертолёт-то уже зависал так, чтобы заснять эффектные кадры падения с моста. И потом счастливое спасение, когда на поверхности воды появится водолаз-жизнеборец с моим бесчувственным телом.»

Чтобы не случилось осечки, и кто-то точно успел вытащить Сержа из машины, там, под водой, сейчас сидели двадцать водолазов из колонии жизнеборцев. Среди них и Мищель.

Съехав с Троицкого моста, Серж свернул направо, а сразу за домом Политкаторжан ушёл с набережной и запетлял, заметая следы, по узким улочкам Петроградки. На минивэнах отстали безнадёжно. Проехал через проходной двор. Теперь и вертолёт потерял его.

«Ну, вот и всё. Можно приступать к финалу, господа узурпаторы. Долго Вам удавалось дёргать за свои невидимые ниточки, заставляя меня плясать ваш танец, даже не ведая того. Самым ценным в жизни, я считал, свою независимость. Но и она оказалось иллюзорной, тщательно спланированной Вами. Я бежал от навязываемой Вами смерти и помогал сбежать другим. Но и это было запланировано и срежиссировано вами. Или вы просто воспользовались мной, когда заметили меня? Какая, в сущности, разница.

Тогда, сбегая с Леркой от смерти в первый раз, я не задумывался о нитях, связывающих меня с кукловодами. Мне было не важно рвал я их или нет, я просто спасал Лерку. Нет, не получите Вы меня, Узурпат Узурпатович…»

Серж на предельной скорости мчался к мосту Строителей. Сразу же зашёл на него под углом и через встречку направил авто на ограждение…

 

Год N+10. Июнь 11-ое

 

Когда тело Сержа вместе с машиной вытащили со дна реки, лицо утопленника было уже мало узнаваемым, видимо, поработали представители подводной фауны, или невская водичка стала такой отравленной. Но ядовито-жёлтый спортивный костюм, в который одели Сержа специально для того, чтобы он выделялся ярким пятном на поверхности воды во время съёмок, сохранился отлично.

Властители попали в затруднительное положение. В их новые планы совсем не вписывалось самоубийство Сержа. Он был слишком известен среди жизнеборцев во всех колониях, так что просто замять и замолчать этот факт было невозможно. Поэтому Властители решили представить смерть Сержа, как убийство, организованное Узурпаевым. Тем более, что мотив был очевиден. Они повздорили во время телетрансляции перед премьерным показом фильма «Жизнеборцы». Таким образом, Всемирное правительство решило, что им будет выгоднее разменять фигуру Узурпаева и представить Сержа жертвой мести. На следующий день после смерти Сержа было сделано соответствующее заявление, а Узурпаев арестован. Похороны Сержа назначили через три дня.

Проститься с Сержем пришло очень много людей. Колонисты, лидеры жизнеборцев из других колоний, представители власти и обычные люди, лишь недавно узнавшие в лицо лидера жизнеборцев. Конечно, все знали о существовании колонии, но ни имена, ни портреты не были доступны широким массам.

Приёмник Узурпаева, господин Узурпатов, сказал короткую речь, в которой выразил глубокое сожаление об этом нелепом и вопиющем злодействе своего предшественника.

«Подумать только, столько лет рука об руку, каждый из них на своём месте, они делали общее дело. Прошли огонь и воду, конечно, именно Серж был на передовой, в самом пекле, но и Узурпаев со товарищи, и мной лично, делал своё дело, приближающее нынешнее долгожданное Просветление. И вот медные трубы стали непреодолимым барьером для двух соратников, один из которых совершил злодеяние, а с другим мы прощаемся здесь и сейчас.»

С сожалением о случившемся и соболезнованиями выступили лидеры соседних колоний жизнеборцев. Потом Николя. Он невнятно выразил непонимание и нелепость случившегося. Неподдельная горечь утраты сделала его речь сумбурной и эмоциональной.

Лерки на похоронах по никому непонятной причине не было. Но Антуан был. И он взял слово после всех. Его слова прогремели, как выстрел пушки на Петропавловке в полдень, ещё больше запутав дело, и без того тёмное и малопонятное. По наскоро сфабрикованной версии властителей, Серж в условиях наступившего Просветления вместе с товарищами по колонии на собственном примере должен был показать пример спасения суицидника в последний момент, продемонстрировав всем то, что они делали долгие годы подпольно. Только в этот раз самоубийца — Серж. Но бывший его тайный соратник, Узурпаев, из соображений личной мести, продиктованной боязнью потерять свой авторитет на фоне Сержа, обманным путём направил его не на тот мост, под которым собирались его спасти соратники-жизнеборцы, а на другой, что и привело к роковой смерти.

Но краткое выступление Антуана повернуло всё на сто восемьдесят градусов. Он сказал только, что нашёл оставленную Сержем записку. Вынул её и прочитал:

«Ни я, ни другие жизнеборцы, которых я знаю лично, никогда не сотрудничали с Узурпаевым или другими членами Всемирного правительства. Они всегда были нашими врагами, с тех пор как начали планомерно внедрять план Дорогина по уничтожению людей и уменьшению населения. Мы только пытались, по мере наших сил, помочь людям выжить и освободиться от насаждавшейся идеологии тотального суицида. Сейчас они попытались воспользоваться нами и мной лично для внедрения новой идеологии. Идеология — это идеальный инструмент власти и управления обществом. Но и её необходимо менять в зависимости от исторической ситуации. Сейчас число жизнеборцев превысило половину населения Земли и, значит, идеология тотального суицида не может более главенствовать в обществе. Вот они и пытаются с моей помощью стать адептами новой идеологии, чтобы сохранить власть. Я никогда не был и не буду марионеткой в их руках. Поэтому я обрезаю нити, с помощью которых, как они считают, могут манипулировать мной. Я пишу свой сценарий и добровольно, а не по «чёрной метке» ухожу из жизни.»

Записка вызвала замешательство, благодаря которому Антуан попросту исчез, оставив на трибуне мятый листок с каракулями Сержа.

 

Год N+10. Июнь 14-ое

 

Лунная дорожка от почти полной луны искрилась на небольшой ряби тёмной воды, уходящей к горизонту и сливающейся там с ещё более тёмным небом. Тишина. Только лёгкий шум прибоя и потрескивание насекомых, как фоновая музыка, на небольшом затерянном в океане тропическом острове.

Вдруг световую дорожку пересекла небольшая лодка. В ней сидел один человек, и он уверенно работал вёслами, делая чёткие длинные гребки. Лодка быстро пересекла световой клин на воде, но тёмный силуэт оставался виден в отражённом свете.

«Идеальная сцена для начала детектива», — с грустью подумала Лерка. — «Сейчас бы… камера, мотор, сцена первая, дубль первый…»

Не прошло и двух минут, как лодка скребнула днищем о прибрежный песок, раздался всплеск, и человек выпрыгнул из лодки.

— Антуан, — громким радостным шёпотом окликнула Лерка. Выскочила из своего укрытия в прибрежных пальмах и побежала к причалившей лодке.

Антуан едва успел вытянуть лодку на берег, как Лерка, подбежав, напрыгнула на него, обвивая руками и ногами.

— Как же я ждала тебя! Всё получилось? Тебе удалось скрыться незамеченным? Ты добрался сюда! О, Господи! Я места себе не находила все эти дни пока тебя не было. Ничего не могла делать. Всё свободное время проводила здесь на берегу. Правда, с нашими детьми его почти совсем не было.

Антуан ничего не отвечал, только целовал жену и нежно гладил по золотистым волосам.

— Я всё время думала, зачем? Зачем ты пошёл? Ведь это такой риск. Ой! Положи скорее руку мне на живот. Похоже, что наша Антуанетта тоже рада тебе.

— Ну, теперь всё позади. Мы вместе. Ух, ты! И правда, колотит пятками. Идём, покажи, как вы тут успели устроиться. Как дети?

— Спят. Дел тут, конечно, невпроворот. Но домик Ниф-Нифа, который мы построили здесь три года назад, стоит. Мы поселились в нём. Серж начал строить ещё один, побольше.

— А где Серж?

— Спит. Вчера наши мальчишки совсем загоняли его в футбол. Теперь завалился спать вместе с ними. Он тут совсем превратился в большого ребёнка. И это, похоже, его радует.

 

Год N+10. Июнь 15-ое

 

Утром, когда дети и Лерка ещё спали, Серж и Антуан пили кофе, сидя в лиановых гамаках и обсуждали события последних дней.

— А ты хотя бы знаешь, великий комбинатор, что твой гениальный план висел на волоске и чуть не провалился в самом начале. А всё из-за твоего слишком лихого поворота на мосту, когда ты задним крылом зацепил ограду. Когда ты, оторвавшись от минивэнов и вертолёта, влетел во двор, где я вместе со жмуриком поджидал тебя в мусорном бачке, как мы и условились, я, выскочил и… пытаюсь открыть багажник твоего чёртова мустанга, а он не открывается. Из-за удара задним крылом заклинило крышку багажника.

— Если бы не мой мощный, — с этими словами Антуан согнул руку в локте и продемонстрировал свой красивый бицепс, — интеллект, ты бы сейчас, как тебе и положено, лежал себе на Пискарёвском кладбище в очень дорогом и красивом гробу, вместо подсунутого нами жмурика. Кстати, в итоге, я с трупом провёл в обнимку в общей сложности не меньше часа в том бачке, да ещё потом в твоём багажнике нас покувыркало.

 

Серж невольно погрузился в воспоминания. Вот он на предельной скорости мчится к мосту Строителей. Сразу же заходит на него под углом и через встречку направляет авто на ограждение… Но перед этим, помятуя о случае с Алёниной Маздой, опускает стекло водительской двери.

Накануне того дня, Серж, уже лёжа в постели, прокручивал в голове все свои действия предстоящего дня. Как будет отрываться от автомобилей с операторами, как имитируя заход на таран ограждения, в последний момент вырулит и умчит с Троицкого моста на Петроградку. Как в родном с детства районе, будет прорываться проходными дворами и узкими улочками, как запутает вертолёт и потом въедет во двор-колодец, где в мусорном баке его должен ждать Антуан с подобранным трупом суицидника, которому предстояло сыграть роль двойника Сержа. Представлял, как, пока Антуан грузится в багажник, он выводит из строя камеры внутри автомобиля. Как вылетает на мост Строителей, не забыв открыть окно, и пробивает ограду… и вот, на этом месте он погрузился в сон.

В его план был посвящён ровно один человек — Антуан, поэтому всю подготовку они провели вдвоём. И Лерке он сказал только, чтобы не беспокоилась и верила, что всё будет хорошо.

Фронтальная подушка сработала, но сознание не ушло, и Серж почувствовал те же ощущения в животе, которые испытывал переезжая горбатый мостик, если поддать газу на вершине. Потом машина шлёпнулась на воду, ремень удержал, но встряска была серьёзная, и сразу под ногами забурлила вода.

Серж дождался пока салон заполнился водой, открыл дверцу и, вынырнув наружу, поплыл к багажнику. Дёрнул крышку — не поддаётся, ещё раз — тот же эффект. Наученный случаем с Алёной, запасливо прихватил нож. Поковырялся в замке. Дверца не сразу, но поддалась. Там Антуан с баллоном за спиной, в ластах и маске. И двойник в жёлтом костюме.

Антуан сразу же сунул Сержу маску с загубником и помог надеть на спину баллон. Потом вместе вытащили двойника, усадили на водительское кресло, закрыли все двери и поплыли под водой как можно дальше от этого моста.

 

Серж вынырнул из воспоминаний.

— Ты не поверишь, но ты бы мог и сейчас ещё лежать в обнимку с трупом, если бы мне всё же не удалось открыть этот чёртов багажник. Под водой это было гораздо сложнее, чем тебе на земле. Да и времени у меня считай не было.

— Ну, я-то никуда не торопился. Двух баллонов с кислородом мне бы хватило надолго. А с моим-то интеллектом… уж я бы как-нибудь выбрался оттуда. А вот ты прикинь, что бы было, если ты откинул копыта под водой, как тогда около белой Мазды. Они нашли бы два трупа в совершенно одинаковых безумно жёлтых костюмах. Была бы потеха.

— И чтобы ты делал без Лерки. Она, считай за одну ночь, сшила второй такой жёлтый костюм.

— Да… Лерка — наш золотой запас.

— Для меня не просто золотой запас, — улыбнулся Антуан. — Всё-таки, это была рискованная авантюра.

— Но она удалась. Мы здесь, на этом маленьком уютном острове, затерянном в океане. По-моему, мы заслужили право на отдых и немножко счастья.

— Рано или поздно, нас кто-нибудь обнаружит.

— Разве для нас в новинку скрываться и исчезать?

— Серж, а ты не боишься, что и этим твоим исчезновением Властители снова попытаются воспользоваться в своих целях. Они всегда делают всё только во благо себе. И через несколько лет ты с удивлением узнаешь от приёмника, Узурпатова, что ты герой нового переворота в идеологии…. скажем, пионер идеологии тотального дауншифтинга.

— Антуан, отстань. Мне хорошо здесь и сейчас. И пусть все они катятся ко всем чертям.

— А что? Мир дауншифтеров — удобно и безопасно для Властителей… Как быть им эту идейку подкинуть незаметно…..

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале