Шарипов А. — Темница для светлячка — 37,5 тыс.зн.

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

Утро. Стая голубей взорвалась раскатом крыльев, поднялась со столиков студенческого кафе и, минуя чёрный фасад институтского корпуса, нервным облаком понеслась в сторону общежития. Один голубь, сверкнув белым брюхом, приземлился на карниз за моим окном. В приступе бешенства я схватил с книжной полки хрустальную пирамидку с Буддой внутри и зашвырнул в птицу. Пирамидка воткнулась в стеклопакет, и по окну расползлась паутина трещин.

***

Был пожар. Мне — 16, Анне — 14. Родители ушли в кино. Я катался на мопеде. Крыша нашего коттеджа полыхала. Две пожарные машины стояли во дворе и поливали дом из брандспойтов.

Я оттолкнул пожарного и вбежал в дом. Пробежал по коридору и вышиб ногой дверь во флигель. За окном уже опустилось серое облако.

Анна за мольбертом невозмутимо рисовала натюрморт. Я схватил сестру, закинул её на плечо и выбежал на улицу.

Она стояла возле красной машины с кисточкой в руке и недовольно смотрела на меня. Жуткий треск пожара, пожирающего наше имущество, хлестал по ушам. За спиной Анны то и дело появлялись широкие всполохи пламени. Столб дыма качнулся и заслонил солнце, стало темно, словно в пещере. С неба медленно падали крупные хлопья золы.

— Мой глупый братец, — сказала она твёрдым и надменным голосом, — ты мешаешь мне рисовать!

Я залепил ей пощёчину.

С тех пор она называла меня не иначе, как “глупый братец”. Всегда и при всех.

***

В детстве Анна рисовала странные рисунки. Предметы на них получались очень узнаваемыми, но почти всегда с какими-то навязчивыми аномалиями: то безголовые кошки, то деревья с глазами, то дома, воткнутые крышами в землю. Как-то она нарисовала троих сросшихся людей. Получился шестирукий, шестиногий и трёхголовый человек. Анна сказала, что эти люди были друзьями, а потом они съели жучью семью и превратились в одного челожука… Мама отвела её к психологу. Психолог посоветовал отдать девочку в художественную школу.

После того, как Анна начала заниматься с преподавателями, рисовать она стала «лучше» и больше. И неправильные и пугающие формы в её рисунках исчезли.

Она рисовала всегда и на всём: на стенах, на полу, на мебели, на посуде. В ход шли карандаши, мелки, горелые спички, краски, а также мамина косметика, свекольный отвар, чай и всё, что могло оставить какой-либо цветной след. Помню лохматого пса, нарисованного на двери в мою комнату, чтобы он охранял меня от нарисованных крокодилов в ванной. Помню лошадь в полный рост на стене в гостиной и заваленный соломой диван, и наставление сестры — кормить лошадь три раза в день. И нарисованного большого паука на кухонном столе, и визг мамы, и грохот уроненной сковороды. В её стремительных штрихах и мазках было столько энергии и магии, что от зависти у меня появлялось желание взять в руки карандаши только для того, чтобы их сломать. Когда случалось, что художества Анны оказывались на бумаге, наш отец, который работал в правлении в доках, расклеивал её детские работы на речной станции рядом с расписанием отправки катеров.

Когда Анна подросла, комната её стала похожа на гнездо, свитое из холстов, кистей и тюбиков с красками. В центре стоял мольберт и её любимая рыжая палатка, с которой она старалась не расставаться. Она спала в ней. Даже диван вынесла из своей комнаты за ненадобностью. С этой же палаткой она ходила на пейзажи. Портовые служащие прозвали Анну — светлячок за то, что по утрам, когда она рисовала пляж, её треугольная палатка светилась оранжевой искрой на тёмном предрассветном берегу.

Pers & Pers — это сокращение от “Person and Personality” — “Человек и его Индивидуальность”. Теперь это почти недорого. Устанавливаешь приложение на телефон, подгружаешь из списка выдающуюся личность, которая тебе приятна и которой ты хотел бы адаптироваться, кинозвезду, например, или политического деятеля или путешественника, или вообще вымышленного персонажа, и после серии визуальных процедур ты начинаешь двигаться, как твой скаченный из сети герой, мимика становится очень схожей и вести себя и даже принимать решения тоже начинаешь как герой. Ты становишься очень похожим на своего кумира, и все вокруг удивляются! А для поддержания эффекта эти процедуры нужно регулярно повторять, в общем, доходное оказалось предприятие.

А началось всё десять лет назад, когда трое аспирантов из Новосибирска получили грант на строительство и развитие экспериментального реабилитационного центра для аутистов. Разработанный ими проектор для передачи высокочастотных синхронизуемых визуальных потоков по их замыслу должен был помочь в решении проблемы аутистических расстройств.

Через пять лет у нас на реке построили филиал. А потом ещё институт и лабораторию с больницей.

Анна устроилась в реабилитационный центр поначалу расписывать стены, а потом стала оставаться там в качестве волонтёра. Она занималась с больными детьми и взрослыми. Учила их рисовать. А два года назад её нашли лежащую на кровати почти без дыхания.

Сегодня родители подписали отказ. Если медицинский совет решит, что сознание Анны безвозвратно угасло, то её отключат от приборов жизнеобеспечения. Я в бешенстве! Подрался с отцом.

Доктор Иван Эдвардович подготовил эксперимент. Он верит, что Анну можно ещё спасти. Для этого он хочет использовать меня, как «прикуриватель» — хочет попытаться на время подключить мой мозг к мозгу Анны в надежде получить обратный импульс, который «разбудит» мою сестру. Говорит, что наша родственность должна поспособствовать. Для этого необходимо воткнуть в мою голову и в голову Анны электроды. Опасная операция. Я без колебаний согласен, если доктор в этом видит возможность. Операцию назначили на четверг, то есть она должна произойти за один день до медицинского совета. Последний шанс.

За оставшееся время нужно найти деньги на дальнейшее содержание в больнице Анны и на моё содержание на всякий случай тоже.

***

Купил у своего дилера десять армейских катетеров FL — конкретная вещь! Приклеиваешь на запястье, а там всего две кнопки. Первая — это “актум”, вторая “рацио”. Если тебе нужно драться, или убегать, или прилагать физическую силу — жмёшь первую кнопку и химический коктейль отправляется в кровь и, попав в мозг, угнетает нейронную сеть так, что она превращает тебя в мясную машину для пробивания стен. Если нужно думать, принимать серьёзные решения — жмёшь вторую кнопку, и низменные инстинкты исчезают, остаётся контроль, концентрация внимания и логика… Для гражданских такие препараты незаконны, да и для военных, поговаривают, тоже. Но по мне это куда эффективнее, чем Pers & Pers.

Мой босс — Фридрих Майский. Маленький, коренастый, с валунами мышц по всему телу. Он участвует в предвыборной гонке за должность губернатора. Сколько сил я положил на то, чтобы попасть в его команду! Он ненавидит любые искусственные модификации личности. В тот период я исключительно жал на “рацио”.

— С тех пор, как на президентских выборах в США победил кандидат, который адаптировал себя Клинтом Иствудом, — кричал Майский на заседаниях и в телевизионных эфирах, — политтехнологии претерпели серьёзные изменения! Во всех странах партийные представители стали заложниками моды на Pers & Pers! Но мы не станем! Я, мой характер, мой ум, моя креативность — сильнее всех модификаторов личностей на свете! Потому что я — это я! Я — настоящий! А они — плод болезненных фантазий программистов!

Он не знает, что я употребляю FL. Он думает, что я от природы такой сообразительный и ловкий. Мне повезло. Мой дилер говорит, что я один из немногих, у кого нет роговичной реакции. Иначе это бы стало заметно через неделю приёма даже без полицейского анализатора. Но, возможно, реакция ещё проявится. И тогда один внимательный взгляд полицейского в мои глаза — и нары обеспечены. Но гаситься всё равно нужно, гаситы всегда должны быть под рукой на случай медицинской проверки. Для этого — отдельный пузырёк в потайном кармане.

Чтобы попасть к Майскому на работу я раздавал листовки, собирал подписи в его поддержку, организовывал встречи с избирателями, договаривался о пожертвованиях, а когда представился случай увидеть его лично, я врезал по носу его охраннику, и заявил, что его охранник — раззява и не способен обеспечивать безопасность. Другой его охранник вырубил меня ударом в челюсть, не дав мне закончить обвинительный пассаж.

Когда я очнулся, моё партийное дело уже было изучено, взят анализ крови, и я уже был принят в оперативную группу. Я был готов к проверке. Несколько капсул гаситов у меня всегда спрятаны за воротником, принял одну прежде, чем подойти у Майскому. Я знаю, что меня проверяли не только на FL. Ведь Pers & Pers тоже оставляет свой химический след в крови.

— На носу дебаты с Жиловой, — прокряхтел Майский, опуская сорокакилограммовую гирю на письменный стол. Он достал из ящика папку с документами, на которой была маркером нарисована большая буква «Ж». — Достоверно известно, что Жилова адаптирует себя на Pers & Pers. Мне нужно точно знать, какими личностями она будет пользоваться!

— Pers & Pers — это всего лишь имитация личности, — сказал кто-то из сидящих за совещательным столом. — Дополнительных знаний эта технология не даёт.

— Комплексы есть у всех. И такая умная женщина, как Жилова, сможет извлечь максимум из этой технологии и заточить свою личность так, как вам и не снилось! — отчеканил Майский и постучал себе пальцем по виску.

— Хотите разоблачить её на дебатах?

— После! После того, как я выиграю дебаты! — Майский хлопнул ладонью по документам на столе, словно расправился с мерзким насекомым. — Пусть все поймут, что мой интеллект мощнее всяких там фэйковых личностей! — Майский внимательно обвёл взглядом всех сидящих за столом. — К завтрашнему дню хочу видеть данные о готовности митингов в защиту оригинальности личности. А также организуйте проповедь с отцом Михаилом, он ярый противник Pers & Pers. Всё это должно попасть в новости до дебатов. На сегодня всё! — Майский в прощальном жесте поднял над головой сжатый кулак.

Все направились к выходу. Майский кивнул мне, чтобы я остался.

— Когда операция? — спросил он, глядя на меня снизу-вверх.

— В четверг утром, — ответил я.

— Хорошо! Жиловой займёшься в ночь со вторника на среду. В среду получишь гонорар. — Майский подошёл к окну и принял задумчивую позу. — У Жиловой в арсенале Pers & Pers наверняка философы и политики. Я зафиксировал семь сетевых лицензий, выписанных на её счёт. Нужно узнать, кого она выбрала для дебатов, чтобы я мог подготовиться.

***

Trio Graduate Technology — огромный сверкающий рекламный щит на главной площади перед институтом. Сокращённо TGT — ведущие поставщики программного обеспечения Pers & Pers во всём мире и тем более в России. Поставляют, как массовый продукт, так и индивидуальный. При желании можно заказать адаптив с любым уровнем сложности и детализации. На базе, разработанных тремя аспирантами и основателями TGT уникальных технологических решений, которыми сегодня оснащены почти все новые модели телефонов, программисты компании в тесной связке с нейрофизиками, историками, биографами, психологами, антропологами и другими специалистами способны воссоздать любого персонажа, любую личность, которой вы сможете обладать, которой вы можете быть!

Конечно же массовость — это приоритет. Угадать желания большинства людей не сложно — это почти всегда личность киноактёра или киноперсонажа, ну ещё исторические мега-знаменитости, типа Наполеона или Гитлера. Но если вы — гурман, то вам придётся раскошелиться. Например, личность Эрнеста Че Геваро будет стоить вдвое дороже, чем личность Ната Вулфа, а личность адмирала Ушакова — в десять раз дороже, чем Челентано. Но в основном — это киношные личности, и желания людей часто совпадают. В метро, например, в одном вагоне я как-то видел сразу трёх девушек с манерами и мимикой Мерилин Монро. Они ехали не вместе. Их Pers & Pers были явно низкого качества, и они были похожи на механических кукол, которые то и дело производили одинаковые неестественные телодвижения, отдалённо напоминающие актрису. При желании сегодня можно найти любую личность. Их разработками занимаются многие организации — и крупные, и мелкие, и все борются за своих клиентов.

Целый год наша семья судилась с TGT. Но контракт, который подписала Анна не подразумевал компенсаций, выходящих за рамки страховых выплат, а их хватило ненадолго.

***

Анна собирала ретро-карточки с портретами художников размером 3х4 см из серии “Все художники мира”. Она покупала их в супермаркете и на почте, принеся домой сразу приклеивала их у себя в комнате: на стены, на мольберт, на окно, на тюбики с красками. Кругом были маленькие лица художников — их было очень много.

Как-то она легла на диване в гостиной, положила себе на веки два новых портретика каких-то художников и с вдохновением стала рассказывала, как меняются лица её подопечных от лечения, которое проводится в реабилитационном центре для больных аутизмом по технологиям, разработанным TGT. Как в лицах отрешённых и потусторонних появляется осмысленность и задумчивость, как пациенты начинают по-новому смотреть на окружающих, по-другому говорить, по-другому думать.

— Это настолько сказочно и невероятно, что невозможно поверить! — говорила она. — Словно Бог, обделивший этих людей настоящими душами, вернулся и всё исправил! Она помолчала, а потом спросила:

— Ты пользуешься Pers & Pers?

— Нет, — ответил я. — У меня своя голова на плечах.

— Это так… любопытно. Я попробовала. Представь, что ты нюхаешь один и тот же цветок, и у тебя разные ощущения, разные запахи. Смотришь в одно и тоже окно и видишь иное. То, что раньше тебе было незаметно, теперь становится очень важным! А как меняется восприятие цвета! Словно смотришь разными глазами. Это такой восторг! Теперь один и тот же натюрморт можно писать по многу раз — целую вечность!

— Pers & Pers — для идиотов! — говорил я.

— Мне обещали оформить безлимитный доступ к лицензиям, — сказала Анна, — как участнику программы. Я уже сделала себе подборку из художников.

***

Мой сосед по общежитию Брэд — старшекурсник. Он разделяет теорию, которая предполагает, что закаченные в мозг личности не стираются совсем из памяти.

— Технология Pers & Pers, — говорил Брэд с еле уловимым американским акцентом, — основана на внедрении в память, поведенческих рефлексов, которые ненадолго, если стимуляции ограничены, становятся в ряд с приобретёнными навыками. Но, даже если внедряемая псевдоличность заменяется другой псевдоличностью или совсем прекращается подача инородных рефлексов, остаточные реакции в мозгу не исчезают и могут, хоть и незначительно, влиять на оригинальное сознание. Полагаю, что возможен вариант незапланированного хранения даже полных версий псевдоличностей, если творческая составляющая потребителя невероятно сильна и способна воспринять новую личность, как оригинальную. Если такое происходит, то вполне возможно, эти личности после многочисленных пополнений роятся в сознании и приводят к его коллапсу. Представь, если в одной голове поселятся десять или двадцать чужеродных личностей. Возможно, это и произошло с твоей сестрой. Но также могу сказать, что это скорее всего невозможно, потому что предлагаемые Pers & Pers модели — есть искусственные разработки, и мозг вряд ли сможет в полной мере воспринять их как достоверные личности, и в какой-то момент всё равно их отторгнет.

***

Брэд любит фэнтези и оборотней. Как-то из любопытства я заглянул в его профиль на Pers & Pers — там был волк. Модель поведения была выстроена, как у человека: повседневные бытовые реакции по принципу утром душ, завтрак, работа — вечером бар, секс, сон; реакции критических обстоятельств — конфликт, защита, нападение и так далее. Но все эти тесты выполнялись волком с характерными оскалами, рычанием, поджиманием ушей и ещё с чем-то там. И Брэд использовал эти процедуры.

— Волк? — изумился я.

— Да! У нас целый клан!

— А кто разработчик?

— Частник из Гонконга.

— Частник? Серьёзно? Ты не боишься за свою кукушку? — я покрутил пальцем у виска.

— Честно говоря переживаю. Есть разработки животных и у официальных дилеров, но у этого цены очень заманчивые.

***

В клубе “Плацебо” сегодня много народа. Три диджея толкаются на пульте, молодёжь скачет в такт музыки. Кого тут только нет! Дакота Фаннинг, Софи Тернер, Тони Револори. В центре на танцполе толкаются Ума Турман и Бред Питт… и много ещё кто. Так это забавно — в ультрафиолетовом свете и облаках искусственного дыма видеть, как совершенно несоответствующие лица вдруг складываются в знакомые гримасы, как негабаритные тела копируют движения, которые видел на экране телевизора и в кино. Мимо меня прошли два Микки-Мауса, Гуффи, а ещё Маша и Медведь. Они присоединились к компании других мультяшных людей. И ведь это практически неуловимо. Стоит только присмотреться внимательно, всё исчезает как будто… или не исчезает. Или мне всё это кажется… Есть интересно кто-нибудь здесь настоящий. Видимо только я.

Купил у своего дилера десять армейских катетеров FL — отличная вещь!

***

Уже несколько дней сканирую сеть Pers & Pers на предмет обратной связи от Жиловой. Никаких результатов. Это значит, что она не пользуется приобретёнными лицензиями, либо использует их автономно, и точно не с мобильных устройств.

Большую часть времени Жилова проводит в загородной резиденции. Близких встреч почти не имеет. Все выступления — дистанционно. Но с Майским готова встретиться лицом к лицу на дебатах. Каждый день в 9 вечера уезжает домой. Выходных у неё не бывает.

Я был у неё в квартире. Там идеальный порядок и чистота. И ни одного напоминания о работе: ни грамот на стенах, ни фотографий с другими политиками, никаких документов в ящиках стола, кроме квитанций за оплату коммунальных услуг. Словно она примерная домохозяйка и только. Даже компьютера никакого нету. На обувной полке — шесть пар одинаковых зелёных туфель.

За резиденцией я наблюдал две недели – старый кирпичный двухэтажный коттедж. Жилова там почти всегда одна и ещё три охранника. За каменным забором собаки. По периметру видеонаблюдение.

Я сделал подкоп под забором. Как следует замаскировал его. На прошлой неделе был сильный ливень с грозой, ночью никто не видел и не слышал, как я копал.

***

После того, что случилось с Анной, мой отец регулярно посещает психотерапевта, а мать ходит в буддийскую школу. Отец не рассказывает о своём лечении, а мать купила в школе лицензию Pers & Pers с личностью Далай-Ламы. Я её теперь не узнаю. Словно разговариваю с чужим человеком.

***

На рынке в Старом Китае купил ультразвуковой пугач для собак и стеклорез с антивибрацией. Пугач имеет два режима: один делает собаку ласковой, другой пугает её до усрачки. Стеклорез с антивибрацией способен вырезать отверстие в окне, не возбудив сигнализацию.

***

Проник в резиденцию Жиловой. В большой гостиной я нашёл проектор, а вместе с ним и семь дисков с эмблемой “TGT”. Я сфотографировал названия на упаковках: “Адаптивная личность — Уинстон Черчилль”, “Адаптивная личность — Франклин Рузвельт”, “Адаптивная личность — Маргарет Тэтчер”, “Адаптивная личность — Махатма Ганди”, “Адаптивная личность — Жан Поль-Сартр”. И ещё диск “Расширенная структурная память” и “Субъективно-телепатическая сеть”.

Ни один из дисков не был вскрыт, лицензии не активированы. Это значит ими не пользовались. Это значит мне нечего сообщить Майскому.

В резиденции было темно и тихо. Когда я бежал по саду, я видел, что все трое охранников сидят на веранде.

Я ходил от комнаты в комнату, не снимая маски с лица. Большинство дверей не были заперты, а те, которые были, легко поддавались отмычке. Камер видео наблюдений внутри, как мне и сказали, не было, а датчики движения я заглушил электромагнитным декодером. В шкафах и в ящиках столов мне ничего интересного не попалось. Просканировал два ноутбука — там тоже ничего ценного для меня не обнаружилось. Оставил порталы в фаерволах, пусть специалисты Майского потом сами разбираются с содержимым.

В небольшой гостиной в шкафу нашёл папку с медицинскими документами на имя Жиловой. Там были направления в клинику хирургии мозга. Из гостиной была дверь в смежное помещение. Открыл, посветил фонариком, оказалась спальня: тяжёлые портьеры на окнах, рельефные обои, старинная мебель, диван на высоких ножках, подставка для ног, задвинутая наполовину под диван.

Не успел я пошариться в спальной, зажегся свет. Я услышал, что в гостиной кто-то ходит.

Я кинулся под диван.

В спальню вошёл охранник. Поставил возле дивана тяжёлую картонную коробку. Охранник наклонился так низко, что я чуть было не увидел его лицо. Резко пахнуло дешёвым одеколоном. Засвербело в носу.

Охранник вышел, но свет не погас. Вошла Жилова — я узнал её зелёные туфли. Она распахнула окна, в комнату ворвался свежий воздух. Открыла коробку. Коробка оказалась наполнена доверху книгами. Жилова вытащила все книги и разложила их в один ряд на полу в порядке от самой тонкой к самой толстой книге. Потом взяла три самые толстые, села на диван, сняла туфли и положила ноги на подставку.

Прошло полчаса. Жилова подняла четвёртую книгу с пола.

Потом какое-то шевеление на диване. Женская рука с большим изумрудным перстнем на пальце безвольно повисла прямо перед моим лицом. Уснула, — подумал я.

Резюме

Мною использован один катетер FL в обоих режимах: “актум” — для проникновения, “рацио” — для поиска и анализа информации. Итог: задача не выполнена!

Найдены неактивированные лицензии личностей, предположительно разработанные по индивидуальному заказу, а также компоненты Pers & Pers расширяющие когнитивные способности. Ещё некоторые медицинские документы… Какую личность Жилова будет использовать для дебатов совершенно не ясно. Вероятно, никакую Майского это не удовлетворит. Майский будет недоволен — и денег не даст!

Вспомнил, как экспериментировал с катетерами. Прочёл однажды, что если совершить одновременно несколько инъекций “актум” и “рацио”, а потом обнулить всё гаситами, то на мгновение появится телепатическая волна, способная проникнуть в сознание соседа. Я однажды проделал такое с Анной в надежде заглянуть, что происходит в её сознании, пока она лежит, прикованная к приборам жизнеобеспечения.

Не знаю, насколько это сработало, но после того, как голова моя прояснилась от чрезмерной дозы препаратов, я вспомнил, что видел в туманной пелене эти её маленькие карточки с портретами художников, только они были чёрно-белые. Их было очень много, и они летели сверху вниз, словно хлопья пепла на пожаре.

Рассказал об этом доктору, он настрого запретил мне употреблять FL. Сказал, что если медкомиссия перед операцией заподозрит приём незаконных препаратов, то операцию отменят.

Мой сосед Брэд предположил, что это была моя собственная галлюцинация, или для Анны эти фотографии много значили и поэтому зафиксировались как зрительные образы в памяти. Но также сказал, что наверняка в больнице делали сканирование зрительных каналов Анны, и если бы там что-то было подобное, то они бы это обнаружили. От Бреда никогда не дождёшься однозначного ответа!

Придётся рискнуть.

Я положил в рот все капсулы гаситов, что взял с собой. На запястье у меня было приклеено шесть катетеров, и я по очереди нажал все кнопки. Почувствовал знакомый привкус металла во рту, появились колики в кончиках пальцев и непривычный ледяной холод в затылке. Я раскусил гаситы. Голова закружилась. Я поднёс свою руку к ладони Жиловой почти вплотную, чтобы образовался контакт. Я не был уверен, но слышал, что близость тел в подобных ситуациях способствует телепатическому слиянию.

Я как будто погрузился в белое молоко спокойствия и безмятежности. Захотелось так сильно спать… а потом вдруг показалось, что я уже выспался, что я уверен в себе, как Бог, и силён.

Я открыл глаза от того, что почувствовал, что кто-то схватил меня за руку. Ладонь Жиловой сжимала мою ладонь.

А потом я увидел её лицо: спокойный взгляд, зелёные глаза, худое лицо, острые скулы, белые волосы. Она смотрела на меня, не мигая несколько секунд, потом лицо её исчезло, но руку мою она не выпустила.

Послышался громкий возглас, — “Охрана!”

***

Выпрыгнул в окно. Пришлось на ходу приклеивать новые катетеры. Уложил двух охранников. Надеюсь, они очухаются без больнички.

Нырнул под забор. В ногу вцепилась собака. Кое-как выбрался из-под земли, отпинываясь от неё. Собака выползла наружу вместе со мной. Успел щёлкнуть пугачом, собака заскулила и бросилась наутёк.

Я побежал к лесу. Уже светало. Ногу жгла кровь, но боль я не чувствовал.

Добежал до оврага, скатился по траве вниз. Побежал вдоль оврага.

Вспышками стали приходить образы в памяти. Это были воспоминания Жиловой. Я увидел в своём сознании каких-то людей — тёплое воспоминание, наверное, её родственники. Потом зелёный сад и старое здание с колоннами. Потом какое-то совещание за столом с большим количеством людей, потом доктора. Потом операционный стол, потом чёрно-белые снимки и маленький металлический шарик меж двух полушарий мозга. И я всё понял — ей поставили чип! Вот откуда те медицинские документы! Я слышал про подобные разработки. В теории это способно разогнать человеческий мозг до невероятных возможностей. Если Жилова не стала себя адаптировать по приобретённым лицензиям Pers & Pers, значит чип даёт ей ещё больше способностей! Майскому на дебатах придётся несладко! И он захочет об этом узнать. И заплатит мне!

Через полчаса я оказался у реки. Погони не было.

Добежал, хромая, до рыбацкого мостика, вытащил из-под коряги две удочки, разложил их. Обработал рану на ноге, переоделся в чистое. Сел отдышаться.

***

Телефон пока не включаю. Иду к офису Майского.

У ворот полиция.

Резко сворачиваю за угол.

***

В пустом баре переключаю с футбола на новости. Сразу же на экране фотография Майского — арестован по обвинению в производстве препаратов типа FL.

Иду домой.

В коридоре общежития темно. Возле моей комнаты стоит полицейский. Включаю телефон, вижу кучу пропущенных вызовов. Набираю номер ликвидации сейфа, выключаю телефон. Срываю с запястья катетеры, бросаю в открытый мусоропровод, слышу, как на мгновение взвизгивает автосортировщик. Полицейский оборачивается.

Это не полицейский! Это наш охранник. Просто утренний обход…

***

Открываю сейф. Он горячий. Внутри пепел.

На карнизе за окном сидит кукушка. Я хватаю с книжной полки стеклянную пирамидку с Буддой внутри и швыряю в птицу! Пирамидка втыкается в стеклопакет и по окну расползаются трещины.

В комнате включен телевизор. Каналы переключаются автоматически.

На экране маленькая эстрада и несколько мужчин. Все одеты в серые невзрачные комбинезоны. Все друг за другом поют по одной строчке из “Love Me Tender”. Кричит конферансье:

— Кто же, кто же из этих замечательных мужчин больше всех похож на Элвиса Пресли? Посмотрите на них! В ком из них поселился настоящий король?!

На ток-шоу. Девушка:

— Я уже два года адаптируюсь Мерилин Монро. Я чувствую, что кардинально изменилась. Я точно знаю, что я — это теперь она! И не только мыслями! Но и телом! У меня изменилась фигура, осанка и увеличилась грудь. Да-да! Вот посмотрите! — демонстрирует на камеру профиль своего бюста. — А ещё родинка! — показывает на щёку. — Раньше её у меня не было!

Какой-то пожилой мужчина перебивает её с соседнего кресла:

— Этого невозможно! Вы просто дура!

На экране кафедра и докладчик:

— Почти никто не заметил, но теперь это стало очевидным — цивилизация вступила в новую фазу трансформации. Не успел мир накормить до сыта свои народы, а культура потребления помешалась на новой забаве — Pers & Pers! И чтобы на это сказал Юнг со своими архетипами личности? И что бы ему ответил Гроф или Чомский?

На экране портрет Майского. Диктор:

— Срочная новость! Фридрих Майский снят с выборов из-за возбуждённого против него уголовного дела.

Завтра на операцию. Неизвестно, что будет после неё, но сейчас нужно раздобыть ещё гаситов, чтобы пройти медкомиссию. В моей крови слишком много лишнего.

***

Мой дилер всегда в клубе. Иду к нему, стараюсь не хромать.

— Нужны ещё гаситы. И катетеры.

— Я тебе в прошлый раз много дал.

— Все потрачены.

— Надо же! И ты всё ещё на ногах?

— Мне нужно в кредит.

— Не. Тебе нужно принести мне деньги, а потом я подумаю.

— Мне нужно сегодня.

— Да ты серьёзно настроен, бро? Принесёшь мне цветочки?

— Мне не до шуток!

— Мне тоже. В Старом Китае за бильярдной есть клумба. Там цветы. Принеси их мне.

— Хочешь, чтобы я своровал цветы в китайском квартале? Меня же там убьют!

— Услуга за услугу. И не вздумай подсунуть мне другие цветы. Я знаю, какие там растут.

— Дай мне хотя бы один катетер.

— Обойдёшься!

***

Снял с гвоздя чей-то дождевой плащ. Набросил капюшон на голову. Прошёл через рынок. Перелез через забор. Дались ему эти цветы!

Почувствовал в своём теле нарастающую панику. Такое бывает, после злоупотребления.

Мрачный квартал, вечные сумерки. Бесконечно высокие кирпичные стены домов с маленькими балкончиками перетянутыми пожарными лестницами, узкие переулки, мусорные баки… Велосипеды и электросамокаты, автомобилей и пешеходов почти нет.

Над крыльцом с длинным рядом ступеней — неоновая вывеска с изображением бильярдных шаров и какие-то иероглифы. За крыльцом ржавый заборчик палисадника, за ним яркий фонарь и большая клумба с красными пышными цветами — это маки. Во мраке переулка эта клумба, подсвеченная фонарём, была похожа на купель заполненную кровью. Мак выращивать запрещено! Только садовые разновидности. Сдаётся мне, это не декоративный сорт!

Открылась дверь. Я спрятался за крыльцом. Вышли два амбала в плащах, закурили.

— Дождь будет.

— Пусть!

— Ты слышал, что Бао адаптировал свою собаку? Теперь она таскает ему белок, а он шкурки продаёт.

— Не слышал.

— Ты знаешь, что теперь детей можно будет прокачивать прямо в роддоме? Можно не париться теперь о воспитании.

— Враньё.

— Слыхал, что в реабилитационном центре одному дауну пересадили сознание престарелого богача. Все думали, что парнишка просто выздоровел, а оказалось, в него поселили другого человека.

— Невозможно.

— Да ты просто ни черта не понимаешь!

— Невозможно пересадить сознание, потому что никто не знает, что такое сознание, даже единого термина, определяющего сознание, до сих пор не существует. За функционирование сознания отвечают несколько отделов головного мозга и множество несимметричных процессов, плюс гормоны и физиология вцелом. Если даже каким-то невероятным способом удастся пересадить сознание, то идентичной личности всё равно не получится. Химия чужого тела изменит эту личность до неузнаваемости.

— А если адаптироваться при этом собственным Pers & Pers? Ну, в дополнении заказать разработку собственной личности?

— Хватит болтать, давай уже работать!

Они выбросили окурки и перепрыгнув через перила, оказались передо мной. Меня охватил дикий страх. Руки мои тряслись. Я думал о том, что больше никогда, ни при каких обстоятельствах никуда не буду ходить без катетеров.

Амбалы держали пальцы на своих запястьях. Видимо решали, стоит ли тратить на меня свои FL?

Били не долго. Я кричал громко. С балконов с разных сторон донеслась брань. Амбалы в ответ тоже что-то крикнули.

Бросили меня в мусорный бак.

Было темно, больно и душно. Я долго не мог вытащить руку из-под себя.

Вывалился из бака. Сижу, пытаюсь сфокусировать зрение. Не могу найти свой телефон.

Из дальнего бака вылезло какое-то большое животное. Оно стояло на четвереньках, словно огромная собака… или волк. Пригляделся — а это человек. Голый, с длинными волосами на голове, с редкими торчащими клоками шерсти по всему телу. Он нюхал воздух, подняв верх голову. Потом заметил меня, повернулся и зарычал, оскалив клыки.

Я бежал очень быстро, в беспамятстве нажимая на катетер, которого не было.

***

Переоделся. Сорвал в соседнем дворе красные тюльпаны. Завернул в бумагу.

В клуб прошёл через чёрный ход. Протянул дрожащей рукой цветы дилеру. И приготовился его ударить спрятанным за поясом обломком трубы. В этот момент меня скрутили.

Моего дилера тоже. Мы оба оказались в полицейском участке. Теперь у меня возьмут анализ крови и упекут минимум на два года.

***

Утром меня отпустили. Моего дилера тоже. Я видел, как он садится в машину. Я просмотрел отчёт о моих анализах. В заключении было написано: “Нет свидетельств употребления незаконных препаратов”. Но этого не может быть. Я же не принял гаситы! А FL в моей крови по концентрации должен был превышать саму кровь…

На выходе встретил участкового:

— Повезло, — говорит. — Он вам плацебо втюхивал. Кормил клиентов пустышками, вот умора! Надеюсь, вы его за это не убьёте.

Невозможно. Этого не может быть. Без FL — я никто! Видимо это связи Майского. Это майский старается, чтобы я не попал ни на какие допросы. Поэтому меня отпустили. Иначе припаяли бы ещё много чего.

Вспомнил про операцию.

Выбегаю из такси, не расплатившись.

Что дальше? Гаситов нет!

Сдаю кровь и другие анализы. А у самого глаза от отчаянья закатываются. Через пятнадцать минут выдают пропуск и подтверждение на операцию. Не верю своим глазам. И здесь анализы оказались чистыми! Мне это мерещится?! Мне не может так везти! Неужели действительно дилер продавал пустышки?! Невозможно поверить!

Бегу в палату к Анне. Я успел! Я успел…

Палата пустая.

В приёмной нахожу доктора. У него на столе бутылка с водкой.

— Я тебе звонил два дня к ряду! — орёт на меня и слюни летят на стол. — Медицинский совет перенесли. Он был вчера. Анну отключили.

Выхожу, качаясь, на улицу. Вижу родителей. Сидят в обнимку на лавочке. Из двора лаборатории выезжает фургон. Родители смотрят на него и начинают рыдать.

Бегу за машиной. На ходу открываю дверь и запрыгиваю в кабину. Жму своей ногой на тормоз. Залажу в салон. Анна лежит на полу на носилках без аппаратуры.

—Всё кончено! — орёт напуганный санитар, — у неё нет пульса!

Я выкидываю санитара на улицу.

Сажусь на пол рядом с Анной, беру её за руку…

Быстро проваливаюсь в её сознание.

Вижу колонны и крыльцо реабилитационного центра, где работала Анна. Захожу в здание. Внутри тихо и пусто, людей нет. Эхом отдаётся каждый мой шаг.

Осматриваю первый этаж, заглядываю в двери, поднимаюсь на второй – нигде никого нет. Снова спускаюсь на первый этаж.

На полу в центре большого холла стоят в ряд несколько пустых цветочных горшков, составленных по прядку от маленького горшка к большому. Напротив в углу навалена куча земли вперемешку с остатками комнатных растений.

Вижу на стене какой-то рисунок чёрным фломастером. Подхожу ближе — это кошка без головы. Чуть дальше ещё рисунок, а потом ещё и ещё. Они очень похожи на детские каракули Анны.

Иду вдоль стены вслед за рисунками. Рисунки спускаются на пол и исчезают в проёме за бурой решёткой, весящей на ржавых дверных петлях.

Открываю её. Эхо разносит металлический скрип по коридору. За решёткой ступени, ведущие далеко вниз, и ещё рисунки. Много рисунков. Спускаюсь на несколько ступеней, сзади с лязгом захлопывается решётка. Оборачиваюсь, смотрю на неё и почему-то чувствую, что мне её уже не открыть. Иду дальше вниз. Ступени не заканчиваются. Полумрак. На стенах россыпь мелких рисунков и светильники с плафонами-шарами, и под каждым плафоном — крупный рисунок.

Под первым плафоном девочка в сарафане, а в место головы — солнце. Руки расставлены в стороны, словно хочет обниматься. На каждой ладони по семь растопыренных пальцев.

Под следующим плафоном та же девочка. На руках по пять пальцев, руки опущены. Голова нарисована сбоку от туловища. Рядом рыжим кирпичом нацарапан треугольник.

Под другим плафоном — дети, нарисованные в столбик друг под другом. Все без голов. И дальше — дети, но с крохотными головками-точками.

Дальше тоже дети, но уже с нормальными пропорциональными головами.

Потом снова девочка. У неё две головы.

Девочка с пятью головами.

Девочка с гроздью голов, посчитал, их было двадцать.

Потом голов стало ещё больше.

От плафона к плафону количество голов у девочки увеличивалось и размещались они то в один ряд, то в несколько рядов, то выстраивались в геометрические фигуры, то хаотично повисали над нарисованным телом.

***

Ступени заканчиваются. Я оказываюсь в огромной бесконечной сумрачной пещере.

Впереди какое-то оранжевое мерцание. Подхожу ближе – это палатка моей сестры. Палатка светится изнутри.

– Анна! – кричу я и бегу к палатке. Слышу шелест, как будто вода журчит.

Резким движением расстёгиваю молнию, заглядываю внутрь. А там целый рой светящихся насекомых: летают, ползают по стенкам палатки. Анны нет.

Стою возле палатки. Что-то медленно и бесшумно, словно снег, или зола, падает сверху. Приглядываюсь, это карточки с портретами художников! – поблёкшие и почти прозрачные. Летят сверху вниз.

Вижу, что у портретов появляются тела. Теперь они уже в полный рост. Теперь эти художники живые и словно ходят, серые. Почти все мужчины, мало женщин. Как будто ищут кого-то. И этих бесцветных людей невероятное количество.

…Они смотрят на меня. И как будто узнают меня. И на лицах тех, кто ближе, появляется выражение печали и гнева.

Они бегут за мной. Я бегу прочь.

Бегу долго, отчётливо слыша позади топот и гомон невообразимой толпы.

Пещера сужается. Превращается в высокий каменный коридор, и свернуть некуда. Свет вдали — это выход из пещеры. Я бегу ещё быстрее. Пещера заканчивается узким проходом высотой чуть больше человеческого роста. За ним поляна и лес. А выход загорожен тяжёлой металлической решёткой.

Подбегаю к решётке и трясу её изо всей силы, пытаясь выломать вмурованные в стены прутья.

За решёткой в метрах тридцати на поляне вижу Анну. Она стоит за мольбертом и умиротворённо рисует пейзаж. Вокруг неё летают красные бабочки. У самых ног сидит безголовый кролик.

— Анна! — кричу я, что есть мочи.

Но она не оборачивается.

Я слышу топот огромного количества ног. Я изо всех сил налегаю на решётку.

Чувствую, что сзади на меня валятся груды тел.

Под их весом решётка скрипит и опрокидывается наружу. Я падаю на неё, а сверху на меня падают художники. Я выкарабкиваюсь из-под них и бегу к Анне. Снова слышу топот ног позади. Они нас раздавят, думаю я! Хватаю Анну за плечо, разворачиваю её лицом к себе и обнимаю крепко.

Открываю глаза. Лежу на полу лабораторского фургона. Поднимаюсь медленно. Смотрю на носилки. Анна лежит с открытиями глазами. Я наклоняюсь к её лицу, чтобы проверить дыхание. Она смотрит на меня и говорит тихо:

— Мой глупый братец, ты мешаешь мне рисовать.

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале