Произведение поступило в редакцию журнала “Уральский следопыт” . Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго и выложена в блок “в отдел фантастики АЭЛИТА” с рецензией. По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия
—————————————————————————————–
“Житие же Варлаама Керетского было столь вопиюще “не соответствующим” <требованиям, предъявляемым к “идеальному святому”>, что “пригладить” его просто не представлялось возможным. (…) Поэтому житие Варлаама сокращается до крайности, из него изымаются все подробности”.
Иеромонах Митрофан (Баданин). Преподобный Варлаам Керетский: неизвестные страницы жития
“Устное песенное предание утверждает, что Варламию, во искупление убийства, определено вечно плавать во льдах Северного океана. Когда весною к тому или другому берегу Белого моря наносило туман, старики говорили:
— Варламьева лодья подошла”.
Б. Шергин. Старина о Варлааме Керетском
“Путеводная миссия Варлаамия на море сближает его со св. Николаем. В русской народной агиологии св. Николаю были усвоены функции “начальника рая и водителя душ в загробном мире”. Подобно св. Николаю, Варлаамий Керетский (…), указывающий поморам пути спасения, воспринимается народным сознанием как водитель душ смертных людей в пограничном морском пространстве между жизнью и смертью.(…) Образ Варлаамия Керетского в скорбной погребальной лодье контаминируется с Хароном”.
Теребихин Т.М. Метафизика Севера
Море Белое, студёное, песенное да капризное, щедрое на подарки. Угощает нас море, гостей заезжих, и погодой изменчивой, и напевами стоустыми – голосами воды и ветра. А снасти нашего судёнышка мелодично названивают в такт. И если всплывает в душе мотив незнакомый, сердце согревающий, знать, игривые духи морские делятся своей радостью, тихонько на ухо напевают. А коли повезёт, нашепчет море синее и старины да побывальщины, попотчует узорчатой поморской говорью.
* * *
Заканчивался третий день нашего плавания по Кемских шхерам – группе островов Белого моря. Именно тогда на безымянном островке попался нам тот сейд – один из многочисленных в этом регионе священных камней саамов-лопарей, древних жителей Беломорья.
Этот день был трудным. В Белом море довольно сложные приливо-отливные течения. Из-за сильных волн и ветра катамаран не слушался. Мы неоднократно пытались пристать то к одному острову, то к другому, но раз за разом нас относило в сторону.
Так что этот островок, которого даже не было на карте, оказался первым, к которому мы смогли пристать, да и то лишь поздно вечером. Впрочем, летом на Белом море сложно сохранять ощущение времени – из-за белых ночей темнеет едва на пару-тройку часов в сутки.
И вот наш катамаран, прошелестев по песку, замер возле сейда – прямоугольного двухметрового валуна на двух каменных “ножках”, лежавшего у самой воды. Верхняя его плоскость образовывала почти ровную поверхность, похожую на алтарь.
Это был безлюдный и пустынный скалистый остров. Типичная для севера скудная растительность стелилась ближе к земле. Сейд цеплял взгляд и выпукло выделялся в горизонтально-ориентированном пространстве. Весь пейзаж выглядел древним и величественным, свободным от людей. Время здесь текло медленно, степенно.
Нужно было ставить лагерь. Мой походный товарищ ушёл собирать сушняк для костра и разведывать окрестности. Я осталась разбирать и распаковывать вещи, ставить палатку.
Время от времени я бросала взгляд на сейд. Мне почему-то было не по себе рядом с ним. Что-то в этом месте вызывало тревогу и неясное беспокойство. Большой камень почти гипнотизировал, захватывая внимание. А щель под ним казалась провалом, затягивающим глубоко вниз. От этого кружилась голова, словно на краю обрыва.
Моего спутника всё не было.
Несмотря на ясное небо и спокойное море, чувство беспокойства и неясной опасности усиливалось. На меня внезапно накатили дурнота и сильная слабость. Начало затягивать в полуобморочное состояние на границе сна и яви.
Привиделось, что “алтарный” камень отворяется, как дверь. И откуда-то из глубины выплывает на поверхность, разворачиваясь унылой застиранной скатертью, сумеречное пространство в серых тонах под тусклым, непрозрачным небом.
Захлебнулись звуки моря и ветра, умерли крики птиц. Воздух стал неподвижным и затхлым. Берег хоть и остался вроде бы тем же, но потускнел. А море застыло недвижимо.
И здесь вдоль береговой линии, на сколько хватало глаз, было пришвартовано великое множество кораблей, всевозможных судов и судёнышек. Рыбацкие, торговые, военные, купеческие. Шитые саамские лодки, новгородские расписные ушкуи, варяжские драккары, поморские кочи и лодьи. Паруса висели безжизненными тряпками.
При каждом судне радела своя дружина-команда. Мореходы с тусклыми, как все в этом месте, лицами были заняты привычным морским делом: чинили сети, штопали паруса, ладили снасти, крепили шкоты. Работали споро и молчаливо. И каждый нет-нет да и бросит внимательный выжидающий взгляд на свинцовое неживое море.
А оно постепенно начало заволакиваться туманной дымкой, которая становилась все гуще и плотнее. Мелкие капельки мороси оседали на одежде.
И вдруг плеснула вода, рассекаемая вёслами. Из сгустившегося тумана показался поморский карбас. На вёслах сидел крепкий старик в вязаной рубахе, портах и бахилах с длинными голенищами. Он сам тоже выглядел выходцем из далёкого прошлого, как и многие на этом берегу. Старик что-то напевал себе под нос.
Кажется, он единственный заметил моё присутствие. Мореходы с застрявших в мёртвой воде кораблей смотрели только на море.
– Путём-дорогой здрава буди, голуба.
– Здравствуйте.
– Негоже вам со-товарищи тут быть.
– Почему?
Он помолчал, раздумчиво оглядывая берег, обнаружил затейливую засохшую коряжку, довольно хмыкнул, достал из лодки топорик и стал колоть сушняк. Потом также не спеша развёл костёр, аккуратно подкладывая сначала щепки, а потом куски покрупнее.
Мореходы явно заметили прибытие старика – я видела, что они начали посматривать в его сторону, но дел своих не оставляли.
– Лопь да чудь, которые на Студёном море прежде нас появились, – наконец продолжил он, – не просто так заповедали к камням сим токмо с оглядкой да опаской подступать. Камни сии дюже непростые. Слышь-ко, о них бают всякое. – Старик степенно налил воды в котелок, поставил на огонь. – Кои в рыбном и ловчем промысле вспомощники, если правильно попросить. А к коим подходить можно токмо в урочный час, или и вовсе неможно. А иначе блазнить начинают, помрачают, кудесы творят. Внимаешь? Немудрено попасть как кур в ощип.
Старый помор сыпанул в воду сухих ягод, листьев и корешков, подкинул веток в костёр. Люди на берегу отложили свою работу и сейчас внимательно смотрели на действия старика.
– И лопарям и поморам Студёно море испокон веку кормилец и поилец, начало и конец. Неогляден простор морской. И есть в нем острова, особливо дальний северный край, что по лопским поверьям считались землями мёртвых. У поморов тако же место есть. Сей край зовётся Гусиной землёй – местом, куда уходят души хоробрых и добрых людей. И куда прилетают гуси, чтобы разговаривать с мёртвыми.
Пока он говорил, из сгустившегося тумана на свет костра подходили все новые и новые молчаливые мореходы в одеждах разных времён и земель, садились вокруг костра.
Старик достал большую глиняную кружку, наполнил её своим отваром и пустил по кругу. А когда она опустела, наполнил снова. И снова, и снова. И так, пока каждый из подсевших к его огню не сделал хотя бы по глотку. Мне он свой отвар не предлагал. Степенно кланяясь, его гости начали расходиться.
– И среди камней этих есть хранители, – продолжил он наконец. – Кои берегут души тех, кого море забирает. Чтобы, значит, души эти не затерялись, разыскивая дорогу в Гусиную землю.
– Так что негоже тут попусту толкаться. Это место не подходит для тех, чей срок не вышел. Смекаешь?
Старик поднялся, стал забрасывать костёр песком, сполоснул и убрал кружку.
Туман рассеивался. Сквозь его прорехи открылось ясное светлое небо. Море вздохнуло и задышало, воздух снова наполнился морской свежестью, солёными брызгами. Где-то прокричали гуси.
Кто-то запел песню, издалека донеслась зычная команда: “Мужи-двиняне, выкатить якорь, открыть паруса!” Оживший ветер наполнял силой полотнища, как крылья выпущенных на волю птиц. Раздался радостный возглас: “Пособная поветерь направляет наш путь!”
Старый помор готовил карбас к отплытию.
На прощание я наконец решилась спросить:
– Дедушка, а вы кто?
– Я-то? Вож корабельный. По-вашему лоцман, путь указываю… Ну, здоровья вам на всех ветрах!
– Благодарю. И вам!
Он отплыл первым, остальные за ним. Печальные берега опустели.
* * *
Когда я очнулась у нашей палатки и катамарана, мой товарищ только возвращался. Как выяснилось, его тоже резко накрыло недомоганием и слабостью. И он то ли потерял сознание, то ли уснул. И вот что интересно: ему также привиделся старый лоцман-помор, который наказывал не задерживаться на этом острове.
Место словно подталкивало в спину, выпроваживало. Так что мы быстро собрались и покинули остров. И на этот раз наконец-то наш ветер был попутным.
На удивление быстро нас вынесло к другому островку, не в пример более дружелюбному и гостеприимному. И дело было не только в том, что мы причалили с первой же попытки.
На наше счастье в бухточке, куда нас вынесло, уже был разбит лагерь местного рыбака. Он по-добрососедски немедленно налил нам горячего чаю и предложил разделить ужин. Хозяин заботливо предупредил нас о непогоде, сильных ветрах и течениях в тех районах, куда мы собирались направиться дальше.
Две его собаки, ласковые и общительные дворняжки, обнюхали нас и тут же сунулись под руки, предлагая себя погладить.
А рядом с тем местом, где мы наконец-то разбили палатку, нашлись несколько кустиков спелой морошки. Я блаженно улеглась на мягкий мох. Наконец-то можно было расслабиться.
То ли вспомнились, то ли донеслись издалека чьи-то певучие слова: “Пособная поветерь направляет наш путь!”
________________________________________________________________________________
каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.
По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале
Автор явно любит сказания и легенды. Вот и данный рассказ – это не «фантастика», а своего рода «очерк», не более, на тему «сказания земли саамской».
И, что самое печальное, очерк-то неоригинальный. Вот плыли туристы по Белому морю и пристали к скалистому острову. А на острове – некий артефакт саамский, место жертвоприношений или нечто подобное. Почувствовали туристы недомогание, уснули и приснилось им общение со стариком-помором, который пересказал некую «легенду». На «фантастику», и даже на «фэнтези» как на «художественное» произведение, не тянет, увы. Тем более, что столько уже подобного было написано, что для того, чтобы пытаться делать нечто в данном направлении, необходимо придумать какой-то оригинальный ход, а не просто давать буквально «кальку» с уже многократно использованного (а получилась, уж прошу прощения, именно «калька»).
Чисто «технологический» момент: прицеплять к маленькому по объёму (и, честно говоря, не слишком глубокому по содержанию) тексту кучу «серьёзных» эпиграфов, занимающих почти страницу (!) – это явный моветон. С подобными цитированиями следует быть очень аккуратными, и всегда чувствовать меру: красивые эпиграфы сами по себе не придадут оригинальности сюжету произведения, если таковая в нём отсутствует