Никитин А. — Парень, который улыбался — 17

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия

——————————————————————————————

Вначале меня волновали меняющие место холмы, но позже я к ним привык. Лена объяснила, что это твёрдое море. По вечерам мы часто стояли у брегов этого «моря» и глядели на обездвиженные горбы твёрдых волн.

— Как такое может быть? — спросил я, — если это волны, тогда почему они не двигаются, а если холмы, то как могут менять своё местоположение?

Девушка отпустила мою руку, взглянула мне в лицо и сказала:

— Пойди туда, и всё поймёшь. Пройдись по волнам. Ты сможешь всё понять в одно мгновение, если нет, я объясню.

Как всё просто. Когда вы в руках девушки, она считает что во всём вас умнее. Но если вы к ней неравнодушны, это только на руку.

С тех пор как я приехал в Новогорье, находящееся на берегу моря, я впервые увидел, что такое твёрдая вода. Тут я увиделся с Леной, тут мы впервые поцеловались и тут я планировал прожить всю жизнь.

Можно ли не доверять человеку, которого любишь? Вряд ли. Конечно, сомнения есть всегда, но что они такое по сравнению с тем стальным тросом, который тянет нас на поступок, хоть отчасти заставляющий улыбнуться дорогого человека?

Я подошёл к берегу. Жидкость была сине-зелёного цвета, как водоросли, долго пролежавшие на солнце. Эта смесь была мутной и плотной, будто в одно мгновение кто-то заставил замереть всю морскую воду.

— Не бойся, — услышал я. Не могу сказать, что не было страшно, но сомнения шептали об опасности. Мутный слой плотной воды простирался передо мной в бескрайнюю даль. Я знал, что раньше это было море, подтверждением были видневшиеся корабли, стоящие посреди новообразованной пустыни. Но это было раньше. А что сейчас?

— Пошли со мной, Денис, — сказала Лена и взяла меня за руку. Мы посмотрели друг другу в глаза и шагнули вместе на плотную зелёную массу, только она шагнула раньше, а я немного позже.

— Не бойся, — говорила она, — это всего лишь твёрдая вода. После падения метеорита море превратилось в твёрдое вещество. Это всё ещё жидкость, но настолько плотная, что по ней можно ходить.

Мы держались за руки и шли. Я со страхом, она с улыбкой. Я могу понять её, ведь она родилась после того, как вода затвердела, и привыкла видеть это всю жизнь. Но я видел это впервые. Мы шли, и я ощущал себя будто в пустыне. Повсюду зеленоватые дюны, только ступать было немного мягко, да и замершие корабли сбивали с толку.

— Если бросить шар для боулинга сюда, — сказала Лена, — он достигнет дна за двое суток, медленно погружаясь в эту жидкость. А если сделать два фото берега, с разницей в один месяц, можно будет увидеть, как волна набегает на песок.

— А если туда попадёт человек?

— Для этого тебе нужно не сходить с места сутки, чтоб погрузиться на опасно глубокое расстояние.

Я смотрел на зелёную пустыню твёрдой воды и думал только о том, что мне не хочется больше отпускать руку этой девушки. Я любил её. Она догадывалась и желала слышать это от меня, а я пока не был готов.

Наш домик стоял посреди пляжа. Домики шли вдоль всего берега, казалось, что этому нет конца. Я знал, что твёрдую воду используют в качестве своеобразного топлива, которое не горит, а подобно пружине, выполняет работу в специальном механизме, но увидел это впервые.

Твёрдую воду срезали и помещали в ёмкости, перевозили по разным городам мира, но и при таких объёмах работ, как подумал я, моря хватит настолько, что скорее солнце перестанет светить, чем мы добудем весь твёрдый материал. С утра и до вечера раздавались звуки пилы и электроинструмента, слышались работающие двигатели приезжавших грузовиков и дребезжащая работа генераторов. Мне нравилась моя работа.

Мы переписывались с Леной давно. Её отец умер, она осталась на его месте, и пригласила меня. Я согласился не сразу, и только сейчас понимаю, что за долгие три недели моих раздумий это место на пляже мог занять кто-то другой.

В полдень работать было слишком жарко, и мы отдыхали в домике. Наступала тишина, но не везде. Были на пляже и трудоголики, решившие заменить драгоценное здоровье на зелёную долларовую бумажку.

Наш сосед был немного странным, но приятным человеком. Иногда он приходил к нам в домик и приносил прохладного пива. Как ему удавалось держать его прохладным, я сперва не понимал, ведь его генератор не работал весь день, как в других домиках. Однажды он рассказал мне об этом.

— Всё очень просто парень, — сказал Майк, — ведь мы на пляже. А вода, хоть и твёрдая, но не так нагревается как песок, потому тут и прохладней, чем в пустыне. Подумай над этим, Денис.

И я подумал над этим, но не понял, что он имел в виду. Конечно, я догадывался, что он использовал воду, но не понимал как. Майк был худым, ходил в светлых шортах и майке, а на голове, загибаясь от ветра, была шляпа. Он был хорошим парнем, и я думал посоветоваться с ним по поводу Лены. Я любил её, но не знал, как об этом сказать. Майк казался мне опытным, к тому же, его привычка постоянно улыбаться, мне нравилась. Я ни разу не видел, чтоб его лицо было хмурым или недовольным. Сперва мне это нравилось, но затем его белые зубы, блестящие на солнце, стали мне сниться.

Работа летом была тяжёлой, но платили хорошо. Мы с Леной давно решили объединить наши сердца. Мы были близки, не в первую ночь, но в первую совместную неделю. Для меня, скажу честно, это был комплимент, ведь по жизни я парень скромный. Мы работали, отдыхали, часто по вечерам уходили далеко вдоль воды, надеясь увидеть как на горизонте горят огоньки людей, поселившихся на заброшенных судах. Казалось, будто это упавшие с неба звёзды, запутавшиеся в бесконечном зелёном ковре. Было красиво. На берегу было не менее зрелищно по вечерам. Часто устраивались барбикю, ходили в гости друг к другу. Майк был частым гостем, но мне немного было его жаль, ведь он был одинок, хоть внешне довольно симпатичен.

— Странно, что он один, — сказала мне Лена, когда мы лежали в объятьях друг друга. Она заговорила об этом после секса, и у меня появилось некоторое беспокойство, что она может связать слово «секс» с именем нашего соседа. Странно и глупо, но я ревновал, хоть и подсознательно понимал, что это нормально, особенно на ранней стадии любви, когда её только достали из духовки и положили на подоконник остывать. Постоянно кажется, что запах девственных чувств привлечёт иных самцов. Скажу честно, я не видел в Майке соперника, но относился к нему подозрительно.

Мы с Леной жили три недели вместе, работали, помогали друг другу, занимались любовью, но я так и не рассказал ей, почему приехал так срочно, бросив всё. Я получил её письмо, после чего поругался с родителями. Они не хотели, чтоб я ехал, я же стремился покинуть дом, но не потому, что не любил их, а потому, что мне нужно было что-то новое. Тем более фотография Лены меня покорила. Я не говорил ей о своей семейной ссоре, и эта грусть грызла меня изнутри. Конечно, я понимал, что придёт время, и она обо всём узнает, но могло что-то произойти. Например, я мог помириться с ними и безболезненно жить дальше, и эта высокая волна злобы не коснулась бы ног моей девушки. Но ответ пришёл оттуда, откуда я его не ждал.

Мы сидели на крыльце в креслах, и пили пиво, глядя на закат солнца. Я держал любимую девушку за руку, наслаждался ветерком и прохладным пивом, и за это мне ещё платили. Что может быть лучше? Я видел, как мимо прошёл Майк. Его улыбка блестела на тёмном лице. Но в этот раз я увидел ещё кое-что.

— У него синяк? — спросил я, обратившись к Лене.

— Я не видела, — сказала она, — думаешь, он подрался с кем-то?

— Не знаю, вряд ли он скажет об этом, даже если я его спрошу.

— Да уж, такой он человек. Постоянно доволен и не хочет пачкать мир проблемами.

Я немного подумал, и решил зайти проведать Майка. Свет в его доме горел, играла музыка, и я понял, что он не собирался спать. Между нами были дружеские отношения и я думал спросить его про травму.

Я подошёл к его дому, поднялся по ступеням. Хотел постучать, толкнул дверь, она была не заперта. Не знаю, почему, меня это не удивило. Вновь перед глазами был блеск его улыбки. Я вошёл. В доме было прибрано, чисто. На столе порядок, играла музыка из магнитофона. Я думал, что Майк в ду́ше, ведь будь он с девушкой, наверняка бы заперся.

— Майк! — крикнул я, не зная, слышит ли он меня из-за музыки, — Майк, это Денис.

Никакого ответа, но я постеснялся выключить музыку. Я стоял и ждал. В углу комнаты был куб твёрдой воды, в нём было несколько отверстий из которых торчали пивные бутылки. Я понял, как Майку удавалось пить прохладное пиво. Внезапно я увидел беспорядок в соседней комнате. Меня это удивило, но подсознание шептало:

— Это нормально, ведь он не такой как все, он постоянно улыбается, для него это нормально.

Я услышал крики и шум, приоткрыл дверь в комнату и увидел Майка. Он со злостью грыз подушку, ругался матом, бил ногами по специальной мягкой кукле, которая притерпела столько ножевых ранений, что я не мог определить, как она выглядела раньше. Я замер, затем медленно и тихо отступил, не зная, что делать. Это был первый раз, когда я не увидел улыбку на лице Майка. Я увидел на нём агрессию, злость и ненависть. Из его ругательств я понял, что они связаны с синяком под глазом. Я отошёл к двери, затем вышел из дому и прикрыл дверь. Я сидел на крыльце и глядел на море. Оно было неподвижно, как всегда. Дети бегали по зелёному ковру твёрдой жидкости и догоняли друг друга. Где-то слышались работы генераторов. Вдоль пляжа появились огни, люди включали свет. Майк вышел на крыльцо и удивился, увидев меня. Он улыбался, протянул руку и принёс извинения за то, что заставил ждать.

— Я просто отдыхал, — сказал он, — радовался жизни, мечтал и уснул.

Я ничего не ответил, и немного сожалел об этом, ведь мне показалось, что он догадался о лжи, но не отреагировал.

— Я не знал дома ты или нет, — сказал я, поднявшись, не глядя в глаза, — хотел попить пива, поболтать.

— Конечно, конечно, — сказал он и пригласил меня, предложил пива, усадил за стол. Мы сидели и болтали. Мельком я видел, что дальняя комната прибрана и там нет больше изорванной подушки и изрезанной куклы. Майк, как всегда шутил и улыбался, я радовался вместе с ним, но в тот вечер я понял, что не всё так просто, как кажется. Я словно увидел настоящего Майка, сбросившего маску или даже панцирь. Я начал его бояться. Я спросил за синяк, он сказал, что упал и ударился. Я не поверил.

Несколько дней спустя, когда мы с Леной лежали в постели и серый свет луны медленно полз по стене, я подумал о том, что могло быть причиной подобного поведения соседа. Я знал, что он одинок, но он не показывал горя, слабости или боли. Он был счастлив. Однако после увиденной сцены я понимал, что он просто хороший актёр, и вся энергия, что кипела в этом улыбающемся котле, вырвалась наружу, исполосовав детскую куклу острым лезвием. Я знал, что это результат одиночества. Он не поделился  проблемой, и подрывной клапан вовремя не открылся.

— Лена, я хочу тебе кое-что сказать.

— Говори.

Секунду назад я был готов открыться перед ней, сообщить всё, что знаю, поделиться информацией, только бы не потерять её доверия, её влюблённого взгляда, который рассеется как туман, если я буду лгать. Но теперь, когда я решился, было что-то останавливающее. Некая стопорная линия, пересекая которую, останется только раскрыть парашют.

— Лена. Я приехал к тебе, так как ты мне понравилась с первого взгляда. Но это не всё. Мои родители были против того, чтоб я приехал. Не знаю, как они относятся к этому сейчас, но тогда они не хотели меня отпускать. Я говорю это потому, что не хочу скрывать. Возможно, это не так важно, но я хочу, чтоб ты знала. Они не были против моего заработка, но были против нашего с тобой общения.

— Но ведь они меня не знали, — сказала Лена.

— Да. Они тебя не знали, но они боялись за меня. И запрещали ехать. Это может звучать обидно, но это правда. Я не хочу скрывать от тебя ничего.

Лена ничего не ответила, повернулась на другой бок и молча лежала. Вскоре я понял, что она спит, но я долго не мог уснуть.

Когда я проснулся, завтрак уже был на столе, как всегда, но от этого моё настроение не улучшилось. Я боялся, что наговорил лишнего, и шёл, как приговорённый на казнь.

— Доброе утро, — сказал я. Лена стояла у плиты, спиной ко мне и ничего не ответила. Через несколько минут она обернулась и подошла к столу. В её руках была тарелка блинчиков. Лена села напротив. Я молчал.

— Ты ведь не думаешь, что я буду злиться? — спросила она.

— Я не знаю.

— Родители всегда поступают так, как считают верным, но они смотрят на вещи со своей стороны, а мы со своей. Мнения могут расходиться, это не страшно. Да, мне неприятно, что тебя не пускали, но ты сейчас со мной и ты не уехал. Значит, всё хорошо.

— Я не собираюсь уезжать.

— Что произошло вчера?

— Ничего.

— Что так резко поменяло тебя, будто заставив говорить правду. Ты мог не говорить этого, но ты себя заставил. Что стало причиной?

Я подумал, что упоминание о нашем соседе будет не слишком уместным, особенно из-за того, что останется пятном на девственной душе девушки. Это было неправильно, но нужно было отвечать, и отвечать так, чтоб Лене ответ понравился.

— Я не хотел бы начинать нашу совместную жизнь со лжи, — сказал я, — вчера я принял решение и теперь хочу его озвучить. Лена, я хочу, чтоб мы были всегда вместе. Я буду ждать твоего ответа, но хочу, чтоб ты знала, что я тебя люблю. Хочу, чтоб ты стала моей супругой.

Лена не ответила, глядя на меня, затем поднялась со стула, подошла и села на колени. Обняла меня за шею, поцеловала, и прошептала:

— Я согласна.

Это было трудное и счастливое время. Примерно через два месяца я вновь увидел синяк под глазом моего соседа. Он шёл, как обычно улыбаясь, но я видел, что его нервы были на пределе. Он всегда был весел, но теперь, глядя на него, я не улыбался, а грустил. Я знал, что вся его жизнь ненастоящая, что он притворяется и ничего не говорит окружающим о собственных внутренних проблемах. Правильно ли это? Я решил, что нет, потому и понял, что, не признавшись своей девушке, стану таким же, как Майк, с чёрным куском лжи внутри. Я этого не хотел.

Мы с Майком начали меньше общаться. Я ссылался на усталость, на боль и на лень. Он просто кивал, не настаивал, но понимал всё с одного взгляда. Его блестящая улыбка запомнилась мне надолго. Никто на моей памяти не улыбался так часто, как это делал Майк. Он был слишком приветлив.

Некоторое время мы не виделись. Для меня было неожиданностью узнать, что наш сосед умер. В последнее время мы с Майком начали отдаляться, как летящие в разные стороны птицы, но подсознательно я понимал, что Майк догадывался о моём поведении. Новость о том, что он повесился, облетела весь пляж. Сперва думали, что это убийство, ведь он был парень жизнерадостный, улыбчивый и приятный. Допрашивали всех подряд, меня с Леной в первую очередь. Полиция с собаками обыскивала пляж. Дело в том, что предсмертной записки не было, в обычном смысле слова. Мы с Леной в ту ночь не занимались сексом, сговорившись без слов, будто отдавая дань Майку. Я не хотел говорить, что именно он неосознанно вынудил меня признаться ей во всём. Не знаю, догадывалась она или нет, но дело не в этом.

После смерти Майка мы с Леной наши подброшенный пакет. Он лежал под умывальником. На нём стояло моё имя. Мы посмотрели друг на друга. Я глядел на пакет с опаской, заглянул внутрь и едва не вскрикнул от удивления. Оттуда я достал куклу. Ту самую, что Майк использовал для снятия стресса. Она была неумело зашита и выглядела теперь сносно. Это была плюшевая собачка в ботинках и кепке. С ней была записка с одной единственной фразой, предназначенной лично мне. Прочтя её, я понял, что Майк всё знал. Он догадался, или просто заметил, как я входил к нему в тот день. Суть не менялась. Он всё знал, но даже после этого искал моей поддержки, дружбы и тёплых слов, которые друзья дарят один другому при любых болезнях, вместо лекарств.

Я понял, что он сделал это сам. Я не мог объяснить это, просто знал. Мы были друзьями, и эта кукла, а вместе с ней и записка только подтверждали это. Он адресовал это мне, а потом повесился.

Я никому не рассказывал того, что знал. Через неделю дело закрыли, зафиксировав самоубийство.

— Что это за записка? — спросила Лена, когда мы лежали в кровати и смотрели через окно на появляющиеся огоньки.

— Это долгая история. Ты не сможешь понять. Иногда словами нельзя передать то, что покажет один единственный поступок.

— Что означает её содержание?

— Не знаю, — солгал я, решив сделать это во имя чести друга. Я лгал не ради себя, и потому это не считалось.

Этой ночью мы занимались любовью. Через два месяца мы поженились.

Воды было всё так же много. Мы часто гуляли по морю. У нас появились новые соседи, мы с ними сдружились. Время летит быстро, когда вы с любимым человеком. Это правда. Работа не была тяжёлой, и даже если так, после случая с Майком я всё начал воспринимать иначе. Мы с Леной продолжали гулять по воде, устраивать барбекю, пить перед сном пиво и часто заниматься сексом.

Лишь иногда, тёмными ночами, когда Лена крепко спит, я беру куклу, выхожу на балкон и долго смотрю на море, ощущая прохладу. Я улыбаюсь, и словно чувствую дыхание Майка, вижу блеск его улыбки, и слышу его последний совет, написанный в записке:

Не доводи до этого.

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок в отдел фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале