Алекс Раен-Пробуждение-42

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия

——————————————————————————————

Сны были разные: иногда яркие, полные деталей, иногда невнятные, где события мелькают друг за другом, как куски из старых фильмов, были сны-воспоминания, а порой и просто бред из подсознания. Но все они оставляли тёплое чувство – чувство истомы. Чаще всего я видел Орбитальный Комплекс, сияние его городов и космопортов, и громаду Марса внизу – даже во сне я чувствовал себя небожителем. Но сейчас мне снилась Земля: я шёл по грязному и тесному проулку между домами и поглядывал на часы – скоро будут менять батареи силового купола и можно будет проскочить на ту сторону. На улицах никого не было – люди вкалывали до поздней ночи. Жить в Полисе дорого, но лучше, чем за куполом, где ураганы и солнечные лучи день за днём убивают всё живое.

По улице разнеслась сирена, на небоскрёбах зажглись огромные красные прожекторы, и сразу стало как-то темнее. Я бросился к выходу из трущоб и вступил в кварталы за куполом, дома там стояли белые – выбеленные кислотой и ветрами, как огромные скелеты. За ними чернело море и старенький причал. В этой воде, под толстым слоем мусора была жизнь, её приносило течение с дальнего севера, где таяли древние льды. Я побежал по железным, выщербленным балкам к воде, покрытой мутно-коричневыми пятнами, остановился у самого края и стал искать участок чистой зеленоватой глади. Там может мелькнуть что-то светлое и появится дельфин – большой, с серебристой чешуёй, круглой умной головой и блестящими чёрными глазами. Он был тем гостем из-за купола, которого я ждал. Когда я приходил на причал, он выпрыгивал из воды и махал плавниками. Но сегодня он не появился. Я перелез через балки причала и пошёл по полосе мусора и руин вдоль воды, и когда собрался повернуть к городу, заметил что-то на рухнувшей стене старого дома. Там лежал дельфин. Его глаза стали белыми изнутри, как у слепого, и чешуя, покрытая грязным коричневым налётом, больше не блестела. Я подошёл к нему и прикоснулся ко лбу – плоть в раскрытой пасти почернела и начала гнить.

Я встал и побрел обратно, под купол. Сквозь пелену слёз, которые жгли не хуже, чем кислота, проступила неоновая вывеска – «Голосуйте за комитет «Новая Земля» на 129 выборах в сенат». Нет. Этого плаката здесь не должно быть, «Новая Земля» появятся только через 4 года, когда я вырасту, и гипер-зонды полетят к другим системам. А потом построят наш корабль. Корабль…

Просыпаться в коконе всегда мерзко: внезапно понимаешь, что находишься в огромном стальном яйце, полном вязкой жидкости, внутри темно, только по сторонам горят зелёные огни. Помню, как первые два года в панике пытался выбраться, глотнуть воздуха, хотя лёгкие давно притерпелись к раствору – не захлебнёшься. Но со временем ко всему привыкаешь, даже к тому, что ненавидишь.

В этот раз не все сектора горели зелёным – значит, кораблю что-то от меня надо. Я надавил на красный индикатор и взглянул на экран – «Палуба С. Отсек С-5.2. Лампа аварийного освещения».

Чёртов корабль, считает меня техничкой – сменить лампу, починить вентиляцию, поменять проводку… Хорошо хоть полы не заставляет мыть. Я потянулся к индикатору, шунт в правом виске глухо завибрировал, и сознание на секунду ухнуло во тьму.

Я открыл глаза и вдохнул полной грудью. Лёгкие приятно покалывало, и я с наслаждением вытянулся на столе, ощущая кожей холод стали, потом спустил ноги на резиновый пол, встал, подошёл к своей ячейке и ввёл пароль. На полке в углу стояла фотография матери, я взял её в руки и провёл пальцем по бумаге, там, где была мамина щека. Сколько ей сейчас? Около шестидесяти, не меньше. Я положил снимок на место, достал комплект стандартной формы и оделся.

Инструменты и всё необходимое можно взять внизу, на уровне С. Скорее всего, лампа в порядке, эти штуки работают целую вечность, а вот с проводкой бывают проблемы. Ким говорит, что всему виной солнечные выбросы, которые вызывают вихревые токи, – напряжение скачет, и провода плавятся к чертям, особенно медные.

Шлюз в отсек С-5 открывался мучительно долго. Внезапно захотелось обратно в кокон, в сладостную полудрёму. А вдруг там, в растворе, морфий или ещё какая-нибудь дрянь? Поступает малыми дозами, растворяется в кровеносной системе вместе с сывороткой… Она-то и заставляет делать работу хорошо и быстро, а потом – спать. Я представил, как открываю свой кокон и вижу там древнего, тощего наркомана с безумными глазами.

«Бред, – отмахнулся я мысленно, – коконы для того и созданы, чтобы мы пережили перелёт и не состарились».

Шлюз, наконец, открылся, и я вошёл внутрь. Отсек С-5 предназначался для строительных роботов, которые сейчас лежали в полутьме без надобности. Когда мы доберёмся до FG-154-E или «Оби», они будут строить новый дом для человечества. Хотя, Ким говорит, что они могут делать почти всё – добывать ископаемые, бурить шахты и даже собирать простые корабли. На время перелёта роботов разобрали и упаковали в огромные контейнеры. Из-за этого отсек напоминал заброшенный город: небоскрёбы погружены во тьму, вокруг ни деревца, ни травинки, только тускло мерцает красным осветительная полоска сверху, и тихо, как в могиле. Таких пейзажей я ещё на Земле насмотрелся в детстве.

Сам ангар занимал почти всю палубу C. Бесчисленные ряды отсеков, петляя, сменяли друг друга в полутьме и простирались до хвостовой части корабля. Я включил фонарь и углубился в лабиринт контейнеров второй секции. Наконец, сверху мелькнул чёрный провал – нерабочая лампа. Я приставил к стене лестницу, раздвинул её на максимальную длину, и с фонарём в зубах и ящиком инструментов полез вверх.

Я выкрутил гнездо и добрался до проводов: в нос тут же ударил запах горелой резины. Все три кабеля слиплись друг с другом и приварились к клеммам гнезда. Придётся резать. Я делал привычную работу, но думал о другом: о Земле, какой я её помнил, о матери и сестре, которые сейчас на Орбитальном Комплексе, о своей жизни… хотя какая там жизнь, одна сплошная муштра. А всё потому, что у меня было подходящее строение мозга.

Я срезал спёкшуюся медь, припаял новые клеммы и соединил провода. В глаза сразу ударил свет – чёрт, эти штуки только издали кажутся тусклыми. Я спустился с лестницы и решил на всякий случай проверить и основное освещение. По уставу нельзя включать свет в полёте – нужно беречь энергию. Атомник не вечен. Я дёрнул рубильник на стене и огромные квадратные светодиоды в потолке начали разгораться со стрекочущим гулом. Секцию залило ровным белым светом. Ну, здесь всё в норме. Я вернул рубильник в прежнее положение, взял инструменты и пошёл на выход. Когда шлюз в отсек С-5 закрылся, я вспомнил, что оставил там лестницу.

Я поднялся на уровень А, и двинул к отсеку генерации. В дверях стояла Рута и застёгивала молнию на форме – значит, только недавно сгенерировалась.

– Привет, – сказал я.

– Привет, – она улыбнулась. – Тоже на ногах?

– Как видишь, – я всё никак не мог понять, что было не так с функцией Руты и, наконец, уловил отличие: на бледной коже не было веснушек. Иногда генератор биомассы убирал маленькие, индивидуальные черты. Наверно, экономил пигменты.

– А у меня корректировка курса, – сказала Рута. – Уже прошёл год, а кажется, только вчера всё проверила.

Да, в коконах время летело незаметно. Последний раз я говорил с Рутой четыре года назад, но мне казалось, что прошла всего неделя.

– Выпьем кофе? – предложил я.

– Ты же знаешь, нельзя прохлаждаться, пока мы в функциях.

– Там нет камер. Да даже если бы и были, что нам за это будет?

«Не развернут же они корабль», – подумал я.

Хотя, один корабль, «Елену», развернули, но никто не знает, почему. После этого часть систем управления повесили на автоматику.

На кухне было светло и чисто, по стенам сверкали пищевые синтезаторы, ими пользовались редко, только во время долгих миссий в функциях. Я запрограммировал один, и через минуту он выплюнул пару целлюлозных стаканчиков. Рута сделала большой глоток и сказала:

– Вкусный. Давно не пила кофе.

– Ага. Целых пять лет.

Красивое лицо Руты погрустнело.

– Нам лететь ещё целую вечность, – сказала она, – жаль, всё-таки, что люди не выдерживают гиперперехода…

– Выдерживают, но потом умирают.

– Да, смешно. – Рута глотнула кофе и замолчала.

– Как думаешь, Земле совсем худо? – Я часто думал об этом, когда не спал в коконе, и сейчас вопрос вырвался сам собой.

– Не знаю. Ты же помнишь, как всё было.

– Иногда мне кажется, что мы поступаем нечестно.

– Почему?

– Это как бросить родной дом, из-за того, что у него протекла крыша.

Рута взглянула на меня синими глазами, в которых читался упрёк, одним глотком допила остывший кофе, встала и пошла в сторону выхода, потом остановилась и сказала с улыбкой:

– Увидимся через пару лет.

Я бросил стаканчики в утилизатор и побрёл в отсек переработки биомассы. Через пару минут я повторю участь стаканчиков, только в чуть бюольшем масштабе.

В отсеке переработки я снял форму, положил в контейнер, а сам лёг в другой, побольше. Шею кольнуло, и по телу разлилось блаженное бессилие. В конце концов, мы все стремимся к этому – не знать тревоги, спать и видеть сны.

Но снов не было. Холодная сталь генерационного стола возникла из ниоткуда, воздух ворвался в лёгкие с негромким хрипом. Я подскочил и огляделся: два других стола были пусты, с потолка лился яркий ровный свет. Впервые за пять лет я проснулся не в коконе, но как это произошло? Я совсем не помнил, как получил задание и выбрал генерацию. Голова была тяжёлой, мысли медленно перетекали друг в друга, а где-то, глубоко в мозгу, крепко сидело: «Палуба С. Отсек С-5.2. Лампа аварийного освещения». Снова?

Каким-то образом функция сгенерировалась произвольно, и мне это совсем не понравилось – такого не было ни во время подготовки, ни во время полёта. Я глубоко вдохнул и выдохнул. Спокойно. Чего я, собственно, разволновался? Наверно, с коконом просто какой-то сбой. Загляну в ангар, а потом сообщу спецам по капсулам – пусть всё проверят.

На корабле стояла привычная тишина, в шлюзе ангара целую вечность щёлкали механизмы, словно сомневаясь, впускать меня или нет. Внутри царил привычный полумрак, гигантские контейнеры терялись в красноватом сумраке. Всё, как всегда.

Я вошёл внутрь, шлюз с тихим шипением вернулся на место, и тут откуда-то из тьмы на меня выскочило нечто, одним ударом выбило весь воздух из лёгких и повалило на пол. Чьи-то руки сдавили шею, и я никак не мог расцепить их. Перед глазами поплыли жёлтые круги и я, собрав все силы, несколько раз двинул кулаком в бок тёмному силуэту. Пальцы на моей шее разжались, я вырвался и встал на четвереньки, пытаясь отдышаться.

– Какого хрена!? – Я привалился спиной к контейнеру и понял, что знаю нападавшего. Это был Ким, сборщик роботов.

– Яр, прости. – Ким поднял мой фонарь и подошёл ближе, держась за бок. – Я думал это он.

– Ты сдурел? – Я никак не мог прийти в себя – сердце колотилось, как бешеное. Может от борьбы, но скорее всего от пережитого шока. Кто же знал, что Ким будет здесь прятаться, да ещё и нападёт на меня?

Ким вёл себя странно: его взгляд то и дело останавливался на шлюзе, иногда он резко оборачивался и высвечивал фонариком темноту между контейнерами, будто что-то слышал.

– Давай уйдём с открытого места, – предложил он.

Я пожал плечами и пошёл за Кимом. Он повёл меня вглубь второй секции. Шея ныла и болела при попытке повернуть голову, хотелось дать Киму в челюсть.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я шёпотом.

– Прячусь.

– Это я уже понял. От кого?

– От Охотника.

– От кого?

Ким остановился и прислонился к стальной стене. Не знаю, насколько верно функция передавала его состояние, но вид у Кима был такой, словно он побывал под пытками.

– Какой-то псих, – сказал Ким. – Будит нас, выжидает,  а потом, – он сглотнул, – убивает.

– Убивает… функции?

– Да.

–А что капитан, ЦУП?

– Без понятия, – ответил Ким, – может вообще не знают, что здесь творится.

–Но они получат сигнал, если…

Ким кивнул. Конечно, он знал, как работает система: если связь между носителем и функцией внезапно прервётся, система оповестит капитана и техников по капсулам. Должны проснуться многие.

Внезапно сверху щёлкнуло, и тишину прорезал отрывистый голос, как будто говоривший двигался быстрым шагом.

– А, вы уже, на месте, голубки… Я скоро буду, не скучайте без меня… в темноте.

Голос был знакомый и в тоже время чужой, словно пропущенный через несколько фильтров.

– Он знает, где мы, – прошипел Ким, – надо уходить.

– Давай вызовем кого-нибудь…

– Никто не отвечает, – бросил Ким, – я уже пробовал. – Пошли! – Он потянул меня за руку.

Мы рванули вперёд. Ким закрывал рукой светодиод, оставляя только узкий просвет, чтобы видеть несколько метров впереди себя, но скоро он выключил фонарь – мы приблизились к левому борту, и света аварийных ламп было достаточно. Происходящее казалось мне нереальным, как будто за Кимом шёл кто-то другой, а я наблюдал со стороны.

За очередным поворотом выросла стена, это была та самая секция, где я чинил проводку. С лампой всё было в порядке, а вот рубильник на стене кто-то выдрал, и по остаткам рукоятки время от времени пробегала паутина маленьких молний.

Ким вздрогнул.

– Пошли, – сказал он снова.

– Нет. – Я остановился. – У тебя вообще есть план? Куда мы идём?

– Давай не здесь. Потом всё обсудим.

– Нет. Выкладывай.

– Ладно, – Ким облизнул губы, – выйдем к лабораториям. Я там ещё не был. Там наверняка кто-то есть. И оттуда можно попасть в обеспечение и посмотреть, что не так с коконами.

– А что с ними не так?

– А ты не знаешь? – Ким стрельнул в меня глазами.

– Ты… тоже проснулся не в коконе?

Ким ограничился кивком. Мы молча стояли посреди ангара во внезапно навалившейся тишине, словно темнота, окружавшая нас, была соткана из чёрной ваты.

Потом раздался звук шагов, и из полумрака выступила фигура в синей форме с золотыми нашивками. Я сразу узнал его – это был капитан Верешнёв.

– Данг, Жуков, – капитан старался говорить тихо, – отчёт о ситуации.

– На борту злоумышленник, – ответил Ким, – убийца.

– Значит, вы в курсе.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросил я.

– Надо просто, – голос капитана дрогнул, – покончить с ним. Надо… убить эту мразь.

– Убить носителя? – проговорил Ким.

Капитан не ответил.

– Кого убить, капитан? – тихо спросил я.

Всё произошло мгновенно: в спину Верешнёва ударил луч фонаря, резко вычертив его фигуру из окружающей тьмы, с чавкающим звуком в его шею влетел металлический болт. Капитан повалился на колени – из горла донеслось невнятное бульканье. Рана на шее Верешнёва тихо шипела, и от неё шёл лёгкий дымок. В воздухе запахло горелым мясом.

– О, капитан, мой капитан… – Всё тот же голос. Только теперь не прерывистый, а декламирующий нараспев. – Рейс трудный завершён, все бури выдержал корабль, увенчан славой он…

Мы, не сговариваясь, рванули за ближайший контейнер, и голос раздался уже откуда-то сбоку:

– Эй! Кто-нибудь знает ещё что-то, подобающее случаю?!

Я оглянулся и увидел человека в зеленоватой маске, похожей на ПНВ. Он притянул Верешнёва за подбородок и вглядывался в его лицо, потом перевёл взгляд на меня и скривил губы в полуулыбке. Я развернулся и помчался за Кимом, его фигура серым пятном мелькала впереди.

Мы долго бежали мимо бесчисленных секций, петляя в лабиринте переходов и отсеков. Лёгкие нестерпимо ныли, словно в них насыпали песка.

– Оторвались – прохрипел я, – так дальше нельзя.

Ким, перешёл на шаг. Он вытер ладонью вспотевшее лицо и сказал срывающимся шёпотом:

– Инженерная уже рядом. Заблокируем двери изнутри.

Впереди мелькнул алый просвет, и мы вышли к противоположенной, хвостовой стороне ангара с тяжёлым шлюзом, ведущим к лабораториям и инженерным. Я вдавил тугую кнопку, и шлюз нехотя защёлкал механизмами. Я вдруг подумал, что мы здесь на виду, как мишени в тире, а где-то сзади крадётся Охотник. А может вовсе и не крадётся, а просто прогуливается вдоль контейнеров, высматривая, кого бы ещё угостить горячим арбалетным болтом. Два или три раза мне показалось, что я слышу вдалеке нечто похожее на скрежет металла по металлу, но звук каждый раз обрывался.

Спустя секунду раздался шум открывающегося шлюза. Мы с Кимом, словно по команде, бросились в залитый светом проём и с силой захлопнули двери шлюза обратно. Оставалось только подняться на палубу выше. Шахта лифта – клетка из переплетённых стальных брусьев – уходила в потолок метрах в двадцати от нас, но кабины на нашей палубе не было. Я взглянул на панель вызова – все индикаторы горели жёлтым – кто-то заблокировал лифт.

– Давай туда, – Ким кивнул в сторону смежного помещения.

Там виднелась аварийная лестница, она уходила вверх, к узкому вертикальному проходу. В проходе было промозгло и пахло железом, мне казалось, что холодные перекладины не закончатся никогда. Наконец, сверху потянуло теплом, и мы выбрались на палубу B, прямо к автоматическим дверям инженерной.

– Блокируй, – сказал Ким. Он по-прежнему говорил тихо.

Я открыл коробку управления и ввёл команду блокировки, сзади щёлкнули фиксаторы. Ким выдохнул и присел на корточки, спиной к двери, потом сказал:

– Твою же мать… На ногах должна быть половина корабля. Где все?

– Не знаю, – повёл я плечом. – Эти стихи… это Уитмен.

– Что?

– Охотник, он цитировал Уитмена.

– И что с того?

– Эта книга была в Информатории. На Орбитальном Комплексе.

Ким хмыкнул.

– Скажи лучше, что у него за штука, которой он делает дырки в людях.

– Арбалет, точнее модификация. Их использовали в древности, пока не изобрели порох.

Ким потёр руками виски.

– Ты всегда был заучкой, – выдал он.

– Могу и двинуть. – Я опустился на пол, в ногах гудела тяжёлая усталость.

Мы коротко рассмеялись, наверно со стороны это выглядело глупо.

Неожиданно пискнул боковой выход, и в помещение ворвалась девушка. Она резко остановилась, увидев нас – так и стояла, сжимая и разжимая кулаки с разбитыми костяшками пальцев. Решкина Ольга, биолог из моей группы.

– Спокойно, – произнёс я, – всё в порядке.

Она, часто дыша, сползла на пол. Потом тихо сказала:

– Я видела, как он убил Верешнёва.

– Ты была в ангаре? – спросил Ким.

Она кивнула.

Несколько мгновений все молчали. Потом Ким резко проговорил:

– Надо решать, что делать дальше.

– Дальше? – переспросила Ольга. – Он нас всех перебьёт!

–Здесь нельзя торчать вечно, – сказал я, – надо что-то делать.

– Только что? – Ким скрестил на груди руки.

– Помнишь, что говорил Верешнёв? – спросил я. – Думаю, он хотел вывести из строя кокон этого психа.

– По-моему, Верешнёв вообще был не в себе, – ответил Ким, – видел, как у него руки тряслись?

– Кокон можно просто отключить, – тихо проговорила Ольга.

Ким почесал подбородок.

– Знать бы ещё, кого отключать, – протянул он.

– Всех, кто не спит, – сказал я, – кроме нас.

На секунду стало тихо.

– У тебя крыша поехала, – выдохнул Ким. – Знаешь, что за это светит?

– Есть ещё варианты? – спросил я. – Возможно, всем этим уже занялись спецы. Пока – просто доберёмся до обеспечения.

Я поднялся и пошёл в сторону рабочих помещений, Ким чертыхнулся и двинулся следом. Я оглянулся – Ольга всё ещё сидела, прислонившись к стене, потом вскочила и бросилась за нами.

Инженерная состояла из двух уровней: на верхнем работали энергетики и учёные, на нижнем покоилось ядро, которое питало реактор и обеспечивало гравитацию. В верхней части никого не было. Мы осторожно шагали вдоль рядов с панелями и тихо переговаривались. Компьютеры изредка мерцали индикаторами – находились в спящем режиме.

Вскоре, одна за другой, потянулись лаборатории. Лампы там работали на полную мощность, от распределительных щитков доносилось тихое гудение, компьютеры жили своей жизнью, ведя учёт каких-то параметров. Это была самая «жилая» часть корабля, здесь часто работали учёные – но сейчас тут не было ни души. В одной из комнат Ким наткнулся включённый лазер и груду мусора: обрезки железок, нити стального троса и несколько разломанных деталей от теплогенератора. На полу лежала длинная балка с острыми гранями. Я активировал лазер, и через мгновение держал в руке тяжёлую перекладину со срезанным краем. Пусть примитивное, но оружие.

Потом мы прошли через радиационный сектор, чтобы выйти к лестнице, ведущей в обеспечение, и вскоре упёрлись в длинный коридор с одиноким выходом слева.

– Постойте, у меня здесь кое-что есть, оружие… – Ольга стремительно нырнула в двери. Сразу раздался щелчок – сработали фиксаторы.

Далеко впереди возник силуэт – навстречу нам шёл Охотник. Он шагал не спеша, так же, как тогда, в ангаре. В моей голове вдруг сложилась цельная картинка: сломанный лифт, встреча с Ольгой, проходка по инженерной…  Этот псих знал, как всё будет.

– Нет! – крикнул Ким и врезал ладонью по кнопке выхода.

Я активировал камеру по ту сторону, и на экране мы увидели Ольгу, со спины. Она стояла, положив руки на двери, и тяжело дышала.

– Впусти нас! – крикнул я. – Ещё есть время.

– Прости… я не могу, не хочу больше… Он уже убивал меня. – Ольга развернулась и бросилась вглубь лабораторий.

Я стукнул кулаком в дверь, стиснув зубы. Охотник приближался, он уже преодолел половину расстояния, разделявшего нас. Арбалет висел у него за спиной, а руки были свободны.

– Яр, вернись назад, – вдруг сказал Ким, –  доберёшься, куда надо, по верхней палубе.

– О чём ты?

– Пойдём вместе – и он нас перехватит. А так, есть шанс. Разберись с коконами.

– Нет.

– Яр, я хорошо собираю машины, но на это моих мозгов не хватит. Иди!

Ким толкнул меня в сторону и размеренным шагом двинулся к Охотнику.

– Слабо в рукопашку?! – крик Кима разнёсся по гулкому коридору, – или можешь только со спины?

Охотник улыбнулся, снял с плеча арбалет и отбросил в сторону. Я бросил взгляд на Кима, протянул ему свою балку и повернулся к лестнице.

Не помню, как добрался до верхней палубы. Сердце стучало, как молоток, во рту пересохло, в голове то появлялся, то исчезал образ Кима, идущего навстречу Охотнику.

Я ввалился в обсерваторию, стараясь отдышаться. За широким иллюминатором виднелась тонкая полоска силового поля, она окрашивала россыпи звёзд голубым. Я подошёл к капитанскому мостику – над навигационной картой склонился худой человек в помятой форме, уже не молодой, с прядями седых волос.

– Доктор Манес? Что вы здесь делаете? – тот вздрогнул и обернулся. Он узнал меня, и испуг на его лице сменился выражением бесконечной усталости.

– Надеялся встретить капитана.

– Он тут вряд ли появится.

Манес кивнул.

– Вам известно о том, что происходит? – спросил я.

– Не больше вашего.

– Я иду к центру обеспечения, ваша помощь мне очень пригодится.

Доктор пожевал губами.

– Мы вряд ли сделаем то, что вы задумали, – сказал он.

– Думаете, он нас прикончит?

– Вы не первый из тех, кто пытался. Он рассчитывает на это.

– Может, знаете, чего он хочет?

– Знаю, – ответил Манес, – а вы не догадываетесь?

– Нет. Давайте не будем играть в загадки.

– Хорошо, – устало сказал доктор. – Он пытается пробудить носителей.

– Не понимаю. Мы же, и так просыпаемся, корабль будит нас.

– Нет, пробуждение – часть сна, который модулируется системой. В нём мы получаем задания.

– То есть… когда я просыпаюсь в коконе, я на самом деле сплю?

– Да. Иначе мы не смогли бы перенести перелёт.

– Охренеть. Кому ещё об этом известно?

– Не многим. Теперь и вам.

В голове мелькали беспорядочные мысли: имитация пробуждения, Охотник, произвольная генерация…Стоп. Надо собраться.

– Так вы пойдёте со мной?

– Пойду, – вздохнул доктор.

Мы прошли через мостик и вошли в кают-компанию, ряды глубоких кожаных кресел пустовали, на широком полукруглом столе в центре не было даже пыли – похоже, здесь Охотник ещё не успел ни с кем расправиться.

– Ну и зачем ему убивать функции? – спросил я.

– Если открыть кокон и прервать сон, – ответил Манес, – носитель умрёт. Разорвётся связь с системой и это приведёт к гибели мозга.

Это я и сам хорошо знал. Мы все тогда понимали, что назад дороги нет.

– Но носитель может выйти из системы сам, – продолжил Манес, – теоретически.

– Это будет непросто, – я усмехнулся, – вы же сделали нас наркоманами.

Манес ничего не ответил, он, слегка сутулясь, молча шёл рядом. Мучительная догадка шевельнулась в голове, и я сказал:

– Он будет убивать до тех пор, пока страх не заставит наш разум выйти из системы.

– Боль хороший стимулятор, – произнёс Манес, – ну а многократная смерть…

– Но запасы биомассы ограничены.

– Если расщеплять умерщвлённые функции…

Меня передёрнуло.

– Но зачем?! Зачем пробуждать нас?

– Спросите у него сами, – сказал Манес.

Мы вышли к лифту в тыльной части корабля. За прозрачным стеклом виднелась ярко освещённая кабина – кажется, лифт был в норме. Я надавил  кнопку, и в груди на секунду ёкнуло. В кабине никого не было, и мы опустились на уровень вниз. Двери распахнулись, и я отпрянул назад – напротив лифта, лицом вниз, лежало тело с багровыми разводами на серой форме.

Доктор склонился и повернул голову трупа к нам, я увидел молодое лицо Кости Андреева, программиста. Его мальчишеские глаза уставились на меня бессмысленным взглядом. На шее Кости алела рваная рана, как будто её нанесли тяжёлым грубым предметом.

На стене напротив блёкло мерцал терминал связи, и приглушённый женский голос повторял одни и те же слова, на которые я только сейчас обратил внимание: «Приём. Говорит Рута Ледовски, навигатор. Корабль следует незапланированный курсом, требуется помощь».

Я бросился к терминалу.

– Рута! Это Ярослав. Где ты?

«Приём, говорит Рута Ледовски, навигатор…»

– Твою мать. Рута!

Почему я решил, что она ответит? Наверно, это сообщение крутиться здесь, чёрт знает сколько, а Рута, как и Андреев, лежит в глубине рубки, с пробитым горлом и пустыми глазами.

– Яр, ты там? – донеслось из терминала.

Я вздрогнул от неожиданности.

– Да! Где ты? Ты цела?

– Я в рубке управления. Яр, мы идём неправильным курсом. Я не смогу всё исправить в одиночку. Нужно…

Терминал клацнул – кто-то присоединился к разговору.

– Поболтаем вместе? Как в старые добрые времена. А, у нас же их не было. Ну, мы это исправим.

– Рута, спрячься… – я подумал о кухне, где видел её в последний раз. Там нет камер! – Ты знаешь, куда надо идти. Я найду тебя.

Я отключил терминал. Доктор по-прежнему стоял над телом Кости, он взглянул на меня не то с упрёком, не то с сожалением и сказал:

– Талантливый мальчик.

– Он был лучшим на курсе. Пойдёмте, Манес. Здесь вы уже ничем не поможете.

Мы двинулись по безлюдному коридору к очертаниям громоздкого шлюза обеспечения. Я внутренне похолодел: распахнутые двери шлюза искрили, наружу не пробивалось ни лучика света. Доктор остановился и нерешительно посмотрел на меня. Я стиснул зубы и шагнул вперёд. На потолке стали включаться лампы, их свет отражался от синеватых стен, сделанных из сверхпрочного сплава. Впереди возвышались ряды чёрных коконов. Я не был тут целую вечность – с момента погружения.

По сторонам, в голубоватой дымке, стояли стойки управления, на стенах висели широкие проецирующие экраны. В помещении было чертовски холодно, здесь поддерживали нулевую температуру.

– С чего нам лучше начать? – Мой голос гулко отразился от холодных стен.

– Зависит от того, что вы всё-таки хотите сделать.

– Для начала узнаем, чем он тут занимался.

– Тогда, нам нужен журнал генерации, – ответил Манес.

Я подошёл к вытянутой стойке и активировал компьютер. До общих систем управления я добрался сам, но пробиться к файлам обеспечения мне не удалось.

– Манес, давайте вы.

Пальцы доктора забегали по тёмным контурам клавиш, он, как всегда, работал сосредоточенно.

– Система… – выдохнул Манес, – тут всё изменилось. Большинство носителей отключено от генерации.

– Вот почему на борту никого. – Я взглянул на экран, и в груди тревожно заныло – за последние недели генераций было больше, чем за несколько лет полёта. Чаще всех генерировали Верешнёв и Костя Андреев.

– Он мучил их, – сказал я, чувствуя, как к горлу подкатил комок. – Сволочь. Понятно, чего он хотел от Кости – чтобы тот изменил систему. Но что ему было нужно от Верешнёва?

– Не знаю, – сказал Манес.

– Доктор, кто находится в функциях сейчас?

На экране, одно за другим, появились имена: Игорь Манес, Сергей Верешнёв, Ярослав Жуков, Ольга Решкина, Ким Данг, Рута Ледовски.

– Выходит, Охотник один из нас, – пробормотал я.

Манес кивнул.

– Но никто из этого списка не может быть Охотником! Система нас обманывает. Это кто-то из «отключённых».

Манес покачал головой:

– Это невозможно.

– А если обесточить коконы? Сон прервётся?

– Нет, но связь с функциями будет потеряна. А через два часа начнётся кислородное голодание.

–Можем мы обесточить коконы, на два часа? Все, кроме моего и вашего?

– Да, но для этого нужен код чэ-эс высшего уровня.

– А по-вашему, что происходит сейчас, на высший уровень не тянет?

На этот раз Манесу потребовалась лишь пара минут. Когда напротив всех фамилий в списке появилась надпись «обесточено», он отошёл от компьютера к своему кокону.

– Ну вот, теперь надо действовать быстро, – сказал я.

Манес не ответил, я повернул к нему голову и увидел, что из его рта ручейком стекает кровь. В груди Манеса острым концом торчала железная перекладина, та самая, что я оставил Киму.

– Сюрприз! – Охотник резко выдернул перекладину и Манес, разбрызгивая кровь, повалился на пол.

Я лихорадочно окидывал взглядом помещение, прикидывал, что использовать в качестве оружия. Пол, металлические стены, гладкая поверхность коконов… Чёрт! Ничего нет. Главное – не выказывать испуга. Не отступать. Ударю кулаком, быстро, без размаха, туда, где не защищает маска – в челюсть. Я выбросил руку, Охотник поймал её упругими пальцами и с силой дёрнул в сторону. Острая, обжигающая боль прошила запястье.

– Крыса показывает зубы, это приближает тебя к человеку.

– Сволочь, – прохрипел я, извернулся и двинул ногой ему в колено.

Зеленоватая маска слегка наклонилась в сторону, из прорезей насмешливо глянули глаза.

– Я готовился, Яр.

Удар перекладиной в лицо. Я упал на колени, глаза застелила красная пелена, на пол стали падать густые, тяжёлые капли. Накатила слабость. Я почувствовал, как перекладина упирается в моё горло, сзади тоже что-то давило, наверное, колено. Шёпот Охотника прозвучал совсем рядом:

– Я должен сказать тебе спасибо. Ты сам поймал её.

Он поволок меня к компьютеру, прошёлся по клавишам и повернул мою голову к экрану. Я увидел Руту. Она полулежала на навигаторском пульте, её грудь медленно двигалась в такт разряженному дыханию.

– Такая беззащитная… Кукла. Я буду убивать её снова и снова. У тебя на глазах!

– Нет! Ты сам сдохнешь! – Я резко дёрнул Охотника на себя, вперёд. Он перелетел через меня и оказался на полу, перекладина улетела в сторону.

– Да! Ты чувствуешь? – проговорил он, поднимаясь. – Давай!

Я прыгнул вперёд и выбросил колено. Охотник повернулся боком, и удар прошёл вскользь. Он вернул корпус в прежнее положение и врезал мне локтем в подбородок. Я снова упал и некстати подумал, что такой удар мне ещё в спецшколе показывал Ким. Боль ушла куда-то на второй план, вместо неё проснулась глухая остервенелая злость. На себя, за то, что не смогу спасти Руту, на Охотника, на тех, кто засунул меня в кокон… А потом я увидел пальцы, летящие мне в глаза.

Палуба С. Отсек С-5.2. Лампа аварийного освещения. Да уберись ты к чёрту! Полумрак кокона, зелёные огни, вязкий раствор, в котором плавает тело, всё как обычно. Нет. Спать больше не хочется. Совсем. И нет сектора с огоньками индикаторов, вместо него – мутное стекло, не больше полуметра в поперечнике. Я врезал по нему кулаком, и в костяшках отпечаталась тугая боль – конечно, эта штука не будет хрупкой. Я бил ещё и ещё, по стеклу пробежала тонкая трещина, но это всё, чего я добился. Мне бы хоть тонкую полоску железа… Но откуда ему тут взяться? Стоп. Кое-что есть. Я отклонился и с силой вдался в мутный просвет головой, той частью, где находился металлический шунт. Хрустнуло, вниз полетели тяжёлые осколки, а потом брызнул раствор. С громким, лязгающим звуком открылась верхняя часть кокона, и меня смыло вниз вместе с остатками раствора.

Я долго выплёвывал мутную жижу из лёгких, потом медленно встал и увидел своё неясное отражение на гладкой поверхности стены: худой, жилистый парень с копной светлых волос, не старик и не безумец. Я огляделся – с потолка лился голубоватый свет, на стальном полу не было ни пятнышка, только лужи раствора и куски стекла возле моего кокона выбивались из общей картины. Я вдруг сообразил, что стою, в чём мать родила. Внезапно накатила тошнота и мучительная, скручивающая изнутри слабость.

– Неплохо сохранился. – В дверях шлюза появился Охотник. Он бросил мне под ноги комплект новой формы.

Я, пошатываясь, стал одеваться, примериваясь к толстому куску разбитого стекла.

– Ещё успеешь. – сказал Охотник, приближаясь. Быстрым движением он что-то вколол мне в руку. – Будешь вводить ещё, пока не встанешь на ноги.

Я почувствовал, как слабость отступила, казалось, даже дышать стало легче.

–Хочу тебе кое-что показать. – Он потянулся к маске и сорвал её с лица.

Я увидел себя, на этот раз не в отражении, а во плоти: с крепкими мускулами, ёжиком светлых волос и колкой насмешкой во взгляде. Ладони вспотели, сердце заколотилось быстрее.

– Кто ты? – хрипло спросил я.

– Часть тебя. Здесь нам больше нечего делать, пойдём.

В голове, одна за другой, проносились мысли.

– Ты не функция, – сказал я, – но как ты попал на корабль?

– Вырвался из твоего подсознания, – ухмыльнулся Охотник. – Я –  следующий этап в эволюции функций.

– Но…

– Почему ты? Потому что, только ты сомневался. – Охотник окинул взглядом коконы. – Ты один не верил в благородную миссию, твоё подсознание постоянно искало выход и… нашло. – Он ухмыльнулся.

Мы поднялись на верхнюю палубу на том же лифте, на котором я спускался с Манесом. При мысли о докторе я вздрогнул.

– Что ты хочешь сделать с остальными?

– Ничего. Пусть спят, они так этого хотели. Я снова подключил их к системе.

Я словно видел сон, прокрученный задом наперёд: кабина лифта, верхняя палуба, кают-компания, обсерватория… Охотник остановился у каюты Верешнёва.

– Прошу.

Я зашёл внутрь. Каюта капитана была размером с приличную комнату, сюда влезла койка, стол со стулом, личный терминал и ещё оставалось место, чтобы размять ноги. Над столом висела фотография: Верешнёв, красивая молодая женщина и двое мальчиков-близнецов. Но, все же, каюта была нежилой, безликой. Охотник подвёл меня к терминалу.

Экран ожил, Охотник ввёл личный код доступа – спрашивать, откуда он его знал, смысла не было. Его пальцы застучали по силуэтам клавиш на мониторе.

– Объ, новый дом человечества… – протянул он.

На экране появился коричневый шар, камера плавно наползала из космоса, приближаясь к планете. Я увидел широкие разрезы кратеров, глубокие впадины, и безжизненные каменистые равнины, протянувшиеся на многие километры. Ни синевы океанов, ни пелены облаков, закрывающей зеленовато-желтые громады материков. Ничего общего с теми записями, что нам показывали когда-то. В груди что-то оборвалось.

«Спокойно, – сказал я себе, – спокойно».

Но в голове, одна за другой замелькали мысли, те самые, что раньше не давали покоя.

– Вот куда мы летим, Яр. И вот на это погляди.

На планету легла сетка с данными георазведки – разветвлённые, толстые жилы иридия, россыпи мелких месторождений платины, подземные озёра тяжёлых горючих соединений, а на ледниках – радиоактивные шапки урана.

– Новый дом человечеству не нужен, – сказал Охотник, – по крайней мере, сейчас. И в старом живётся неплохо, не всем правда, но это мелочи… где не справится матушка-природа – поможет технология. Мы с тобой, дружище, не первооткрыватели, не пионеры, а ресурс ради ресурса…

Я опустился на кресло и приложил ладони к вискам.

– Но зачем… зачем эта ложь? Для чего? Гипер-транспортники и так летают к таким вот планетам. Я не понимаю…

– Политика, Яр. Старая добрая политика. Комитет выдвинул проект, люди проголосовали за комитет. Ты же голосовал. И мама, и сестрёнка. – Охотник усмехнулся. – Отправили бы транспортник, и что тогда? Всё бы вскрылось в считанные дни, а так – в запасе будут годы. Пока мы летим – проект набирает обороты, комитет остаётся у руля. Ну а когда доберёмся, не отказываться же… Шарик-то перспективный. – Он постучал пальцем по экрану. – Тогда и гипер-транспортники полетят. А мы им площадку подготовим и прочий марафет наведём.

Я взглянул на фотографию на стене – выходит, Верешнёв всё знал. Как они тебя сломали, капитан? Что пообещали дать или, может, отнять?

Охотник всё это время с улыбкой смотрел мне в лицо.

– Что теперь? – спросил я.

– Сам увидишь. – Он махнул рукой, приглашая следовать за ним.

Мы двинулись обратно: через тёмную обсерваторию и навигаторскую, мимо капитанского мостика. Охотник остановился возле рубки и нырнул внутрь. Я вошёл следом, боясь, что увижу тут мёртвую функцию Руты, но внутри никого не было. На стенах светились радары, зелёным и оранжевым плясали графики расхода топлива, искривлений траектории и прочих параметров, которых я не знал. Посреди рубки стоял пульт управления и массивное кресло. Охотник бросил взгляд на пульт:

– Я недочеловек будущего, Яр, – корабль не слушает меня. Мне удалось изменить курс, но остановить эту крошку я не могу – тем более развернуть.

– Никто не может, – сказал я. – Сам же знаешь, после того случая на «Елене»…

– Яр, тебе нужно… как это… по капле выдавливать из себя раба. – Он постучал по нейрошунту на моём виске. – Ты больше не функция. Смотри!

Он положил руку на небольшое углубление на пульте. Оттуда выполз змеистый кончик нейроволокна, обвился вокруг его руки и через секунду втянулся обратно.

– Попробуй ты.

– Даже не думай.

– А вдруг понравится? – Охотник сдёрнул со спины арбалет и зарядил его болтом, кончик которого сразу начал алеть.

Я сел за пульт и положил руку на разъём – нейроволокно обвило запястье, потом словно раздумывая, поползло выше и стремительно вошло в шунт. Я в буквальном смысле почувствовал корабль, словно к мозгу подсоединили ещё одно тело. В сознании, как анатомический атлас, раскрылась карта – все отсеки, переходы, системы, двигатели… Я летел, окидывая взглядом навигационных систем пустоту вокруг, но знал, что легко могу остановиться или прыгнуть в гиперпереход и рвать пространство-время импульсами двигателя… Сквозь пелену, которая отделяла меня от реальности, я услышал голос Охотника:

– Я же говорил понравится… А теперь, активируй гипер-двигатель.

Сжав в кулаке нейроволокно, которое почти не ощущал кожей, я рванул его из шунта – родная рука послушалась не сразу. Чувство было такое, словно мне ампутировали пол тела. Я повернулся к Охотнику и спросил:

– Зачем?

– А вот это самая интересная часть. Ты почувствовал его, да? Двигатель?

Я кивнул.

– Раньше эта крошка была транспортником, – сказал Охотник, – это потом её переделали под нас. Верешнёв мне много интересного порассказал. Тот ещё ублюдок. Так вот, гипер-движки всё ещё работают – активируем, уйдём в гиперпереход, и вынырнем у них перед носом. – Охотник сел на край стола, и я увидел своё отражение в его расширенных зрачках. – Надо преподать им урок, Яр. Такой урок, чтобы запомнился навсегда… Ударим в самое сердце – по Орбитальному Комплексу. Прошьём его насквозь…

Я, как наяву, представил корабль, выныривающий из гиперперехода, как гигантский метеорит и несущийся к электрическому сиянию городов, к огням космопортов, к корпусу спецшколы, стоящему над краем космической бездны… Но метеорит обнаружат заранее и разнесут на кусочки, а мы возникнем из ниоткуда, из безжизненной пустоты гиперпространства. Где-то в глубине сознания забилась мысль: мама…сестрёнка…

Охотник приблизил ко мне лицо, и я почувствовал его дыхание:

– Говорят, что те ребята, – он чуть понизил голос, – которые первыми в переход ушли, совсем не мучились перед тем, как сдохнуть. Когда корабль вернулся – они лежали там мёртвые и улыбались. Так что больно не будет.

– Боли я не боюсь, – сказал я, – но делать этого не буду.

– А ты подумай головой. Захочешь ты выполнять миссию после того, что узнал?

А действительно, захочу ли?

– Нет, – ответил я.

– Тогда, что остаётся?

– Нужно, чтобы на Земле узнали…

– Эх ты… мирный воин, – сказал Охотник, – никто тебе не поверит. Никто! Да и как ты расскажешь? Отправишь сообщение в ЦУП? Или развернёшь корабль и будешь пять лет лететь обратно, чтобы тебя ещё на подлёте подбили?

Он стал мерить рубку шагами.

– Ты ведь на это жизнь положил, а тебя использовали, как шлюху.

Я промолчал.

– Чёрт… Я-то думал мы с тобой как две капли… Ну, хорошо, посмотри на это так: уничтожим Комплекс – привлечём небывалое внимание к проекту. Информация просочится в массы, восстанут Полисы – свергнут нынешних политиканов. У старушки-Земли появится шанс. Глядишь, и экологию подлатают…

Я помотал головой:

– Не такой ценой.

Охотник дёрнулся в мою сторону, и его лицо снова оказалось рядом.

– Яр, я ведь тебя по кусочкам разберу, а если сдохнешь – так там ещё есть из чего выбрать, – он ухмыльнулся, – ты подумай, как следует.

– Знаешь, – ответил я, – в чём-то мы всё-таки похожи.

Я ударил в челюсть, как в тот раз. Я знал, что он вывернет мне руку, наверняка он довёл свои навыки до автоматизма. И в тот момент, когда моё запястье хрустнуло, я воткнул кусок стекла, того самого, что держал в кармане, ему в шею и повалили его вниз. Он успел сорвать с ремня болт, и я почувствовал острую, скручивающую боль в животе, которая разрывала меня изнутри. Пальцы словно онемели, но я продолжал давить на осколок, пока сил хватало.

Мы смотрели друг на друга – два близнеца, один захлёбывался кровью из распоротого горла, другой… Я не решился посмотреть, что там со мной – итак ясно, что дело плохо. Гаснущие глаза Охотника остановились на мне, и он, хрипя, прошептал:

– Ты мне… всё веселье испортил. Сука…

Его голова опустилась на стальной пол рубки. Окровавленные губы искривились в полуулыбке. Я закрыл глаза и почувствовал, как его остывающая кровь коснулась моей щеки.

Я лежал в полузабытьи, когда увидел Руту, бледную и худую, она склонилась надо мной и что-то говорила. На её щеках золотились веснушки, но мне надо было знать наверняка, я потянулся к её лбу и отбросил прядь рыжих волос: на виске, почти над самым ухом чернел разъём нейрошунта.

– Надо развернуть корабль, – сказал я.

– Яр, не говори ничего, береги силы…

– Пообещай, что развернёшь корабль… – Боль внутри разрасталась, но я чувствовал, что скоро она уйдёт. – Корабль… надо рассказать им…

Я снова закрыл глаза. На лицо упали солёные брызги. Женский голос повторял какие-то слова, чьи-то руки нежно касались меня, забирая боль. Сестрёнка, конечно, кто же ещё это мог быть. Она говорила что-то про корабль. Корабль… Я почувствовал под спиной тёплые сухие доски, качку и солнечные лучи на лице. Наверное, она говорит про парусник, древнее деревянное судно, я читал про такие… Она большая уже, справится сама, и с такелажем, и с парусом, надо только поймать попутный ветер. Я не знал, откуда взялся этот корабль. Я только знал, что он будет плыть всю долгую ночь и звёзды будут и в небе, и на воде, повсюду. И дельфин с умной круглой головой и чёрными глазами будет выпрыгивать из этой звёздной бездны, и сверкать серебристой чешуёй.

А когда корабль достигнет берега, мы окажемся дома.

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок в отдел фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения будет удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале