Странник Д.-Я назову тебя — 15

Произведение поступило в редакцию журнала «Уральский следопыт» .   Работа получила предварительную оценку редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго  и выложена в блок «в отдел фантастики АЭЛИТА» с рецензией.  По согласию автора произведение и рецензия выставляются на сайте www.uralstalker.com

——————————————————————————————

Нет, точно не Костя. Терпеть не могу, когда детям дают имена как у пап или дедов. Знала одну семью, в которой всех мужчин от старого до малого звали Александрами, а чтобы различать, сокращали по-разному: Алек, Алекс, Саня, Саша, Сашок… Ну бред ведь! Или я чего-то не понимаю. В любом случае счастья им эта традиция не принесла, слышала, что их город заняли одним из первых.

Я дошинковала капусту, соскребла всё с доски в миску, помяла содержимое. Помечтала о соли, масле, помидорах, свежем хлебе, куске жареного мяса… Мысленно приказала себе прекратить и позвала:

— Обед!

Первым в кухню влетел вечно голодный восьмилетний Эдик, самый младший в нашем «общежитии». Ребёнок в моём животе шевельнулся, напоминая, что месяца через два это изменится.

— Салат, — протянул Эдик разочарованно.

Но это не помешало ему схватить тарелку и побыстрее набрать как можно больше еды.

— Это сырая капуста. Для разнообразия, — объяснила я не без иронии. Салат звучит однозначно лучше сырой капусты, но без масла и соли еда просто не заслужила этого названия.

Эдик. Эдуард. Эд. Нет, не годится. Для меня это имя стало почти синоним голодного сироты, а такого я своему ребёнку точно не желаю. Не то чтобы я сильно суеверная, но имена — это такая штука… «Как вы лодку назовёте, так она и поплывёт». Да и любые названия…

Взять, к примеру, происходящее. Как только не выкручивались ведущие новостей, чтобы избежать слов «смерть», «катастрофа», «нападение», «захват». Как мастерски уворачивались от конкретики! «По первым, ещё не проверенным данным…», «учёные предполагают…», «примерно…», «неизвестного происхождения…». Города занимали, люди были вовлечены в происходящее. Никаких атак и трупов. Редкие видеозаписи показывали безжизненные улицы, неузнаваемые, заросшие чем-то светлым и по виду пушистым, так называемой плесенью — совсем не страшная картина, по-своему даже мирная и уютная. Если не задумываться, что под одним из светлых холмов, скорее всего, лежит Костя. А под соседним — его сестра. Или могу лежать я. Или наш ещё нерождённый ребёнок.

Васильевы, как всегда, пришли втроём. Поодиночке их ни разу не видели. Я даже не знаю имён угрюмых супругов и худого молчаливого мальчика с огромными перепуганными глазами. Иногда он кричит во сне «Дениска!» Трагедия в одном слове. Подробностей никто не знал и знать не хотел. Или, если выражаться дипломатичнее, как это делала наша Алина, «Мы должны уважать чувства других и не вмешиваться, если это нежелательно». Никто, конечно, не спросил, чего желают Васильевы.

Я погладила свой живот и мысленно пообещала не называть ребёнка Денисом.

Васильевы не жаловались и даже поблагодарили за шинкованную капусту. Ещё бы! Вчера стряпали они — были «щи» из воды и капусты. Последняя разварилась так, что супчик вышел ещё той гадостью.

Остальные ввалились толпой, кто-то благодарил, кто-то ворчал. Меня не задевали жалобы. Понятно, что в них нет ничего личного, просто капустное поле рядом с нашим общежитием было практически единственным источником питания. По воскресеньям мы варили кашу из круп, только скудные припасы медленно, но верно, сходили на нет.

— Сама-то поела, дочка? — спросил Роман Наумович. Одна капустина запуталась в его седой бороде.

Он как-то сказал, что я очень похожа на его Аню в молодости. Жена не выжила. А я подумала, лишь бы не начал приставать — терпеть не могу престарелых ловеласов. Теперь знаю его лучше, и мне стыдно за прежние мысли. Но Романом ребёнка не назову. И Наумом тоже.

— Пока шинковала, наелась, — отмахнулась я. — Если и дальше так пойдёт, рожу зайца.

Наумович неодобрительно покачал головой. Не в моём нраве распускать сопли, но приятно, что кому-то не безразлично. И хочется ответить взаимностью, поэтому прошу:

— Роман Наумович, вы почитаете нам вечером?

Не очень люблю и понимаю поэзию, но знаю, что старику приятно. Он всю жизнь проработал учителем русского языка и декламировал тексты великих классиков по памяти. Из этого, конечно, каши не сварить, но больше Наумовичу гордиться нечем.

Не то чтобы я сама умела что-то особенное. Выучилась на парикмахера среднего пошиба, потом залетела от Кости, который отправился в соседний город, чтобы забрать к нам сестру, да так и не вернулся. Оказался одним из «вовлечённых», так и не узнав, что стал бы в ближайшем будущем папой. Ну и выжила я, да не своим умом. Просто со справкой о положении удалось отбыть с первыми эвакуационными автобусами. Потом повезло, встретила знакомого, Фарита — нет, не вариант, мне совсем не нравится, когда имя начинается с «Ф»… Он посоветовал придерживаться отдалённых от городов мест. Мол, плесень выбирается там, где много народу, потому и лагеря беженцев никакой защиты не гарантируют.

Я даже не спросила, откуда он такое знал. Позже спохватилась, но знакомого и след простыл. Мой живот уже был заметен, понятно, что такая обуза никому не нужна.

Я только почувствовала, про плесень — это правда, и пошла куда глаза глядят, вдоль одной из дорог, ведущих из лагеря. Позже узнала, что все оставшиеся погибли… то есть были вовлечены… В один из первых дней плесень полезла из-под земли и превратила лагерь в белоснежную братскую могилу — ещё одно не то чтобы красивое, но торжественное слово для, по сути, ужасной ситуации.

После еды в кухне осталось наше трио Вова-Гриша-Женя. Все три имени в чёрном списке. Мужланы из тех, что пускают газы со звуком и считают это чертовски забавным. Капустная диета, конечно, им только на руку.

Я как раз вытерла стол и хотела начать мыть посуду — ненавижу свинюшник.

— Ирка, не суетись. Иди отдохни, а то родишь прямо здесь, — заржал Вова. Друзья поддержали.

За тонкой завесой грубой опеки скрывалось только желание без помех поиграть в карты, травя сальные анекдоты.

Я пожала плечами и вышла, не спорить же в самом деле из-за мытья посуды. Она вообще не моя, как и кухня, и весь дом. Кроме супругов Карасиковых, все мы здесь гости, причём незваные. Я, пожалуй, даже больше всех. Сколько раз мне намекали, что давно пора искать врача или хоть бабку-повитуху. Предупреждали, что ничем помочь не смогут и, случись что… Не договаривали. Давно заметила, что если у людей нет красивого слова на замену неприглядного, то выбирают второй вариант — молчание. А я и так понимаю, что могу умереть. И ребёнок тоже. Но где искать врача? Одной? В помощники никто не рвался.

Ночью мне приснился кошмар: я в каком-то незнакомом месте, одна. Держу в руках сына и шепчу его имя… Странно, хотя я знаю, что произношу имя, но не могу сказать, какое именно. В глазах начинает темнеть. Во сне знаю — кровопотеря. Я теряю сознание… нет, умираю. Непередавамая тоска душит, замедляет биение сердца. Последняя мысль причиняет боль: «Я дала тебе имя, но звать тебя будет некому».

Кто-то тряс меня, повторял мое имя, не понимая, что я уже умерла…

— Ирина! Ира! Да просыпайся же!

Сон неохотно отступил, оставляя тяжёлое послевкусие.

Вокруг суетились женщины, лучи фонариков беспокойно прыгали по потолку и стенам, выхватывая испуганные лица и суетливые руки, наспех кидающие в сумки всё, что подвернётся. Похожее, судя по звукам, происходило и в других спальнях. Дверь распахнулась, в комнату заглянул Гриша:

— К чёрту чемоданы, дуры, на выход!

Его взгляд скользнул по мне, то ли с жалостью, то ли с раздражением — я не разобрала. А может, вообще показалось. Соседки поспешили последовать Гришиному совету. Я, всё ещё не соображая, что происходит, схватила «родовой» рюкзак, который стоял у изголовья моего матраса. По возможности, в течение последних недель, советуясь с опытными женщинами, пополняла скудное содержимое.

Я обняла одной рукой живот и постаралась избегать толкучки, так что выходила из комнаты одной из последних.

В коридоре суетились люди, из мужской спальни доносился мат, семейные толкали перед собой сонных детей. Мельком отметила, что Эдик прибился к Васильевым. И почти одновременно поняла, что случилось. Приближалась плесень. Хорошо, что вообще заметили, я-то считала, что ночные дежурные только чесали языки и гоняли несладкие чаи, а может и чего покрепче из тайных припасов.

Старуха Карасикова поджидала меня у выхода.

— Держи, Ирочка. Хотела позже отдать… да кто знает, свидимся ли… — На последних словах она всхлипнула, молча сунула мне в руки пару вязаных пинеток и выскользнула наружу.

Я так и застыла, даже забыла сказать спасибо. Было в этих крохотных носочках что-то такое, что выть хотелось. Кто-то протиснулся мимо меня, следующий крепко взял за плечи и вывел на крыльцо.

Свет фар разворачивающейся машины на миг ослепил, смутно я осознала, что это — последняя из трёх. И она явно переполнена.

— Дочка, не спи, надо уходить!

— Роман Наумович, — механически отметила я.

— Ничего, ничего, многие не в себе. Потихоньку отойдёшь, а сейчас двигай ногами.

Старик осторожно потянул меня за предплечье, и я сделала шаг. Потом ещё один. Ноги были как чужие, в ушах звенело.

— Молодец, дальше. Ещё шаг… и ещё один… Только не оглядывайся.

Конечно, я оглянулась. В сером предрассветном полумраке глаза слепила неестественная белизна, затянувшая почти всё капустное поле.

— Не надо, не надо, — твердил Наумович, увлекая меня дальше. — Вперёд смотри. Слышишь? Всегда вперёд.

Я послушно кивнула.

— Знаете, Роман Наумович, жена Лота тоже оглянулась. Нет… Лот — ужасно старомодное имя.

— Ирочка… — Старик с беспокойством заглянул в моё лицо.

— Тот, кто рассказывал… ну, писал Библию, ошибся. Она превратилась не в соляной столп… Её поразила плесень. Плесень была Божьей карой…

— Божья? Не уверен, дочка. Это людям всё неймётся, вот и докопались на свою голову. Выпустили дрянь на волю. Может, она в той пещере ещё сотни лет росла бы и никого не трогала.

— Думаете, Бог не в курсе?

Старик помолчал. Потом ответил:

— А какая разница? Хватит болтать, собьёшь дыхание.

Мы шли по просёлочной дороге, я уже немного ожила и тяжело шагала вперёд без помощи. В правой руке всё ещё сжимала мягкие пинетки, левой придерживала живот. Нас обогнали последние обитатели нашего «общежития». Вчера они ели шинкованную мной капусту, но опасность оборвала связи, мы разбегались как капельки ртути из разбитого градусника.

Аркадий, Борис, Василий, Геннадий…

Перебрала весь алфавит и, не найдя ничего подходящего, пошла по второму кругу. Это помогало не думать о белой беззвучной угрозе за нашими спинами. Андрей, Братислав, Владимир, Глеб… Я давно обогнала Романа Наумовича, почти забыла о нём, когда услышала:

— Беги, дочка!

Я оглянулась. Сначала показалось, что Наумович просто выбился из сил и остановился передохнуть.

— Не подходи!

Только тогда в слабых лучах восходящего солнца я заметила тонкие светлые нити, опутавшие поношенные ботинки старика.

— Чего стоишь?! Уноси ноги! — прикрикнул он и устало сел на дорогу. Тут же из земли поползло ещё больше белых тонких паутинок, обволакивая руки, поднимаясь по спине…

— Это не больно, Аня… Скоро… усну и увидимся, — прошептал Роман Наумович, прикрывая глаза.

На миг мне показалось, что старик ошибся, но он явно говорил не со мной… Мне здесь не место. И я побежала… если это можно назвать бегом. От страха у меня холодело всё внутри, но какая-то часть меня хохотала как сумасшедшая над собственной неуклюжестью. На каждом шаге я боялась, что уже слишком поздно и не удастся оторвать ногу от земли. К счастью, слухи не врали, похоже, умирать от плесени действительно не больно. Но не менее страшно.

Алексей, Богдан, Вадим, Герман… Я всё не могу выбрать, а ведь времени почти совсем не осталось. Точно не знаю, мне не хватает смелости обернуться в третий раз.

Я свернула на шоссе, идти по асфальту было немного легче, но на бег уже не осталось сил. Долго не продержаться. Анатолий… Б… Не могла вспомнить больше ни одного имени на «Б». Не могла идти дальше, извини, малыш. Я остановилась и осторожно опустилась на прохладный шершавый асфальт. Что лучше: посмотреть опасности в лицо или позволить ей подобраться со спины? Леопольд… Нет, глупый мультяшный кот.

Отдалённый рокот вызвал недоумение — ведь плесень двигалась беззвучно. Понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в звуке шум автомобильного мотора. Я подскочила и начала всматриваться в направлении, откуда доносился рокот, пока не увидела чёрную иномарку. Это показалось добрым знаком — контраст к белой беззвучной смерти. Я замахала руками и закричала:

— Возьмите меня с собой!

Машина остановилась, не доехав до меня несколько метров. За рулём сидела немолодая женщина в очках. Рядом с ней бородатый мужчина сжимал в руках ружьё.

Опустив окно, бородач крикнул:

— Если ты не одна, то пристрелю и тебя и сподручников!

Понятно, он опасался западни.

— Нет, я одна! Я одна!

Погладила живот и мысленно извинилась перед малышом, конечно, на самом деле я уже несколько месяцев совсем не одна.

Мужчина и женщина обменялись несколькими словами, потом последняя кивнула и жестом пригласила меня занять место на заднем сиденье.

Я неуклюже влезла в салон и попыталась поблагодарить, но пара только отмахнулась.

— Пристегнись, — велела женщина, и машина тронулась с места.

Возможно, я не спасена, возможно, спастись вообще нереально. Но это была отсрочка, и я испытывала благодарность.

— Какой срок? — спросила женщина.

— Точно не знаю… тридцать восемь недель… Плюс-минус…

— Кого хочешь?

— Не знаю…

Вопрос сбил меня с толку. Всегда думала о мальчике… Почему-то даже мысли не возникло, что в моём животе растёт дочка. Я осознала, что всё ещё держу подаренные Карасиковой пинетки, и разжала кулак. Было почти светло, и впервые я увидела, что носочки розовые. Анна, Бианка, Валентина..?

Мужчина обернулся и посмотрел куда-то вдаль мимо меня.

— Красиво, — прошептал он.

Я оглянулась, насколько позволил ремень безопасности: отдалённые поле и посадка светились бездушной белизной. Не более красиво, чем стерильность операционного зала.

Женщина бросила взгляд в зеркало заднего вида.

— Красиво, — согласилась она. — Давно пора почистить наш мир.

Кормящую руку не кусают, с помощниками не спорят, поэтому я промолчала. Только подумала о Косте и его сестре, о Романе Наумовиче и его жене. О других знакомых, малознакомых и незнакомых людях. Людях не без недостатков, но, по-моему, не заслуживших смерти.

— Начать с чистого листа, — задумчиво добавил мужчина. Его палец погладил приклеенную скотчем к приборной панели фотографию. Счастливая семья: женщина в очках, бородатый мужчина и две смеющиеся девочки.

Меня осенило, что пара всего лишь искала для себя красивые слова, чтобы справиться с ужасом происходящего. Названия. Имена.

Алина, Барбара, Виктория…

Озарение принесло неожиданный прилив сил. Сжимая розовые пинетки в одной руке, другой я поглаживала живот и беззвучно повторяла: «Неважно, девочка ты или мальчик. Неважно, как тебя будут звать. Только родись, живи и не бойся называть вещи своими именами».

________________________________________________________________________________

каждое произведение после оценки
редактора раздела фантастики АЭЛИТА Бориса Долинго 
выложено в блок отдела фантастики АЭЛИТА с рецензией.

По заявке автора текст произведения может быть удален, но останется название, имя автора и рецензия.
Текст также удаляется после публикации со ссылкой на произведение в журнале