С этой хищной птицей я познакомился, когда впервые попал с экспедицией в восточную часть Большеземельской тундры. В окрестностях города Воркуты во время маршрута, который пролегал через глубокую долину небольшой реки Безымянки, на левом склоне её долины я увидел непривычную для глаз в этой безлесной зоне серую кучу хвороста.
Оказалось, эта 70–80-сантиметровая кипа посеревших от времени веток ивы и карликовой берёзы с примятой верхушкой имела некое углубление, слегка выстланное прошлогодней осокой и злаками, шерстью северного оленя. В углублении лежали три грязно-зелёновато-белых с пестринами яйца (дело было в июне), а над головой, откуда-то сверху, доносились звуки, напоминающие не то мяукание, не то заунывный плач.
Задрав голову, я увидел пару парящих высоко в небе птиц с большими крыльями и закруглённым хвостом; низ их оперения был светло-жёлто-коричневым. Догадался, что это «хозяева» гнезда, которое они подобным способом не то защищают, не то обозначают свою родительскую к нему принадлежность. Надо мной с тревожными криками летали самец и самка канюка мохноногого, или зимняка. Птица эта весьма обычна на Севере, но обнаружить её не всегда просто.
Недели через полторы в гнезде уже сидели птенцы, правда, два оказались крупными, а третий — совсем заморыш, будто его не кормили или ему всегда доставалось меньше пищи. Посещая в течение почти двадцати лет долину р. Безымянки, я всегда находил здесь и в других местах на её склонах гнёзда канюков, но всегда с разным количеством либо яиц, либо птенцов. Так, в один из годов в гнезде сидели сразу пять очаровательных, покрытых редким бело-серым пухом птенцов, но уже с хищно загнутыми книзу концами клювов. Рядом валялись обглоданные кости куропаток и уток. В книгах о птицах России говорится, что канюк питается в основном леммингами и мышами, но в окрестностях Воркуты и в соседних с ней районах Большеземельской тундры они присутствуют в рационе канюков наравне с утками и куропатками.
За двадцать с лишним лет, путешествуя по Большеземельской тундре от западных склонов Полярного Урала до р. Море-Ю, мне частенько удавалось находить гнёзда канюков. Они располагались на склонах и вершинах холмов, нередко обращённых в сторону реки или озера. При таком расположении гнезд перед птицами открывается огромная панорама, площадью в несколько квадратных километров, где они могли охотиться. Благо, по низинам, у воды, и на сухих, поросших ивняками и осочниками участках гнездились утки, кулики и куропатки — основные кормовые объекты хищников. Кроме того, по сырым местам в так называемые «мышиные годы» все осочники и луговины пронизаны лемминговыми тропами, которые эти небольшие зверьки выгрызали в траве. Они тоже становились желанной добычей канюков.
Как правило, на охотничьей территории каждой канючиной семьи встречается не один десяток различных возвышений — кочек, триангуляционных знаков, опор линий электропередач, холмиков и т. д., куда во время облёта своей территории присаживаются и где отдыхают птицы, откуда они следят за всеми перемещениями своих жертв. Подобные места присадок канюков легко заметны издалека; они определяются по наличию здесь «погадок», и не только этих птиц, но и других северных хищников — полярных сов, поморников, сапсана.
Но попадались и такие гнёзда канюков, которые служили птицам лишь один-три года. От многолетних они отличались формой — более напоминали «блин», и возвышались над землёй не выше 20–30 см. Возможно, они устраивались потомками испытавших «бэби бум» канючиных семей и только в годы, которые следовали за одновременно богатыми на «урожай» леммингов, уток и куропаток.
Как правило, за «урожайным мышиным годом» или парой таких лет подряд следовал спад численности леммингов. Поэтому возвратившееся сюда после зимовки разросшееся канючиное потомство, «дети» прошлогодних родительских пар, уже весной оказывалось в худших, чем годом раньше, условиях. Увеличившееся население хищных птиц устраивало гнездовья (это они по форме напоминали «блин»), но такие канючиные семьи оказывались недолговечными, отчего и гнёзда служили им всего год-три. Пищи-то на всех не хватало, и птицы вынуждены были мигрировать в другие районы.
Не всё потомство одного гнезда доживало до осени и становилось взрослыми птицами. Почти в каждом гнезде было либо одно яйцо, из которого не вывелся птенец, либо один слабый птенец, этакий «доходяга». Их участь всегда оказывалась незавидной. Яйцо выкидывали либо птенцы, либо взрослые птицы, а если оно всё же развивалось и из него выходил птенец, его заклёвывали или выкидывали из гнезда. Ему никогда не доставалось приносимого родителями корма.
По моим наблюдениям, гнездовые сооружения канюков, подобно тем, что я находил на склонах р. Безымянки, были многолетними и служили не менее 5–7 лет, иногда — до 10–15.
Подмечена мной интересная особенность в биологии канюков. Так, вблизи г. Воркуты и расположенных около неё шахтёрских посёлков птицы активно устраивали свои гнездовья на опорах линий электропередач. На этих деревянных сооружениях высотой 20–25 метров они строили гнёзда на самых высоких горизонтах — на скрепляющих вертикальные столбы поперечных брёвнах. Удивительными оказывались гнездовья, устраиваемые канючиными семьями на железных опорах ЛЭП, но уже на бóльшей высоте. Тут хищники тоже облюбовали верхние ярусы железных конструкций, где поперечины-перекладины настолько сближены, что между ними надёжно укладываются ивовые и берёзовые сучья, крепятся очень прочно, и их не размётывает даже сильный ветер.
На трассе ЛЭП от г. Воркуты до пос. Хальмер-Ю на подступах к Полярному Уралу мне в разные годы приходилось находить на деревянных опорах по 20–25 гнёзд канюков. На маршруте такой протяжённости подобное количество гнёзд — явление уникальное, поскольку в «дикой» тундре численность гнездящихся птиц намного меньше.
Видимо, освоение человеком Севера способствует коренной перестройке экологической обстановки в регионе, что, в частности, приводит к изменению биологии обитающих тут птиц. Последние, особенно хищные, нередко тянутся в антропогенно изменённые ландшафты или селятся по соседству, в нескольких километрах от поселков и транспортных коммуникаций, сельхозугодий. В таких очагах хозяйственного освоения им почти всегда гарантированы доступные кормовые объекты, здесь много удобных мест для гнездований, более комфортные температурные условия и продолжительный бесснежный период.
Иначе говоря, снимаются многие экологические барьеры, которые в естественной среде ограничивают и регулируют распространение и обилие этих животных. Именно тут держится больше всего хищных птиц с преимущественно южным распространением — дербников и серых ворон (в тундре серые вороны почти исключительно хищничают). Сюда же для кормёжки слетаются и другие крупные хищники, обычные на юге Субарктики, — болотная и полярная совы, поморники и чайки
