Комментируя случившееся, руководитель пресс-службы ГУ МЧС по Иркутской области Максим Солодов отметил, что из-за достаточно холодного начала зимы толщина льда в байкальских заливах, в принципе, местами уже позволяет передвигаться по нему на легковых машинах, однако официального открытия переправ нигде в акватории Байкала не было, о чём, к слову сказать, сообщают соответствующие предупреждающие знаки. Вот и в данном случае автомобиль попал в обширную полынью, внезапно образовавшуюся в районе, казалось бы, уже вполне крепкого льда. Поэтому сотрудники МЧС в очередной раз предупредили любителей зимней рыбалки о недопустимости выезда на лёд до того момента, когда переправы будут открыты и отмечены вешками. Мыс Улирба, отметил в завершение своего комментария Солодов, — вообще гиблое место, характерное постоянными и часто хаотичными подводными течениями, и к нему не стоит приближаться в течение всей зимы.

Владимир Самойлов, водолаз-спасатель, непосредственно извлекавший тело из «четвёрки», в интервью корреспонденту районной газеты «Наше Прибайкалье» заметил, что в утонувшей машине отсутствовали какие-либо рыболовные снасти и приспособления. Спасатель предположил, что погибший мог направляться вовсе не на рыбалку, либо ехал налегке к своим товарищам-рыбакам, уже прибывшим на Байкал ранее. Однако никто из его вероятных спутников по подлёдному лову так и не объявился – ни в милиции, ни в местном отделении БПСО.

Михаил Модонов, стажёр Ольхонского РОВД, производивший вечером 24 декабря осмотр тела Сотникова, отметил в своём рапорте, что погибший был одет в зимние ботинки, тёмно-синюю «Аляску», плотный шерстяной свитер, рубашку с логотипом местной сотовой компании. При нём была найдена плоская сумочка из прорезиненной водонепроницаемой ткани, которая, судя по всему, надевалась на шею. В ней обнаружились права и документы на машину, четыре тысячи пятьсот десять рублей, пробитый трамвайный билет, газетная вырезка из областного еженедельника «Смена» за 28 июня 2007 года, а также листок из блокнота со словами «зэбэ» и «хангай». Самой странной вещью, найденной в машине, был абсолютно новый топор Handy Tools, зачем-то перевязанный розовой ленточкой.

Никаких мыслей относительно топора у Модонова не было. Что касается листка из блокнота и загадочных слов на нём, стажёр высказал версию, что «зэбэ-хангай» или «хангай-зэбэ» – это название местности, куда мог направляться Сотников. Впрочем, ничего подобного на карте Ольхонского района, висевшей в кабинете у непосредственного руководителя Модонова, не обнаружилось. Стажёр в частном порядке произвёл опрос сослуживцев, но никто не знал значения этих слов. Наконец, заместитель начальника РОВД Гаврила Цыденов посоветовал Модонову перестать заниматься ерундой и в кратчайшие сроки готовить отказ о возбуждении уголовного дела. Модонов внял совету старшего, и сразу после нового года дело о гибели Андрея Сотникова было передано в архив.

На ответственное хранение были направлены документы, деньги Сотникова, загадочный топор Handy Tools с розовой подарочной лентой, а трамвайный билет и газетные вырезки, не представлявшие, по мнению Модонова, ровно никакой ценности, остались лежать на столе стажёра.

 

Байкальский ПСО, 25 декабря 2007 года

— Тот мужик, которого мы вчера поднимали, – помнишь его? Видел его раньше? – спасатель первого класса Байкальского поисково-спасательного отряда Александр Березовский пил растворимый кофе в буфете БПСО. Свой вопрос он адресовал руководителю пресс-службы регионального управления МЧС Максиму Солодову.

— Какой мужик? – Солодов сидел за соседним столиком. В одной руке он держал стакан кофе «три в одном», в другой – булку с изюмом.

— Ну, мужик из «четвёрки», которая возле Улирбы провалилась…

— Не-а, я же не видел его. Вы подняли тело, и его сразу в Еланцы увезли. Я позже подъехал.

— Летом вертолёт на Рытом упал. Помнишь?

— Ага. Это, конечно, помню.

— Нас тогда к следователю таскали. Там у него в кабинете этот мужик и сидел. Тоже вроде как следователь, только не с транспортного управления, а с обычного райотдела.
— Ну да, этот мужик, который утонул, – следователь. Мне ещё вчера из Ольхонского РОВД звонили. Сообщили, что идентифицировали тело. Фамилию забыл, правда. Но что из Центрального райотдела – это точно. Только я его не видел ни сейчас, ни летом. Меня же тогда на допросы не вызывали.

— Думаешь, есть связь?

— В чём связь?

— Ну, что этот следователь тогда интересовался упавшим в Байкал вертолётом, а сейчас сам под лёд Байкала провалился?

— Да ну, Саня, вряд ли, — с сомнением в голосе произнёс Солодов. И через пару секунд торжествующе воскликнул: — Ага, вот он!

— Кто он?

— Изюм. Взял булку с изюмом. А изюма не было. Почти всю булку съел уже. Вот только сейчас изюмину нашёл. Одну на всю булку. Да уж…

Завершив трапезу, Максим Солодов направился в свой кабинет, открыл ящик стола и достал папку с газетными вырезками. Здесь были собраны публикации, в которых говорилось о работе МЧС.

Несмотря на то, что Солодов не видел абсолютно никакой связи между упавшим вертолётом и недавним инцидентом возле мыса Улирба, он решил освежить в памяти события полугодовой давности. Всё-таки Березовский – человек с опытом, и не исключено, что в его предположении что-то есть. Все газетные вырезки находились у руководителя пресс-службы в безупречном порядке. Он быстро нашёл нужную публикацию. История с падением вертолёта ожила в его памяти так ярко, словно это случилось вчера.

 

Авиабаза РОСТО, Оёк Иркутского района, 22 июня 2007 года

Дмитрий Штольц, пилот вертолёта Ми-2, в пятницу, 22 июня, рано утром прибыл на базу РОСТО возле села Оёк. Впереди были выходные, а потом – отпуск. Не слишком длинный, но долгожданный. Поэтому Штольц планировал провести эту пятницу максимально спокойно: посвятить её профилактическим работам на своём вертолёте. Но совершенно неожиданно в 10.05 утра поступил приказ: совершить облёт Прибайкальского национального парка. Длительные дожди на прошлой неделе погасили лесные пожары. Но вот уже четыре дня держалась сухая и жаркая погода, так что, по мнению руководства авиационной базы охраны лесов, снова появилась вероятность их возникновения.

Вместе со Штольцем в полёт отправилась эколог АНО «Защита Байкала» Татьяна Филатьева. Штольц был не в восторге от такой компании. Он справедливо считал, что сам сможет адекватно оценить обстановку и определить, есть пожар, или нет. Да и вообще – женщине на воздушном судне не место, точно также, как и на водном. Но – приказ есть приказ. Начальство по каким-то-то неведомым ему причинам посчитало, что без эколога Штольц никак не справится. Пришлось подчиниться.

Совершив промежуточную посадку в аэропорту Хужир посёлка Харанцы, Ми-2 с бортовым номером 74135 взял курс на север, где ещё не так давно на границе Прибайкальского национального парка и Байкало-Ленского заповедника горели леса.

Облёт территории занял почти час. Пожаров, на счастье, не было. Штольц развернул вертолёт, чтобы возвращаться на базу.

— Дмитрий Генрихович, — неожиданно подала голос доселе молчавшая Филатьева, — посмотрите, что на берегу творится!

— Пожар, что ли?

— Нет, не пожар. Ерундовина какая-то, Дмитрий Генрихович.

Штольц поглядел вниз, куда указывала напарница. Сначала он ничего не увидел. Потом он заметил, как поверхность Байкала вдруг изогнулась, пошла многочисленными воронками. Берег, в свою очередь, стал мяться и лопаться, словно он был изображён на некой плёнке, и сейчас эту плёнку кто-то стал поспешно сминать и скручивать. Пейзаж вытягивался во все стороны, потом опять сжимался.

— Землетрясение, что ли? — предположила Филатьева.

— Е-мое, — сказал Штольц, — это же мыс Рытый, шаманское место. Женщинам тут вообще не место. Неужели духи тебя почувствовали? Надо валить отсюда, пока не поздно. А уж землетрясение это или что-то другое – неважно.

Штольц попытался набрать высоту, но машина вдруг перестала слушаться пилота. Вертолёт потянуло вниз – туда, где дыбился Байкал и корежился берег.

— Харанцы, это сто тридцать пятый. Харанцы, ответь сто тридцать пятому, — Штольц отчаянно пытался связаться с землёй, но ответа не было. В эфире вообще было необычно тихо, даже помехи отсутствовали.

— Оёк, это сто тридцать пятый, ответь сто тридцать пятому.

— Сто тридцать пятый, это Оёк, приём, — неожиданно ответила рация.

— Миша, это ты что ли? – заорал Штольц. – Мишенька, у нас тут чертовщина какая-то. Нас в Байкал стаскивает…

— Во-первых, не Миша, а Оёк. Во-вторых, сто тридцать пятый, какой Байкал? Вы же сейчас над Баяндаем. До Байкала – 115 километров. Я вас на радаре вижу…

— Оёк, мы над Байкалом, нас в Байкал стаскивает…

Связь прервалась также внезапно, как и появилась. Вертолёт, между тем, потерял всякую способность к управлению.

— Таня, нас в озеро засасывает, — прошептал Штольц. — Конкретно засасывает. Ты молитву знаешь?

— Нет, Дмитрий Генрихович, не знаю. А зачем молитву?

— Не знаю, Таня, зачем. Может, отпустит чертовщина, если молитву прочитать…

— Отче наш, иже еси на небеси, — забормотала Татьяна.

Тем временем Ми-2 завис над самым берегом, метрах в десяти над землёй. Штольц сделал последнее усилие увести вертолёт, но тщетно – машину страшно трясло. В иллюминаторах полопались стекла. Мелкие осколки почему-то не падали вниз, а летали по салону. Несколько осколков прилетели в лицо Штольца, несколько – в лицо его спутнице. Но они не замечали этого. Пилот и эколог смотрели вниз, где земля продолжала трескаться, и трещины раздвигались всё шире и шире. Казалось, ещё вот-вот – и откроется некая подземная картинка, которую никто доселе не видел. И действительно – Филатьевой показалось, будто она стала замечать, как на воде и прибрежных камнях стали проступать совсем другие изображения: деревья и какие-то странные мешки, висящие на этих деревьях. И птицы. Тоже необычные.

— Дмитрий Генрихович, бог мой, что творится-то! — прошептала Филатьева.

— Не дрейфь, биолог, и ни в таких переделках бывали, — соврал Штольц. Хотя на самом деле ничего подобного в его жизни никогда не было.
Вдруг в выбитый иллюминатор влетела стрела и вонзилась в плечо Филатьевой.

— Зэбэ, — отчётливо услышала она чей-то глухой, словно идущий из подвала голос.

И прежде, чем она успела почувствовать боль, вертолёт закрутило, со страшной скоростью потащило от берега в открытый Байкал. Через несколько секунд Ми-2 с грохотом ударился о воду и мгновенно ушёл на глубину. И пилот, и эколог к тому моменту уже потеряли сознание. Водная гладь сомкнулась и уже через мгновение стала ровной и спокойной, будто ничего и не происходило. Лишь сине-желтое маслянистое пятно появилось на поверхности озера.

 

ТК «Пеликан», экстренный выпуск программы новостей «Сейчас», 23 июня 2007 года

Падение вертолёта на Байкале

ВВК (Ведущий в кадре)

Вчера днём в районе мыса Рытый в Байкал упал вертолёт. На место аварии немедленно выехала группа спасателей МЧС. По предварительной информации, в салоне машины находились пилот и эксперт экологической организации. Сведений о том, что они выжили, на сегодняшний момент нет.

ВЗК (Ведущий за кадром, титры «архив», картинка «архив»)

Вертолёт Ми-2 принадлежал авиационно-спортивному клубу РОСТО. В этот день он был задействован службой пожарной охраны лесов Иркутской области. Вертолёт вылетел из села Оек и после посадки в аэропорту Хужир совершал облёт территории Прибайкальского национального парка.

Что послужило причиной аварии, неизвестно. Примерно в пяти километрах от деревни Кочериково вертолёт, по свидетельству очевидцев, буквально рухнул в Байкал. К предполагаемому месту падения немедленно направили катер «Мангуст» и вертолёт Ми-8.

ВВК (Ведущий в кадре)

Место предполагаемого падения вертолёта нашли лишь к пяти часам утра. Его удалось обнаружить по масляному пятну примерно в двухстах метрах от берега напротив мыса Рытого. Машина затонула на глубине около 48 метров. Обследованием затонувшего вертолёта занимаются водолазы.

 

Газета «Смена», 26 июня 2007 года, № 75

Катастрофа Ми-2 покрыта тайной

Ни одна из версий гибели вертолёта официально не озвучена

Как уже сообщалось в СМИ, в озеро Байкал, недалеко от мыса Рытого, 22 июня около двух часов дня, упал вертолёт Ми-2. Пилот Дмитрий Штольц погиб, эколог общественной организации «Защита Байкала» Татьяна Филатова – судя по всему, тоже. Её тело до сих пор не обнаружено, несмотря на интенсивные поиски спасателей БПСО и сотрудников Ольхонского РОВД. Тело Штольца зажало деформированным корпусом машины и сразу извлечь его из утонувшего вертолёта не удалось. Как нам сообщили с места катастрофы по спутниковому телефону, только в воскресенье спасателям удалось переместить вертолёт на мелководье, что должно было позволить поднять тело пилота.

Потерпевший крушение вертолёт, принадлежавший Иркутскому областному совету РОСТО, выполнял задание лесавиаохраны — производил осмотр территории Прибайкальского национального парка. В минувшую пятницу утром, в начале двенадцатого, вертолёт Ми-2 вылетел с аэродрома РОСТО, расположенного в селе Оек. Около полудня пилот доложил о том, что совершил посадку в посёлке Харанцы (аэропорт Хужир). Дальнейшая связь с бортом была потеряна. По неофициальным источникам, незадолго до катастрофы пилот пытался выйти на связь, ему удалось переговорить с диспетчером аэроклуба РОСТО в Оёке, но подтверждения этой информации в РОСТО давать отказались.

О падении вертолёта сообщили туристы. Для проведения поисково-спасательных работ в район предположительного падения вертолёта на катере «Мангуст» прибыли две группы водолазов Байкальского поисково-спасательного отряда. В дальнейшем было установлено, что машина лежит на глубине 48 метров на боку, лопасти оторвались и находятся в шести-восьми метрах от машины. Судя по всему, эколога Татьяну Филатову выбросило из вертолёта во время удара о воду. Обнаружить её до сих пор не удалось. Извлечь из кабины тело пилота сразу не получилось, оно оказалось зажато деформированными конструкциями. По предварительным данным, его достали из вертолёта только после того, когда машину удалось вытянуть на мелководье.

В Иркутском областном совете РОСТО о возможных причинах трагедии не говорят. Лётчики, к которым мы обращались за комментариями, теряются в догадках: одни считают, что причиной катастрофы могла стать неисправность вертолёта, другие полагают, что возле Рытого могла потерпеть крушение и совершенно исправная машина. Известно, что мыс Рытый давно приобрёл дурную славу «бермудского треугольника» — в этом таинственном месте исчезали и лодки, и люди, и скот.

Рытый, или Хыр-Хушун, — священное место. Согласно легенде, там обитает один из главных богов шаманизма. На мысу часто в землю бьют молнии. Зимой напротив Рытого во льду каждый год возникает становая трещина. А туристы и госинспекторы национального парка неоднократно наблюдают здесь необычные природные явления.

На месте авиакатастрофы продолжает работать следственная группа. Возбуждено уголовное дело по части 3 статьи 263 Уголовного кодекса «Нарушение правил безопасности движения и эксплуатации воздушного транспорта, повлёкшее по неосторожности смерть двух или более лиц».

Константин Ковалёв

 

Байкальский ПСО, 26 декабря 2007 года

— Ну как, Макс, сегодня есть изюм в булке?

Спасатель первого класса Владимир Самойлов в буфете БПСО подсел за столик к Максиму Солодову, руководителю пресс-службы ГУ МЧС по Иркутской области.

— Ага, есть. Сегодня булка получше будет. Много изюма.

— Ты опять кофе «три в одном» пьёшь? Он же сладкий. И булка сладкая…

— Так привык к такому кофе ещё с университета. Нравится. Не такой уж и сладкий он, кстати.

— Про вертолёт, помнишь, позавчера говорили? — продолжил Солодов после некоторого молчания. — И про следователя, который провалился? Что связь какая-то есть?

— Помню. Но ты же сказал, что нет связи.

— Я почитал публикации, посмотрел сюжет на «Пеликане» …

— И?

— Связи и правда не видно. Только теперь мне кажется, что она всё-таки есть.

 

Ольхонский РОВД, 13 января 2008 года

— Миша, видел, чего в «Смене» нынче написали? — дежурный по Ольхонскому РОВД лейтенант милиции Алексеев обратился к стажёру Михаилу Модонову.

— Нет, не видел ещё «Смену». А чего именно?

Алексеев торжественно развернул газету и начал читать:

— «Такой эффект дают зэбэ и хангай, когда встречаются вместе. Они испытывают друг к другу сильное эмоциональное влечение и могут почувствовать один другого за сотни километров, когда находятся в одной энергетической среде. Одного я не могу понять, как зэбэ и хангай могли одновременно оказаться в Байкале».

Алексеев столь же торжественно закрыл газету.

— Ты же спрашивал, Миша, что такое зэбэ и хангай, и вот в газете как раз об этом пишут.

— Так и что это такое, в итоге? Я ничего не понял.

— И я не понял, — признался Алексеев. — Какая-то бредовая заметка в «Смене». Под кайфом они её, что ли, писали?

Чуть позже, отметив с дежурным по РОВД лейтенантом милиции Алексеевым приближение Старого нового года и уже собираясь домой, стажёр Михаил Модонов остановил свой взгляд на газетной вырезке. Той самой, которая была извлечена из водонепроницаемой сумочки старшего следователя Сотникова и уже третью неделю лежала на его, Модонова, столе рядом с пробитым трамвайным билетом, также находившимся в сумке погибшего следователя. Странно – прошёл почти месяц с того дня, когда стажёру поручили это расследование, а он даже не удосужился посмотреть, что в этой вырезке написано.

Модонов развернул сложенный вчетверо газетный листок. На одной стороне была телепрограмма, на другой – публикация под заголовком «Энергетик стал жертвой средневекового обряда?», и в ней Модонов сразу увидел фамилию Сотникова.

 

Газета «Смена», 28 июня 2007 года, № 76

Энергетик стал жертвой средневекового обряда?

Следствие пока не может определиться с главной версией убийства пассажира такси.

Как уже сообщали некоторые средства массовой информации, Олег Манцев, сотрудник региональной энергетической компании, был обнаружен мёртвым в пятницу, 22 июня, около двух часов дня, в автомобиле «Тойота-Корона». Иномарка принадлежит 58-летнему военному пенсионеру, который работает в фирме такси «Легион». С его слов, он посадил пассажира возле одной из новостроек микрорайона «Зелёная Падь» и довёз до улицы Коминтерна. Остановившись возле дома 29, водитель обнаружил, что пассажир не подаёт признаков жизни. Таксист предположил, что у его клиента случился сердечный приступ и вызвал «скорую помощь». Однако уже после беглого осмотра пассажира врачи обратились в милицию.

В Центральном РОВД нашему корреспонденту в информации отказали. Следователь Андрей Сотников заявил, что пока рано давать какие-либо комментарии. Дело представляет определённый интерес для правоохранительных органов, добавил, тем не менее, он.

Один из членов бригады «скорой помощи», выезжавшей днём 22 июня на улицу Коминтерна, сообщил на условиях полной анонимности, что энергетик был убит ударом в грудь каким-то необычным предметом, чем-то напоминающим короткую стрелу.

Источник в прокуратуре города, которая также подключилась к расследованию происшествия, подтвердил информацию о «странном способе убийства». От комментариев относительно наличия или отсутствия стрелы источник отказался, однако заметил, что всё случившееся чем-то смахивает на некий ритуал, смысл которого, однако, до сих пор неизвестен. Семён Александров, руководитель пресс-службы областной прокуратуры, ни подтверждать, ни опровергать эту информацию не стал.

Водитель «короны» сначала был задержан, однако уже к вечеру того же дня был отпущен под подписку о невыезде.

Константин Ковалёв

 

23 июня 2007 года, кабинет ст. следователя Центрального РОВД Сотникова А.М.

Из допроса Маркова Александра Анатольевича, 1949 года рождения, пенсионера, работающего по договору в такси «Легион», проживающего по адресу, Иркутский район, пос. Солнечный, ул. 2-я Солнечная, 24-2:

«По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее: 22 июня 2007 года, в пятницу, в 7 часов утра я выехал из ограды своего частного дома в посёлке Солнечный на своей машине «Тойота-Корона», 1994 года выпуска, г/н А 809 РА/85 RUS, в дневную смену на работу в такси «Легион». Примерно полтора часа заказов не было, и я находился в «отстойнике» на улице Ленина. Никто ко мне не подходил, ничего подозрительного в этот период я не заметил.
Около 8.30 от диспетчера поступил заказ отвезти клиентов от гостиницы «Ангара» до железнодорожного вокзала. Клиентами оказалась молодая пара, из их разговора я понял, что они едут в Читинскую область. На вокзале я принял очередную заявку и отвёз неизвестного мне мужчину до микрорайона «Зелёная Падь». Как выглядел мужчина, не помню. Мужчина со мной не говорил, никаких особых примет я у него не заметил. Во время поездки у него несколько раз звонил сотовый телефон, но трубку он не брал.

Высадив мужчину, я сообщил диспетчеру, что освободился и нахожусь в микрорайоне «Зелёная Падь». Было около 13 часов. Может, 13.15-13.20. Точное время я не знаю, на часы не смотрел. Диспетчер тут же передала мне заявку – отвезти клиента от дома № 18 микрорайона «Зелёная Падь» до улицы Коминтерна. Когда я подъехал в дому № 18, клиент уже ждал на улице. Ничего необычного я не заметил. Клиент был одет в светлую рубашку, синие джинсы. Рядом с клиентом никого не было. Он сел на заднее сиденье справа, назвал адрес: Коминтерна, 29 и сразу заснул. То, что он заснул, мне показалось. Точно я не могу указать, спал он, или нет. У меня машина с правым рулём, он сидел справа, точно сзади меня, и я не мог видеть, что с ним происходит.
Пока мы ехали до улицы Коминтерна, я несколько раз останавливался на светофорах. В эти моменты к машине никто не подходил, ничего необычного во время движения я не заметил.

На улице Коминтерна я остановился на чётной стороне, возле дома № 50, напротив дома № 29. Клиент попросил подвезти его к третьему подъезду дома № 29. Я пересёк дорогу, заехал в арку дома. Третий подъезд был справа от арки, самый первый. Я сказал клиенту, что мы приехали. Он молчал. Я сказал громче, что мы приехали, однако клиент продолжал молчать. Я повернулся и увидел, что клиент без сознания. Мне показалось, что в груди у него что-то торчит. Но торчало ли там что-то в действительности, я не могу точно сказать. На мне были очки. Я их одеваю, когда вожу машину. Близко я в них ничего не вижу. Снять очки я не догадался, потому что был в шоке от случившегося. Я сообщил о том, что произошло, диспетчеру Марине, фамилию не знаю, и она вызвала «скорую».

До того момента, как приехала «скорая», к моей машине никто не подходил, ничего подозрительного я не заметил. «Скорая» приехала, как мне показалось, минут через 15. Точное время я не засекал.

Врачи «скорой», осмотрев клиента, вызвали по рации милицию. В «скорой» была женщина – врач и женщина – санитар. Мне они сказали, что пассажир убит. В него выстрелили стрелой. Кто конкретно мне это сказал – врач или санитар, не помню. У меня поднялось давление, и санитар поставила мне укол гидралазина. Кто был за рулём «скорой», я не видел. В совершении преступления никого не подозреваю.

С моих слов записано верно и мною прочитано».

 

Из допроса Мацак Марины Михайловны, 1965 года рождения, диспетчера службы такси «Легион», проживающей по адресу: ул. Макаренко, 120-12:

«По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее: 22 июня 2007 года в 13.20 мне поступила заявка из дома № 18 микрорайона «Зелёная Падь». С какого телефона поступила заявка, я сейчас не помню, но можно посмотреть журнал заявок в офисе. Поскольку, по моей информации, машина 809 находилась в тот момент в микрорайоне, я передала заказ ей. На этой машине работает Саша Марков. Отчества не знаю. До этого я его видела два раза, когда он заходил в офис с отчётом. Никаких отношений с Марковым, кроме рабочих, у меня не было.

В 13.33 я получила от Маркова подтверждение начала выполнения заказа. В 14.04 Марков сообщил мне, что с клиентом плохо и попросил вызвать «скорую». Я позвонила 03 и попросила прибыть на улицу Коминтерна, к дому № 29, третий подъезд. Утром Саша Марков пришёл в офис, сказал, что клиента убили стрелой и что он берёт неделю отгула.

Я считаю, что Александр Марков не мог совершить убийство. В совершении преступления никого не подозреваю.

С моих слов записано верно и мною прочитано».

 

23 июня 2007 года, кабинет ст. следователя Центрального РОВД Сотникова А.М., телефон

Едва Марина Мацак вышла из кабинета Андрея Сотникова, старшего следователя Центрального РОВД, как тот связался по внутреннему телефону с экспертно-криминалистическим отделом.

— Ну что там?

— Что именно? — ответствовал Коля Малых, дежурный эксперт-криминалист ЭКО.

— Что со стрелой, которую я тебе вчера вечером передал?

— Со стрелой-то?..

— Да, со стрелой. Чего ты тянешь-то? Что-то не так?

— Да нет, всё так. Стрела как стрела. Только вот сделана она минимум сто лет назад, наконечник у неё вообще какой-то доисторический. У меня даже оборудования нет, чтобы точный анализ провести. Тебе с ней лучше в музей сходить, а не ко мне.

— Это всё?

— Да, всё. Следов крови на ней нет. Вообще никаких следов нет, даже твоих отпечатков. Завтра я отдыхаю. Письменный рапорт получишь в понедельник утром.

Следующий звонок Сотников сделал дежурному патологоанатому Якову Галкину.

— Яша, ну чего? Как там Манцев-то? Что-то долго от тебя заключения нет…

— Какой Манцев?

— Ну, тот самый парень, которого вчера в такси вроде как стрелой убили. А, может, и не убили. От тебя заключения жду. Стоит работа…

— Никакого Манцева у меня нет. Не привозили сюда никого. Ни вчера, ни сегодня.

— Как так? А куда его увезли?

— Ну, это не ко мне вопрос. У оперов спрашивай…

Однако связаться с оперативниками следователю не дали. Едва Сотников положил трубку, как телефон снова подал признаки жизни. Судя по тембру и продолжительности звонка, кто-то добивался следователя по городской, а не по внутренней линии.

— Сотников слушает.

— Здравствуйте, — трубка заговорила юным, едва ли не подростковым голосом. — Вас беспокоит Константин Ковалёв, корреспондент газеты «Смена». Вы не могли бы прокомментировать смерть Олега Станиславовича Манцева, сотрудника региональной энергетической компании, произошедшую вчера около 14 часов на улице Коминтерна?

— Что бы вы хотели конкретно узнать?

— Ну хотя бы – это действительно было убийство?

— Послушайте, Константин Ковалёв, корреспондент газеты «Смена», вот вы звоните следователю. Раз вы звоните следователю, значит – дело расследуется. Раз дело расследуется, значит – есть повод его расследовать. Это всё, что я могу вам на данный момент сказать.

— А правда, что была какая-то стрела?

— Больше мне добавить нечего. И вообще, Константин, с каких это пор журналисты по субботам работают? Отдыхайте. До свидания, — сказал Сотников и повесил трубку.

Однако телефон зазвонил снова. Судя по звуку, звонок был и не городской, и не внутренний. Вообще непонятно какой.

— Ну что ещё? — раздражённо поднял трубку Сотников.

Далёкий, словно из подземелья голос глухо, но отчётливо промолвил: «Ба’эхты».

— Что-что? — переспросил следователь. Но трубка молчала. Ни гудков, ни треска, ни шороха. Телефон отключился, и ни Сотников, ни вызванные специалисты инженерно-технической службы не смогли вернуть аппарат к жизни. Телефон возобновил работу сам, но только через день, в понедельник. Все попытки выяснить, откуда поступил звонок, ни к чему не привели. По справке, выданной с внутренней АТС регионального Управления внутренних дел, выходило, что, кроме звонка из редакции, никаких других звонков в этот период в следственный отдел РОВД не поступало.

Вся эта суета вокруг телефона изрядно отвлекла Сотникова. О том, что он так и не выяснил, где находится тело Манцева, следователь вспомнил лишь вечером, когда уже был дома.

 

Байкальский ПСО, 29 июня 2007 года

— Вовка, читал вчерашнюю «Смену»?

— Не-а. А что? Опять про нас какую-нибудь чушь написали?

— Нет, не про нас.

— А про кого?

— Да какого-то мужика в такси убили. Стрелой.

— Прикольно.

— Да не просто прикольно. Помнишь, мы в неделю назад на вертолёт выезжали, который в Байкал свалился?

— Конечно, помню. Там ещё пилота зажало, пришлось гидравлику на глубину тащить, чтобы его достать.

— Вот-вот. Помнишь, в кабине нашли какую-то странную стрелу?

— Ну, что-то припоминаю. Эту стрелу Саня Березовский из кабины достал, а потом где-то там и выбросил… Мы ещё удивлялись все, как в вертолёте стрела оказалась. Саня говорит, что стрела эта странно выглядела. Словно лет триста ей было. Хотя, под водой, конечно, многое искажается. А на земле я на неё так и не посмотрел. Она же тогда куда-то исчезла…

— Так вот, и тут тоже стрела. У мужика того, которого в такси нашли…

— Ну ты сравнил вилку с бутылкой… Там Байкал был, стрела просто в кабине валялась, а тут такси, и ей вроде как человека убили…

— А вдруг это та же стрела? Она же исчезла тогда куда-то, а сейчас вот появилась.

— Лёха, тебе не в МЧС надо было идти работать, а сказки писать.

 

Коминтерна, 29, 7 июня 2007 года

Олег Манцев, сотрудник региональной энергетической компании, в четверг, 7 июня, проснулся в пять утра. Он находился в отпуске, однако собирался встать как можно раньше. Проснуться позже половины шестого было для него чем-то сродни преступлению. На сегодня он запланировал поездку в Горхон. Он связывал с этим местом определённые надежды и, как ему казалось, небезосновательно.

Накануне Манцев целый день провёл в отделе редких книг и периодики областной библиотеки имени Молчанова-Сибирского. В газете «Власть труда» за 1943 год он обнаружил очень необычную для того времени заметку.

 

Периодика, газета «Власть труда», 4 сентября 1943 года, № 67

Бороться с предрассудками

На сельском сходе в улусе Горхон, прошедшем 31 августа, коммунист тов. Замбалов, начальник Гахано-Горхонской МТС, поднял вопрос о борьбе с такими пережитками феодально-крепостного прошлого как религиозные предрассудки. За последнюю неделю более десяти колхозников высказывали опасение выходить на работу, ссылаясь на некие знамения, которые, якобы, они видят в последних событиях, произошедших в улусе.

Тов. Мангутов Андрей и Баярма, Штоколов и Каймонов Василий умерли за последние два месяца в улусе Горхон. Политически неподкованные колхозники, вдохновляемые неким Анхалаевым, жителем соседнего улуса Мельзаны, бывшим кулаком из «раскаявшихся», посчитали, что причина смерти вышеупомянутых товарищей кроется в некоем возмездии. Оно, мол, постигло их после заготовки леса для Красной Армии в так называемом «шаманском лесу». В подтверждение своих слов они распространяли рассказы о странных птицах «шунтул», поселившихся в лесу после вырубки деревьев.

Тов. Замбалов указал на крайнюю вредность подобных суждений, особенно в дни, когда на фронте куётся великая победа нашего народа. Он посоветовал «анхалаевым» и ему подобным направить свою активность в другое русло. Случаи саботажа и вредительства недопустимы, и враги народа, распространяющие такие суждения, будут жестоко наказаны.

Михаил Магданов, рабочий корреспондент

На полях газеты перьевой ручкой было нарисовано непонятное существо: некая птица, похожая на сову, но с клювом дятла. Манцев посчитал, что это «развлекался» какой-то пионер-краевед, заскучавший от изучения подшивок. Возможно, он тоже прочитал заметку товарища Магданова и захотел изобразить того самого «шунтула», про которого рассказывал неутомимый рабкор.

Полистав «Власть труда» дальше, Манцев снова увидел на полях похожий рисунок. Собственно, даже не похожий, а совершенно идентичный, как две капли воды. На странице, где был изображён второй «шунтул» (а, может, и не «шунтул» вовсе), Манцев без труда нашёл заметку, посвящённую развитию взаимоотношений тов. Замбалова и недобитого кулака Анхалаева.

 

Периодика, газета «Власть труда», 20 сентября 1943 года, № 72

Героическая смерть коммуниста

Смерть тов. Замбалова, начальника Гахано-Горхонской МТС, вызвала бурю негодования среди жителей улуса Горхон. Тело коммуниста было найдено в овраге возле так называемой «шаманской рощи» 15 сентября. Оно было сильно объедено птицами. Хотя никаких следов насильственной смерти врачи Ользонской амбулатории не обнаружили, односельчане уверены, что тов. Замбалов стал жертвой недобитый кулацких элементов, окопавшихся в этом районе.

За неделю до своей героической смерти тов. Замбалов выступил главным свидетелем на процессе по обвинению жителя улуса Мельзаны Анхалаева в антисоветской деятельности. Изменник и японский шпион Анхалаев получил своё, а тов. Замбалов после этого стал получать угрозы от неизвестных лиц. Жена тов. Замбалова рассказывала, что он несколько раз упомянул какого-то «хухэ шунтула». 13 сентября тов. Замбалов сразу после обеда вышел из конторы в неизвестном направлении, но ни в контору, ни домой так и не вернулся.

Жители села Горхон потребовали принятия самых жёстких мер против лиц, виновных в смерти тов. Замбалова.

Михаил Магданов, рабочий корреспондент

Впрочем, героические события более чем шестидесятилетней давности мало волновали Олега Манцева. Его заинтересовало упоминание о некой «шаманской роще», располагавшейся возле села Горхон. Энергетик Олег Манцев был кладоискателем. Пять лет назад он приобрёл металлодетектор Explorer, и с тех пор всё свободное от работы время посвящал поиску кладов. Ничего существенного пока не находилось, но Манцев успокаивал себя тем, что с каждый днём он становится ближе к торжественному моменту извлечения некоего сокровища. Что это будет – золото, украшения, раритетные монеты – Манцев не знал, но был свято уверен в том, что рано или поздно он это сокровище найдёт.

И вот это упоминание о «шаманской роще». Очень даже логичное место для клада.

Дома он взял подробную карту окрестностей. Без труда нашёл Горхон. Тут же были и Мельзаны – правда, они значились как нежилые. Что ж, это увеличивало шансы на удачную поездку: в нежилых деревеньках вероятность интересной находки значительно повышается.

 

Село Горхон, 7 июня 2007 года

— Скажите, а где здесь находится «шаманская роща»?

Возле самой дороги на корточках сидел старый бурят и задумчиво смотрел вдаль. Вокруг бродили коровы. Судя по всему, дедушка являлся местным пастухом. Примерно в километре виднелись крайние дома села Горхон.

— А ты что, краевед будешь? — поинтересовался пастух.

— Вроде того, — ответил Манцев. — Я из музея. Краеведческого.

— Покапать есть? — продолжал вопрошать пастух.

— Есть, — Манцев достал из кармана фляжку с водкой. В машине, на всякий случай, лежали ещё две бутылки.

— Надо покапать, — сказал пастух.

— Надо, — согласился Манцев и передал ему открытую фляжку.

— Стаканов нет? — снова спросил пастух.

— Нет.

— Давай тогда крышку.

Пастух налил полную крышку водки, опустил в водку безымянный палец, побрызгал во все стороны, остатки вылил на землю. Потом сделал из фляжки изрядный глоток.

— Теперь ты, — пастух вернул фляжку кладоискателю.
Манцев покорно выпил водки. Он исполнял это обряд много раз и уже знал, что без взаимного распития спиртных напитков разговора с местным населением не получится. Обратно надо было возвращаться, минуя сразу несколько постов ГИБДД, но Манцев рассчитывал, что к тому времени водка уже выветрится. В крайнем случае, можно пожевать какую-нибудь пахучую травку.

— Так вот она, роща-то, — вдруг сказал пастух.

— Где вот?

— Так мы в ней сидим.

— Как сидим? Там же деревья должны быть вековые, огромные, а тут кусты какие-то…

— Так вырубили эту рощу ещё в войну, полностью вырубили. Только сейчас зарастать стала. Почти шестьдесят лет ничего не росло, а потом вдруг кусты полезли. Все, кто рощу вырубал, сразу умерли. И года не протянули.

— Да быть не может! — с притворным удивлением сказал Манцев, уже знавший в общих чертах эту историю от рабочего корреспондента Магданова.

— Дед рассказывал, — промолвил пастух. — Отец рассказывал…

— А вы не помните?

— Нет. Мне тогда два года было. Давай ещё покапаем.

Манцев снова передал фляжку, и обряд повторился в мельчайших подробностях.

— Зачем приехал-то? — спросил пастух. — Чувствую, цель у тебя какая-то есть и ты, однако, близок к этой цели.

Манцев вздрогнул.

— Сегодня был мне сон, — продолжал пастух, — и я ждал чего-то.

— Так вы шаман? — осторожно спросил Манцев.

— Нет, не шаман. Прадед шаманом был. В Мельзанах почти все были шаманами. Мельзаны сюда перевезли – ещё война не закончилась. Собрали всех, и за день перевезли. Прадед был сильный шаман. Ему говорили, у кого в улусе водка была. Так он нож в стену втыкал, и с ножа водка капала. А у того, кого водка была, в бутылке убывало.

— Да ну! — удивлённо сказал Манцев, но не потому, что искренне удивился, а чтобы разговор поддержать.

— Так было, — подтвердил пастух. — Был ещё один шаман Гриша Хабаров. Бывало, в гостях сидит, в ладоши хлопает, и сани сами из его двора выезжают и к нему едут. Только вот счастья это ему не принесло. Как-то он вызвал сани, они поехали, и его внука задавили, который во дворе снежками играл. Гриша сжёг сани, да уже поздно было.

— Да уж, — снова поддержал беседу Манцев.

— Но самый могущественный шаман был старик Анхалаев…

Манцев невольно вздрогнул, услышав знакомую фамилию.

— Давай ещё покапаем, — прервал свой рассказ пастух. — Тебя как зовут-то?

— Олег.

— А меня – Никита.

Дед Никита долго брызгал водкой, потом сделал изрядный глоток из фляжки.

— Никто не знал, что может делать Анхалаев, — продолжил пастух. — Раз в девять лет он проводил один и тот же обряд. Его надо было делать всю ночь. Старик Анхалаев был хитрый, и всегда выбирал самую короткую ночь в году. Летом, в июне. Он заходил в юрту, с собой никого не брал. Но потом он как-то пропустил нужное время. Потом ещё раз пропустил. Никто не знает, почему он пропустил. И на его род начались несчастья. Никого из Анхалаевых не осталось. А потом и Мельзан не стало.

— Он что, в Мельзанах жил? — для поддержания разговора спросил Манцев, хотя ему это было прекрасно известно из газетной заметки.

— Он жил везде, — сказал дед Никита. — А его главная юрта стояла в «шаманской роще».

— То есть где-то здесь?

— Да, где-то здесь. Только никто точно не помнит того места, где она стояла.

 

Офис ООО «Призма», 7 июня 2007 года

Игорь Секретарёв, генеральный директор ООО «Призма», с утра 7 июня пребывал в отвратительном настроении. Его друг и коллега по кладоискательскому хобби Олег Манцев накануне позвал его на раскопки какой-то заброшенной деревеньки, данные о которой он нашёл в библиотеке, но Игорь отказался. Вечером принесли срочный заказ, да и вообще в четверг на работе много чего могло случиться…

И вот сейчас оказалось, что заказ, ради которого Секретарёв отказался от поездки, исполнен быть не может. Самый новый, самый дорогой и самый надёжный печатный станок, который Секретарёв приобрёл сразу после Нового года за чудовищные деньги, начал откровенно глючить. Вместо фразы «Мероприятие состоится 7 июня» агрегат упорно печатал фразу «Зуб шидхабэри». И так по всему тиражу.

— Какой-такой зуб, — негодовал Секретарёв. — Откуда он взялся?

Куча бумаги была испорчена. Заказ ушёл «в минус», но исполнять его всё равно надо было. При этом исходный файл выглядел абсолютно нормальным. Печатник Лёша Семёнов лишь пожимал плечами: он при всём желании не мог изменить текст – в его задачи входило лишь контролировать цветность печати и точность обреза. Словом, объяснения случившемуся не было.

— Двенадцать лимонов, — прошептал Секретарёв, — двенадцать…

— Чего двенадцать лимонов? — не понял Лёша Семенов.

— Вот этот агрегат стоит двенадцать миллионов, и его даже на полгода не хватило.

Вместе с Семёновым они перебрали все возможные шрифты, но станок упорно отказывался нормально печатать. Наконец, Семёнов предложил изготовить пригласительные на другой, старой машине. Попробовали – получилось, вроде, нормально. На том и порешили.

— Ёлки зелёные, — сказал Секретарёв, когда заказчик расплатился и, наконец-то, увёз пригласительные, — Олегу, что ли позвонить… Как у него сегодня успехи?

Однако, сотовый Олега Манцева, его друга и товарища по кладоискательскому цеху, был недоступен.

 

Село Горхон, 7 июня 2007 года

Олег Манцев, энергетик и любитель приборного поиска, наконец-то достал из машины металлодетектор. Дед Никита без особого интереса наблюдал за манипуляциями Манцева.

— Значит, клад собрался искать, — подытожил дед Никита. — Так я и думал… Да, есть он здесь, этот клад.

— Где? — заинтересовался Манцев.

— Так никто этого не знает. Каждый шаман оставляет после себя клад, — загадочно произнёс пастух. — Только найти этот клад дано не каждому… Мало мы покапали, однако, — продолжил он. — Слишком мало для такого дела.
Фляжка была уже пуста, и Манцев полез в машину за бутылкой. Увидев поллитровку, дед Никита оживился.

— Ты найдёшь, что ищешь. Я видел сон, и знаю, что это случится сегодня. Дай водку, я покапаю один…

— У меня тут хлеб есть, сало, — сказал Манцев.

— Порежь и положи на этот пень, — распорядился дед. — Это пень от одной из сосен, которые стояли в шаманской роще. На этой сосне висел самый могущественный шаман. Тоже из Анхалаевых…

— Как это висел? — не понял Манцев. — У него, что, дом какой-то подвесной был?..

— Нет, не дом, — неопределённо ответил дед Никита. — Неважно…

Манцев тем временем положил хлеб и сало, предусмотрительно порезанные ещё дома, на пень. Едва он отошёл на пару метров, как из кустов вылетела какая-то птица, схватила сало, одновременно у неё получилось зацепить кусок хлеба, и упорхнула обратно в кусты.

— Ничего себе, птичка оголодала. Никого не боится, всё унесла, — удивился Манцев. — Дятел, похоже…

Однако на пастуха этот эпизод произвёл неизгладимое впечатление.

— Хухэ шунтул, — прошептал он. — Он принял твой дар. Он заметил тебя.

— Кто он?

— Хухэ шунтул, — повторил он. — Мне нельзя здесь оставаться. Это был знак тебе, а не мне. Это был твой хлеб, твоё сало. Я покапаю за тебя дома, возле сэргэ.

Дед Никита поднялся, взял бутылку водки и спешно направился в сторону Горхона.

— Я видел сон и знаю, что это случится сегодня, — повторил он, но Манцев его уже не слышал.

Он включил металлодетектор и медленно побрёл между кустов и пеньков, совершая равномерные движения вправо-влево, вправо-влево. Катушка плавно скользила по короткой траве. В полной тишине прошло четверть часа. Ни одной цели. Коровы в отсутствие пастуха разбрелись, кто куда, и также не издавали ни звука.

— Гм, — пробормотал Манцев, — ну что-то здесь должно быть! Пусть не монеты – сбруя какая-нибудь, пуговицы…

Изрядно удалившись от машины, метров этак на двести, Манцев приметил место, где, похоже, когда-то размещалось строение. Пеньков и кустов здесь не было, а посередине ровной площадки угадывался лёгкий холмик: такой след часто остаётся после летней юрты. Манцев направил свои стопы туда. На краю предполагаемой юрты металлодетектор яростно зазвонил. На дисплее прибора высветились цифры 09-09.

— Что за чушь? — пробормотал Манцев. — Какие ещё 09?

Такую комбинацию цифр Манцев видел впервые, и с большой долей вероятности можно было утверждать, что это какой-то мусор. Нормальные цели индексируются совсем по-другому. 00-28, например, или хотя бы 03-27. Что-то в этих пределах… Манцев подумал и пошёл дальше. Тщательно исследовал всю площадку. Тишина. Спустя ещё четверть часа вернулся к 09-09. Вонзая лопату в землю, пробормотал:

— Ну что же, за неимением лучшего…

Манцеву показалось, что где-то рядом упало дерево. В тишине этот звук Манцев услышал как-то особенно отчётливо. Он огляделся, но ничего не увидел. Дед Никита в это время неистово «бурханил» возле родового сэргэ.

 

Офис АНО «Защита Байкала», Иркутск, 7 июня 2007 года

Директор АНО «Защита Байкала» Аглая Дмитриенко пребывала в раздражении. По электронной почте пришло письмо от московского офиса WWF — Всемирного фонда дикой природы* (*признано иноагентом в 2023 году). В письме содержалась просьба отмониторить местность в непосредственной близости от Байкала на предмет лесных пожаров. В московском офисе полагали, что от разгула стихии на территории Прибайкальского национального парка страдают многочисленные представители местной фауны, и требовали более точной информации на этот счёт.

Каждый контакт с организациями типа Всемирного фонда был для Аглаи крайне болезненным. В Иркутске – да и не только в Иркутске – многие были уверены, что АНО «Защита Байкала» спонсируется из-за рубежа. И не просто из-за рубежа, но и определёнными, не всегда дружественными структурами. Эта уверенность имела основания. Вот прямо очень сильные основания. Именно из-за этого Аглая не могла просто так отмахнуться от просьбы московского бюро WWF.

При этом передавать в Москву информацию о том, что лес действительно горит, и это, безусловно, сказывается на прибайкальской фауне, ей вовсе не хотелось. Ситуацию с лесными пожарами люди из WWF могли посмотреть на снимках из космоса, и там всё было бы для них абсолютно понятно. Им же хотелось получить свидетельство местных экологов. Для Дмитриенко за такими свидетельствами последовали бы очередные проблемы с компетентными органами.

План созрел сам собой. Она выйдет на руководство лесоавиаохраны с просьбой, чтобы в один из облётов лесов взяли её человека. У неё есть рычаги, чтобы договориться об этом. Только полетит её человек не сейчас, а чуть позже. Когда пожаров не будет. Не может же лес гореть вечно.

Она развернула свежий номер газеты «Смена» и посмотрела прогноз погоды. Сильно на него ориентироваться не стоит, но общее представление о погоде он даёт. Дожди обещали только на следующей неделе, зато идти они будут не менее трёх дней. Явно всё потушат.

Сама она, конечно, не полетит. В лесоавиаохране такая техника, что к ней подходить страшно. Что самолёты, что вертолёты. А вот Таню Филатьеву отправить можно. Активная, инициативная, грамотная, а главное — недавно работает в АНО «Защита Байкала». Знает ровно то, что ей положено знать.
Главное, чтобы не подвели синоптики, и дожди действительно пошли.

 

Село Горхон, 7 июня 2007 года

Сначала Манцев вообще не понял, что он выкопал. Что-то вроде сбруи, но сбруя какая-то необычная: круглые металлические пластины, каждая – с аккуратным «ушком». Пластины скреплены друг с другом кожаным ремешком.
Потом вдруг он врубился: пластины – это оклад. Похоже, серебряный. А в каждую пластину вставлен золотой царский пятирублевик. И всего таких пластин с монетами и окладом – восемь.

«Жаль, что не десять, — ни с того, ни с сего подумал Манцев, — было бы десять… Всё-таки круглое число».

Монеты были разных годов, разных чеканов. Самая старая – 1836 года, самая «свежая» — 1899-го. Манцеву вдруг показалось, что между этими монетами есть какая-то связь. Но это впечатление было каким-то мимолётным, подсознательным, и анализировать, откуда это впечатление взялось, Манцев не стал.

Он нашёл клад! У него аж закололо в сердце. Прилично так закололо. Но это ощущение быстро прошло. Да, конечно, клад не слишком большой, но, насколько он помнил, никто из его друзей и конкурентов по кладоискательству вообще не находил ничего подобного. Каждая найденная золотая монета была для поисковиков настоящим событием, о котором говорили не меньше месяца, а тут таких монет сразу восемь.

«На пол-лимона золотишко тянет, не меньше», — подумал Манцев.
Он попытался отогнать от себя мысли о том, за сколько можно продать его сегодняшние трофеи, приводя себе правильные и умные доводы, что монеты, прежде всего, имеют историческую и культурную ценность. Но «пол-лимона» уже уверенно поселились у него в мозгу и тикали солидно и размеренно, будто некий метроном:

— Пол-лимона, пол-лимона. Пол-лимона, хангай, пол-лимона.

Манцев не стал размышлять, откуда в его воображаемом метрономе вдруг появилось странное слово «хангай». Решил, что оно было в газетной заметке рабкора Магданова. Забылось, а сейчас всплыло…

Манцев огляделся, словно боясь, что кто-то сейчас появится в бывшей шаманской роще и отберёт у него сокровище. Но вокруг было пусто. Даже коровы куда-то скрылись. Со стороны Горхона тоже не наблюдалось никакого движения. Лишь в кустах, куда дятел унёс сало, какая-то неведомая птица пела торжественно и протяжно…

 

Крепость Инчуань, Западное Си-Ся, год Гахай пятого лунного цикла

— Тебе надо уходить, Эхе-Хубон! — голос Кюрбел-Хатун дрожал, хотя она и старалась выглядеть спокойной.

— Мы уйдём вместе, — твёрдо ответил Эхе-Хубон.

Кюрбел-Хатун покачала головой.

— Нет. Ли Сянь намерен завтра сдать город. Он готовит великие дары Темуджину. Он хочет вымолить пощаду.

— Ты же знаешь, Кюрбел-Хатун, что пощады не будет. Темуджин не прощает предательства.

— Ну почему Ли Цзенсу отказался тогда пойти на Хорезм? – вскричала Кюрбел-Хатун. – Всё бы теперь было по-другому.

— Отец рассказывал, что на просьбу помочь в походе на Хорезм император Ли Цзенсу так ответил посланнику Темуджина: если твой хозяин сам, без нашей помощи, не может справиться с Хорезмом – он не достоин быть Верховным Правителем. Давно это было, больше половины лунного цикла прошло, но, думаю, Темуджин хорошо помнит эти слова, словно он услышал их вчера, — невесело усмехнулся Эхе-Хубон.

По земле промелькнула тень, и на крепостную стену Инчуаня – последнего оплота Тангутского царства – бесшумно сел огромный орёл. Кюрбел-Хатун почувствовала на себе внимательный взгляд птицы.

— Ли Цзенсу был уверен, что Темуджин поломает себе хребет на Хорезме, и после его поражения тангутам само собой вернётся былое величие, но он просчитался, — продолжал между тем Эхе-Хубон, — Темуджин стал только сильнее.

— Тебе надо уходить, Эхе-Хубон, — твёрдо повторила Кюрбел-Хатун. – Все знают, что ты – сын Янхал-Аба, Верховного жреца Великого Тангутского царства. Тебя убьют первым.

— Тебя тоже убьют. Жене императора Великой страны Си-Ся никогда не будет пощады. Уйдём вместе. Ли Сяня уже не спасти. Есть лисья нора, которая ведёт на берег Жёлтой реки. Лисы по просьбе отца вырыли её так, что там могут пройти люди. О ней знают только я и мой отец. Уйдём в те земли, где когда-то жили наши предки. Там мы создадим новое царство тангутов.

— Ли Сянь готовит дары. Великие дары, — повторила Кюрбел-Хатун.

— Ну и пусть готовит себе на здоровье, — нетерпеливо сказал Эхе-Хубон. – Ты же понимаешь, что нас обоих убьют, несмотря на дары.

— Меня не убьют, — неожиданно промолвила Кюрбел-Хатун.

— Почему? – удивился Эхе-Хубон.

— Темуджин потребовал меня себе в наложницы. Ли Сянь согласился… Он не стал злить Темуджина, как это делал император Ли Цзенсу… Я – один из тех даров, которые готовят Темуджину.

— Не бывать этому! – пылко вскричал Эхе-Хубон. – Не бывать Тангутской царице наложницей у поганого Темуджина! Твой муж не знает, что творит! Я люблю тебя, Кюрбел-Хатун, и я не позволю этому случиться.

— Не всё зависит от тебя, — задумчиво ответила Кюрбел-Хатун. — Видишь эти кусты? Вот эти, которые растут возле самой крепостной стены? С белыми цветами?

— Причём тут кусты, Кюрбел-Хатун?

— А ты видел когда-нибудь такие цветы? — продолжала настаивать она.

— Я же не садовник, а воин. Зачем мне обращать внимание на какие-то растения? Хотя, — Эхе-Хубон внимательно посмотрел на кустарник, — да, похоже я такие цветы действительно никогда не видел. И что из этого?

— Это калотропис. Он никогда не рос здесь. Он растёт в Империи Южная Сун. Это далеко от нас. За Длинной рекой. Девять и ещё три дня на лошадях. Как калотропис оказался здесь, в Иньчуане?

— Да мало ли как? С монгольскими стрелами залетели семена. А монголы с юга пришли. Уже полгода осада Инчуаня идёт. Любой калотропис успел бы за это время вырасти.

— Смотри, Эхе-Хубон, — царица подошла к кустарнику и отломала одну из веток. Из стебля потёк густой белый сок. — Это яд, которого доселе не было в Иньчуане.

Неожиданно, словно из ниоткуда, появилась большая белая бабочка. Она села на куст калотрописа – прямо под ту ветку, которую только что сломала Кюрбел-Хатун. Сок стал капать на бабочку. Она тяжело замахала намокшими крыльями, взлетела. В этот миг с крепостной стены на неё ринулся орёл. Молнией промелькнул возле Эхе-Хубона – ему даже показалось, что орёл слегка задел его – и проглотил бабочку.

— Ничего себе! — только и успел воскликнуть Эхе-Хубон. — Первый раз такое вижу! С каких это пор орлы на бабочек охотятся?

Орёл, между тем, попытался взлететь, вернуться на крепостную стену, но не смог, упал, забился в судорогах и испустил дух.

— Калотропис, — промолвила Кюрбел-Хатун. — Яд калотрописа. Прощай, Эхе-Хубон. Создавать новое царство тангутов тебе придётся без меня. Мне предстоит заняться другим.

И она пошла прочь, к шатру Ли Сяня — последнего императора страны Си-Ся, Великого государства Белого и Высокого. Эхе-Хубон, поражённый, остался стоять возле крепостной стены.

 

12 июня 2007 года, телефон, 8.20

— Секретарь, привет.

— Сам ты Секретарь! Чего звонишь-то ни свет ни заря?

— Слушай, меня тут сон один задолбал.

— Кто задолбал?

— Кто-кто? Сон, вот кто! Снится уже три ночи…

— Баба, что ли, снится?

— Почему сразу баба? Если бы баба – не звонил бы, а спал бы дальше. Чертовщина какая-то снится…

— А я-то причём, Олежа? Меня-то зачем будить, да ещё и в выходной?

— Ты как-то говорил, что у тебя гадалка есть, она сны толкует.

— Дора, что ли? Ну, она не совсем гадалка…

— Неважно, гадалка – не гадалка. Пусть расскажет, что мой сон значит.

— Ну, ёлки зелёные! Так ты же не верил в толкования снов…

— Не верил… Но когда каждую ночь одна и та же чертовщина снится, невольно поверишь… Дай гадалкин адрес!

— Боюсь, она тебя не примет. Она сейчас вообще никого старается не принимать. Она сейчас подзаряжается…

— В смысле – подзаряжается?

— Она же не только снами занимается. Она ещё и лечит, и советы даёт. А чтобы это делать, ей надо от космоса подзарядиться, или что-то подобное…

— От космоса? Что за чушь, Секретарь? Какой ещё космос?

— Во-первых, сам ты Секретарь. Во-вторых, Олежа, если ты ни во что не веришь, зачем тебе вообще к ней ездить?

— Верю, Игорь, уже верю. Вдруг она сможет объяснить, что к чему.

— Ладно, сейчас я ей позвоню. Мне она, скорее всего, не откажет.

 

Красная юрта

Игорь Секретарёв, генеральный директор и учредитель ООО «Призма», рано утром во вторник, 12 июня, вёз Олега Манцева, сотрудника региональной энергетической компании, к своей знакомой Даржинэ. Особо близкие люди, к числу которых принадлежал и Секретарёв, звали её просто Дора. Несколько лет назад она почувствовала в себе необычные способности, бросила работу учителя истории в средней школе и стала лечить людей, ворожить на картах, гадать по руке, водке и прочих аксессуарах. Получалось у неё, в принципе, неплохо. Клиентура росла, известность о ней распространялось всё дальше и дальше. Секретарёв был одним из первых её клиентов и автоматически попадал в некую VIP-обойму. Представителям этой обоймы можно было тревожить Дору, даже когда у неё происходила подзарядка.

— Давай рассказывай, что за сон.

— Так я Доре всё расскажу, ты и послушаешь.

— Дора работает один на один. Меня на ваш сеанс она не пустит, как бы она хорошо ко мне не относилась. Так что рассказывай. Я уже горю от нетерпения услышать, что за ужастик тебе снится, раз ты к гадалке собрался.

— Да он, собственно, и не ужастик. Просто неприятный сон какой-то. Запредельный.

— Как это – «запредельный»?

— Ну, словно из другого мира. И я в том мире что-то делаю, хотя это вроде и не я, и, по большому счёту, мне там вообще делать нечего.

— Ну ты, Олежа, закрутил. Совсем заинтриговал. Не томи, рассказывай быстрее.

— Представь себе: юрта. Деревянная юрта. Не круглая, цветастая, как на картинках обычно рисуют, а деревянный восьмистенок, как мы в Идыге видели – помнишь? Внутри по стенкам – красные сундуки, разрисованные белыми и синими цветами. На каждом – замочек. Маленький такой, со спичечный коробок, даже меньше. Мы такие находим иногда. На западной стене – полка. На ней – колокольчики всякие, медяшки, железячки… А под полкой бубен стоит…

— А с чего ты взял, что стена – западная?

— А что я сказал – «западная»?

— Сказал.

— А шут его знает, почему я так сказал. Само вырвалось…

— Ладно, давай дальше.

— Ну вот. Юрта, значит. В ней не только сундуки красные, а вообще много красного. Чего – не помню уже, но общее впечатление такое. Посреди – очаг, выложенный из камней. В нём горит огонь. Даже не горит, а тлеет. Возле огня сидит человек монголоидной расы…

— Кто-кто? Человек монголоидной расы? Ты по нормальному выражайся. Бурят, что ли? Или китаец?

— Да в том-то и дело, что не бурят и не китаец. Сначала мне показалось, что кореец, а теперь мне кажется, что это тангут.

— Тунгус, может быть?

— Да нет. Именно тангут. Мне словно кто-то сказал: это тангут. Хотя на самом деле мне никто этого не говорил. Я словно изнутри это почувствовал: тангут – и всё.

— А кто это такой тангут?

— Сам не знаю…

— Гм, Олежа, странно всё это как-то…

— Я тебе об этом и говорю – странно… Дальше рассказывать?

— Конечно.

— И вот сидит человек – тангут этот самый – возле огня в кожаных рукавицах и время от времени какие-то тряпочки в него подбрасывает. Или шкурки. Иногда щепки. И долго всё это так происходит. И человек что-то говорит. Тихо-тихо. Практически про себя.

— По-русски, хоть?

— Да непонятно. Вроде, не по-русски, но мне всё время кажется, что если бы он заговорил громче, я обязательно его бы понял. Более того: я знаю, что мне надо понять этого человека.

— А как одет-то этот мужик?

— На голове что-то типа шлема с рогами, со шлема какие-то верёвочки свисают, лицо полностью закрывают…

— Ну, ёлки зелёные…

— На ногах – сапоги, носок немного завёрнут кверху. Халат какой-то…

— В смысле – халат? Ночной халат или больничный? Он доктор, что ли?

— Игорь, ну какой больничный? Какой доктор? Длинный халат, вроде узбекского или туркменского. Синий с бордовыми отворотами. Шкуры по подолу и к рукавам пришиты. Причём, шкуры разные. Сбоку халат застёгнут. Видимо, на крючки, поскольку пуговиц совсем не видно. Есть пояс. Широкий такой, темно-синий. На поясе – колокольчики, штук, наверное, двадцать. Монетки разные, просто бляхи какие-то. И кисет подвешен. В нём – огниво, табак, трубка…

— И как ты всё это разглядел?

— Я же говорю: долго это всё происходило. И я словно насквозь некоторые вещи видел. Понятно, что это – сон, а во сне не задумываешься, почему и как. Видишь – и всё. Огонь тлеет, человек это сидит, бормочет. Ему уже жарко стало, из-под шлема пот течёт. Конкретно течёт. Не выступает, не капает, а именно течёт. И тут он начинает говорить всё быстрее и быстрее, и вроде как громче. И я начинаю одно слово слышать: зургэн, зурген…

— Это кто такой – зургэн?

— Откуда же я знаю? И вдруг этот человек начинает кричать как птица, дёргаться в конвульсиях. С халата отрывает шкуры и бросает их в костёр. И в мою сторону начинает двигаться.

— Так ты тоже в юрте?

— Вот именно! Я только теперь понимаю, что я в юрте. Прикинь, Игорь, я видел этот сон уже три раза, и каждый раз до этого самого момента я смотрел эту картинку словно со стороны, даже не предполагая, что я нахожусь здесь же…

— Ну, так и что мужик-то? Двигается в твою сторону и хватает тебя, что ли?

— Никто меня не хватает. Он вообще меня не видит. Глаза у него открыты, но там пустота какая-то. Ничего не отражается. Я, конечно, пытаюсь свалить куда-нибудь подальше, но не могу. Потому что это не я вовсе, а какая-то полувоздушная субстанция типа облака, которая висит слева от двери в юрту. Тем не менее, я понимаю, что это облако – это я. Человек, тем временем, хватает две трости, которые возле него лежали, и начинает ими размахивать. На тростях – опять же какие-то шкуры, колокольчики… Человек прыгает, кружится вокруг костра. Мне так кажется, что он старался движениям какой-то птицы подражать. И бормочет что-то…

— Опять зургэн?

— Ну да. Что-то типа того…

— В смысле – не зургэн уже?

— Вроде как опять зургэн, но мне уже показалось, что я вроде как понимать стал, что этот зургэн значит… И как-то по-другому это слово начал слышать. Или видеть. Вроде как буква «Б» какая-то… А сейчас уже не могу понять, чего я слышал или видел. И при чём тут буква «Б»…

— Это не зуб, случайно?

— Какой ещё зуб?

— Да у меня машинка на работе на прошлой неделе конкретно глюкнула. Про какой-то зуб печатала, и потом ещё какая-то абракадабра шла. Ты про «зургэн» и букву «Б» заговорил, и мне что-то этот зуб вспомнился. Ладно, давай дальше…

— Дальше этот человек вдруг бросает одну трость, потом бросает другую трость, вытаскивает что-то из халата – маленькое и блестящее, сжимает это маленькое и блестящее в кулаке и снова про этот «зургэн» говорит. Потом он сбрасывает в огонь халат, тот вспыхивает, словно бензином пропитанный. Человек воздевает зажатый кулак к самому потолку, несколько раз торжественно повторяет «зургэн» и падает замертво.

— С чего ты взял, что он этот «зургэн» говорил именно торжественно?

— Знаешь, интонация была такая: вот, мол, вы все не верили, а я, мол, «зургэн» этот сделал.

— Ладно, он упал, а ты-то что?

— Я пытаюсь приблизиться, чтобы разглядеть, что у него в кулаке зажато, но по-прежнему не могу сдвинуться с места. Причём я откуда-то знаю, что мне этот предмет обязательно надлежит взять или хотя бы увидеть. И когда я очередной раз пытаюсь как-то изменить своё положение в пространстве, я просыпаюсь.

— Гм, занимательно, хотя и не очень страшно…

— А я тебе и не говорил, что страшно. Просто я чувствую, что я должен узнать, есть ли в этом сне какой-то смысл…

 

Даржинэ, рабочий кабинет, 12 июня 2007 года, 12.40

— Знаете, Игорь Викторович, любопытного клиента вы мне привели. Спасибо.

— В каком смысле – любопытного?

— В прямом, — Дора налила кружку чаю и передала её Секретареву. — Угощайтесь. С травами. Если есть проблемы с потенцией, сразу уйдут.

— У меня нет проблем, — смутился Секретарев.

— Значит просто наслаждайтесь чаем. Я усыпила вашего друга, и сейчас он спит у меня в комнате. Надеюсь, что сон продлится хотя бы час… Это важно для выработки дальнейшей методики…

— Он вам рассказал про свой сон?

— Конечно. Вы же для этого его ко мне и привели. Он очень чётко описал устройство юрты середины девятнадцатого века. Я всё-таки учителем истории работала, а летом в музее экскурсоводом подрабатывала, так что кое-какие знания в этой области у меня есть. Он правильно указал, что на западной стене дома всегда находилась полка для предметов культа, что очаг находился посередине, наверху – вытяжка, что юрта делилась на белую и чёрную части…
Одежда человека из его сна, в целом, совпадает с тем, как одевались шаманы. Что касается его национальности – тангут, то действительно был такой народ в Восточной Сибири. Он пришёл с юга, теснимый монголами. Здесь тангуты тоже не слишком прижились, и вроде как существует точка зрения, что они ушли ещё дальше на север. Где-то недалеко от Ангары, на территории нынешнего Нукутского района, стоит камень, на котором на неизвестном языке высечены какие-то знаки. Местные утверждают, что эту надпись оставили тангуты, и она означает «Мы вернёмся». Кстати, один мой бывший ученик в своё время ездил летом к бабушке в деревню куда-то в те края и даже сфотографировался возле этого камня. Показывал мне фотографию.

— А вам Олег говорил про какой-то предмет, который появился в руке этого тангута?

— Да, говорил. И мне кажется, что этот предмет – самое главное в его сне. Если узнать, что шаман держал в кулаке, смысл этого сна сразу раскроется. А, возможно, раскроется нечто большее…

— А как вы его усыпили?

— Ввела в лёгкий транс. Это я тоже умею. Тем более ваш приятель сейчас в таком состоянии, что он очень податлив к влиянию извне. Откровенно сказать, я первый раз встречаю человека с настолько разрушенной аурой. Мне важно узнать, увидит ли он сейчас, у меня в квартире, этот сон, или хотя бы его часть.

 

Иркутское бюро агентства «Интерфакс», пресс-конференция, 25 июня 2007 года

Костя Ковалёв, корреспондент областной газеты «Смена» занимался очень неблагодарным и очень тягомотным делом. Ему надо было срочно расшифровать диктофонную запись с пресс-конференции, которую сегодня утром на базе агентства «Интерфакс» проводило руководство Байкальского поисково-спасательного отряда. Точнее, из руководства был только Сергей Москалёв, начальник БПСО собственной персоной. Для «массовки» на пресс-конференцию пришли спасатель первого класса Александр Березовский и руководитель пресс-службы регионального управления МЧС Максим Солодов.
Спасатели рассказали журналистам подробности операции по подъёму со дна Байкала вертолёта Ми-2, упавшего в озеро днём 22 июня. Собственно, рассказывал один Москалёв. Березовский и Солодов молчали, словно в рот воды набрали.

Уже к середине дня Ковалёв расшифровал запись. Можно было со спокойным сердцем готовить текст, который должен был стать главным материалом в завтрашнем номере газеты. Но Ковалёву не давал покоя один из фрагментов пресс-конференции. Журналист снова нашёл на диктофонной записи заинтересовавшее его место.

Артём Мордвинов, программа «Новости»: «Сергей Нилович, вы много говорили сегодня о технических особенностях подъёма вертолёта. Действительно, трудности были немалые. А скажите, были ли трудности иного рода? Всё-таки мыс Рытый – священное, сакральное место…»

Сергей Москалёв, заместитель начальника Байкальского ПСО: «Артём, что вы имеете в виду?»

Артём Мордвинов: «Ну, например, не чувствовали ли вы влияния каких-то необычных сил? Не пытались ли эти силы препятствовать вашим работам?»

Сергей Москалёв: «Право, не знаю, как ответить на ваш вопрос. Наверное, стоило бы организаторам пресс-конференции пригласить сюда шамана или народного сказителя. Он бы вам рассказал какую-нибудь таинственную историю. Мы же – спасатели – занимаемся немного другим. Нам была поставлена задача: поднять вертолёт и достать тела погибших, и мы эту задачу выполнили. Пилота достали, пассажира – нет, по независящим от нас обстоятельствам. Если он, конечно, вообще был, этот пассажир».

Артём Мордвинов: «Я задам свой вопрос немного по-другому. Не происходило ли во время поисковых работ чего-то – пусть не необычного, а вполне обычного – но что вас, тем не менее, удивило? Не находили ли сотрудники БПСО какие-то предметы, которые позволят взглянуть на катастрофу под иным углом? Определённые слухи, знаете ли, ходят…»

Александр Березовский, спасатель первого класса: «Вы имеете в виду…»

Сергей Москалёв (перебивая): «Всё что нас может удивить, Артём, это не совсем профессиональные вопросы журналистов. Я так понимаю, что других вопросов у присутствующих нет. Поэтому благодарю всех за внимание. Телефон нашей пресс-службы остался прежним. Так что в случае, если будут необходимы уточнения, звоните её сотрудникам – в частности, Максиму Солодову, которого вы все прекрасно знаете и который здесь присутствует. До свидания».

Ковалёв снова открутил файл назад. «Вы имеете в виду…» Договорить Березовскому не дал начальник. При этом Березовский всё-таки успел сказать какое-то слово, но поскольку он сидел дальше от диктофона, чем Москалёв, это слово перекрыл раскатистый голос главного байкальского спасателя: «Всё, что нас может удивить»…

Ковалёв придвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер.

— Это «Новости»? Артём Мордвинов работает сегодня? Я могу его услышать? Это Ковалёв из «Смены» звонит.

— Привет, Костя. По прессухе звонишь?

— По ней, Артём. Не могу понять, что Березовский сказал, когда на твой вопрос отвечал.

— Я тоже сразу не понял. Но дал запись нашим звукарям, и они как-то вытащили из записи ещё одно словечко…

— Какое?

— Какое-какое? Бутылка пива за каждую букву – пойдёт?

— Пойдёт. Слово-то не длинное?

— Ну, уж явно не импрессионизм и не эмпириокритицизм. «Стрела».

— Что «стрела»?

— Березовский сказал: «Вы имеете в виду стрелу?» А Москалёв тут заорал, словно ужаленный: мол, всякую чушь спрашивайте, пора и честь знать. Собственно, ты сам всё слышал. Так что копай – что за стрела, где и откуда?

— А ты?

— Что я?

— Ты-то копать не будешь?

— Нет, брат. Нам уже позвонили из БПСО и предупредили: сболтнём лишнего – будут проблемы с областной администрацией. А вы газета независимая, частная – вам и карты в руки.

— Ну, спасибо, Артём. Про пиво помню.

— Ты не помни, а неси. Шесть бутылок.

 

Даржинэ, рабочий кабинет, 12 июня 2007, 14.10

— Ну что, Олег, как спалось? Сон видел?

— Ничего не видел. Спал как ребенок.

— Я так и думала.

— И что теперь мне делать? У вас спать?

— Нет. У меня спать не нужно. Я сейчас дам вам матрац…

— Какой ещё матрац?

— Обычный надувной матрац и насос к нему. Вы прямо сейчас езжайте к себе домой. Игорь Викторович вас, надеюсь, довезёт. – Секретарёв кивнул. – Так вот. Приедете домой, включите насос в розетку. Ему надо часов семь-восемь подзарядиться. Как раз к ночи он заряд наберёт. Надувайте матрац и сразу ложитесь спать. Бельё не стелите. Ложитесь прямо на него. Он чистый, почти новый. Понятно?

— Понятно. А что сон-то мой значит?

— Я буду думать. Приходите ко мне завтра. – Даржинэ ненадолго задумалась. – Нет, послезавтра. Или даже лучше в субботу. Одну ночь спите на этом матраце, другую – в другом месте, но не кровати. На диване или на полу. У вас есть диван?

— Да, есть.

— Вот там и спите.

Едва Секретарёв и Манцев ушли, как Даржинэ достала из стола старый потрёпанный блокнот.

— Где-то у меня был его телефончик… Где-то был… Он просто должен быть… Точно, вот он…

Она набрала номер, не сильно надеясь на удачу. Ответили неожиданно быстро.

— Миша, это ты?

— Да, я.

— Миша, ты меня узнаёшь?

— Да, честно сказать, нет… Голос, вроде, знакомый, а вспомнить не могу.

— Это Дора Павловна, твоя учительница.

— Дора Павловна? Ну, вы даёте! Как вы меня нашли-то?

— Да вот телефончик остался с последней встречи нашего класса. Знаешь, Миша, у меня к тебе просьба. Немного неожиданная, но ты не удивляйся. Помнишь, ты фотографию показывал, где ты возле скалы стоишь, а на этой скале что-то написано, иероглифы какие-то древние. Ты тогда у бабушки в деревне был. На летних каникулах. Помнишь?

— Помню, конечно. У меня эта фотография до сих пор осталась.

— Миша, не мог бы ты её отсканировать и выслать мне по электронке?

— Да без проблем.

 

БПСО, буфет, 26 июня 2007

— Ну, Саня, ты и дал вчера…

— В смысле – дал?

— На пресс-конференции, когда про стрелу начал рассказывать. Видел, как Нилыч на тебя смотрел? Прямо взглядом сжигал…

— А что такого-то, Макс? Ну нашли стрелу, да нашли.

— Ничего себе нашли! Она была в кабине вертолёта, который в Байкал упал!

— Ну и что? Не хочешь ли ты сказать, что этой стрелой вертолёт сбили?

— Вряд ли, конечно, хотя всякое может быть. По уму, надо было бы эту стрелу в ментовку сдать, на экспертизу, чтобы они определили, что за стрела, откуда, как она в вертолёте оказалось. Вдруг по вертолёту реально из лука стреляли? Вместо этого мы её потеряли. Это, что, нормально?

— Да не потеряли мы её вовсе!

— А что – она в воздухе растворилась?

— Вроде того. Не совсем, конечно, в воздухе. Но она вроде как была, а потом вдруг исчезла.

— Что значит – «вдруг»?

— А то и значит, что вот как-то раз – и исчезла.

— Может, птицы? Помнишь, сколько птиц над лагерем летало? Причём, некоторые – форменные мутанты. Уроды какие-то. Они и унесли стрелу. Птицу, которая со скалы стрелу унесла, ты вполне мог и не заметить.

— А зачем птице стрела?

— Ну, гнездо, может, укрепить. Шут их знает, что у этих птиц на уме.

 

Гахано-Горхонская МТС, головная контора, 13 сентября 1943 года

— Зоригто Сергеевич, ну не могу я заставить народ этот чёртов лес рубить. Боятся все.

— Не Зоригто Сергеевич, а товарищ Замбалов. Вы мне эту буржуазию прекратите – Зоригто Сергеевич, Андрей Васильевич и тому подобное. Понятно вам, товарищ Каймонов?

— Понятно, товарищ Замбалов. Только вот не идёт народ в рощу. Анхалаев всех запугал. Да и люди вот умерли. Отец мой ничем не болел всю жизнь – и тоже помер.
— Если, товарищ Каймонов, вы тоже будете верить во все эти антисоветские предрассудки, на кого же мне тогда опираться в деле строительства нашего светлого будущего? А Анхалаев… Нет уже, однако, больше Анхалаева…

— Как нет?

— А вот так – нет, однако. Вчера он был арестован за вредительство и шпионаж в пользу Японии. А я ведь его предупреждал: уймись, товарищ Анхалаев, не мешай неизбежному течению мировой революции.

Зоригто Замбалов, начальник Гахано-Горхонской МТС, сделал многочисленную паузу. Андрей Каймонов, бригадир МТС, оценил красноречие директора, однако долго молчать не стал:

— Что же с лесом-то делать, товарищ Замбалов? Не пойдёт никто рубить. Вы же видели – лишь та часть рощи осталась, которая сразу за оврагом – там, где старый шаман висит, тоже Анхалаев, дед нынешнего Анхалаева…

— А скажи мне, товарищ Каймонов, где топор?

— Как где? В сарае топоры стоят.

— Вот я сейчас пойду, возьму, однако, топор и срублю ту сосну, на которой старик Анхалаев висит, чтобы она глаза не мозолила. В одиночку срублю. А завтра бери людей – и кончайте с этой рощей.

— Не стоит вам туда идти, товарищ Замбалов…

— Почему это не стоит?

— Анхалаев очень сильный был шаман. Когда его хоронили, слетелись птицы со всей округи. Орел-могильник и перепел рядом сидели, и никто никого не трогал. Отец говорил мне, что род Анхалаевых хухэ шунтул охраняет…

— Какой ещё хухэ шунтул, однако?

— Это вроде как птица, царь над всеми птицами, но она то ли вымерла, то ли улетела куда-то…

— Вот слушаю я тебя, товарищ Каймонов, и никак понять не могу, как ты, взрослый человек, комсомолец, бригадир, во всю эту ерунду веришь? Ты сам себя послушай: Анхалаев был сильный шаман, но умер, и всё его могущество сейчас заключается лишь в том, что он висит в мешке на самой большой сосне в шаманской роще. Хухэ шунтул – царь птиц, но тоже умер, однако. Где логика, товарищ Каймонов?

— Не стоит вам идти туда, товарищ Замбалов, — снова повторил Каймонов. – Дело в том, что я вчера видел хухэ шунтула… И другие люди видели… Три поколения эту птицу никто не видел, и вот она прилетела.

В воздухе повисла напряжённая пауза. Однако Замбалов быстро совладал с собой.

— Где ты эту птицу видел?

— Она возле рощи на пне сидела. И до этого хухэ шунтула там же видели…

— И как этот хухэ шунтул выглядит?

— Ну, знаете, он типа дятла…

— Сам ты, однако, дятел, товарищ Каймонов. Где топоры-то? В сарае?

И Зоригто Замбалов вышел прочь.

 

Шаманская роща

Едва Зоригто Замбалов, начальник Гахано-Горхонской МТС, зашёл в шаманскую рощу, как ясно услышал звук падающего дерева. Казалось, что дерево упало совсем рядом. Звук был особенно отчётлив, потому что в воздухе стояла вязкая напряжённая тишина, словно перед грозой. Замбалов огляделся – все оставшиеся после лесозаготовок сосны стояли на месте, и никаких людей, способных срубить дерево – вообще никаких людей! – в роще не было видно.

У Замбалова появилось желание вернуться в Горхон, но он понимал, что обратного пути у него не было. Если он сейчас не срубит сосну, на которой висит тело старого Анхалаева, в рощу вообще больше никто никогда не зайдёт, и распоряжение районного начальства о полном уничтожении шаманской рощи останется невыполненным. А это уже напоминало саботаж и грозило Замбалову суровым наказанием. Минимум десять лет без права переписки, а, может, учитывая военное время, и больше…

Чёртов рабкор! Как его фамилия? Магданов, однако. Написал в районной газете про шаманскую рощу, и дело тут же взяли под усиленный контроль. Сразу постановили – вырубить рощу полностью, сровнять её с землёй… А контроль над процессом возложить на него, товарища Замбалова. Как эта статья называлась-то? «Бороться с предрассудками», однако. Вот и приходится бороться с топором в руках…

Ещё одно дерево свалилось, но уже совсем рядом. Замбалов даже инстинктивно отскочил в сторону. И опять на самом деле ничего не упало – один лишь звук.

«Нервы, однако», — подумал Замбалов и вонзил топор в сосну, на ветках которой висел мешок со стариком Анхалаевым.

Несмотря на свою крепкую пролетарскую сущность, Замбалов, безусловно, знал, что Анхалаев действительно считался самым сильным шаманом в округе. Он жил в Мельзанах, но почти в каждом улусе у него была своя юрта. Когда Анхалаев умер, его похоронили как шамана – а именно уложили тело в мешок, завязали и подвесили в шаманской роще на самой могучей сосне. Замбалову рассказывали, что когда Анхалаева хоронили, на ветках висели и другие шаманы, но потом, со временем, мешки прогнили, и прах шаманов рассеялся по шаманской роще.

Замбалов отчаянно замахал топором. Он хотел закончить этот процесс как можно быстрее. Пребывание в роще его определённо тяготило. К счастью, сосна оказалась не такая крепкая, как поначалу казалось. Внутри она была полна трухи, всяких полостей. Очень быстро Замбалов дошёл до середины ствола. Сосна стала раскачиваться с каждым ударом всё сильнее и сильнее, мешок со стариком Анхалаевым описывал по воздуху всё большую и большую траекторию. И в тот момент, когда сосна начала конкретно заваливаться на восток, мешок оторвался и глухо упал на землю.

От удара мешковина треснула, и из мешка вдруг стали вылетать птицы, одновременно похожие на сову и на дятла. Замбалов понял, что это и есть тот самый хухэ шунтул, о котором рассказывал Каймонов. Птицы бросились на начальника Гахано-Горхонской МТС прежде, чем он успел обратиться в бегство.

Птицы повалили его на землю. Замбалов пытался отбиваться топором и даже, похоже, покалечил одну птицу, но силы быстро оставили его. Он выронил топор и, окровавленный, стал отползать в сторону деревни. Однако далеко не уполз – свалился в глубокий овраг. Там птицы его и добили.

Справившись с товарищем Замбаловым, птицы покружили над рощей и улетели в сторону Мельзан. Никто из жителей окрестных улусов их не заметил.

Через два дня тело Замбалова обнаружил оперуполномоченный местного отдела ГПУ товарищ Каменский. Тело Замбалова отвезли в амбулаторию села Ользоны, где медики сделали заключение о причине смерти: многочисленные колотые и рваные раны неизвестного происхождения. Однако дальше амбулатории это заключение не ушло: в окрестных улусах ходили рассказы о неких таинственных птицах, и в райкоме партии не посчитали нужным давать дополнительную пищу для этих слухов.

 

Коминтерна, 29, телефон, 16 июня 2007 года, 8.00

— Доброе утро. Это Олег Манцев?

— Да это я.

— Вас беспокоит Денис Микоян, корреспондент газеты «Кладоискатель и золотодобытчик». Я хотел бы взять у вас интервью.

— А на какую тему?

— Вы же нашли недавно клад…

— Вы ошибаетесь, я ничего не находил.

— Ну как же? Восемь золотых монет царского чекана. Каждая номиналом в пять рублей.

— Знаете, Денис, вы меня с кем-то путаете…

— Зря вы не хотите со мной поговорить. Публичность в этом деле не только не повредит вам, но, напротив, может вас спасти.

— Я вам повторяю: я не вижу темы разговора.

И Манцев положил трубку.

Странно – кто это звонил? Вымогатель? Шантажист? Явно это был не газетчик. «Кладоискатель и золотодобытчик» – это специализированное издание о металлодетекторах и комплектующих. Там, по большому счёту, вообще журналистов не было. Манцев несколько раз заходил в редакцию «Кладоискателя» для консультации. А если бы там даже и были журналисты, это дела не меняло: Олег никому ни при каких обстоятельствах не рассказывал о своей находке! Абсолютно никому!!! Как мог этот псевдо-журналист Денис Микоян узнать о золотых пятирублевиках?

И теперь ещё сон. Две спокойные ночи, а сегодня – опять этот сон. Хотя, вроде, и не совсем этот. Кстати, нынче – пятница, и Даржинэ просила его приехать именно сегодня. О сновидениях лучше поговорить с ней.

 

Даржинэ, рабочий кабинет, 16 июня 2007 года, 10.40

— Значит, две ночи вы спали нормально на моём матраце, а потом опять увидели во сне этого человека?

— Да.

— При этом продолжали спать на матраце?

— Да.

— А я ведь вам советовала поспать на диване, на полу, поменять место вашего сна…
— Я настолько устал от этого тангута, что когда во время ночи на матраце он не появился, я просто боялся спать в другом месте – вдруг он опять придёт?

— Ну и что мы получили? В итоге, ваш сон перешёл и на матрац. Чистоты эксперимента у нас не вышло.

— И что мне теперь делать?

— Для начала я предложу вам небольшой тест. Скажите, что написано на этом камне?
Даржинэ протянула Манцеву фотографию, которую она получила накануне от Каманина. Подросток – а именно Миша Каманин в пятом или шестом классе – стоит возле скалы, на которой отчётливо видны какие-то иероглифы.

— Здесь написано «Мы будем возвращаться»…

— Что-что? – переспросила Даржинэ.

— «Мы будем возвращаться», — повторил Манцев.

— Вы видите эту надпись?

— Конечно. Качество фотографии, конечно, плохое, но надпись видна отчётливо. Странная вообще-то надпись. Почему бы не написать просто: «Мы вернёмся»? А тут – на тебе: «Мы будем возвращаться».

— Вы поняли эти иероглифы?

— Какие иероглифы? — Манцев с удивлением посмотрел на Даржинэ. — Обычные буквы. Где вы иероглифы видите?

 

Кафе «Лира», 16 июня 2007 года, 16.00

— Знаете, Игорь Викторович, я вас пригласила сюда для того, чтобы поговорить о вашем друге, Олеге Станиславовиче. Мне не хотелось бы делать это ни в вашем офисе, ни в моём кабинете. У вас народу много, у меня после всех приёмов, гаданий, сглазов и прочего атмосфера не та. Я надеюсь, формат «за чашкой кофе» вас не смущает?

— Да, нет, в общем-то. А что с Олегом случилось?

— Возможно, пока ничего не случилось. А, может, и случилось. Причём, мне кажется, что второй вариант более вероятен. Как давно вы знаете Олега Станиславовича?

— Года три-четыре. Мы познакомились на слёте кладоискателей, а потом случайно встретились на одной площадке под Усть-Ордой. Подружились.

— Как это – на площадке?

— Ну, это мы так заброшенные деревеньки называем, где свои поиски ведём, клады ищем. Под Усть-Ордой была одна деревенька – Идыгинская. Потом из неё все уехали, но она на любой карте до сих пор значится как нежилая. Вот мы независимо друг от друга в эту Идыгинскую и приехали. Там встретились, разговорились…

— А вы часто вместе ездите?

— С тех пор часто. Но он ездит чаще. У меня кладоискательство всё-таки хобби. Вы же знаете, «Призма» все соки выпивает. А Олег – он немного одержимый. Для него это – почти смысл жизни. Когда мы с ним познакомились, у него ещё жена была. А год назад она ушла, не выдержала…

— Чего не выдержала?

— Ну, вы же понимаете, Дора, что мало кому понравится, когда твой муж весь отпуск, все выходные, а, если есть возможность, и не только выходные по заброшенным деревням носится. Вместо того, чтобы с женой сидеть, в кафе там ходить, в кино, в Таиланд, наконец, ездить… Так что с Олегом-то случилось?

— Пока я вам не могу сказать. Я не слишком хорошо его знаю, чтобы почувствовать все изменения, которые в нём произошли. Но что я сразу заметила – у него пробита аура.

— Как это – пробита?

— Так и есть – пробита. Я не большой специалист по аурам, вы это знаете. Но здесь случай, что называется, клинический. В районе груди у него просто дыра какая-то. Он крайне доступен для внешнего воздействия. Когда вы мне его привели первый раз, я усыпила его секунд за десять – не больше, а сильному экстрасенсу, я думаю, хватило бы и пары секунд. Как образовалась эта дыра – не знаю.

— И что же делать?

— Я попыталась восстановить ауру, хотя бы частично, но неожиданно наткнулась на какое-то сопротивление. Я никогда не испытывала ничего подобного. Моё поле взяли и аккуратно увели в сторону.

— Кто увёл?

— Ну откуда же я, Игорь Викторович, знаю? Представьте, что вы пытаетесь прикоснуться к предмету, и этот предмет совсем рядом, на расстоянии нескольких сантиметров. И вот, когда вы уже практически взяли этот предмет, рука сама по себе уходит куда-то вбок, вы хватаете воздух, а предмет стоит себе, как ни в чём не бывало. Здесь примерно такая же история, и я никак не могу понять, что мне мешает. Существует какая-то преграда, которая, безусловно, кем-то когда-то установлена, но сейчас стоит сама по себе, независимо от этого «кого-то».

— Но мы же ничего не видим…

— Мы и не должны видеть. Но я её чувствую.

— Откровенно сказать, вы меня пугаете…

— И это ещё не всё, Игорь Викторович. Помните, я вам рассказывала о тангутах? О древнем народе, который транзитом прошёл через Сибирь?

— Помню, конечно. Когда Олег рассказывал мне про своего тангута, я его ещё с тунгусом попутал.

— Так вот я вам рассказывала о скале, где тангуты якобы оставили своё послание, написанное иероглифами, и о своём ученике, который в детстве сфотографировался возле этой скалы. Помните?

— Да помню, конечно, Дора, но какое отношение имеет ваш ученик к Олегу?

— Сразу после нашей первой встречи я позвонила Мише Каманину, тому самому ученику, и попросила выслать мне ту фотографию. Вчера я эту фотографию получила, а сегодня показала её Олегу Станиславовичу…

Даржинэ сделала эффектную паузу.

— И что? – не выдержал Секретарев.

— Ничего. Ваш приятель легко прочитал надпись на скале. Я всегда думала, что там написано «Мы вернёмся». Оказывается, более правильный вариант – «Мы будем возвращаться».

— Вы хотите сказать, что Олег расшифровал древние иероглифы?

— В том-то и дело, что он ничего не расшифровывал. Он их прочитал. Точно так же, как мы читаем книгу или газету. Когда я поинтересовалась у него, как он понял значение этих иероглифов, он искренне удивился: «Какие иероглифы? – сказал он. – Обычные буквы».

— Да он, наверное, прикалывался…

— Нет, Игорь Викторович, он вёл себя совершенно искренне. Я всё-таки могу почувствовать, когда человек, как вы говорите, «прикалывается», а когда отвечает абсолютно серьёзно. Тем более, когда у этого человека в груди гигантская энергетическая дыра…

— И что вы намерены делать?

— Я напросилась к нему домой. Хочу посмотреть всё сама, и, может, мне удастся сделать какие-то выводы.

— Когда пойдёте?

— Думаю, через пару-тройку дней. У меня хоть немного энергии накопится. А то сейчас я совсем пустая. Я посоветовала Олегу Станиславовичу, что называется, не делать лишних движений, вести спокойный размеренный образ жизни, не рисковать… А потом я к нему наведаюсь…

— Мне пойти с вами?

— Нет. Я должна быть совершенно одна. Точнее, нас должно быть двое: я и мангут.

— Кто? Какой мангут?

— Я сказала мангут?

— Да, вы сказали мангут. И не тангут, и не Манцев, а именно мангут.

— А кто такой Манцев?

— Это у Олега фамилия такая – Манцев.

— Странно, почему же я «мангут» сказала? Словно моими губами кто-то другой говорил.

— Знаете, Дора, и у меня такое же впечатление…

— В смысле – такое же?

— Ну что это не вы говорили…

— Почему?

— Слово «мангут» вы как-то странно сказали, с украинским акцентом. «Г» какое-то «гэкающее» вышло. Манг-хут.

— Знаете, Игорь Викторович, мне это дело начинает нравиться всё меньше. Но к Олегу Станиславовичу я должна сходить обязательно. Побыть с ним один на один в его квартире.

Последнюю фразу Даржинэ сказала осторожно, словно шла по горячим углям. Но на этот раз всё прошло гладко. Никаких посторонних слов она не произнесла.

 

Редакция газеты «Кладоискатель и золотодобытчик», 18 июня 2007 года, 10.30, телефон

— Добрый день, это редакция?

— Да.

— Вас беспокоит Олег Манцев, я работаю в энергетической компании, а в нерабочее время занимаюсь приборным поиском. Два дня назад, в субботу, мне звонил ваш корреспондент, Денис Микоян…

— Извините, Олег, но у нас нет корреспондентов, не положены по штату.

— Но он, этот Денис Микоян говорил, что готовит интервью для вашей газеты.

— Наверное, это была чья-то шутка. На всякий случай, повисите на трубе, сейчас я спрошу у нашего выпускающего редактора…

Субботний разговор с неким Микояном всё более беспокоил Манцева. Два дня он держался – тем более что были выходные, а сегодня позвонил в редакцию «Кладоискателя». Уму непостижимо, откуда у этого Микояна было столько информации о находке возле села Горхон? Он и число монет знал, и их номинал… Манцев два дня ломал голову, кому он мог хотя бы намекнуть в разговоре о своём кладе, но так ничего и не вспомнил. По одной простой причине – он никому ничего не говорил! «Я никому ничего не говорил», — несколько раз повторил вслух Манцев, словно это было какое-то заклинание.

— Алло, Олег, вы ещё на трубке?

— Да, я вас слушаю.

— Знаете, у нас действительно есть интервью с вами. Сегодня рано утром приходил какой-то человек и принёс этот материал. Сказал, гонорара не надо. Выпускающий редактор говорит, что очень интересное интервью. Хотя жанр интервью не совсем в нашем формате, но мы собираемся его ставить.

— Я могу предварительно его посмотреть?

— А что – автор его не согласовал с вами?

— Знаете, нет. Более того, он вообще не брал у меня никакого интервью.

— Простите?

— Неважно. Я приеду к вам через час.

 

Газета «Кладоискатель и золотодобытчик», оригинал-макет

Клад старика Анхалаева +++ ЗАГОЛОВОК

На месте шаманской рощи найдено восемь золотых монет в окладах +++ ПОДЗАГОЛОВОК

Олег Манцев, сотрудник региональной энергетической компании, кладоискатель-любитель, в ходе своего выезда в деревню Горхон Эхирит-Булагатского района нашёл фрагменты ритуальных бурятских украшений. В каждый фрагмент – оклад из серебра 900-й пробы – была вмонтирована золотая монета номиналом в пять рублей разных чеканов – от 1836 до 1899 года. Как нам стало известно, схрон был обнаружен на месте шаманской юрты Анхалаева в бывшей шаманской роще, вырубленной ещё в годы Великой Отечественной войны. Сразу после триумфального возвращения Олега Станиславовича из Горхона корреспондент нашей газеты Денис Микоян встретился с удачливым кладоискателем. +++ ВРЕЗ

— Скажите, Олег, а вы действительно чувствуете себя удачливым?

— Ну а вы, Денис, как думаете? Чувствует ли себя удачливым человек, только что нашедший золотых монет на пол-лимона?

— Вы уже посчитали?

— Конечно. Пол-лимона, никак не меньше. Я уже сверился с каталожными ценами. Если считать по каталогу, то стоимость монет несколько меньше, но учитывая их идеальное состояние плюс практически полное отсутствие качественного золота на последних аукционах – думаю, оценка в пол-лимона может оказаться даже заниженной.

— Вы будете продавать монеты?

— Знаете, я ещё не решил, но, скорее всего, ответ на ваш вопрос положительный. Я всё-таки не коллекционер, а кладоискатель. Мне доставляет удовольствие процесс приборного поиска, а хранить монеты где-то в шкафу или в сейфе – это не для меня.

— Пока мы говорим только о материальной стороне дела. А вас не смущает, что вы нашли золото на месте шаманской рощи, где, по слухам, в годы войны творились странные события?

— Вы имеете в виду историю об умерших лесорубах, погибшем коммунисте и странных птицах?

— Да.

— Могу вам ответить только так: не надо было лес рубить.

— Но вы же, безусловно, знаете, что бурятское золото всегда несёт на себе некий энергетический заряд…

— Все вещи, Денис, какой-то заряд несут. Что касается золота, то я несколько раз общался со старыми бурятами, и все они говорили, что запрет на поиск этого золота, в основном, касается их самих, представителей тех родов, чьё золото спрятано, а для людей со стороны оно не несёт вреда.

— Вам не кажется, что вы так себя успокаиваете?

— Вовсе нет.

— А вас не насторожило то, что перед тем, как выкопать золото, вы услышали звук падающего дерева?

— Знаете, Денис, во время своих выездов на разные площадки я слышал самые разные звуки, и, если бы я пытался анализировать каждый из них, я бы только и делал, что анализировал, вместо того чтобы заниматься поисками.

— А вас не смущает, Олег, что у бурят звук падающего дерева – именно звук, а не само падающее дерево – означает быструю смерть?

— Что вы подразумеваете под словом быстрая?

— От одной минуты до двух дней.

— Но все эти сроки уже прошли со времени моего возвращения из Горхона.

— Прошли, но будьте осторожны.

— Спасибо, Денис.

Манцев читал интервью с самим собой, сидя в приёмной редакции газеты «Кладоискатель и золотодобытчик». Едва он закончил, как в приёмную зашёл Борис Волков, редактор издания. В руке он нёс лист бумаги формата А3 с завёрстанным текстом.

— Вот, Олег, твоё интервью. Почитай, если хочешь.

— Мне уже дали почитать, Борис Евгеньевич. Честно говоря, я с трудом могу понять, чем эта ахинея заинтересовала столь солидное и уважаемое мною издание как ваше.

— А что тебе не понравилось?

— Ну, это же полная чушь! Неужели вы собирались это печатать? Энергетический заряд бурятского золота, падающее дерево – примета скорой смерти, странные события в шаманской роще…

— Какое дерево, Олег? Нет тут никакого дерева, равно как и энергетического заряда…

Волков протянул Манцеву уже завёрстанный материал. Манцев пробежал его глазами. Там лишь вскользь упоминалось о найденном золоте, а в основном Манцев анализировал работу металлодетектора Minelab, давал советы, как распознать золото, поскольку при штатном режиме поиска оно давало не очень чёткий сигнал. В общем, вполне дельный технический материал – вполне, кстати, в формате «Кладоискателя».

— Борис Евгеньевич, но мне дали совсем другую статью.

Теперь уже настала очередь Волкова пробежаться глазами по тексту.

— Боже мой, Олег! Кто тебе дал эту ересь!

— Какой-то паренёк…

— Да нет у меня никаких пареньков! Ты же знаешь – здесь я работаю, да две девочки на вёрстке, и то не каждый день. Какой ещё паренёк?

— Невысокий такой, худенький, бурятистый немного…

— Олег, тут какое-то недоразумение.

— Борис Евгеньевич, я надеюсь, что вся эта история останется между нами…

— Безусловно, Олег. Но ты же даёшь нам добро на публикацию вот этого, нормального материала, который я вам принёс на сверку?

— Публикуйте, Борис Евгеньевич, но на всякий случай измените мою фамилию. Видите, какие непонятные вещи вокруг всего этого происходят.

— Хорошо, Олег, я лично прослежу, чтобы всё было нормально.

 

Красная юрта

В просторной деревянной юрте возле тлеющего костра сидел человек. Выглядел он весьма необычно: шлем с рогами и подвязанными к нему тонкими верёвочками, полностью скрывавшими его лицо; халат, обшитый разными шкурами; пояс со множеством колокольчиков и погремушек. Человек кидал в огонь бересту, щепки, кусочки ткани.

Он говорил быстро и тихо. Можно было разобрать лишь одно слово «табан». Вся остальная речь представляла собой смесь каких-то гортанных звуков. Недалеко, возле стены, стоял бубен, рядом с человеком лежали две трости, обвешанные колокольчиками и металлическими пластинками. На стенах висели онгоны. По девять онгонов на каждой стене — кроме западной, где находилась полка с колокольчиками, подсвечниками и какими-то совсем мелкими предметами, и южной, где располагалась дверь. Итого – пятьдесят четыре штуки.
Человек стал говорить громче, но по-прежнему можно было различить одно только слово «табан». Вдруг человек вскочил, схватил обе трости с погремушками и запрыгал возле тлеющего костра. Резко повернулся в сторону Манцева. Тот попытался сделать ответное движение, увернуться от человека, но быстро ощутил, что не может этого сделать, поскольку висит в виде некой воздушной субстанции слева от двери.

Впрочем, человек, похоже, не видел Манцева. Верёвочки на его шлеме метались и колыхались в такт его движениям, периодически открывая лицо, и Манцев успел заметить, что взгляд этого человека был в этот момент совершенно пустым, а глаза более всего походили на глаза какой-то птицы. Человек, дёргаясь и изнывая в конвульсиях, сделал ещё несколько кругов вокруг костра, который к тому моменту, казалось, вообще потух. Потом вытащил из кармана халата какой-то предмет, крепко сжал его в руке и сбросил халат в огонь, отчего пламя вдруг занялось, взлетело к самому потолку юрты и ушло в вытяжное отверстие.

«Табан», — торжественно сказал человек. «Табан», — повторил он. Манцев силился разглядеть, что именно человек сжимает в руке, но от того места, где он находился, ему ничего не было видно, а подойти ближе та субстанция, которая выполняла роль Манцева, не могла.

К этому моменту Манцев уже адекватно воспринимал происходящее. Он знал, что это сон, и что ему прямо сейчас предстоит проснуться – как только этот странный человек в изнеможении упадёт на деревянный пол юрты.
И действительно, ещё раз повторив «табан», человек упал, медленно закрыл глаза, но Манцев не проснулся. Он по-прежнему висел возле двери и смотрел на лежащего человека. И вдруг тот, не открывая глаз и не меняя позы, отчётливо произнёс: «Мы будем возвращаться».

И лишь после этого настало пробуждение.

— Я видел тангута, — неожиданно для себя вслух сказал Манцев, — и он сказал мне, что будет возвращаться.

 

Коминтерна, 29, телефон, 19 июня 2007 года

— Даржинэ, это Олег. Я опять сегодня видел сон.

— Добрый день, Олег Станиславович. А что вас так удивляет? Вы же последнее время опять стали его видеть. Или сегодня что-то было не так?

— Не так. Он мне сказал: «Мы будем возвращаться».

— В смысле – сказал? На каком языке?

— Не понял я, на каком. С одной стороны, сказал он совершенно отчётливо: «Мы будем возвращаться». С другой стороны, когда я проснулся и попытался проанализировать ситуацию, мне показалось, что он говорил как-то по-другому, не по-русски.

— Но вы же поняли его?

— Да, понял.

— Что ж, действительно странно.

— Даржинэ, а вы помните, как показывали мне недавно фотографию? Там ещё паренёк стоял возле скалы, а на скале надпись была?

— Помню, конечно.

— Там ведь тоже было написано: «Мы будем возвращаться». Вы меня спросили про иероглифы, я удивился: какие иероглифы? На тот момент мне казалось, что я чётко вижу обычные русские буквы и что, спрашивая меня про иероглифы, вы меня просто разыгрываете. Но после сегодняшнего сна я сразу вспомнил тот разговор. И сейчас, пытаясь восстановить в памяти ту фотографию, понимаю, что не буквы там были, а какие-то совсем другие знаки. Но тогда у меня не было сомнений в смысле надписи.

— Да, действительно, там были не русские буквы…

— Но, Даржинэ, вы же мне дали зачем-то эту фотографию? Вы о чём-то догадываетесь?

— Олег Станиславович, давайте поступим так, как договаривались. Вы по-прежнему соблюдаете осторожность, воздерживаетесь от поездок по своим раскопкам, а я приеду к вам в этот четверг.

— Может быть, у вас получится приехать раньше? Сегодня, например, или хотя бы завтра…

— Знаете, я пока не чувствую себя достаточно заряженной перед встречей с вами. Ваш случай кажется мне необычным и достаточно сложным, поэтому мне необходима полная энергетическая зарядка. Вы можете улыбаться и смеяться над этим, но я своего решения не изменю.

— Да я и не улыбаюсь вовсе…

— Вот и замечательно. Встретимся послезавтра.

 

Телекомпания «Пеликан», кабинет генерального директора, 29 июня 2007 года

— Сергей Витальевич, вам кофе приготовить?

— Приготовь, Женя, приготовь.

Сергей Веремеенко, генеральный директор телекомпании «Пеликан», с самого утра был не в духе. Вечерний выпуск новостей явно не клеился, и это становилось очевидно уже сейчас. Отсутствовал главный сюжет, новость на открытие выпуска. И нигде – ни в городе, ни в его окрестностях, ни даже в зданиях администрации региона и городской мэрии – ровным счётом ничего достойного не происходило. Про вертолёт, упавший в минувшую пятницу, рассказали всё, что было можно. А сейчас – новая пятница. Нужен забойный сюжет, о котором будут говорить все выходные. Эксклюзив.

— Сергей Витальевич, у вас что-то стряслось? – Женя, личный секретарь Веремеенко, являла собой саму предупредительность.

— Стряслось, Женя. Ещё как стряслось. – Веремеенко взял чашку кофе, отпил глоток, после чего понял, что кофе ему уже расхотелось.

— Могу я вам чем-нибудь помочь, Сергей Витальевич?

Вообще-то личный секретарь генеральному директору «Пеликана» был не положен по штату – слишком уж маленькая телекомпания. Но Веремеенко, пройдя путь от стажёра до главы телекомпании, не мог себе отказать в такой роскоши как личный секретарь. Он выбил у учредителей должность секретаря частично за счёт собственной зарплаты и теперь пожинал плоды своих усилий: у него и так настроение – дрянь, а тут эта Женя ещё пристаёт с глупыми вопросами.

— Нет, Женя, не можешь. У меня на вечерний выпуск – одна «джинса», нормальных сюжетов нет вообще… Прогноз погоды разве что… Журналисты в отпусках. Из всех, кто хоть что-то может, в наличии – только Кирилл. Он работает – без году неделя. У него ни связей, ни ньюсмейкеров. Как я с него могу требовать, чтобы он выпуск новостей вытащил?

— Знаете, Сергей Витальевич, у меня есть одна новость. Может, она вас заинтересует?

— Ну, валяй, рассказывай, — Веремеенко попытался изобразить на своём лице искреннее внимание.

— Я вчера была у своих знакомых. У них сын отдыхал в оздоровительном лагере. Знаете, раньше это называлось пионерским лагерем, а сейчас оздоровительным. Хотя, по сути, ничего не поменялось. Те же отряды, те же вожатые из студентов, порядки те же – построение, движение строем…

— Женя, если ты хотела поведать мне структуру современного детского оздоровительного лагеря, то я, в общем-то, её знаю…

— Нет, Сергей Витальевич, слушайте дальше. Их сын отдыхал в первой смене. Приехал позавчера. Он рассказывает, что в последнюю неделю в их озере начали ловиться щуки. Причём, они какие-то совсем дикие. Хватают всё, что в воду бросишь.

— Ну и что, Женя? Что-то я не догоняю, в чём сенсация-то?

— Сергей Витальевич, да это озеро не больше хоккейного корта. Там всегда только караси ловились!

— Всё, что я могу сказать, Женя, по поводу этой новости, — любопытно, но не более.

— Погодите, Сергей Витальевич. У сына моих знакомых в этот же лагерь на второй сезон поехал приятель. Одноклассник, или с параллельного класса, не знаю. Сын моих знакомых уехал из лагеря, а его одноклассник в этот же день поехал. И вчера, как раз, когда я была у них в гостях, тот мальчик позвонил из лагеря сыну моих знакомых и сказал, что щука напала на какого-то ребёнка с их смены. Якобы этот ребёнок пошёл купаться, а щука искромсала ему всю ногу.

Веремеенко заинтересованно приподнялся на кресле. Щуки нападают на детей – в этом что-то есть. К тому же, они, наверное, мутанты… Конечно, может, и не мутанты, но назвать их в сюжете мутантами – вполне приемлемо. Со ссылкой на некоторые источники в научных кругах. Мол, мы обратились за комментариями, и нам сказали на условиях полной анонимности, что, возможно, имеет место мутация, вызванная экологическими причинами…

— Мальчик не знал, что в озере завелись щуки и пошёл туда купаться, — продолжала тем временем Женя. — Наверное, его забыли предупредить. Их смена только накануне приехала.

— Женя, — прервал свою секретаршу Веремеенко, — а где лагерь-то?

— Где-то за Баяндаем. Деревня, кажется, Гаханы, называется. Я могу узнать подробнее.

— За Баяндаем? Ну, ёлки зелёные, а там-то зачем лагерь городить? Ни воды, ни природы…

— Говорят, воздух какой-то целебный плюс натуральные продукты – молоко, сметана, творог.

— Ну, разве что натуральные продукты… Ладно, узнавай точное место, а я сейчас Кирилла проинструктирую, что к чему.

 

Продолжение следует

Вернуться в Содержание журнала

 

Она берет начало в болотистой местности у поселка Приискового среди старинных шабровских золотых приисков и, пробегая 32 километра, сливается с Истью в том месте, где некогда стояла Арамильская слобода — первое русское поселение в окрестностях Екатеринбурга. Течение реки можно считать быстрым, поскольку разность высотных отметок истоков и устья составляет более 100 метров. На окраине Шабров Арамилка образует живописный Шабровский пруд.

 

А далее она бежит, в основном, в искусственном русле по обширной заболоченной местности, над которой островком поднимаются каменные палатки Шабровского гранитного массива. Из рукотворного русла Арамилка выходит на окраине поселка Большое Седельниково, затем — пересекает Малое Седельниково. В обоих поселках река подпружена и выглядит очень солидно. За Седельниками она уходит в большое урочище — Накомарные покосы, проходит автотрассу «Урал» и большое село Бородулино. За Бородулино, на окраине поселка Патруши, Арамилка затихает в Новом пруду.

 

Далее, по окраине Патрушей, она, минуя Старый пруд, образованный когда то стоявшей здесь мельницей, оказывается в черте Арамили. Здесь начинается ее самый живописный участок. Река преодолевает выходы пород Большеседельниковского гранитного массива.

 

По берегам есть небольшие скалы, а в русле лежат огромные валуны, между которыми струится чистая с легким коричневатым оттенком вода. Начинается каменистое русло от знакомого многим туристам бурного Патрушевского водопада и завершается у старинной Свято-Троицкой церкви и сквера, посвященного истории города Арамили.

 

Вернуться в Содержание журнала

 

С плато на вершине

На Приполярном Урале, по соседству с высшей уральской горой Нáродной, имеющей старинное мансийское название Поэнг-Ур, расположена вершина имени российского академика А.П. Карпинского.

Гора находится в северной оконечности Исследовательского хребта . Расположена она на линии главного уральского водораздела, который в этом районе делает крутой поворот в восточном направлении. И далее, в верховьях реки Кожим, приобретает общее направление на северо-восток. Этот участок в туристической среде именуют Приполярным Интегралом.

Гора имеет продолговатую форму, вытянутую примерно в северном направлении. Восточные склоны горы монотонно опускаются к верховьям реки Северная Нáрода. А западные склоны скальными сбросами круто обрываются в долину реки Балбанью, в которой расположены несколько озёр.

Перепад высоты между макушкой горы и урезом озера Верхнее Балбалты составляет около восьмисот метров. Это озеро расположено в скальном каре. При этом западная линия скальных сбросов горы является восточной стенкой этого кара, загибаясь к западу и опускаясь к перевалу между истоками рек Балбанью и Карпин-шор.

Южные и юго-восточные каменистые склоны горы опускаются к озеру Голубому, расположенному в долине реки Карпин-шор. Перепад высоты от верхушки горы до уреза озера Голубого – около шестисот метров. Высотная отметка горы – 1803,4 метра.

Вершинная часть горы представляет собою обширное плато, вытянутое в северном направлении. В средней части его расположена небольшая приподнятая плоская поверхность, на высшей точке которой установлена памятная доска академику А.П. Карпинскому. Впервые памятный знак на вершине установили школьники из города Карпинска под руководством А.С. Шумкова.

Гора носит название первого советского президента Российской академии наук А.П. Карпинского. Имя горе присвоили участники северо-уральской экспедиции Уралплана и Российской академии наук в 1927 году.

Тогда неожиданным результатом работы этой экспедиции было определение геодезическим методом высоты нескольких гор с отметками высот, значительно превышающими высоту вершины Тельпос-Из, ранее считавшейся самой высокой горой на Урале.

Одна из вновь определённых вершин – гора Народная – оказалась действительно самой высокой уральской вершиной. А другой горе, расположенной рядышком с высшей уральской вершиной, участники экспедиции присвоили имя академика Карпинского.

Отмечу, что все геодезические измерения в экспедиции проводил Степан Янченко, в ту пору практически ещё студент, только за два месяца до экспедиции окончивший ленинградский университет.

 

Успешная карьера

Александр Петрович Карпинский родился 26 декабря 1846 года (7 января 1847 года по новому стилю) в небольшом поселении Турьинские Рудники, расположенном на севере современной Свердловской области. Его отец – Пётр Михайлович Карпинский был горным инженером и служил по горной части на Северном Урале. Представители обширного рода Карпинских традиционно трудились на горно-металлургическом поприще.

Поэтому неудивительно, что юный Александр, двенадцати лет от роду, был отправлен в Петербург на обучение в горном кадетском корпусе, который он закончил в 1866 году с золотой медалью. После окончания учёбы он работал в Златоустовском горном округе. Служил смотрителем на Миасских золотых приисках. Побывал на Таганайских горах.

В 1868 году переехал в Петербург, где началась его научная деятельность в горном институте. И надо сказать, карьера была весьма успешной. Вот некоторые вехи. 1877 год – профессор кафедры геологии, геогнозии и рудных месторождений в горном институте. 1885 год – директор геологического комитета. 1886 год – адъюнкт, а с 1889 года – академик Санкт-Петербургской академии наук. В 1917 году он был избран президентом Российской академии наук и трудился на этом посту вплоть до своей кончины (1936 год).

В летнее время он многократно приезжал на Урал, где проводил экспедиционные исследования. Изучал авгитовые породы около деревни Мулдакаево на Южном Урале и в районе горы Качканар. Проводил разведку каменного угля в Уфимской и Оренбургской губерниях. Обследовал восточный склон Среднего Урала между реками Нейва и Синара. На реке Уфе близ Артинского завода на горе Кашкабаш обнаружил отпечатки древних растений и окаменевших раковин морских моллюсков.

На базе полученных материалов в 1890 году издал монографию «Об аммонеях артинского яруса. Установление принципа «переходности слоев»». Эта монография, а также научный труд «О правильности в очертании, распределении и строении континентов» принесли ему мировую славу. Александр Петрович был избран почётным членом многих академий и научных обществ в Европе и Америке.

Александр Петрович –  автор более 400 научных трудов. Имя Карпинского присвоено нескольким географическим объектам: уральский город Карпинск, вулкан на острове Парамушир Курильской гряды, гора на острове Октябрьской революции архипелага Северная Земля, гора в Русских горах Антарктиды, кратер на оборотной стороне Луны, минерал Карпинскит, кимберлитовая алмазная трубка в Архангельской области и др.

Имя Карпинского присвоено научным организациям: Всероссийскому научно-исследовательскому геологическому институту в Санкт-Петербурге и геологическому музею в Москве.

Совсем неудивительно, что в 1927 году участники североуральской экспедиции, представляющие Академию наук, дали одной из высоких вершин на Приполярном Урале имя президента Академии наук – Александра Петровича Карпинского.

 

Регули и переводы с ненецкого и мансийского языков

Однако, как оказалось позднее, гора эта имеет старинное название, сохранившееся в материалах венгерского естествоиспытателя Антала Регули, который в 1843–1845 годах совершил поездку вдоль Уральского хребта, от широты Екатеринбурга до побережья Северного Ледовитого океана, туда и обратно.

По материалам, собранным на Урале, он изготовил карту Северного Урала. И на вставке к этой карте изобразил взаиморасположение вершин в районе современного Приполярного Урала. На такой вставке чётко определяется нынешняя высшая уральская вершина – Народная. А рядышком помечена гора с названием  «Wuaptju».

Что же означает это название?

Сам Регули не посетил район рассматриваемой горы. А названия вершин записывал со слов своего проводника ненца Тьобинга. Поэтому вполне возможно, что «Вуаптью» – это ненецкое название горы.

Действительно, в ненецком языке имеется «ваптё» – «слегка на бок», «косо». Тогда «ваптё пай» – «гора, [которая] слегка на боку» относительно самой высокой вершины в этом районе – Поэнг-Ур (мансийский язык).

Однако, наверняка, гора имела и мансийское название. Учитывая длинную плоскую верхнюю поверхность вершины, она, скорее всего, имела название «Вōвта-Ур» – «плоская гора», где «вōвта» – «плоский» и «ур» – «гора».

В завершении отмечу ещё одну деталь. На вставке к карте Северного Урала, составленной Анталом Регули, на крайнем к северу участке показана гора «jerkaschi». Между нею и горой Вōвта-Нёр не обозначена ни одна вершина. А на современной топографической карте между этими горами обозначены ещё три: Старуха-Из, Старик-Из и Баркова.

На такой карте указана гора Еркусей, которая нанесена севернее горы Баркова. Мне неизвестно, когда и как на карте появились топонимы Старуха-Из и Старик-Из. Гора Баркова названа в честь русского и советского географа А.С. Баркова.

Моя попытка понять, что означает слово «Еркусей» на базе ненецкого языка, была безуспешной. А вот, используя мансийский язык, возможен вполне ясный и логичный перевод. На карте, составленной Регули, этот ороним записан в форме «erkaschi» – «еркаси». Разделим такое название на две части: «еркаси» = «ер» + «каси». Тогда имеем: «ēр» – «край, грань, рубеж» + «кос» – «коготь, ноготь». В итоге получаем: «Ер-Кос-Ур» – «Крайняя гора [в виде] когтя». Такой перевод отражает реальную форму горы – она представляет собою почти идеальный высокий конус, расположенный в крайней северной части отрога Уральского хребта.

Совершить восхождения на гору Карпинского в наше время можно весьма просто. До станции Инта следует добраться по железной дороге. Затем на автомобиле с высоким клиренсом доехать до базы Желанное, расположенной в долине реки Балбанью у подножия горы. А далее вверх по восточному склону выбрать удобный проход между скал.

 

Вернуться в Содержание журнала

Единственный в регионе

На озере встречают роскошные закаты, которых больше нигде не увидишь, и для них даже есть специальная площадка. Здесь плавают и летают над водой, говорят о любви – все главные городские события происходят рядом с Исетским.

Неудивительно, что в городе традиционны водные виды спорта. Но поражает и приводит в изумление другое: в невероятно трудное для нашей страны время, когда она ещё не окрепла после гражданской войны, в 30-е годы прошлого века, в Среднеуральске появился уникальный, единственный в регионе знаменитый «Водный клуб».

Красивый, как дорогая игрушка, он был переполнен жизнью: с яхтами, соревнованиями, с танцплощадкой, многочисленными кружками для детей и большим кинотеатром на берегу озера. Клуб, возведённый самими среднеуральцами из местных пород дерева, много лет был любимым местом жителей тогда ещё небольшого посёлка.

 

Старожилы помнят

Проект клуба был изящным: с небольшой башенкой, венчающей верхнюю часть строения, с выходом из кинотеатра на просторную площадку над озером, с широкими лестницами и амфитеатром, где зрители наблюдали водные соревнования. Как раз на уровне амфитеатра, внизу, на озере разместился плавательный комплекс. Старожилы города хорошо помнят это невероятно привлекательное здание на крутом озёрном берегу.

Досуг с налётом аристократизма в молодом посёлке – интерес к яхтам, планерам, конному спорту – организовал известный в стране инженер из Ленинграда Алексей Антонович Котомин. Он сам отлично управлял яхтой, иногда участвовал в соревнованиях, увлечённо занимался конным спортом. Человек, построивший градообразующее предприятие в рекордно короткие сроки, имевший одновременно барские замашки и умеющий трудиться с полной отдачей, влил жизнелюбивые, изысканные питерские ноты в мироощущение горожан.

Алексей Котомин утверждал, что работать нужно ограниченное время, а потом хорошо и со вкусом отдыхать. Что и делал сам, подавая пример коллегам, не «продавая» себя полностью работе. Его уважали строители станции, побаивались партийные боссы за авторитет, талант и честную резкость.

 

Страсть к стихии

Линия водных видов спорта в Среднеуральске была неровной. По политическим и социальным причинам эта сфера то сворачивалась после отъезда Алексея Котомина, то снова развивалась в послевоенные годы, и опять пришла в упадок в начале 90-х.

Но всё шло к тому, чтобы вода всё же призвала своих энтузиастов. И произошло это совсем недавно, в 2019 году. Но обо всём по порядку.

Никита Шварев инженер, имеющий дипломы физтеха и теплофака УПИ, застал ещё действующую лодочную станцию. Мама и папа его были увлечёнными яхтсменами, в 70-е годы это было очень популярным занятием. Отец часто брал его на водные прогулки по озеру. Вместе плавали на острова и однажды даже попали в крепкий шторм, после чего Никита категорически перестал бояться воды. То есть, как говорят, «перебоялся» ещё в детстве.

Вероятно, этот опыт общения с водой и увлечёнными родителями стал в жизни событием, которое определило его страсть к покорению водной стихии. В 15 лет он попросил отца поставить его на доску (прообраз современного виндсёрфинга). По воле судьбы Никита застал и расцвет водной спортивной культуры, и был свидетелем её упадка. Однако в итоге, в один прекрасный день в 2019 году появилась идея о возрождении культа водных видов спорта. Желание поделиться этим невероятным чувством свободы и полёта, которое испытываешь, скользя на доске по озеру и управляя парусом, дало импульс новому делу. А ещё любовь и потребность поддержать традицию, увлечение старшего поколения:

– У нас уникальная роза ветров, – рассказывает Никита, – чаще всего ветер дует с запада, поэтому в любом случае тебя прибьёт к берегу, даже если что-то пошло не так.

 

Научиться управлять

Интерес ещё и в том, что сейчас много современного оборудования, которое делает жизнь спортсменов лучше. Это и специальные современные ткани одежды, которые рассчитаны на разную погоду, причём с разбегом буквально в три – четыре градуса, хорошая защита от ветра и воды, отличные жилеты, в которых довольно сложно пойти ко дну – новые материалы, используемые при изготовлении оборудования, дают комфорт и надёжность в тренировках.

Зимние виды спорта на озере продолжают развитие навыков для новичков и всех, кто занимается сёрфингом. Например, в городе появился не лишённый экстрима сноукайтинг.

Это разновидность парусного спорта. Скольжение происходит с использованием воздушного змея – кайта. По застывшему озеру передвигаться с ним можно отлично. Самое главное – не запутаться в стропах,  что тоже случается! То есть надо научиться управлять змеем. Таким образом, жизнь водных видов спорта не заканчивается даже зимой. И это радует очень многих увлечённых людей.

 

Вернуться в Содержание журнала

 

Не для всех

Никто не знает, как попал он сюда. Был неосторожен в погоне за жертвой? Был слишком любопытен и не распознал вовремя бездны под козырьком снежного карниза? Хищник упал на дно Осиновского провала, пролетел тридцать метров, ударяясь о стену и кувыркаясь. Пришёл в себя, слегка оправившись от черноты в глазах и боли в сломанных ребрах. Приволакивая лапы, обследовал зал и понял, что единственный выход отсюда – в смерть.

 

Он прилёг в углубление под стенкой, где не капала вода и не сыпался снег из назойливо манящего отверстия в небо там, в бесконечной высоте свода пещеры, и ждал её. Ждал терпеливо, как умеют ждать только звери – день? неделю? Но дождался, это точно. Отмытые временем, его кости лежали там до тех пор, пока мы их не подняли и не передали экологам в институт УрО РАН. Небезопасно, в общем, спускаться в пещеру Осиновский провал.

 

И подниматься физически довольно тяжело. Приходится метров тридцать «жумариться» – лезть вверх при помощи жумара и кроля, специальных устройств, через которые верёвка может проскальзывать только в одну сторону. Развлечение не для дохлых, в общем.

 

Сама пещера небольшая. Съехав сюда по верёвке, попадаешь на конус выноса в середине вытянутого зала в трещине бортового отпора Осиновского камня. Ничего особенно примечательного, кроме вертикального спуска, тут нет. Но в дальнем тупичке, если расшевелить камни, открывается узкий пролаз в следующий зал. Скорее всего, мы его первыми открыли в 2011 году. Это же очень хорошо видно – был ли кто-то в зале пещеры до тебя. Даже при самом осторожном перемещении на белоснежном натечном полу остаются следы глины с сапог. А перед нами их не было, всё белело, как снег. Идти там особенно некуда, можно потоптаться на небольшой приступочке перед обрывом, а за ним и вокруг возвышаются нереально сияющие в свете фонаря стены, уходящие в сужение трещины впереди и в высоченный потолок сверху.

 

Идти не скучно

Язьва – река интересная, и берега у неё интересные. Кроме провала, здесь есть ещё Осиновская пещера в том же камне, Язьвинская пещера, масса избушек по берегам, ну, и пороги, конечно. Вся верхняя часть, почти до впадения Молмыса, представляет собой более-менее непрерывную шиверу – протяжённое препятствие, украшенное белыми «барашками» упругой воды.

Река течёт быстро, уровень в ней весной быстро подымается и, кстати, так же быстро падает: к началу июня местами придётся идти пешком и перетаскивать катамараны.

Дно не изуродовано драгой, как на Вижае, поэтому сюрпризов здесь предостаточно. Только расслабишься, и вот уже видно всплески под противоположным берегом! И команда, в азарте, на «и – раз, и – раз», гонит туда катамаран, чтобы ёкнуть сердцем, обрушиваясь в пенную бочку.

 

Передние гребцы ныряют выше пояса, палубу окатывает шипящая вода, задние – последним гребком посылают судно в пену. Тут передним надо не зевать, а проплеваться от воды, наклониться вперёд и уцепиться веслами за твёрдую воду, чтобы вытащить катамаран из бочки. А то встанет на дыбы, подтапливаемый сзади потоком – ищи потом вещи и собирай экипаж по всей реке.

Как-то раз в такой ситуации мотнуло, один грузный матрос катамарана, чтобы удержаться, с размаху уцепился за толстую алюминиевую трубу рамы… да и сломал её – не выдержала. Выловили всех другими катамаранами… Не скучно, в общем, по Язьве идти.

 

До недавнего времени эта река не была широко известна в кругах туристов. Дело в том, что её описания нет в священной книге всех туристов-водников Пермского края – «По голубым дорогам Прикамья» С.А. Торопова. Как бы ни ругали автора за неточности в описаниях некоторых рек (и, особенно, пешеходных частей маршрутов), эта книга внесла в развитие туризма в области и в СССР в целом огромный вклад.

Карт тогда не было (секретно же!), доступ в окрестности «посёлков лесорубов», как автор стеснительно называл исправительно-трудовые учреждения, был несколько затруднен, и возможность прочитать хоть какие-то описания и посмотреть хоть какие-то приблизительные схемы местности ещё в 1980-х годах была неоценимой.

 

Вся доступна

А тех рек, которые не были описаны в книге, как бы не существовало. На них не ходили просто потому, что не знали. Вот соседний Молмыс, на деле скучный и однообразный, Сергей Афанасьевич описал как бурный и порожистый, и туда народ стремился. А Язьву почему-то – нет. В сущности, это хорошо: на ней и сейчас не слишком тесно от сплавщиков. На схему сплавных рек края, составленную лет пять назад учёными Пермский государственный национальный исследовательский университет, она тоже случайно не попала, так удачно сложилось.

Тем более с течением времени сюда всё сложнее доехать. Хотя дорог – целых четыре: через «посёлок лесорубов» в Красном Береге, через посёлки Верхняя Язьва и Северный Колчим, через Волынку и через Золотанку.

Соликамский бумажный комбинат возит из окрестностей лес по Волынской дороге, так что её чистят всю зиму, но в апреле она раскисает, становится грязной и колеистой. Столь любимые туристами дешёвые «Газели» и дорогие «ПАЗики» здесь не пройдут. Между посёлками Сим и Красный Берег тоже традиционно колеи и море грязи. Да и загибается Красный Берег, к сожалению, после закрытия колонии.

Дорога через Северный Колчим не чистится. Даже при жаркой, ранней весне, когда в лесу снега практически нет, эта узкая, плотно зажатая лесом со всех сторон дорога держит на себе полметра, а в низинках и ещё больше снега. Не прорваться. Поэтому всё же обычно ездят через Красный Берег на соответствующем транспорте.

 

В последние вёсны эта речка не остаётся без внимания сплавщиков, теперь и коммерческих тоже. Группы стартуют у бетонного моста в урочище Усть-Цепел, доходят до полян под Осиновским камнем, отсыпаются, смотрят на речку сверху, лазят по гротам и пещерам. Камень, кстати, километра два в длину.

После пожаров и ветровалов 2010-го года там ходить – чёрт ногу сломит. Так что даже официальная спелеологическая наука не в курсе, сколько там пещер. Безграничное поле деятельности для исследователей, юных и не очень. «Детская» пещера расположена ниже смотровой площадки там, где под прямым углом сходятся две скальные стены. Она вся доступна ногами, без снаряжения.

 

Ниже, после первых весёлых шивер, в том же правом берегу Язьвинская пещера. В неё можно прогуляться в привходовую часть, а можно по пятиметровой верёвке спуститься в дальний конец. Зачем-то весь «пещерный творог» в ней соскоблен с потолка и стен, по углам валяются инструменты для этого из обрезков пластиковых бутылок. Подходить к пещере придётся по аналогичному ветровалу, заполнившему крутой берег. Дальше, от устья Верхней и до устья Нижней Тулымок – снова шиверы.

К впадению Молмыса река успокаивается. Мимо Красной скалы, давшей название посёлку, мимо самого посёлка и дальше катамаран тащится еле-еле, особенно, если ветер в лицо. А он на сплаве всегда в лицо. Закон природы, что поделать. Ещё в лицо не вовремя всегда солнце – поэтому хороших фотографий со здешних порогов всегда мало…

 

Последнюю стоянку обычно устраивают на огромном Антипинском лугу, способном разместить сколько угодно туристов. Добрые люди сюда в некоторые зимы завозили для своих и чужих нужд гору обрези с лесопилки, так что и с дровами проблем не было. Сняться с маршрута можно в заливчике у деревни Паршакова или в устье речки Шудья в пределах посёлка Верхняя Язьва. Дальше река совсем уж спокойная, и сильно петляет.

 

В преддверии финиша, когда все семечки уже сгрызены, лица обгорели, руки обветрились, пещерная глина из курток повывелась, можно сидеть на катамаране, вяло отгребаться от берегов и планировать следующие походы. Каждому своё – кому летом в горы, кому зимой в леса, кому следующей весной снова на сплав.

На 9 мая – на Язьву, конечно.

 

Вернуться в Содержание журнала

 

Первая остановка – Чайкинский мыс

С чего начинается Родина? Для каждого Родина начинается с чего-то своего. Это может быть и место, где прошло детство, и семья, родные и близкие, и улица, и облака в небе. Родина начинается с вида из окна дома, в котором родился, и в котором продолжают жить твои родители, с тропинок в лесу, с прогулок по горам, с рек и речушек, где любил рыбачить или купаться.

Река Ирень, растянувшаяся на двести четырнадцать километров, красивая, извилистая, глубокая и загадочная – малая родина для нескольких десятков тысяч жителей Пермского края. Три года назад любители путешествий из села Уинское организовали группу, разработали, очистили и запустили несколько водных маршрутов по своей родной реке. И теперь каждую весну, лето и осень Ирень притягивает к себе не только местных жителей, но и множество туристов из других регионов России.

Водный маршрут «Иренский –Усановка» начинается от старинного моста у посёлка Иренский. Мост в своё время взрывали и белые, и красные, но он полностью не сдался никому, до сих пор опоры стоят назло всем ветрам! За Иренским мостом, после короткого прямого участка, река круто поворачивает на север и продолжает свой неторопливый бег вдоль хребта Аспа-Тау (Камень на Аспе).

 

Весной ветер приносит с берегов ароматы цветущей черёмухи, шиповника, яблони, летом – запахи лесных и лечебных трав: душицы, зверобоя, таволги, клевера, а с августа по сентябрь берега завораживают красотой осенней листвы.

 

Живописная скала Ак-Таш (Белый Камень), отделяющая от хребта Аспа-Тау его северную часть – гору Чайкинский мыс – скалистый, поросший лесом гребень, – наша первая остановка во время экскурсии.

 

Известная путешественница XX века Вера Александровна Варсанофьева сравнивает Чайкинский мыс с «крымскими хаосами». Ранее это место считали священным.

 

Напротив хребта параллельно реке протянулось узкое озеро Сарыбай-Куль – Жёлтое озеро, получившее своё наименование за мутную желтоватую воду. Интересное переплетение русских и татарских названий на реке Ирень связано с тем, что народности в этих краях издревле живут дружно, бок о бок.

 

Когда-то, ещё во времена Екатерины II, была в нашем крае образована Иштеряковская волость, в которую входило всё нерусское население, проживающее по берегам реки Ирень и её притоков. После образования Кунгурского уезда на уинские земли хлынул поток русского населения. По рекам Ирень, Телёсс, Тарт, Аспа, Суда они приобретали у башкир и татар земли и селились на них. Земли, лежащие в бассейне реки Ирень, были вначале заселены выходцами из Великого Новгорода, Великого Устюга и Чердыни. Ехали сюда и переселенцы из Соликамска, Вятчины и Вологодского края.

 

Минеральное свидетельство

Извилистая река берёт своё начало в Октябрьском районе Пермского края и впадает в Сылву в черте старинного города Кунгур. На всём своём протяжении Ирень поражает стабильной глубиной: три – пять метров. Но встречаются и омуты до семи метров, которые здесь зовут «ямами».

На берегах Ирени расположено крупнейшее в мире месторождение редкого поделочного камня селенита. В селе Красный Ясыл Пермского края развит камнерезный промысел. Селенит является уникальным природным достоянием нашего края, – это удивительное минеральное свидетельство существования древнего Пермского моря, которое простиралось на территории края около двухсот восьмидесяти миллионов лет назад.

 

Разглядывая камень на свету, ты невольно очаровываешься его переливами, ощущая некое тепло заряженного солнцем селенита, и проскальзывает мысль о том, что легенды о хранителях богатств реки имеют место быть, ведь цветные (золотистые, медово-жёлтые, розоватые и красноватые) селениты встречаются только в Пермском крае, в месторождениях по реке Ирень к югу от Кунгура.

 

Манит и затягивает

На маршрут я выхожу часто, бывает и два раза в неделю, но каждый сплав – он разный, даже пейзажи меняются. Природа вокруг полна жизни, ты любуешься игрой красивых бабочек и плесканием рыб у берега стоянки, пением птиц, причудливыми облаками, река всегда находит, чем удивить путника.

Наши предки использовали энергию рек, строя на Ирени и её многочисленных притоках водяные мельницы. Места, где они располагались, можно определить по омутам, глубина которых значительно больше, чем глубина в основном русле. Такие омуты были когда-то вымыты переливающейся через край плотины водой. С помощью хитрых механизмов энергию вращающегося водяного колеса также использовали для распиловки брёвен на доски и бруски (пилорамы).

 

Проходя омуты на катамаране, люди засматриваются в тёмную глубь водяной чаши. Река словно манит и затягивает, а рассказы о когда-то кипевшей жизни вот на этом самом, уже глухом месте оживают образами в голове, и ты представляешь, как по берегу шли повозки, люди мололи зерно впрок так, чтобы муки хватило на зиму и на весну, а во времена Великой Отечественной войны местные жители мололи сушёную лебеду и пекли из полученной муки лепёшки.

На притоках Ирени расположены крупные водоёмы. Все они были сооружены в XVIII веке при строительстве медеплавильных заводов. Например, в 1749 году на реке Уя построил свой завод кунгурский купец Тимофей Шавкунов на арендованных у татар землях, дав жизнь старинному селу Уинское.

 

В период весеннего паводка готовую продукцию штыковой меди отправляли на баржах водным путём по рекам Аспа, Ирень, Сылва и далее на Нижегородскую ярмарку и в города европейской России.

 

Это и есть Родина!

Местность на речке Уя, куда Тимофей Шавкунов вторгся, с незапамятных времён была заселена выходцами из племени бараба, корни родословной которого уходили к юганско-обским остякам или вогулам, близким родственникам хантов и манси. В стародавние времена они говорили на родном языке, но в результате ассимиляции с татарами и башкирами и самого тесного общения с ними родной язык постепенно забыли.

 

В старинные времена по Ирени и её притокам сплавляли лес. В 1970–80-х годах XX столетия от посёлка Иренский Уинского района до турбазы «Уральской» действовал всесоюзный водный маршрут «Серебристой лентой Ирени», протяжённость составляла сто четырнадцать километров.

После села Чайка Ирень сильно петляет, описывает крутые излучины, по-местному, – «завилины», встречаются перекаты, именуемые здесь «переборами». Русло вновь становится глубоким, а река сужается до шести метров и входит в тёмный коридор из высоких лиственных деревьев. Он продолжается до подножия Рассыпного Камня – первого из береговых скал Судинских гор.

 

У Рассыпного Камня Ирень резко поворачивает в северном направлении. В конце прямого участка–  крутой, но короткий и шумный слив Бухало в огромный омут Пашкина Мельница.  Здесь, на поляне, оборудована стоянка и предусмотрена экскурсия на камень Рассыпной с его историей о гражданской войне, окопами и впечатляющими скалами.

 

Река Ирень успокаивает, она загадочна и глубока. Её воды хранят тайны Уральских лесов, старожилы рассказывают о русалках, вилах, о рогатых змеях и духах леса. Вдали от шумных городов природа обязательно щедро одарит доброго путника солнечной погодой или спелой ягодкой.

 

Наслаждаясь изобилием счастливых моментов, которые ты ощущаешь в каждом лучике солнца, мерцающем сквозь сочную листву высоких деревьев, угощаясь спелыми, сладкими ягодами с поляны у реки, вдыхая смолистый запах соснового бора, ты понимаешь, что родился в самом красивом месте на планете Земля! Что это всё и есть Родина!

Фото автора и Сергея Пыхтеева

Вернуться в Содержание журнала

 

Нам веселее, а им сытнее

Жить в тайге и общаться с её обитателями – интереснейшее и увлекательнейшее занятие. По роду своей деятельности мы практически ежедневно работаем в лесах. Бывает и так, что задерживаемся в какой-либо одной местности на неделю, на месяц, а то и на годы. Со временем лесные жители привыкают к нам и становятся нашими друзьями. От этого и нам веселее, и обитателям леса сытнее. С кем только мы не подружились!

Хотим поделиться с Вами одним наблюдением: если лесной житель может получить от Вас что-нибудь вкусненькое, то дружба наверняка состоится. А если Вам его нечем угостить, то он будет относиться нейтрально, заниматься своими делами, не обращая на Вас никакого внимания. Бескорыстная дружба по симпатии случается очень редко, но всё же иногда бывает.

 

Знакомьтесь с хитрецами

Так уж повелось с давних времён, что мы всегда оставляем съестное лесным обитателям. Вот и в этом полевом сезоне с нами крепко подружились солидные чёрные вороны и проворные сороки.

Вороны – лесные всезнайки. Когда они узнают, что мы в лагере, то несколько раз низко пролетают над нами, как бы давая понять: «Не забывайте, пожалуйста, о нас». Мы всегда рады их приветствовать и угостить. И как только уходим, они сразу же и прилетают за оставленным лакомством. Держатся эти пернатые всегда открыто, но осторожно и с достоинством,  никогда не хитрят, что вызывает уважение к ним.

Совсем иначе ведут себя сороки. Как говорится, им палец в рот не клади – откусят по локоть, а вернее – украдут и глазом не моргнут. Как-то стали пропадать у нас куски мыла, которые мы оставляли на умывальнике. И кому понадобилось мыло в лесу?

Медведю? Белочке? … Дятлу? …Рябчику? …Зайцу? …

Мы терялись в догадках. И сошлись на мнении, что раз «свинья всегда грязь найдёт», то мыло, скорее всего, и понадобилось кабанам. Но позже случайно выяснилось, что моющее средство нужно сорокам-белобокам!

Мыло – вещь для них не просто нужная, а сверхнеобходимая. После пропажи мыла мы стали особенно тщательно присматриваться к сорокам – может они стали сверкать от чистоты? Но разницы так и не приметили. Что было делать? Стали для надёжности носить мыльце в карманах.

Кроме того, на исследовательских площадках мы обозначали варианты опытов блестящими алюминиевыми полосками, нарезанными из жестяных баночек. Полоски эти со временем не ржавеют и писать на них удобно, выдавливая текст. И именно их кто-то стал у нас подворовывать. Хорошо, что мы дублировали схемы опытов на бумаге, а то была бы беда. Ну и кому нужны эти полоски в лесу: мышке, бурундуку, глухарю?

А оказалось, что нужны они опять-таки сорокам для их домашних дел! И стали мы эти полоски закапывать в землю, чтобы скрыть от воровских глазок. В общем, любая сорока – это плюшкин в птичьем воплощении! К тому же они ещё и вороватые хитрецы, каких только поискать на белом свете.

При нас длиннохвостые всем своим видом показывают, что мы им совершенно безразличны – летают на удалении: туда-сюда, вокруг, да около, и вроде как по своим птичьим делам, а сами внимательно наблюдают за нами.

Если видят, что в кормушку положили что-то вкусненькое, то при человеке даже вида не покажут, что это им интересно. Однако стоит только отойти, оставив кормушку вне поля зрения, хотя бы на минуту, то всё оставленное непонятным образом моментально исчезает.

 

Нельзя что ли было?

Сороки – птицы умнейшие. Они прекрасно умеют вычислять угол нашего обзора. А как только понимают, что кормушку мы не видим, в эту же секунду планируют вниз, хватают угощение – и след простыл. Улетают с пищей, прижимаясь к земле, копируя складки её поверхности. Создаётся впечатление, что здесь работают опытнейшие лесные разведчики.

Иногда мы выполняем свои работы на удалении от кормушки, но внимательно за ней наблюдаем. И вот что заметили: стоит только наклониться или повернуться спиной к «птичьей столовой», как сороки мгновенно воспользуются этим моментом, чтобы утащить добычу.

Всегда удивлялись их изворотливости и способности хапнуть пищу так ловко и так незаметно, чтобы никто никогда и не догадался, что это сделали именно они. Вроде бы и наблюдал издалека, и не упускал из вида их столовую, а подойдёшь – половины угощения уже нет. Поневоле от удивления разведёшь руками. Ну как же так-то? Просто превращение какое-то! Одним словом – фокусники тайги!

Стоит только нам вернуться – сороки опять усядутся неподалеку, что-то обсуждая меж собой. При этом они всем своим видом показывают, что им абсолютно нет ни до нас, ни до угощения никакого дела. И вообще – птицы они гордые, самостоятельные.

А всё их поведение как будто говорит: «И как вы вообще могли подумать, что это сделали мы? Совесть у вас есть? Тут, между прочим, помимо нас, ещё кабаны и вороны промышляют. А вы, что, не в курсе?»

Однажды я оставил пакет с едой на походном столике, а сам ушёл по делам буквально на часик. Возвратившись, я обнаружил от содержимого пакета только «рожки да ножки». Всё было расклёвано, съедено подчистую и раскидано по сторонам. Пластмассовые пакеты и коробочки вскрыты.

А белобокие проказницы сидели как ни в чём не бывало на ближайшей берёзе, по-деловому на меня поглядывая: «Что посматриваешь с прищуром? Мы, как всегда, не при делах и, конечно, не знаем, кто же это здесь так посмел набезобразничать». Больше таких промахов я уже не совершал и, надеюсь, не допущу никогда.

Думаю, если бы мне удалось поговорить с ними по душам, то наверняка они бы сказали: «Нет, нет! Конечно же это не мы!» А чуть погодя: «Нельзя что ли было?»

Зачастую, уже отобедав, они продолжают следить за нами в течение всего светового дня. При этом стараются не показываться нам на глаза, прячась в кронах деревьев и негромко переговариваясь между собой.

И так весь день – куда мы, туда и они. Уж больно интересно птицам знать, чем мы тут занимаемся, и не обломится ли им вновь что-нибудь вкусненького. Причём наблюдают они за нами, как и мы за ними – исподтишка. Они делают вид, что мы им совсем не интересны, и мы делаем вид, что они нам совершенно безразличны. Сороки эти – лесные, а не городские, поэтому очень осторожные.

 

Осторожная натура

Однажды решили мы их всё же перехитрить и сфотографировать из кабины грузовика, на который они не обращали никакого внимания. Напарник мой ушёл в избушку, а я спрятался в глубине кабины. Но не тут-то было! Сороки вычислили, что людей было двое. Один ушёл, значит второй где-то здесь затаился…

«Ладно, – решили мы – сделаем по-другому!» Берём покрывало и, накрывшись, вдвоём идём к машине. Затем напарник под накидкой уходит обратно, а я остаюсь. Получается так: что-то пришло и что-то ушло, значит всё нормально и можно действовать. Однако случилась новая неудача. Сороки заметили, что у того, что пришло, было  четыре ноги, а у того, что ушло – две. Значит, две ноги остались в машине. А это уже опасно. Вот такая воровская и очень осторожная натура у этих птиц.

Мы-то угощаем их от чистого сердца: «Кушайте пожалуйста, дорогие!» Но привычка – вторая натура и воровской навык, как видим, даёт о себе знать даже в приличном культурном обществе, так сказать.

Если перевести манеру их поведения на отношения среди людей, то выглядело бы всё следующим образом: пришёл человек в гости, сел за стол, а ел бы только тогда, когда хозяева отворачивались или отходили от стола. И ещё при этом всем своим видом показывал, что ест не он, а кто-то совсем другой. И если бы радушные хозяева начали его потчевать, он бы отворачивался со словами: «Спасибо! Я сыт по горло!»

Вот такие рассуждения принесла нам сорока, как говорится, на хвосте. А Вы, что думаете по этому поводу?

 

Вернуться в Содержание журнала

 

Увидел свет маленький Володя на берегах реки Ижоры 15 июня 1863 г. в Колпино-Никольской слободе (сейчас г. Колпино в составе Санкт-Петербурга) при Адмиралтейских Ижорских заводах, где его отец, губернский секретарь (соответствующий воинский чин – поручик) Гавриил Артемьевич, служил письмоводителем канцелярии. По окончании Царскосельской гимназии Владимир Филиппов поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета и в 1889 году окончил его. Восхождение по карьерной лестнице начал кандидатом на судебные должности в Окружном суде Санкт-Петербурга и вскоре был командирован в помощь судебному следователю в Царском Селе.

 

В 1891 году был назначен временным судебным следователем по Оренбургской губернии, а 9 мая 1891 года вступил в заведование следственным участком по Троицкому уезду (сейчас г. Троицк входит в состав Челябинской области).

 

Безнадёжное дело

Несколько дней спустя после вступления в должность Филиппов получил от урядника Нижнеувельской станицы (ныне – г. Южноуральск Челябинской области) сообщение, что недалеко от просёлочной дороги, в пяти верстах от станицы, обнаружено тело неизвестного с признаками насильственной смерти. О ходе следствия по этому безнадёжному, казалось бы, делу – ибо «степь только и была свидетелем убийства», он изложил в статье «Моё первое дело» («Вестник полиции» № 5, 1908 г.).

Уже следующим утром В.Г. Филиппов и приданный полиции доктор прибыли на место, где было найдено тело. Выслушав доклад урядника об обстоятельствах обнаружения: «проходивший вчера по этому месту скот, наткнувшись на кровь, стал мычать, а подошедший пастух увидел лежащего ничком в яме мёртвого, всего в крови человека», – он приступил к осмотру места происшествия. В ходе осмотра было установлено, что неподалёку от ямы, образовавшейся от колодца, из которого брали воду для скота, имелось большое кровяное пятно, от которого к яме вели следы волочения. Труп лежал ничком на глубине 4 аршина (чуть меньше 3 м), спина была в крови. Когда тело было поднято из ямы, то находившиеся возле неё нижнеувельские казаки сразу его опознали: «Да это наш Василий, сын Матрёны Спиридоновой, непутёвый только был, дела не любил, да года два как ушёл от нас, так его не видели».

Осмотром было установлено, что убитый имел на вид лет 25, высокого роста, без бороды, с небольшими светлыми усами, одет в кожаную куртку, денег в карманах не было, а на ногах – сапог. На спине имелись три глубокие раны и на груди две, которые при вскрытии были признаны причиной смерти. После грудной полости стали вскрывать брюшную. Старик-урядник выразил сомнение в необходимости подобных действий, заверив, что ничего кроме картофеля и хлеба не обнаружится.  Но, когда врач вскрыл брюшную полость, дунувший ветерок донёс до носа Филиппова запах водки. Казаки тут же вспомнили, что покойник «большой был охотник до выпивки».

 

После самого тщательного осмотра местности никаких вещественных доказательств обнаружено не было, и Филиппов вернулся в станицу Нижнеувельскую, где урядник привёл к нему Матрёну Спиридонову. Она подтвердила, что её сын Василий более двух лет дома не был. Где он пропадал всё это время и кому понадобилась его непутёвая жизнь, она не знает.

В связи с тем, что труп был совершенно свежий и найден утром в воскресенье, было сделано предположение, что Спиридонов был убит в субботу и направлялся он в Нижнеувельскую, а не обратно, так как в станице его долгое время уже не видели.

В то время в степных посёлках Оренбургской губернии далеко не везде можно было достать водку, и, наведя справки, Филиппов выяснил, что на расстоянии дневного перехода, по направлению к Нижнеувельской, такое место только одно –  Кичигинский посёлок (ныне с. Кичигино, Увельский р-н Челябинской обл.) в 17 верстах от Нижнеувельской.

На следующий день, с утра пораньше Владимир Гаврилович вместе с урядником прибыл в посёлок и сразу же направился в ренсковый погреб (слово «ренсковый» происходит от рейнских вин и сии питейные заведения первоначально предназначались для торговли зарубежными винами, но в последствии ассортимент продукции был значительно расширен в пользу более крепких напитков).

На вопрос, с кем в субботу пил водку молодой парень в кожаной куртке, стоявшая за прилавком молодая казачка показала, что в кожаных куртках в тот день было двое: один с бородой, а второй без бороды, а кто они – знать не может, оба они были первый раз.  Затем она посоветовала зайти к соседке Фёкле, у которой эти двое пили чай, много шумели и скандалили.

Фёкла ничего вразумительного про них сказать не смогла, кроме того, что была рада не рада, когда эта скандальная парочка покинула дом и посёлок, подрядив для этого её соседа. Кликнули соседа. Явился высокий, лет сорока, опрятный мужчина – казак по фамилии Морозов; перекрестился на образа́ и доложил, что отвозил их не он, а  его работник Иван Старков, по словам которого, благополучно довёз их до Нижнеувельской, и они его даже угостили.

 

Немедленно послали за Старковым. По его походке и голосу, когда он спросил, по какому делу его позвали, Филиппов почувствовал, что тот и сам знает причину интереса к своей персоне, и потому спросил только, довёз ли он седоков до Нижнеувельской? На что Старков замялся и растерянно ответил, что не довёз, и они сошли раньше Нижнеувельской. Тогда Филиппов отвёл его в сторону и тихо сказал ему:

– Иван, я всё знаю, помоги отыскать второго, того, который был с бородой, ведь он-то тебя и ввёл в грех. Иван отшатнулся, но не стал запираться, делая вид, что не знает, о чём идёт речь, и предположил «так как хотели вначале ехать в Кочкарь, но потом велели править в Нижнеувельскую, то не из Кочкаря   ли они?» Через четверть часа Филиппов, урядник и Иван Старков выехали в посёлок Качкарь (сейчас – село Кочкарь, Пластовский р-н, Челябинская обл.), в 30 верстах от Кичигина. Однако, несмотря на все их старания, выяснить там личность преступника не удалось.

На обратном пути Филиппов усадил Ивана рядом с собой и в подходящий, на его взгляд, момент вдруг неожиданно попросил рассказать, как это всё произошло. Но, даже разомлевший от езды по мягкой просёлочной дороге Иван на провокационный вопрос не поддался и только угрюмо повторил, что знать ничего не знает, ну сошли его седоки с повозки и сошли, а что там далее между ними приключилось, то ему не ведомо.

Тогда Владимир Гаврилович зашёл с другой стороны. «Зачем же хозяину  говорил, что довёз их до Нижнеувельской благополучно и они тебя угостили?» – спросил он его. На что Иван понурил голову, с минуту помолчал, а затем начал свою исповедь.

Исповедь подозреваемого

Как только выехали они из Кичигина, тот, который помоложе, лёг в повозку и заснул, крепко пьян был, а другой, с бородой, обратился к  Ивану: «Вот что, Иван, помоги мне избавиться от этого человека, стоит он у меня на пути поперёк дороги». На что Иван ответил отказом, а бородатый стал его уговаривать, обещая отдать за него дочку, красавицу писаную, живущую в Кочкаре, и построить молодым дом каменный. Иван продолжал отнекиваться, тогда злодей вытащил из-за голенища нож и всадил товарищу в грудь. После чего Иван остановил лошадей и помог стащить раненого с повозки. На земле раненый получил от своего товарища ещё три удара в спину, после чего и испустил дух. Убийца снял с него сапоги и вынул кошелёк с деньгами, потом, при помощи Ивана, стащил тело в какую-то яму и пошёл куда-то в сторону. Сам же Иван поехал в Нижнеувельскую, чтобы дома не показалось, что рано вернулся.

Затем, проезжая место преступления, Старков подтвердил свой рассказ тем, что показал, где именно был убит Спиридонов и как затем его труп волокли до бывшего колодца и бросили туда.

 

Несмотря на то, что все обстоятельства дела были досконально выявлены, но ввиду того, что личность преступника так и не была установлена, дело можно было списывать в архив только как нераскрытое. Однако спустя месяц оно было полностью раскрыто самым неожиданным образом. Начальник Троицкой тюрьмы просил прибыть Филиппова для допроса Ивана Старкова, который имел сообщить нечто весьма важное.

 

«Интеллигентный» бродяга

Оказалось, что некто Агафонов похитил лошадь, но казаки его задержали и так при этом намяли бока, что пришлось ему лечиться в больнице. Заплатить за лечение при выписке он не смог так же, как не смог и подтвердить свою личность и, несмотря на то, что производил вид интеллигентного человека (на вид 37 лет от роду, небольшая борода и красивые глаза), был признан бродягой и препровождён под стражу в Троицкий тюремный замок . Здесь он и был опознан Старковым как тот, кто при нём зарезал своего товарища.

 

Надо сказать, что законом Российской Империи человек признавался бродягой не только вследствие бесконтрольного со стороны полиции смены места жительства. Гораздо важнее было иметь паспорт или возможность каким либо другим образом подтвердить своё состояние или звание. Бродяги помещались в исправительные арестантские отделения на 4 года, где лишение свободы сочеталось с принудительными работами, после чего выдворялись в Сибирь или другие отдалённые губернии. Сверх того, за ложные показания о своём состоянии, звании и месте жительства они подвергались наказанию розгами (от 30 до 40 ударов).

 

Поначалу Агафонов пытался запираться и заявил на очной ставке, что Старкова видит в первый раз. Впоследствии же, изобличённый Морозовым и, в особенности, Фёклой, принёс повинную, объяснив, что хотел избавиться от Спридонова, так как тот, на почве возникших между ними неприязненных отношений, угрожал донести на него, что тот бродяга.

 

Подмечать улики

Распространившееся по Саратовской судебной палате мнение, что «будь у следователя насморк, убийство могло быть остаться неоткрытым», оставим на совести судебных острословов. Хотя, надо сказать, эта шутка получила достаточно широкое хождение, ибо, кроме Троицкого окружного суда, эта судебная инстанция включала в себя Астраханский, Оренбургский, Пензенский, Самарский, Саратовский, Тамбовский, и Уральский окружные суды. Вся дальнейшая карьера Филиппова показала, что удачное завершение этого дела не есть случайное стечение обстоятельств, а следствие его умения разбираться в людских характерах и способности подмечать улики там, где все остальные видят только «картофель да хлеб».

 

В 1893 году В.Г. Филиппов покинул Урал в связи с переводом на должность судебного следователя окружного суда в г.  Радом (в настоящее время город в Польше в составе Мазовецкого воеводства), где в 1895 году был назначен товарищем (заместителем) прокурора. В 1900 году перешёл на службу в канцелярию Санкт-Петербургского градоначальника и вначале исправлял должность управляющего канцелярией, а в 1902 году был назначен чиновником особых поручений. С 22 января 1903 года исполнял должность начальника сыскной полиции Санкт-Петербурга, а с 15 февраля 1903 года заступил на эту должность в полном статусе.

На этом посту им было сделано немало для улучшения сыскного дела в Санкт-Петербурге. В организационном плане добился систематического контроля над деятельностью каждого члена сыскной полиции, ввёл широкомасштабные оперативно-розыскные мероприятия по профилактике преступлений, учредил дежурную часть для оперативного реагирования на совершённые преступления. Внедрил научные методы уголовного сыска: устроил сыскной уголовный музей; завёл альбомы фотографий выдающихся преступлений, оперативную фотосъёмку и фотоэкспертизу; стал применять картограммы о состоянии преступности отдельных участков Петербурга.

 

При этом обращал внимание на поднятие нравственного уровня своих подчинённых и старался улучшить их материальное обеспечение. Принимал деятельное участие в Особом присутствии по разбору и призрению нищих в столице, а также состоял попечителем «Убежища нуждающимся в труде».

По особо резонансным делам лично руководил розыском и, в большинстве случаев, они заканчивались разоблачением преступников. Особенно усиленно довелось поработать Владимиру Гавриловичу в годы Первой русской революции (1905–1907), которые характеризовались резким ростом, так называемых, «эксов» (экспроприаций), а попросту – дерзких грабежей с применением огнестрельного оружия и взрывных устройств. Но, к его чести, общественность (в том числе и революционная) не предъявляла особых претензий к его деятельности в этом направлении. Чего нельзя было сказать о других его коллегах, например, о заведующем сыскной частью Рижской полиции Аркадии Францевиче Кошко, который занимался делами с политической подоплёкой с такой отдачей, что даже стал объектом парламентского расследования. Был приговорён революционерами к смерти за практикуемые им методы дознания (впрочем, те же самые революционеры после 1917 г. с удовольствием применяли эти же методы к своим противникам) и счёл за лучшее как можно скорее перевестись в «тихую гавань» Дворцовой полиции. Затем, имея в качестве причины «исключительно стремление получать большее содержание», в 1906 году получает назначение помощником В.Г. Филиппова, где и прослужил до тех пор, пока в 1908 году не был назначен исполнять обязанности начальника Московской сыскной полиции

 

22 декабря 1915 года Филиппов выходит в отставку «по прошению» (т.е. по собственному желанию) в связи с состоянием здоровья, которое и в самом деле было сильно подорвано годами напряжённой службы. Хотя и существует версия, что он подал прошение вслед за отставкой директора Департамента полиции В.Ф. Джунковского, пострадавшего из-за своего доклада Николаю II о пьяных безобразиях «старца» Г.Е. Распутина, но это не более чем версия.

После Октябрьского переворота В.Г. Филиппов эмигрировал в США, где занимался консультированием тамошних частных сыщиков. Спустя некоторое время переехал в Германию, где и скончался 1 сентября 1923 г. (в возрасте 60 лет). Прах его упокоился в Берлине на православном кладбище Тегель (могила утрачена).

 

К сожалению, в настоящее время упоминание о Владимире Гавриловиче встречается разве что на страницах некоторых исторических детективов, а единственным реальным увековечиванием его памяти остаётся художественно маркированный конверт из серии «300 лет российской полиции»

Вернуться в Содержание журнала