Резко пискнул сигнал, цифры в правом нижнем углу маленького экрана обновились.
– Пришло за последнюю точку? – оживился Саша. – Сколько там?
– Тридцать, – ответил я.
– Тридцать? – Саша возмущённо хлопнул ладонью по рулю. – Вот жлобство! Эти институтские – настоящие жлобы. Надо с ними поговорить, а, Стив? Серьёзно поговорить! Что это за расценки такие – тридцать бонусов за точку? Ты, значит, гоняешь по джунглям, потеешь, лазаешь по самым вонючим дырам, и всё это, прошу заметить, с риском для жизни. А они на своих вертолётах прилетают на всё готовенькое – и дают тридцать за точку! Стив, пойдёшь со мной поговорить в Институт?
Я молча покачал головой и продолжил подтачивать ноготь на указательном пальце.
– Ну и чёрт с тобой, я тогда пойду один! – чтобы придать вес своим словам, Саша ещё раз ударил по рулю.
– Не пойдёшь, – сказал я.
– Почему это я не пойду? – обиженно спросил Саша. – Ты почему так считаешь?
– Ты пойдёшь к Свену.
– Ну да, пожалуй, сначала к Свену, – Саша задумчиво почесал заросшую щетиной щёку. – Куда это годится – почти два месяца без пива? Меня, кстати, очень удручает, что мы ни капли не берём в рейд. Я хотел с тобой это обсудить ещё раз. Нет, ты послушай, я же не предлагаю в рейде напиваться! Будем просто брать с собой немножечко, чтобы вечером посидеть, расслабиться. Вот когда я с Сержем ездил, у него всегда было…
– Сержу отгрызли половину жопы, – напомнил я, убирая пилочку в карман комбинезона.
– И правда, – Саша приуныл и уставился на дорогу. Немного помолчав, он вдруг снова оживился и повернулся ко мне. – Стив, а что, если…
– Стой, – я поднял ладонь, – вперёд смотри.
Саша перевёл взгляд на дорогу и чертыхнулся. Ровер сбавил ход, покатился медленнее, а потом и вовсе остановился. Растрескавшийся бетон древней дороги перегораживало бревно – серое, толстое, не меньше полуметра в диаметре. Концов его не было видно в обступавших дорогу радиоактивных джунглях.
– Бревно? – уточнил я.
– Бревно, – кивнул Саша, пристально вглядываясь сквозь триплекс.
– Вылезу, посмотрю?
– Стив, это точно бревно, – ответил Саша и щёлкнул двумя тумблерами. Справа и слева от кенгурятника выдвинулись пилы. Ещё два щелчка, и цепи пришли в движение.
– Подожди… – начал было я, но Саша уже надавил на газ. Ровер сдвинулся с места, и через мгновение пилы вонзились в бревно. Из-под цепей брызнула желтоватая слизь, бревно неистово дёрнулось, изогнулось в одну сторону, а потом сразу же в другую, и обрушилось сверху на пилы. От удара длинные стальные шины изогнулись, цепи порвались и слетели с них.
Отстегнув ремень, я метнулся через кабину к месту стрелка. Рухнув в кресло, я схватился за рукоятку пулемёта, потянул её вниз, и в этот момент снаружи раздался грохочущий выхлоп. Кабину наполнила отвратительная вонь, пробившаяся сквозь фильтры. Борясь с тошнотой, я поднял ствол, и сквозь прицел увидел серую тушу сухоспрута, раскачивающуюся над верхушками деревьев на четырёх напряжённых вертикальных щупальцах. Подброшенный в воздух на полтора десятка метров реактивной струёй газов и экскрементов, сухоспрут озирался дюжиной мутных белёсых глаз, стараясь разглядеть то, что так болезненно прервало его сон. Его взгляд остановился на мне, сквозь прицел я увидел, как расширились зрачки, и тогда я надавил на курок пулемёта.
Сухоспрута надо очень сильно испугать, иногда даже ранить. Тогда он бросится вглубь джунглей, чтобы залечь в тёплое болото и медленно восстанавливаться. Чаще всего бывает достаточно одной очереди по глазам, но в этот раз сухоспрут попался особенно крупный, а значит – старый и злой. Стоя на четырёх конечностях и подтянув под брюхо истекавшее жёлтой слизью израненное пятое щупальце, сухоспрут зажмурился, занёс в воздух три остальные конечности и обрушил их на нас. Два щупальца попали в цель, вцепились в броню ровера и начали сжиматься.
– Саша! – крикнул я, и тут ровер приподнялся в воздух, повернулся на бок, а потом с силой ударился о бетон. Я вылетел из кресла стрелка, кувыркнулся через кабину и впечатался затылком в стену. В глазах потемнело. – Саша, ток! – прохрипел я. Теряя сознание, я увидел, как Саша дёргает за рубильник, выводя напряжение с реактора на корпус ровера.
– В очередной раз убеждаешь меня, что толстый череп – куда большее эволюционное преимущество, чем объём мозга, – Саша выпрямился и отшвырнул на обочину окровавленную салфетку. – В самом деле, зачем пристёгиваться, если у тебя теменная кость толще, чем броня ровера?
– Сильно? – спросил я, поднимая взгляд на Сашу и морщась от боли.
– Ерунда, пару чешуек содрал, – он вдруг расплылся в ехидной улыбке, – до свадьбы заживёт…
Я зашипел и резко выпрямил ногу. Саша не успел увернуться, и тяжёлый ботинок влетел ему под колено.
– Рефлексы в порядке, а чувства юмора как не было, так и нет, – констатировал Саша, потирая ушиб. – Давай, забияка, вставай, надо ровер на колёса ставить.
Ровер лежал на боку – в том виде, в котором сухоспрут оставил его после того, как получил мощный удар тока. Пока я был без сознания, Саша выволок меня через люк и положил на траву на обочине, что потребовало от него немалых усилий – я, как-никак, почти в два раза тяжелее его. Однако из-за идиотских шуток вся моя благодарность сошла на нет.
С помощью лебёдки, троса и толстенного дерева мы поставили ровер обратно на все восемь колёс. Я забрался в люк следом за Сашей и увидел, как он садится в водительское кресло.
– Вылазь, – велел я.
– Откуда вылазить? – непонимающе уставился на меня Саша.
– Из кресла, – я показал на пассажирское место, – сюда сядь.
– Это ещё почему? – возмутился Саша. – Я – водитель, ты – механик. Стив, мы с тобой на этот рейд так договорились…
Я взял Сашу за шкирку и выдернул из кресла.
– Ровер – мой, – объяснил я. – Ты – арендатор.
– Вот ты жук! – воскликнул Саша. – Я думал – ты ящер, а ты вон какой жук, оказывается!
Я молча показал Саше кулак и он, обиженно замолчав, сел в пассажирское кресло. Я щёлкнул рычажком диагностики, на панели засияла россыпь разноцветных лампочек. Померцав, треть загорелась зелёным, почти все остальные – жёлтым.
– Дерьмо, – выругался я, глядя на две лампочки, вспыхнувшие красным.
– Дерьмо, – согласился Саша, тоже уставившись на панель. – Что будем делать?
– Смотреть глазами, – ответил я.
Осмотр глазами показал, что из системы охлаждения вытекла практически вся вода, а антенну сухоспрут, суля по всему, забрал с собой на память.
– Слава Счётчикам, что охлаждение работает на воде, – заметил Саша, – чёрта с два мы бы тут нашли какой-нибудь хитрый фабричный хладагент.
– Воду тоже чёрта с два, – ответил я, обрабатывая герметиком края заплатки.
– Так давай питьевую используем, перельём из бака! – предложил Саша. Я покачал головой, заточенным ногтем соскоблил лишний герметик и вытер ноготь о штанину комбинезона. – Ну почему? – не унимался Саша. – Нам два, максимум три дня до города, дотянем как-нибудь.
Я устал говорить. Оставив Сашу самостоятельно соображать, что с нами будет, если мы где-нибудь встрянем без антенны и без питьевой воды, я залез в люк, сел в кресло водителя и принялся изучать карту. Через пару минут Саша забрался в ровер, устроился в пассажирском кресле и тоже склонился к экрану.
– Вот, вроде, сюда можно, – он ткнул пальцем в изгиб реки, вплотную подходивший к одному из ответвлений дороги. – Ехать всего полдня.
– Тихим ходом, – поправил я.
– А, ну если тихим ходом, то, пожалуй, все полтора. Сьюзи, небось, переживать будет…
– Переживёт, – ответил я, заводя двигатель.
– Простой ты человек, Стив! – тоненькие серебряные чешуйки в уголках глаз Саши весело блеснули. – За это я тебя и люблю, гражданин класса «Г». Я вот волнуюсь за твою невесту – а ты что? Пережжживёт, – прошипел он, передразнивая меня.
Я гордо промолчал, потому что знал: если невеста готова ждать свадьбы положенные по квоте восемь лет, если она вообще решилась выйти замуж за рейнджера, то несколько дней без связи она точно переживёт.
– Видишь, как всё удачно повернулось! – Саша сбросил сумки с инструментами на землю и весело потёр руки. – Не свернули бы сюда – не нашли бы бункер. То есть даже так: если бы я за этот валун не отошёл отлить, ничего бы мы не заметили. Удачно отлил, получается! А бункер – это минимум полтос. То есть, выходит, отлил на полтос!
Я промолчал, продолжая ногтем соскребать багровый лишайник с бетона справа от матового металлического люка. Каждая пила выйдет в двадцать, а ещё антенна, и нормальный ремонт охлаждения, и куча других мелочей – всё это обойдётся минимум в четверть бонусов Института за этот рейд. Я твёрдо решил, что все эти расходы вычту из Сашиной доли.
Под лишайником, там же, где и всегда, обнаружилась гладкая пластина датчика с нарисованным контуром ладони. Мы с Сашей по очереди приложили ладони к датчику, но, разумеется, ничего не произошло.
– Лепи, – велел я, отошёл в сторонку и сел на бревно.
Саша прилепил к бетону вокруг люка шесть маленьких направленных зарядов, подошёл к моему бревну и нажал на кнопку детонатора. Заряды грохнули, удерживавшие люк металлические стержни лопнули. Я выждал, пока осядет облако бетонной пыли, вернулся к люку, поддел край монтировкой, поднапрягся и с кряхтением вскрыл люк.
В шахте за люком мерцали оранжевые отблески. Мелодичный голос раз за разом звонко выкрикивал фразу на непонятном языке.
– Электричество есть! – воскликнул Саша. – Стив, электричество! Вот это поворот, а? Тут не полтос, тут все двести!
Радостное возбуждение Саши передалось мне. Я сунул монтировку за пояс комбинезона, перекинул сумку с инструментами через плечо, повесил автомат на другое и полез в люк. Спустившись по стандартной лесенке в тридцать перекладин, я оказался в тамбуре. Оранжевые вспышки раздражали не так сильно, как оглушительно повторяющаяся резкая фраза, поэтому я прикрыл глаза, определил положение источника звука и, не открывая глаз, пустил очередь из автомата. Голос смолк. Я прилепил по сторонам второго люка, на этот раз прямоугольного, ещё восемь зарядов и вскарабкался по лестнице обратно. Нажав на кнопку детонатора, я снова сел на бревно: в замкнутом помещении тамбура бетонная пыль оседала гораздо дольше.
Нетерпеливый Саша почти сразу полез в люк. Несколько минут я слушал его кашель и ругань, потом снова спустился, плечом отодвинул Сашу от двери и вскрыл её. За дверью так же мерцали вспышки света и надрывался записанный голос, так что мне пришлось вырубить ещё один динамик. Рыжие отблески освещали ряды ящиков вдоль стен. Саша быстро прошёлся вдоль них и, сияя, повернулся ко мне:
– Все герметичные! – воскликнул он. – Это прямо бинго, Стив! Мне кажется, мало кто может похвастаться тем, что настолько удачно отлил…
Я хмыкнул и прошёл мимо Саши в главный зал бункера. Здесь не было оранжевых вспышек, зал заливал тусклый зеленоватый свет. По гладким матовым панелям, покрывающим стены, изредка пробегали цепочки фиолетовых огоньков. В центре зала стояли два саркофага. Саша направился прямиком к ближайшему саркофагу. Бегло осмотрев его, он слегка толкнул покатую крышку, но она не сдвинулась с места. Саша упёрся ногами в пол, напрягся, и крышка съехала в сторону.
– Ссохся, – разочарованно сказал Саша, уставившись в саркофаг.
Я подошёл и взглянул на его содержимое. В саркофаге, опутанный трубками и проводами, лежал длинный, почти двухметровый скелет. Я видел такие скелеты уже не раз – тонкие, изящные, хрупкие. Покрывавшая их плоть истлела сотни, если не тысячи лет назад, обнажив печальные загадочные остовы. И каждый раз чёрные ямы глазниц гипнотизировали меня, заставляя ломать голову – что же видели эти глаза перед тем, как их обладатель спустился в бункер, чтобы никогда больше не подняться на поверхность?
– Стив! – голос Саши прервался от волнения. – Стив, смотри, этот целый!
Обернувшись, я увидел, как Саша лихорадочно ощупывает поверхность второго саркофага. По крышке пробегали цепочки фиолетовых огоньков. Они следовали за ладонями Саши, а потом убегали от них, и линии, по которым они убегали, сходились в одной точке в изголовье саркофага.
– Подожди, – просипел я, в горле у меня пересохло. Но Саша, не слушая меня, ощупывал торец саркофага. Глаза его расширились, он замер, а потом надавил рукой, и что-то подалось под его ладонью.
Саркофаг зашипел. Всё вокруг залил ровный голубоватый свет, из маленьких отверстий в основании саркофага ударили струи ледяного пара. Фиолетовые огоньки на крышке сплелись в мерцающий узор, а потом сбежали на боковые стенки. Крышка сама собой медленно поползла в сторону.
В сплетении трубок и проводов лежала обнажённая женщина – высокая, стройная, с очень бледной, как будто покрытой инеем кожей и платиновыми волосами. Уголки губ, очень ярких на фоне бледного лица, были трагически опущены, тонкие чёрные брови совершенными дугами огибали глаза, прикрытые синеватыми веками. Мы с Сашей замерли, глядя на неё, и тут женщина резко, со стоном вдохнула. Её веки распахнулись, огромные светлые глаза заметались по сторонам и остановились на Саше. Женщина приоткрыла губы, словно собираясь что-то сказать, но её глаза закатились, и она снова обмякла.
Саша охнул и подался вперёд. Он растерянно оглядел тело женщины и поднял глаза на меня. Я отпустил рукоять автомата, и тут саркофаг пискнул. По прозрачным трубкам побежала серебристая жидкость, женщина дёрнулась, как от удара тока, и снова открыла глаза, а потом резко села. Она подняла ладони к глазам, осмотрела их, а потом сразу же принялась выдирать катетеры и отцеплять клеммы. Закончив, она свесила ноги с края саркофага, немного посидела неподвижно, опустила ноги на пол и медленно встала. Покачиваясь, женщина осмотрелась по сторонам и снова остановила взгляд на Саше. Облизнув губы, она тихо произнесла фразу на неизвестном языке.
– Привет, – только и нашёлся, что ответить Саша.
Женщина нахмурилась и повторила фразу, на этот раз громче. Незнакомые слова прозвучали звонко и певуче.
– Меня зовут Саша, – уставившись на неё и глупо улыбаясь, сказал Саша.
На лице женщины отразилась досада. Она нахмурилась и что-то пробормотала, а потом, просветлев, повернулась к саркофагу, присела на корточки. Вглядевшись в узор фиолетовых огоньков, она приложила ладонь к гладкой матовой поверхности. Одна из пластин отъехала в сторону, женщина засунула руку в полость и что-то вытащила оттуда. Выпрямившись, женщина снова повернулась к Саше и протянула ему большое тонкое кольцо из тусклого металла. Саша нерешительно взял кольцо, женщина двумя руками осторожно опустила второе такое же себе на голову. Кольцо, как диадема, обхватило её голову и нежно легло на струящиеся платиновые волосы, прилаживаясь к размеру черепа. Женщина ободряюще улыбнулась, и Саша, немного помедлив, тоже надел кольцо на голову. Я отступил немного назад и положил руку на рукоятку автомата.
Женщина произнесла мелодичную фразу и подняла к лицу руку, сделав жест, как будто что-то рассказывает. Саша, глядя ей в глаза, произнёс:
– Привет, меня зовут Саша.
Женщина немного наклонила голову набок и нетерпеливо повторила жест. Саша продолжил:
– Я рейнджер. Мы нашли тебя в бункере под землёй. Мы вскрыли бункер и нашли тебя. Я не знаю, что ещё сказать, и чувствую себя очень глупо, но, кажется, ты хочешь, чтобы я говорил. Я никогда не слышал, чтобы в бункере находили кого-то живого…
– Привет, – коверкая согласные произнесла женщина и закашлялась. Отдышавшись, она повторила: – Привет. Что за ужасный язык, как вы на нём говорите?
От неожиданности мы с Сашей рассмеялись. Женщина резко обернулась, только сейчас заметив меня. Глаза её расширились, она отступила на шаг назад, споткнулась и упала бы, если бы Саша не подхватил её.
– Кто ты? – спросила женщина, уставившись на меня.
– Стив, – ответил я, – а ты?
– Я… – женщина на секунду замялась, – зовите меня Ева.
– Очень приятно, – я церемонно наклонил голову. – Ева, извини…
– В чём дело? – она обеспокоенно нахмурилась.
– Ты голая, – сказал я, чувствуя, как розовеют чешуйки на щеках.
Ева растерянно уставилась на меня, потом опустила глаза, оглядела свои тонкие руки с кровоточащими ранками от катетеров и изящное тело, покрытое светло-лиловыми синяками от клемм, и звонко рассмеялась. Следом за ней рассмеялся Саша.
– Понимаешь, – давясь приступами смеха проговорил он, – Стива дома ждёт… ждёт невеста, и он стесняется, понимаешь?
Жар прилил к мои щекам. Я понял, что до сих пор сжимаю рукоять автомата, сердито фыркнул, отошёл в сторону и уселся на матово-серую скамейку у мерцавшей фиолетовыми огоньками стены. Автомат я снял с плеча и положил рядом с собой.
Ева вдруг стала серьёзной, виновато взглянула на меня и подошла к одной из панелей на стене. Она приложила руку к нарисованному на панели контуру ладони. Фиолетовые огоньки сбежались и окружили её руку, панель загудела и защёлкала, но ничего не произошло. Ева приложила ладонь к рисунку ещё и ещё раз, а потом растерянно обернулась к нам. Саша подошёл к панели, внимательно осмотрел её, сосредоточенно хмыкнул и сказал:
– Стив, кажется, тут нужна твоя богатырская силушка.
Я неохотно поднялся со скамейки. Ева отошла в сторону и прислонилась к стене, прикрыв грудь и низ живота руками. Я подошёл к панели и увидел тонкую прямоугольную бороздку.
– Где замок? – мой голос от смущения звучал ещё более хрипло, чем обычно.
Ева подошла, приложила ладонь к середине одной из сторон прямоугольника и вернулась обратно к стене. Я вытащил из сумки заряд, прилепил его к указанному месту и сказал:
– Лучше выйти.
Саша пошёл к тамбуру, Ева, помедлив, последовала за ним. Проводив их взглядом, я сказал:
– И уши.
Сам я отошёл в противоположный угол зала, зажал тремя пальцами детонатор, приложил ладони к ушам и нажал на кнопку. Взрыв всего одного заряда прозвучал не так уж громко, но я всё равно услышал из тамбура испуганный возглас Евы и успокаивающий голос Саши. Я подошёл к дверце, подцепил искорёженный край тонкого металла заточенным ногтем и вскрыл шкаф. Внутри стояло несколько кубических коробок из лёгкого золотистого полимера. Я вытащил коробки, положил их на край саркофага и снова сел на свою скамейку.
Вернувшись в зал, Ева закашлялась от дыма и пыли, но быстро совладала с собой и направилась к коробкам. Она сняла крышку с одной, разочарованно поджала губы и открыла вторую. Из неё Ева извлекла тонкий квадрат светло-голубой ткани, встряхнула его, и квадрат превратился в длинную накидку. Одним движением завернувшись в неё, Ева повернулась ко мне и серьёзным голосом спросила:
– Так лучше?
– Лучше, – согласился я, хотя степень откровенности её наряда выходила далеко за рамки того, что я привык видеть на Сьюзи или любых других женщинах.
– Хорошо! – просияла Ева. – Я рада, что больше не оскорбляю твоё це… целомудрие? Что за язык, невероятно! Стив, а можешь открыть ещё и этот ящик? Я очень голодна.
– Пять тысяч лет? – Ева замерла, не донеся до рта ярко-фиолетовый брикет.
– Ну, плюс-минус, – Саша виновато развёл руками. – Радиоуглеродный анализ – не самый точный метод, да ещё и после ядерной войны…
– Радио… – Ева поморщилась и левой рукой поправила матово-серебристую диадему, обхватывавшую её платиновые волосы. – Изотопы?
– Да, изотопы, – кивнул Саша. – За двести лет мы накопили данные, но точность оставляет желать лучшего.
– Двести лет? А до этого?
– Ну, двести лет назад мы… Наши предки пришли сюда через скатлер. Гиперпространство? Портал? Врата?
– Врата, – кивнула Ева и откусила от брикета, уже четвёртого подряд. Прожевав, она подняла взгляд на Сашу. – Откуда пришли?
– С Земли.
Ева непонимающе нахмурилась.
– Земля, третья планета от Солнца… Родина, колыбель человечества…
– Колыбель! – глаза Евы вспыхнули. – Колыбель? Сколько вы жили на Земле?
– Сотни тысяч? Стив, сколько тысяч лет?
– Триста, – ответил я, ковыряя заточенным ногтем гладкую поверхность стола. На поверхности не оставалось ни царапинки.
– Триста тысяч! – Ева отложила брикет. – Похоже на настоящую колыбель. Наши ар… архолеги? Архелоги? Археологи! Наши археологи говорили, что мы здесь всего несколько тысяч лет. Жрецы пользовались этим. Творение, создатель, – Ева скривилась. – Оттого война и началась.
– От чего? – Саша подался вперёд. – Жрецы начали войну?
– Потом, – Ева решительно махнула рукой, снова взяла брикет и впилась в него зубами. Пережёвывая сладко пахнущую фиолетовую массу, она уставилась на Сашу и с набитым ртом произнесла: – Ну а вы?
– А что мы? – Саша пожал плечами. – Мы – рейнджеры. Гоняем по радиоактивным джунглям, ищем ваши артефакты, стреляем по всяким тварям, получаем за это бонусы от Института. Пропиваем потом бонусы в кабаке у Свена.
– А когда на Землю? – прожевав, спросила Ева.
Мы с Сашей переглянулись. Саша развёл руками и кивнул мне.
– Никогда, – сказал я.
– Почему никогда? – тонкие чёрные брови Евы поднялись вверх.
– Тест на человека, – ответил я.
– Стив имеет в виду ВОГФТ. – объяснил Саша. – Всеобщее обязательное генетически-фенотипическое тестирование. Дело в том, что задача Счётчиков – помогать человечеству. Но людей стало настолько много, что надо сначала разобраться, кто из людей человек, кому надо помогать, а кому не стоит.
– Счётчики?
– Модели… Программы. Машины? Компьютеры? В общем, те штуки, которые следят за тем, чтобы человечество не уничтожило само себя.
– Как вы, – добавил я и тут же пожалел об этом. Ева бросила недоеденный брикет на стол и вскочила, яростно уставившись на меня. Сохранить спокойствие было трудно, но я выдержал её взгляд: я знаю, как вести себя с одетыми женщинами. Ева несколько раз шумно вдохнула и выдохнула, её лицо расслабилось, она снова опустилась на скамейку.
– Как мы, – кивнула Ева. – Что такое В-О-Г-Ф-Т?
– Тест на человека, как уже сказал Стив. – Саша закусил губу и задумался. – Понимаешь, Ева… Когда Счётчики отправляют людей в новый мир через скатлер – этот мир, он же может оказаться не очень гостеприимным. Как вот эти ваши… Как оставшиеся после вас радиоактивные джунгли, в них же нормальный человек не выживет, правда? Тогда Счётчики дают людям адаптоген… Специальный грибок, который помогает людям адаптироваться, приспосабливаться. Чёрт знает, откуда они его взяли, но люди с этим грибком гораздо лучше обустраиваются в новом мире, а их потомки – ещё лучше, потому что мутируют.
– И от этого чешуя? – Ева посмотрела на меня и быстро отвела взгляд.
– Да, от этого чешуя, которая защищает токсинов и даже немножко от радиации. И мощные кости, и ускоренный метаболизм, и другое строение гортани и голосовых связок, и ещё куча всего. Обычно полезного, иногда – вредного… Только в какой-то момент ты от этого становишься не совсем человеком. По крайней мере, не настолько человеком, чтобы вернуться на Землю. Или даже не настолько, чтобы в этом мире оставить потомство. И поэтому в новых мирах Счётчики ввели ВОГФТ. Это комплекс исследований, который показывает, насколько далеко ты ушёл от человека. И по результатам исследований тебе присваивают тот или иной класс – Ч, Д, Г, или какой-нибудь ещё.
– Стив, – Ева взглянула своими огромными светлыми глазами прямо мне в глаза, – а у тебя какой класс?
– Класс Г, – хрипло ответил я.
– Что это значит?
– Г – значит «говно», – Саша глупо захихикал и сразу же осёкся. Я резко встал со скамейки, накинул на плечо ремень автомата и быстро вышел из зала.
Класс «Г» означает «гибрид». Мы, гибриды, уже настолько сильно адаптировались к родному миру – да, к родному, в этом мире родился и я, и мои мама с папой, и дедушки с бабушками, и их предки, – так вот, мы адаптировались настолько сильно, что нас не ждут на Земле. И хрен с ними, пусть «человеки» и «дивергенты» выбивают свои квоты на возвращение. Мой дом здесь. Здесь, буквально в паре сотен миль отсюда, меня ждёт Сьюзи, здесь она строит наше гнездо. Мы выждем ещё столько, сколько положено по квоте для класса «Г», мы поженимся, и наш дом огласит хриплый плач нашего чешуйчатого первенца. И он, или она, а потом его младшие братья и сёстры – они унаследуют этот мир, их чешуя станет ещё крепче, они приручат пугливых сухоспрутов, глупых свинобразов и изящных спиралевиков, и они будут настоящими хозяевами этого мира, бережливыми, рачительными хозяевами, не то, что эти тонкокожие ископаемые из бункеров…
– Стив…
Я опустил паяльник и поднял глаза от разложенных на полу тамбура запчастей, которые я извлёк из вскрытых ящиков.
– Стив, что ты делаешь? – Ева опустилась на пол рядом со мной, скрестив ноги.
– Антенну, – ответил я.
– Антенну, – кивнула Ева и положила руки на колени. – Стив, мне очень жаль. Я уверена, Саша не хотел тебя обидеть.
– Саша – дурак.
– Это точно, – улыбнулась Ева. – Вообще не умеет держать язык за зубами, да? Без царя в голове!
– Работает, – я отложил паяльник, поднял руку и прикоснулся ногтем указательного пальца к диадеме на голове Евы. Она отшатнулась, но сразу же взяла себя в руки.
– Да, работает. Мы сделали эти приборы, потому что не знали, кто вскроет наши убежища. Мы думали, что пройдёт лет двести, может быть, триста, пятьсот… Язык успеет поменяться, или бункер вскроет кто-то с другого континента. Но пять тысяч лет? Язык из другого мира? Я удивлена, что они работают, даже с этими… с пословицами?..
– Умники, – проворчал я, снова берясь за паяльник.
– Умники, – согласилась Ева. – Не настолько умники, чтобы не устроить ядерную войну, конечно. Стив, ты сделаешь антенну, и что потом?
– Заправим охлаждение, дадим сигнал. Поставим точку.
– И что дальше?
– Домой.
– А я? – светлые глаза Евы потемнели. – Куда меня?
– В класс «Ч», – я пожал плечами. – Куда ещё?
Саша притащил из ровера защитный костюм. Мы пользовались этими костюмами только в самых лихих местах, но организм Евы вряд ли был настолько же устойчив к токсинам и радиации, как мой или Саши. Занимаясь антенной, я пропустил трогательные моменты прощания Евы со своим ссохшимся Адамом и воссоединения с родным миром. Уверен, без слёз не обошлось, но, когда я выбрался из бункера, Саша и Ева уже сидели рядышком на обрыве. Саша болтал ногами и что-то оживлённо рассказывал, на его коленях лежал автомат. Ева сидела, обхватив колени руками. Мешковатый защитный костюм болотного цвета не мог скрыть, насколько она тонкая и лёгкая.
Я не то, чтобы собирался подслушивать, но пока я ходил от ровера к бункеру и обратно с инструментами и деталями, и пока я спускался с канистрой к мутной рыжей реке за водой для системы охлаждения, я слышал отрывки того, о чём они беседовали. Беседовали – это, пожалуй, преувеличение: Саша болтал без умолку, а Ева время от времени задавала уточняющие вопросы. В очередной раз направляясь к бункеру, я увидел, как Саша героически прервал свой монолог и разрядил половину магазина автомата по совершенно безобидному спиралевику, неожиданно соскользнувшему с ветки на другом берегу.
Поначалу я не мог понять, что такого занимательного в рассказах Саши о том, как Институт с каждым годом урезает бонусы за точки, которыми мы отмечаем на карте обнаруженные артефакты, и о том, как Институт отправляет за артефактами свои вертолёты, о том, кого можно подцепить в баре у Свена, и о том, как ночью на стоянку Сержа напали свинобразы, в результате чего Сержу в госпитале отрезали треть одной ягодицы и две трети другой. А ещё я не мог понять, какой интерес Саше травить все эти сотню раз пережёванные байки. Но потом я подумал, насколько для Евы всё это было непохоже на мир, откуда она спустилась в бункер, чтобы погрузиться в пятитысячелетний сон – на мир, где уже упали первые бомбы последней войны. Очнувшись от анабиоза после того, как бункер открыли бы снаружи, или после того, как автоматика бункера сама решила бы, что среда снаружи безопасна, Ева должна была передать потомкам знания из прошлого – или дать начало новому роду человеческому, если бы потомков не осталось. Но среда не стала безопасной, автоматика не открыла бункер, а Адам ссохся, когда его саркофаг вышел из строя.
А Саша? Саше точно нужно было выговориться после двух месяцев в одной кабине со мной. Я отличный слушатель, но я точно не лучший собеседник – даже в этих джунглях.
Я уже заканчивал зачищать гнездо антенны, когда Саша осторожно подошёл к роверу и окликнул меня:
– Стив…
Я не ответил, продолжая ковырять ногтем гнездо.
– Стив, извини.
Я выпрямился, повернулся к Саше и молча уставился ему в глаза.
– Стив, ну ты чего! – Саша отступил на шаг назад. – Ну ты же знаешь, какое у меня поганое чувство юмора. А про «Г» и говно – так это же… Ну да, ну глупость это, но все так шутят. Я идиот, прости. Чего тебе ещё? Ну, хочешь, ящера мне отвесь?
От этого предложения было грех отказываться. Я медленно подошёл к Саше, покорно наклонившему голову. Примерился, положил правую ладонь ему на лоб, зацепил подушечкой среднего пальца левой руки напряженный одноименный палец на правой и медленно оттянул его. Саша прикрыл глаза и сжал зубы. Выдержав паузу, я оттянул палец ещё на пару миллиметров и резко отпустил его. Палец с хрустом впечатался в череп Саши. Саша охнул, в уголках его зажмуренных глаз показались слёзы.
– Ух, чёрт, – выдохнул Саша, помотал головой и открыл увлажнившиеся глаза. – Ну, теперь твоя душенька довольна?
– Какой план? – я отошёл назад и присел на колесо ровера.
– План? – Саша потёр лоб и нахмурился. – Сейчас, погоди, дай подумать. Ну, план… План такой – нам нужно съездить в город, заправить питьевой бак. Еды у Евы ещё много, этих её брикетов, но вот чистая вода ей очень нужна. Ещё нужно привезти проектор и кристаллы с фильмами. Я, конечно, кое-что знаю, но в истории немного плаваю, ну и какие-то знаковые художественные произведения. Касабланку, мюзикл этот про кошек, Аватара, в общем, из золотого фонда…
– Точку когда ставим?
– Точку? – Саша резко выпрямился. – Какую точку, Стив, ты чего? Ты что, хочешь сдать её этим чертям из Института? Да они же её на запчасти разберут! Они ведь первым делом прогонят её через грёбанный тест, и что он покажет? Ты об этом думал, Стив? Пять тысяч лет! Мы ещё пирамиды не построили, а они уже устроили ядерную войну. Думаешь, они с Земли? Хомосаписенсы? Тогда почему эти их панели с ладонями на неё реагируют, а на нас нет? Ты думаешь, если мы отдадим Счётчикам настоящую инопланетянку, они от неё хоть что-то оставят?
Я пожал плечами. Саша опустил голову и уставился в землю. Собравшись с мыслями, он снова поднял взгляд на меня:
– Стив, я не знаю, как правильно сделать. Ты хороший рейнджер, и ты хороший человек, я это уже точно понял. Давай так – ты позаботишься о плане, а я позабочусь о Еве. Идёт?
Помедлив, я кивнул, повернулся к роверу и принялся внимательно осматривать идеально вычищенное гнездо антенны.
Ева окликнула меня, когда я уже взялся за поручень лестницы.
– Стив, я постеснялась спросить у Саши… – Ева замялась и отвела взгляд.
– Эс, – сказал я.
– Эс? – переспросила Ева, непонимающе распахнув свои огромные светлые глаза.
– Класс «С».
– О… Понятно, – Ева медленно кивнула. – То есть нет, ничего не понятно. Стив, что значит класс «С»?
– Стерилизация, – ответил я.
– В каком смысле – стерили… ах, вот как.
Ева опустила глаза, замолчала и прислонилась к стене, обдумывая мои слова. Я терпеливо ждал, одной рукой держась за поручень, а второй сжимая свою кустарную антенну. Вздохнув, Ева снова подняла взгляд и медленно, тщательно подбирая слова, заговорила:
– Я правильно понимаю, что по результатам тестирования Сашу отнесли к тому классу граждан, генетические изменения которых слишком значительны? И что ваше правительство не только не разрешает им вступать в брак и заводить потомство на уровне закона, но и стерилизует их?
Я молча кивнул.
– У него же гораздо меньше чешуи, чем у тебя! На лице только вокруг глаз немного. И говорит Саша нормально… Извини, пожалуйста, Стив, я не хотела тебя обидеть. Просто Саша ведь гораздо больше похож на обычного человека!
– Дело не в чешуе, – ответил я.
Ева ещё немного помолчала, потом, не отрывая спины от стены, опустилась вниз. Сидя на полу и не глядя на меня, она сказала:
– Но ведь это ужасно… Только представить себе – ты с самого начала обречён на одинокую старость…
– Старость? – фыркнул я. – Лет десять ещё. Если повезёт. Всё нутро набекрень.
Я поднялся по лестнице – стандартные тридцать перекладин, и на каждой второй перекладине антенна больно била меня по бедру.
Саша невыносимо долго прощался с Евой. Я сидел на броне ровера, положив автомат на колени, и осматривался по сторонам, пока Саша в сотый раз объяснял:
– Мы точно за неделю обернёмся. На неделю воды тебе хватит, а в городе мы купим фильтр, моих бонусов точно хватит на хороший стационарный фильтр. Электричество-то у тебя в порядке, ваш реактор – это просто нечто! Не сломался за пять тысяч лет, так неделю ещё точно проработает…
Ева терпеливо кивала, но её огромные глаза за слегка запотевшим щитком шлема костюма защиты потемнели от тревоги. Она повернулась ко мне, я успокаивающе кивнул и сказал:
– Пора.
– Ну, пора, так пора. – Саша поник. Ева вдруг шагнула к нему, положила рукавицы защитного костюма ему на плечи и очень внимательно посмотрела Саше в глаза. Я отвёл взгляд и принялся щёлкать предохранителем автомата. Спустя несколько мгновений Саша подошёл ко мне, хлопнул ладонью по плечу и хрипло сказал:
– Погнали.
Не оборачиваясь, я забрался в люк ровера, сел в водительское кресло и пристегнулся. Саша устроился в пассажирском кресле. Я завёл ровер, двигатель загудел. Лампочки на панели вспыхнули успокаивающим зелёным светом, лишь слегка разбавленным жёлтым.
– А хорошо ты поработал! – восхитился Саша. – Это всё на их запчастях? Ну ты, конечно, мастер, Стив! Гениальный механик, из пятитысячелетнего говна такую конфетку собрать…
Всё время, пока мы возвращались по извилистому ответвлению дороги, Саша без умолку болтал – составлял список покупок, необходимых, чтобы сделать из бункера райское гнёздышко, рассуждал о проблемах погибшей пять тысяч лет назад цивилизации и о напрашивающихся аналогиях с проблемами нашего современного общества, восхищался умом Евы, оставляя за скобками, но держа в уме её красоту… Когда мы выбрались на основную дорогу, и под колёсами ровера зашуршал привычный растрескавшийся бетон, Саша примолк и стал серьёзнее. Какое-то время мы ехали в молчании, Саша опустил подбородок на грудь и, кажется, задремал. Из мира грёз его вырвал прорезавшийся сквозь гул двигателя громкий стрекот. Саша вздрогнул и приник к триплексу. В небе над дорогой пронеслись три вертолёта Института.
– Куда это они… – пробормотал Саша и растерянно повернулся ко мне. Я молча вдавил педаль в пол, рёв двигателя заглушил шум вертолётов. – Стив, это они куда? Стив…
Саша опустил глаза на экран и уставился на мерцающую янтарным светом свежую точку на карте.
– Стив, ты поставил? Поставил точку? Стив, что ты наделал? Стив!..
Саша вскочил со своего кресла и бросился ко мне, но я отмахнулся, и Саша, отлетев в сторону, впечатался в борт кабины виском, застонал и осел на пол. Обхватив голову руками, Саша заплакал, что-то бормоча себе под нос. Не обращая внимания на его стоны, я ещё сильнее вдавил педаль в пол и покрепче вцепился в руль. Я точно знал: место человека – среди людей, а не среди мутировавших тварей в радиоактивных джунглях.
