История, где главными действующими лицами стали архивные фотокарточки. А местом событий величественные хребты Северного Урала — Маньпупунёр и Яныпупунёр
Снова в горы
Эти места считались святыми. Так и говорили «поехать на святые места», — рассказывает Клавдия Васильевна Койнова, выросшая в смешанной семье оленеводов, манси и коми-ижемцев, и объясняет значение топонимов Маньпупунёр и Яныпупунёр. Официальный перевод названия главной достопримечательности Республики Коми не секрет — Малая гора идолов, а рядом Большая (Яны) гора идолов. Но у Клавдии Васильевны другой перевод — Малая святая гора и Большая святая гора. Здесь прошла часть её детства.
Вспоминается, как будучи сотрудником заповедника и работая на Маньпупунёре, хотелось больше знать о людях, живших тут до нас. Мы тоже жили в этих горах, но явно уступали им своими умениями и пониманием взаимосвязей человека и природы. Каждая крупица найденного, услышанного, прочитанного была на вес золота. Но, видимо, всему своё время. Увлекательное путешествие в прошлое, ставшее возможным благодаря фоторасследованию, выпало только сейчас. Что ж, снова в горы, снова на Маньпупунёр, где ещё пасутся огромные стада оленей и стоят берестяные чумы.
Как встретились две фотокарточки
Отправной точкой пути стал разговор с Леонидом Симакиным, руководившим «Печоро-Илычским» заповедником до 2023 года. Мы обсуждали с ним материальные свидетельства далёких лет оленеводства, которые можно встретить на Янах. И вдруг он говорит, что у него есть два интересных фото. Первая, со стадом оленей в районе истока Печоры и бывшим директором заповедника К.О. Мегалинским.
А на втором фото — оленеводы на Яныпупунере в 1950-е годы.
На первом снимке оленей оказалось больше, чем людей, и пока он ушёл в сторону. Второй же смотрелся так красиво и интересно, что сразу привлёк внимание. (Фото 1. Снимок оленеводов №1 Из архива М.П. Лызловой) На фоне чума группа из нескольких человек позировала фотографу, а рядом крутились вызывавшие улыбку малыши-оленята. Из людей на изображении 1956 года был известен только мужчина в фуражке — Лызлов, наблюдатель заповедника. Об авторе снимка и именах оленеводов Леонид Владимирович ничего не слышал, но дал ещё одну зацепку — фото у чума из семейного архива Майи Лызловой. Время шло, никто не признавал на будущей Фотокарточке №1 своих родственников. Затея с попыткой выяснить что-то об оленеводах выглядела пустой. Оставалась надежда только на первоначально отложенный снимок с оленями, а именно на сидящего на нартах Мегалинского.
Корнелий Оттович Мегалинский — человек-легенда, проработавший на посту директора около сорока лет, много видевший и много знающий. Преклонный возраст не мешает ему быть прекрасным собеседником. Рочевы из Няксимволя. Стояли на Яныпупунёре, где приличные снежники, — сразу отвечает многолетний руководитель и даёт такой нужный в поисках ориентир. Фамилия в Коми известная, но как найти тех самых Рочевых? Вмешалась удача. Через социальные сети при содействии Сергея Михалевича, автора нескольких книг о манси, получилось выйти на потомка оленеводов Сергея Койнова. Он написал рассказ о своих родственниках и приложил к нему фото. Вот, тогда и началось настоящее путешествие в 50-е — снимок из сети во многом повторял Фотокарточку №1 и был без сомнения сделан с ней в одно время и в одном месте. Он стал Фотокарточкой №2, а мама Сергея, Клавдия Васильевна, — нашим проводником в прошлое.
«Малышню с собой не брали»
ОленЕй (говорит с ударением на последний слог) стояло так много, что постоянно слышался цокот копыт от переступания с места на место, когда их кусали. Они паслись на Маньпупунёре и Яныпупунёре. Огромные стада. Всё было в оленях, — вспоминает Клавдия Васильевна Койнова. Она ездила в горы до 1951 года, пока не пошла в школу. Отлично помнит то время и рассказывает о нём с массой подробностей. Например, как катались со снежников на оленьих шкурах или играли с суставами оленей и оленьими рогами. Интересно, что косточки оленей до сих пор притягивают внимание ребятни. Клавдия Васильевна знает это по участию в работе Дома культуры города Берёзова, где старается собрать уже ненужные владельцам старые вещи из национальных посёлков.
Мы всё умели сами. Могли маленький чум поставить, с топором умели обращаться, из травы делали кукол и шили для них одежду. И всё время ходили в горы. Малышню с собой не брали. Нам было по 6-7 лет, и мы считали себя взрослыми. Выбирали, куда пойдём, но никогда не доходили. Горы кажутся близко, а идти далеко.
Из Няксимволя оленеводы старались уехать в апреле-мае, чтобы отёл прошёл в горах. Каждая семья жила в своём чуме и сама определяла время приезда и отъезда. Бересту для летнего чума вываривали и сшивали оленьими сухожилиями: пошире, поуже и совсем узкий лист. Тяжелые в несколько слоев листы бересты обматывали для надежности верёвками. В таком жилище было нежарко. На пол — оленьи шкуры. У всех имелись подушки, одеяла. Брали маленький столик на низеньких ножках и посуду. А печку для хлеба делали уже на месте, из камней, дырки между которыми после растопки затыкали мхом. Когда опускался туман, и не было видно соседнего чума, а собаки начинали лаять, дедушка проводил обряд.
Дед в центре фотокарточек, ворьинский манси Данил Васильевич Анемгуров. С ним его супруга Анастасия Ивановна, в девичестве Вынгилева. В 1937 году деда и его брата арестовали как «эксплуататоров» — с большим стадом им помогал управляться наёмный работник, парень-сирота. Бабушка осталась одна с пятью детьми. Самой старшей из четырёх девочек, Федосье (мама Клавдии Койновой), было на тот момент около 18 лет, ещё Анна (с 1924 г.), Ольга (с 1926 г.) и Дарья (с 1930 г.). Сыну Петру, симпатичному молодому человеку, который сидит на снимках вместе с молодой женой Марией Алексеевной (Лавериной) в первом ряду, — только три годика. Но ничего, выжили. Старшие девочки охотились, да и с оленями женщины-манси умели обращаться. В 1947 году Данил Васильевич вместе с братом вернулся домой.
Брат бы молчуном. А дедушка постоянно шутил. Им, наверное, это помогло выжить в лагерях. Возвращались пешком. Дошли до Тобольска, сил нет. Рядом солдатики обедали, дали им свои карточки: «Нам ещё выдадут». Так до дома и дошли. Потом дед приходит к дочке Ольге, а там один из этих солдатиков сидит! Вышла она за него замуж. Клавдия Васильевна делится семейной историей и добавляет несколько личных штрихов к портрету Данила Анемгурова. Дед крепкий был. Уже после возвращения гульнул. В чуме ничего не утаишь, хоть на каком языке скажи. Родился у него сын. Очень красивый. А он всем говорил, что не его сын, а его сына Петра.
Коми-ижемцев на фотокарточках представляет молодая пара слева. Во втором ряду стоит Рочев Пётр Карпович, двоюродный брат Клавдии Васильевны, и его жена Рочева (Пьянкова) Анна Тимофеевна,) у которой на голове традиционный для замужних женщин-коми головной убор баба юр. Они молодожёны, на снимке их первый совместный год в горах. По словам Сергея Койнова, за невестой Пётр в 1955 году ездил на оленьих упряжках в Саранпауль, сопровождаемый няксимвольской делегацией свах и родственников, и со второго захода сватовство возымело ожидаемый успех.
Отца и матери Клавдии Васильевны Койновой, у которых разные национальности, на снимках нет. Как она говорит, старались жениться на женщинах своей национальности, но, видимо, отец, коми-ижемец Василий Иовлевич Рочев, настоял на выборе и взял в жёны манси Федосью Анемгурову. Она находилась тогда, в 1956, с маленьким ребёнком дома. А, вот, отец должен был попасть на фотокарточки. Но, скорее всего, ушёл в нужный момент за оленями.
Внучка и дочка оленеводов вспоминает, как в горах появился на свет её брат: Он родился на Маньпупунёре 8 августа 1948 и был очень здоровеньким. В честь праздника его назвали Пантелеймоном. Но в Няксимволе сказали: «Что за имя вы ему дали?!», и его пришлось переименовать в Сергея. У самих столбов (про Маньпупунёр – авт.) никогда не стояли из-за ветра, стояли ближе к лесу. В то время уже разные люди приходили на Маньпупунёр. Бывали беглые зеки, их потом искали. Прилетали маленькие самолётики, и мы детьми бежали к отцу: «Зачем прилетали?». Отец отвечал: «Ваши иголки прилетали искать!» Мы постоянно теряли иголки, которыми шили…
В 1958 году не стало матери. Отец в горах был, к ней приехали родственники и уговорили поехать на святые места. Мать всегда раньше у отца разрешение спрашивала. Тут, раз отец в горах, взяла малышей 2-х и 5-ти лет и поехала. Там с ней и случилось несчастье. Отец очень горевал, три месяца лежал. Но делать нечего, стал потихоньку вставать — малыши же.
Семеро детей осталось у Василия Иовлевича: Галина (с 1942 г.), Клавдия (с 1944 г.), Мария (с 1946 г.), Сергей (с 1948 г.), Карп (с 1951 г.), Василий (с 1953 г.), Иван (с 1956 г,). Мы не можем увидеть его лица на снимках у чума, но как удивительно порой складывается судьба — в том же, 1956 году, которым датированы фотокарточки, портреты Василия и Федосьи Рочевых пишет художник Владимир Игошев, много раз посещавший Няксимволь. И они тоже с нами.
В поисках третьего снимка
Как бы ни хорошо было мысленно перенестись вместе с Клавдией Васильевной в горы, фоторасследование требовало продолжения. К наблюдателю Лызлову после появления Фотокарточки №2 добавился ещё и «человек в очках», возможно, тоже связанный с заповедником. Клавдия Койнова ничего не знала о данных людях, но их могли помнить в Якше.
Разбирались вместе с Корнелием Оттовичем Мегалинским и Майей Поликарповной Лызловой, из семейного архива которой Фотокарточка №1. Выяснилось, на снимке заместитель директора по науке Олег Измайлович Семёнов-Тян-Шанский, работавший в «Печоро-Илычском» с 1952 по 1958 годы, и Михаил Изосимович Лызлов, родственник Майи по отцу. Она рассказывала: Он малограмотный был, его дедушка приходился папе дядей. Зарплата 27 рублей, жили за счёт своего хозяйства. Много сеяли, поля были. Иначе не прожить…Фотокарточку передали бабушке Анне родственники манси. По маминой стороне прабабушка из мансиек, «манка» — так говорили раньше. Они приезжали на Шижим (кордон заповедника – авт.) к Дию Андреевичу и Анне Тимофеевне «тонко молоко пить и тонкие шаньги есть». «Тонко молоко» — коровье молоко, а шаньги делали с картошкой или манной крупой.
Неожиданный поворот — Лызловы, одна из самых известных в верховьях Печоры фамилий, в родстве с манси. С этого момента версия о передачи Фотокарточки №1 через заповедник полностью отпадала. Шанс установить автора снимков, а вместе с ним найти новые фотокарточки был минимальный. Если только он не пожелал тоже сфотографироваться у чума. Стоило присмотреться к заму по науке.
«Человек в очках», Олег Измайлович, — учёный-натуралист, один из основателей Лапландского заповедника, внук исследователя и первопроходца Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского. Он приехал на Северный Урал после реформы 1951 года, когда природоохранная система страны подверглась разгрому, и Лапландский заповедник попал в число ликвидированных. Снова выручил Мегалинский: «Вообще его интересовало буквально всё, и он пытался это «всё» познать. Владея фотоаппаратом на профессиональном уровне, он оставил после себя прекрасно иллюстрированные Летописи природы и несколько альбомов с великолепными цветными снимками, что было тогда делом новым». Ещё одно подтверждение обнаружилось в книге «Вершинам созвучное имя», посвященной самому учёному, — копия Фотокарточки №2 и снимок хребта Маньпупунёр. Фотографом был Олег Измайлович Семёнов Тян-Шанский.
Появилась надежда не только на Фотокарточку №3, но и дневниковые записи из богатейшего наследия учёного. Он вёл их практически всю жизнь, подробно фиксируя свои наблюдения за природой и происходящие вокруг события. Казалось, что ещё немного и удастся прочитать его воспоминания об оленеводах Северного Урала. Однако из Лапландского заповедника пришёл ответ — архив Олега Измайловича пропал несколько лет назад, и всего часть документов, выставленных недавно на продажу, удалось купить музею-усадьбе П.П. Семёнова-Тян-Шанского. Звонок в музей поставил всё на свои места: дневников за 50-е гг. нет, но фото есть. Есть Фотокарточка №3 и она, действительно, другая. Она цветная!
Возможно, когда-нибудь архивы человека, благодаря снимкам которого началась эта история, найдутся. Откроются детали его встречи с оленеводами и рассказ о том, как были переданы фотокарточки. Из подписей известно число, 20 июля 1956 года, — нам повезло заглянуть почти на 70 лет назад.
Вместо послесловия
Давно там не был, — с грустью в голосе говорит Корнелий Оттович и рассказывает, как в начале 60-х собрали научный совет и поставили вопрос о запрете оленеводства на территории заповедника, стада сильно вытаптывали тундру. Тогда за них вступилась Лидия Борисовна Ланина, первый ботаник «Печоро-Илычского». Она сказала, что олени – естественное явление, и запрещать оленеводство нельзя.
Как же хочется снова там побывать! — делится Клавдия Васильевна и вспоминает 1997 год, когда в Няксимволе приняли решение о забое всех оленей. Оленеводства на Северном Урале больше нет, опустели горы. Лишь вечные столбы Маньпупунёра продолжают смотреть на новых людей, приходящих в святые места с уже иными целями.
