Поиск городищ остяцких богатырей
Мы долго приглядывались к Энетору и прибрежной остяцкой деревушке – Нюркой. Там должна была продолжиться серия открытий богатырских мест, о которых повествуют остяцкие героические сказания, записанные учеными Паткановым и Щульгиным еще на рубеже XIX-ХХ веков [4, 7].
Эти места далеки и труднодоступны, однако добраться туда рано или поздно предстояло, исходя из поставленной цели: найти богатырские городки остяков, известные по преданиям. Мы придерживались гипотезы, что всякая озерная система, пригодная для рыболовных заграждений (запоров), характеризовалась в прошлом высокой плотностью древних поселений. Соседство древних городищ и рыбных мест нас не удивляло – примеров мы накопили достаточно, работая в Кондинской низменности с 2008 года.
В остяцких сказаниях упоминаются существующие до сих пор топонимы и собственные названия городков, что наводило на мысль об их реальности и необходимости поисков на манер Трои. Так, уральскими археологами в 1993 году был найден былинный город Эмдер на реке Ендырь – грандиозное по меркам тайги укрепленное поселение. [1] Согласно легенде эмдерские богатыри поднимаются по Оби и «красноводной» Конде до городка Карыпоспат-урдат-вош (Karė pōspat-ūrdat voš), чтобы сосватать княжескую дочь. Название этой крепости с хантыйского переводится как «Богатырский город при Стерляжьей протоке». В 2018 году мы точно установили ее местоположение, опираясь на привязки, упоминаемые в самой былине («полуденный берег священного сора»), а также сведения этнографов и краеведов. [5] Это, действительно, оказался приметный мыс на южном берегу Кондинского сора. За прошедшие столетия Конда стесала бóльшую часть городища, сохранился только фрагмент оборонительного вала и площадки. Но даже остатки впечатлили нас.
После неудачной битвы с эмдерцами карыпоспатские братья-богатыри разъехались по Конде, основав новые городки. Столетиями спустя в фольклоре хантов они звались «старцами с вершины речки». Их призывали на помощь в трудные времена. Pėtpou-iga поселился на притоке Конды – Каме. Его брат Num-iga выбрал место для городка на болотной речке, которая питает Пуштинский сор и далее выводит в Конду. Открытых мест богатыри отныне избегали. Местонахождение остяцкого укрепления описано в материалах экспедиции академика Г.Ф. Миллера (1740 г.).
Мы целенаправленно занялись поиском последнего городища в 2020 году, сопоставляя фольклорные и письменные источники со спутниковыми снимками. И нас ждал успех! В глухой болотной местности мы обнаружили холм, не оставлявший сомнения в рукотворном происхождении. [6] Высота до 4,5 м хорошо перекликается с фольклорной высотой в семь копьевищ. Вош-ега-вош (Voš-jega-voš, с хант. «Город на городской речке») хорошо иллюстрировал средневековую стратегию сокрытия поселения. В том же году в низовьях реки Пуштинской были найдены еще два фольклорных городка – Ям-вош (Jam-voš) и Рут-вош (Ruť-voš) – опять по привязке Патканова. Самый впечатляющий по размерам богатырский городок мы обнаружили неподалеку от старой деревни Пуголь . По сведениям Серафима Патканова, в этих местах почитали духа Pūgol-iga, однако в былинах сведений о нем уже не сохранилось.
В этом году нашей целью стал поиск «резиденции» старца Pitpou-iga, который, по данным Патканова, жил на небольшом холме неподалеку от Нюркоевских юрт в районе озера Энетор. [3] Ранее юрты так и звали по имени прародителя – Pitpou-pūgot. Мы отправились туда по проекту «Легенды южных хантов: историко-краеведческое расследование», поддержанному Фондом президентских грантов (руководитель Алёна Родионова, АНО «Малая родина»). Команду составили археологи Музея природы и человека из Ханты-Мансийска – Татьяна Собольникова и Алёна Кузина, этнограф из Института истории и археологии Екатеринбурга Илья Абрамов, а также два геодезиста Александр Уткин и Александр Шлыков. До нас из профессионального сообщества в этих краях никто не был.
Проводником стал знакомый по прежним поездкам на Конду Юрий Кобылин из деревни Камы. На Энеторе у него промысловая изба, но мы следовали на рыболовную базу, что стоит на истоке из озера. Она ближе к Нюркою и обитаема. Сторож присматривает за хозяйством и рыболовными запорами.
Имея богатый опыт обследования урочищ Конды, мы считали положение Нюркоя крайне выгодным с точки зрения рыболовства. Большие нерестовые озера всегда притягивали людей возможностью обеспечить себя рыбой и осваивались в первую очередь. Как только последний ледник отступил и водотоки сплели современную гидросеть, Кондинскую низину или берега здешнего моря, стал обживать древний человек. Он следовал за мигрирующими животными и ловил рыбу подсобными средствами. Самыми простыми, надежными были ставные заграждения в комбинации с плетеными ловушками. Судя по находкам, 5-6 тысяч лет назад Конда уже была хорошо обитаемым архипелагом.
Я зову Конду архипелагом на том основании, что воды в Кондинской низменности по-прежнему больше, чем суши, и бассейн реки подобен огромному водохранилищу с затрудненным стоком. Верхушки боров торчат из болот, которые надолго задерживают талую воду. Потом вода надолго застаивается в кондинских туманах – озеровидных расширениях русел и многочисленных сорах – так здесь зовут пойменные озера. Устье Конды подпирает полноводный Иртыш, так что устьевой Кондинский сор порой наполняется против течения. Все это формирует островную жизнь, где без лодки жизнь невозможна. Для рек делают одни лодки, для озер – другие. Только зимой здешнее пространство становится проницаемым во все стороны, заметно увеличивая скорость сообщения. По прямой от деревни Алтай до Энетора 35 км – час пути на снегоходе. Нам же предстояло пройти 150 км по воде.
К Нюркою ведут два водных пути: более логичным на карте выглядит подъем по Каме – крупному притоку Конды. Особенно выгодно этот путь смотрится при старте из деревни Кама. Однако мы поехали по Мордъеге – другому притоку Конды, близко подходящему к Энетору с юга. В точке сближения нам предстоял волок, или, как здесь говорят, перетаск на Энетор и вояж на другой лодке.
Дело в том, что русло Камы не расчищают в отличие от Мордъеги. С тех пор как деревню Нюркой упразднили в 1950-е годы, ездить в верховья Камы перестали и вековые деревья завалили русло. Проскочить можно только весной. Наши проводники сошлись на мнении, что лучше следовать по Мордъеге. Мордá (так сокращают название местные) более предсказуема, поскольку по ней время от времени ездят рыбаки. Лишь заключительный отрезок по озеру беспокоил проводников. Дул сильный северный ветер, против которого было бы не выгрести на открытой воде. Гонцу пришлось бы идти берегом Энетора до рыболовной базы, чтобы пригнать лодку оттуда с мотором.
Юрий и два его зятя распределили пассажиров, груз и горючее между тремя мотолодками, и мы тронулись из Камы 16 июня полвосьмого утра. Мордъега встретила нас высокой водой и свежими завалами в среднем течении – мы оказались первыми в этом сезоне. Большие сосны и кедры порой упирались в берега так, что проще было продраться снизу, подпилив ветки. Повезло, что не образовалось больших заторов.
Как это ни странно, чем выше мы поднимались от Конды, тем болотистее становилось вокруг. Это особенность югорского ландшафта, вывернутого наизнанку. Болота здесь занимают самые возвышенные участки. Озеро Энетор расположено на 38 метрах над уровнем моря, перепад с устьем Камы составляет целых 14 метров, но все междуречное пространство затянуто болотами, лишь редкие гривы боров окаймляют реки, которые петляют как змеи. Так мы и ехали по Мордъеге – реке без берегов, где лес растет будто из воды и зеркально отражается в глади. Дважды нам встретились лоси, стоящие посреди русла в раздумьях, однако только мы вынимали камеры, они уходили в кусты на своих длинных ногах. Однажды мы едва не столкнулись с заполошным лебедем, который плюхнулся перед лодкой в реку.
Юрий безошибочно определял русло в разливах поймы, где было совершенно непонятно, откуда и куда течет река. Несколько раз мы срезали петли по едва заметным стежкам. Изредка Мордá подходила к борам и крутоярам, напоминая, что есть и твердая земля. Чем выше мы поднимались, тем выше становился уровень воды, и в точке выгрузки мы наблюдали настоящее половодье. Таков эффект накопления болотами влаги и русловых завалов, препятствующих стоку. Притоки не поспевали за Кондой, которая быстрее освобождалась от полой воды.
Место, где мы высадились, чтобы идти дальше пешком, звалось Кургá. Кургинским звали весь сосновый бор окружностью в 4 км. Рыбацкое хозяйство, состоящее из избы и хозяйственных построек, стояло прямо на древнем поселении. Рыбачили тут только зимой, используя живун – богатый кислородом приток Мордъеги. Зимой здесь в огромном количестве скапливалась рыба. Летом изба пустовала и белые грибы, что в изобилии росли вокруг, никто не собирал.
Волоковая тропа прыгала с одного беломошника на другой через болотные перемычки. То были нетопкие пошворы – верховые болота с багульником и мелкой сосной. Лишь однажды попалась лыва – затянутая болотом речка со скрытым осокой руслом. Сухим из нее никто не вышел. Перед самым Энетором мы обошли озерко, которое еще недавно было его частью. Перемычка за 30 лет заросла, удлинив волок на несколько сот метров. Образовалось клюквенное моховое болото в белых всполохах пушицы. Всюду цвел багульник – сильным дурманящим ароматом. Путь занял два часа. Только на закате мы добрались до Энетора: он встретил нас жужжанием комаров и густой белой пеной, которую ветер взбил на берегу. Северный берег выглядел тонкой лентой между темной водой и безоблачным вечерним небом.
Мох колыхался от каждого нашего шага, напоминая, что покоится на толще воды. Пригнанная ветрами сплавина образовала здесь подобие берега, в то время как озеро продолжалось, сообщаясь с окружающими болотами и озерами под мхом. Где-то под нами, должно быть, плавали огромные щуки с черными спинами и яркими зелеными глазами – болотный подвид. В самом озере чаще попадалась серебристая или полосатая щука. Ради щук и их ценной икры на Энеторе веснуют рыбаки, Юрий в их числе.
В единственную лодку погрузилось восемь человек, и мы погребли в сторону угасшей зари. Юрий вспоминал свои озерные приключения и пояснял нам, как называются чернеющие лесные мысы. Названия частично совпадали с теми, что были отмечены на землеустроительной карте 1932 года, но большинство из них вышло из оборота. Сохранилось название протоки, ведущей из Энетора в Домашнее озеро – Ахтоты и одноименного бора. Интересно, что Шаманского острова не было на карте 1932 года и, вероятно, его позже прибило штормами на мель посреди озера, оторвав от одного из берегов. Этим объясняется его сугубо русское название. Археологического и этнографического интереса остров не представлял, и мы не стали тратить на него время. Боги благоволили нам: к вечеру ветер стих, в заливе нашлась лодка, а недостающее весло я случайно нашел в кустах, пойдя до ветра. Два часа занял путь на веслах по Энетору, и в первом часу ночи мы добрались до базы.
Мы прибыли к месту излияния Энетора в озеро Домашнее. Это искусственный канал, прокопанный 200-300 лет назад остяками. По всей видимости, это был проект, чтобы активизировать озерный сток, а вместе с ним и миграции рыбы. На выходе протоки из озера была построена дамба, а на протоках – серия рыболовных заграждений. Домашнее озеро, имеющее выход в Каму, превратилось в накопитель рыбы. В таком состоянии система функционирует и сегодня.
Насыщенный кислородом сток с Энетора привлекает нерестящуюся рыбу с Камы, но выше Домашнего и двух смежных озер она подняться не может. И спуститься назад после нереста тоже не может – запор настроен только на вход. Энеторская рыба, также сунувшись в протоку Ахтоты и пройдя шлюз, отсекает себе обратный путь.
Зимой Домашнее озеро становится настоящей западней, поскольку на обоих протоках возводят глухие снежные дамбы, чтобы стимулировать кислородное голодание – замор. Обморочная рыба массово подходит к запорам-дамбам, где есть слабый приток воды и бурлит в прорубях. Это называется духовой лов. Так можно поймать десятки тонн – гораздо больше, чем необходимо традиционному хозяйству. Значит, уже 200 лет назад ханты были вовлечены в тесные торговые отношения с русскими купцами и ловили на продажу – выловленная рыба зимним путем уезжала в Тобольск. Возможно даже, что сама деревня, канал и рыбный промысел были единым проектом, вызванным к жизни растущим товарооборотом Тобольского края.
Что касается городка Pitpou-iga, то поиски его не дали результатов. Исходная привязка Патканова «5 верст от Нюркоевских юрт» весьма приблизительна. Место юрт в XVIII-начале XX века могло не раз меняться. На архивных картах отмечены летние и зимние Нюркоевские юрты. Кроме того, для угров характерным было перемещение в течение года по стойбищам: летним, зимним, весенним. Мы имели возможность проверить лишь последнюю локацию – ту, что отражена на советских топокартах. Обследовали четыре прилегающих к деревне бора, но не нашли богатырского холма и признаков иных поселений. Лишь на берегу Энетора обнаружили приозерное поселение эпохи бронзы.
Прилегающие к Нюркою боры были удивительно пустыми на археологические древности. Здешние юрты, судя по всему, возникли одновременно с каналом. Это был первый случай в нашей практике, когда столь удобное место для жизнеобеспечения не имело глубокой поселенческой истории. Нюркойский бор мог «похвастаться» только собственным кладбищем. В подобных местах мы обычно фиксировали поселения разных эпох и преемственность археологических культур. Таким был Домашний Сор у деревни Согом и Деревенский Сор у бывших Шумиловских юрт. Это хантыйские поселения в озерных истоках, которые перекрывали деревянными загородками, чтобы удержать мигрирующую рыбу.
Отрицательный результат нас не расстроил – все прежние легендарные городища мы находили лишь со второго раза, что стало доброй кондинской традицией. Мы прикинули, что приметный холм с городищем, что заселял княжеский род, располагался, скорее всего, на Каме. Именно там на одной из карт отмечены летние Нюркоевские юрты. Это план разведки для следующей экспедиции.
Мы вернулись в Кургинский бор, где по подсказкам нашего проводника открыли сразу восемь городищ, не считая поселений иного типа. Родилось предположение, что до того, как остяки прокопали канал в сторону Камы, сток Энетора был на Мордъегу через болотные лывы. Кургинская речка – нынешний живун, питаемый лывами, позволял рыбе пройти в Энетор. После строительства канала и падения уровня Энетора на несколько метров сток здесь сильно ослаб. Однако рыба все равно скапливается на богатую кислородом воду, поступающую через живун в Мордъегу. Эта версия хорошо объясняет высокую концентрацию доисторических поселений в Кургинском бору и единственное поселение этнографического времени в Нюркойском бору. Рыболовная гипотеза здесь имеет веское основание.
Список литературы
-
Зыков А.П., Кокшаров С.Ф. Древний Эмдер. Екатеринбург: Волот, 2001. 320 с.
-
Известия о реке Конде из устных рассказов различных остяков и вогулов, живущих на этой реке. 1740 г. // Сибирь XVIII века в путевых описаниях Г.Ф. Миллера. История Сибири. Первоисточники. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. Вып. VI С. 284-288.
-
Патканов С.К. Тип остяцкого богатыря по остяцким былинам и героическим сказаниям. СПб.: Тип. С.Н. Худекова, 1891. 74 с.
-
Патканов С.К. Сочинения в двух томах. Т.1. Остяцкая молитва [Пер. с нем. яз. Е. Матюхина]. Тюмень: [б.и.], 1999. 399 с.
-
Собольникова Т.Н., Кузина А.В. Легендарные «городки» Нижней Конды: источники по их локализации и археологический поиск (по материалам экспедиции 2018 г.) // Вестник угроведения. 2018. Т. 8. № 4. С. 755-766.
-
Собольникова Т.Н., Кузина А.В. Легендарные городки Нижней Конды: продолжение археологических поисков // Вестник Угроведения. Т. 10. № 2. С. 369-379.
-
Шульгин С. Кондинский край // Научный архив Тобольского государственного историко-архитектурного музея-заповедника. Д. 75.
