В начале марта 2014 года мы с делегацией из отряда «Каравелла» приехали в город Киров на кинофестиваль «Встречи на Вятке». Организаторы прекрасно продумали программу фестиваля, совместив просмотры конкурсных киноработ, мастер-классы и экскурсии по городу с научно-практической конференцией «Ресурсы педагогического сообщества в глобальном информационном пространстве». Детская часть нашей делегации повышала свой профессионализм и улучшала культурный уровень, а взрослые (мы с Денисом Неугодниковым) – выступали на пленарном заседании, участвовали в секционных дебатах и научных дискуссиях. Когда закончилась официальная часть пленарки, в первый же вечер решила навестить старого друга – кировского журналиста Олега Четверикова, который давно звал в гости.
Мы сидели с Олегом и его супругой Ольгой за уютным столом на большой просторной кухне со всем их многочисленным, славным семейством. Вспоминали детство и жизнь в разновозрастных отрядах объединения «Звезда», флагманом которого в начале 80-х годов ХХ века выступала «Каравелла». Говорили об общих знакомых. Среди разных вопросов, которые обсуждались, неожиданно возникла тема наследников, и тут я вспомнила, что, согласно семейным преданиям, прабабушка моих родных детей – Ольга Петровна Крапивина – родилась и жила в Вятке. Спросила Олега, не знает ли он что-то о доме, где предположительно могла жить семья почтмейстера Петра Печенкина – родного деда Владислава Петровича Крапивина по материнской линии.
– Нет! – удивлённо ответил Олег. – Для меня настоящее открытие услышать от тебя, что командор как-то связан с нашим городом. Он же родился в Тюмени. Я всегда думал, что его родители оттуда.
– Знаю точно, что Ольга Петровна родилась здесь 21 декабря 1904 года, а вот Петр Фёдорович Крапивин родился где-то в Варшавской губернии. В роду Крапивиных смешана польская и русская кровь. Во время Первой мировой войны мама Петра Фёдоровича сначала перебралась с сыном в Вильнюс, а потом и в Вятку. Здесь мальчик Петенька вырос, выучился, познакомился, а потом и женился на Ольге Печенкиной. Для меня странно другое – почему об этом здесь нет никакой информации и почему не осталось никого из родственников. У меня бабушка с Вятки, так тут у каждого всегда целые улицы родни. До октябрьской Революции все семьи, в том числе и дворян, были многодетные.
– Слушай, – задумчиво ответил Олег, – если она точно родилась здесь, то мы можем попробовать это узнать. У нас в архивах сохранены церковные книги, в которых раньше подробно записывали данные на всех родившихся детей. Давай попробуем запросить справку из архива. Вдруг они найдут и адрес дома, где жили ваши предки.
НЕСООТВЕТСТВИЕ В ЦИФРАХ
На другой день мастер-классы и конференция продолжились. Внезапно мне позвонил Олег. Он был взволнован.
– Слушай, Лариса, а ты точно уверена, что Ольга Петровна родилась 21 декабря?
– Да, конечно.
– Слушай, в архиве проверили по книгам, установили, что человека с такой датой рождения не было.
– Жаль…
– Но был другой.
– Как это?
– 21 декабря никто не рождался в семье почтальона Печенкина. А вот в июне, да, действительно, родилась девочка, и назвали ее, согласно справке, Ольгой. Это, видимо, она, но дата рождения другая.
Документ из архива был краток. В бумаге значилось: Ольга Петровна Печёнкина родилась 08 июня 1904 года в семье почталиона Вятской почтово-телеграфной конторы Петра Константинова Печенкина и его законной жены Серафимы Александровы. Оба православные. Крещена 11 июня 1904 года в Александро-Невском соборе г. Вятки. Крестил протоиерей Владимир Дрягин.
– Можно попробовать запросить ещё документы, – сказал Олег.
– Какое-то несоответствие. Точно знаю, что день рождения у бабы Оли всегда отмечали 21 декабря, а здесь почему-то июнь…
Понимая, что я ничего более не понимаю, взяла телефон и набрала Екатеринбург. Командор был не в духе. Во-первых, мы укатили «фестивалить» и бросили его на произвол судьбы. А во-вторых, опять что-то не ладилось с издательствами и авторскими договорами. Я выслушала его, а потом быстро рассказала про странное несоответствие в датах. Владислав Петрович ответил, что «да, какая-то путаница есть, но объяснить её никто не сможет. Мама и отец давно умерли. Он может спросить только у сестры. Когда-то Людмила, уже после смерти Ольги Петровны, также пыталась найти родственников в Кирове, и однажды делала запрос. И ей тоже ответили, что на рожденную 21 декабря Ольгу Печенкину данных нет. Но больше он ничего не знает. Хотя точно может подтвердить, потому что помнит с детства, его мама ежегодно отмечала как бы два дня рождения: именины – летом и день рождения по паспорту – в декабре. Она накрывала стол, звала гостей. Раз ей это нравилось, то все подыгрывали и приходили с подарками два раза в год. А ещё она регулярно ездила в Киров к родне, но делала это одна, никого с собой не брала. Как их зовут, где они живут, он не знает. Для него главные родственники всегда были отец и брат в Минске, тюменский дядя Боря, старшая сестра Людмила сначала в Свердловске, затем в Москве. И вообще, забирай справку, приезжай домой, тогда и разберёмся».
– Хорошо, – ответила я и закончила разговор.
– Слушай, Олег, ты говоришь, что можно сделать расширенный запрос. Давай попробуем узнать про отца. Вдруг мы найдем конец нити и размотаем запутанный клубок этой непонятной и загадочной истории.
НАСТОЯТЕЛЬ ЦЕРКВИ
Шёл третий день фестиваля. Награждение и выдача призов. Звонок от Олега. Снимаю трубку. Снова слышу знакомый с детства, но отчего-то взволнованный голос друга:
– Скажи, а ты точно уверена, что Петр Фёдорович Крапивин был преподавателем в школе, а потом доцентом в вузе?
– Новое дело. Конечно. Это все знают. Он докторскую диссертацию по филологии не успел закончить – умер. Нам в Минске, когда мы были с Пашей, то подробно всё Сергей Сергеевич Крапивин, тоже, кстати, журналист, Пашин двоюродный брат, рассказывал. Мы и на могиле Петра Фёдоровича были… А что такое?
– Лариса, когда сможешь к нам приехать?
– Всё закончится через час, и я примчусь.
Олег держал в руках еще одну справку.
– Вот смотри. Новость просто сенсационная. Он был священник! А она – матушка.
– Кто он?
– Петр Фёдорович!
– Чего? Какой священник? Не может быть! Командор бы знал. А он такой человек, не стал бы молчать. По крайней мере в семье. Откуда ты это взял?
– Путаницы быть не может. Они изменили дату рождения и, видимо, документы. Это одни и те же люди. Но что их подтолкнуло к этому, пока непонятно. Сколько было мужей у Ольги Петровны?
– Двое, но со вторым она жила в гражданском браке, когда после войны Петр Фёдорович не захотел возвращаться в Тюмень и остался в Белоруссии.
– А детей?
– От Петра Фёдоровича трое: Людмила родилась 30 января 1925, Сергей –6 июля 1926, и Владислав – 14 октября 1938. Он был третьим ребёнком. Четвертого сына – Олега – она родила уже от другого мужа. А что?
– Вот смотри, по моему короткому запросу дали только справку на неё. Она вышла замуж за Петра Крапивина в 1923 году. Он был иерей. У них родились дети: Людмила (1925) и Сергей (1926). Совпадает. Это всё, что они нашли в доступном архиве за столь короткий срок – сутки. Но… У тебя такая же фамилия. Ты, как родственница, можешь сделать заявку на расширенный запрос. Если документы на иерея сохранились, то можно получить их копии. Для поиска более подробной информации нужно время.
– Ничего себе, как закрутилось. Чем дальше мы пытаемся разобраться, тем больше запутываемся от новой скрытой ранее информации. Хорошо, давай сделаем расширенный запрос, но от имени командора. У меня есть доверенность, дающая право представлять его интересы во всех компетентных органах. И запрос будем делать уже полностью на информацию про Петра Фёдоровича Крапивина.
СПУСТЯ ДВА МЕСЯЦА
Мы с командором держали в руках документы, неопровержимо доказывающие, что священник Петр Крапивин не плод воображения. Из вятского архива были получены копии послужного списка настоятеля Троицкой церкви, села Филиппово, 3-го благочиннического округа, Вятского уезда за 1926 год, а также его прошения на имя высокопреосвященства архиепископа Павла с просьбой об улучшении жилищных условий, заявления, ходатайства…
Чуть позже пришли воспоминания старшей сестры Владислава Петровича – Людмилы Петровны Чесноковой (в девичестве Крапивиной), которая наконец-то решилась рассказать правду о своих детских годах жизни в Вятской губернии с родителями и братом Сергеем. В этих скупых уникальных личных записках заключена неимоверная боль одной семьи, как зеркало, отражающей раскол народа, последствия гражданской войны, доносы, репрессии, гонения на церковь, страдания и страхи всего российского общества в конце тридцатых годов прошлого века. Воспоминания рассказали нам о многом: о красивейшем храме в селе Филиппово, который был безжалостно уничтожен; о служении отца Петра и отношении к нему прихожан; о том, как играли и жили дети; как Людмиле хотелось вступить в пионеры, но сначала не брали «из-за поповского происхождения», а потом все-таки украдкой сунули галстук, когда семья уезжала из Филиппово; о том, как сбрасывали колокола с колокольни, разрушали церковь и требовали, чтобы проголосовали все, включая детей, но… девятилетний Серёжа Крапивин – «смелый братик», единственный из всего класса – проголосовал против, сказав большинству: «А мне он (звон колоколов) не мешает!». А ещё про родителей, их знакомство, свадьбу и совместную семейную жизнь, которую самый младший сын Владислав не смог почувствовать вообще.
Петр Фёдорович Крапивин родился 6 февраля 1903 года (по новому стилю) в городе Пултуск на реке Нарев в 60 километрах к северу от Варшавы. Его родители: Фёдор Амвросиевич и Фёкла Войцеховна Крапивины – по происхождению из обедневших польских дворян. Отец умер, когда мальчику едва исполнился год. Обоих родителей ему заменила мать, которая приложила немало сил, чтобы ее любимый сын ни в чём не нуждался. Детские годы маленького Пети прошли в Вильно (Вильнюс). Как вспоминал В.П. Крапивин: «Отец очень любил этот город за сказочность домов и площадей, узость улиц и каменную кладку мостовых. Он часто ездил туда. Даже будучи уже больным, летом 1968 года, ещё успел побывать там. Мы были там вместе с ним. Он показал мне место, где когда-то стоял дом, где они с мамой снимали две комнатки».
В 1915 году во время Первой мировой войны, в возрасте 12-ти лет, Петя с матерью спешно бежали из Вильно в Вятку. Немцы заняли Вильно 5 сентября 1915 года. Несмотря на все лишения и сложности, Петр смог получить хорошее образование, закончив духовную семинарию, образование в которой давалось на самом высоком уровне. Петр Фёдорович очень хорошо знал языки: латинский, польский, старославянский, белорусский, древнегреческий, немецкий. В то время для человека, получившего образование, знание языков во многом естественным образом определялось не только школой, но и в семье. Например, с матерью он мог в игре разговаривать сразу на нескольких языках: по-польски, по-русски и по-латышски. Его вообще очень увлекали научный поиск и лингвистические игры, что и определило в будущем работу на филологическом факультете.
Ольга Петровна Печенкина познакомилась с семинаристом Крапивиным на танцах. Говорят, что у них был бурный роман, а объединил их танец «казачок», который они мастерски умели исполнять в паре, вызывая восторг у всех окружающих. В семье Печенкиных, кроме Ольги, выросли ещё старшая дочь Мария (1902 г.р., она умерла от туберкулеза в возрасте 35 лет) и младший сын Борис (1906 г.р.). Тот самый, дядя Боря, описанный во многих автобиографических книгах Владислава Крапивина.
Ольга Петровна, Леля, Лялька, так звали её родители, друзья и подруги с детства и до конца жизни, чему многие были свидетели, была очень живой, весёлой, общительной, хорошо пела и танцевала. Своей энергией и жизненной силой она заряжала многих. Крапивины поженились летом 1923 года. Свадьбы практически не было, только скромное венчание в церкви. Петр Фёдорович тогда всего лишь служил псаломщиком. Он был рукоположен во священника Троицкой церкви села Филиппово Вятского уезда 10 мая 1925 года. И в этот же год умерла его мама. Все десять лет в Филиппово семья Крапивиных жила дружно и счастливо, достойно преодолевая разного рода трудности и невзгоды.
30 марта 1932 года настоятель Петр был арестован по доносу по ст. 58-10 УК РСФСР. Его супруга Ольга каждую неделю ходила за 17 километров на железнодорожный разъезд и оттуда уже на поезде ехала в Вятку: возила ему в тюрьму скромные передачи. Казалось бы, какого отношения можно было ожидать к священнику от сидевших в той же камере уголовников? Но даже там он смог вызвать уважение к себе. По семейному преданию, однажды ночью у него исчезли ботинки (штиблеты). Утром не во что было обуться. И тогда старший по камере грозно предупредил всех, что если ботинки не объявятся в следующую ночь, то он примет жесткие меры и найдет вора. И ботинки нашлись.
Отца Петра спасло то, что в начале 30-х следователи не верили слепо доносам, разбирались в деталях дела и вели опрос свидетелей. Ни один из прихожан, кроме церковного старосты, который и написал донос, не стал лжесвидетельствовать против отца Петра. Который, как вспоминали люди, «был действительно искренним, чутким, отзывчивым, по-настоящему верующим человеком, который прекрасно знал службу, в любое время года и суток, в любую погоду отправлялся соборовать, причащать больных, умирающих и вдохновлял отчаявшихся». 10 июля 1932 года дело производство против Петра Крапивина было прекращено за отсутствием состава преступления. Он вернулся домой и продолжил своё непростое служение. Однако тучи продолжали сгущаться. Шли 30-е годы. Священнослужителей регулярно арестовывали. Страх пронизывал всю жизнь. Люди боялись даже приходить в дом к священнику.
Из воспоминаний Людмилы Петровны Крапивиной: «Весной, 10 марта 1934 года, умерла бабушка Серафима (мама Ольги Петровны). Никакой характерной болезни не было. Видимо, просто от тяжёлой жизни организм износился раньше времени: ей было всего пятьдесят восемь лет… На похороны приезжали из Омска дядя Боря и из Вятки дядя Шура с женой Мусей. Тетя Маня (старшая сестра Ольги) не была на похоронах своей мамы: она, партийная, не могла этого сделать, боялась поехать в дом священника и тем более участвовать в церковных похоронах. Папа сам её отпевал. Мама до конца своих дней говорила, как ей было стыдно, что она не могла позвать на поминки самых близких наших знакомых: совсем нечем было угостить».
СПАСЕНИЕ СЕМЬИ
Летом 1935 года Петр Фёдорович интуитивно почувствовал, что возникла угроза нового ареста. Нужно было выбирать: мученическую смерть в застенках и гибель семьи или же отказ от сана, изменение биографии и спасение родных людей. Он выбрал второй путь. Как показала история, его предчувствия полностью подтвердились. В 1937 году практически все священнослужители вятской епархии были арестованы НКВД, а затем, уже без особого следствия и суда, расстреляны или сосланы. Такая же участь постигла и все их семьи. Здания церквей были разрушены или перестроены под Дома культуры. К счастью, незадолго до этого семья Крапивиных покинула Вятку, к тому времени уже ставшую городом Кировом. Они исчезли, растворились в многолюдье далёкого сибирского города, в который уже приехала не семья священника, а семья учителя словесности и воспитательницы детского сада.
Было страшно настолько, что хотелось полностью изменить жизнь, переписав биографию. Так что появление другой даты рождения в документах Ольги Петровны становится вполне объяснимо. Чтобы получить документы и разрешение на выезд, нужно было приложить немало сил. К счастью, брат Ольги Петровны – Борис – успел сделать Крапивиным вызов из Омска, где он тогда жил, а затем переехал в Тюмень. Чтобы избежать очередного ареста, Крапивины, буквально схватив двоих детей и минимум имущества, уехали из родного города. В Тюмени их никто не знал, кроме Бориса, который обещал молчать. Они хранили эту семейную тайну многие десятилетия, до самой смерти, не рассказывая никому.
Однако, изменив паспорт, человек не может в один миг полностью изменить себя, свои принципы и ценности. Крапивины тщательно скрывали свое прошлое, но продолжали рисковать в настоящем. Вот только один из эпизодов, о котором вспоминает в книге «Белые башни Родины» В. Крапивин: «Мама работала тогда в военкомате, ведала пионерскими лагерями и обеспечением семей фронтовиков скудными «дополнительными льготами». Например, распределяла так называемый «утиль» – присланное с фронта потрепанное и дырявое обмундирование, которое после починки можно было пустить на пошив ребячьей одежонки. Под склад утиля приспособили пустующий Троицкий собор, мама там однажды распоряжалась разгрузкой. И увидела на покрытой потемневшими фресками штукатурке след автоматной очереди.
– Это кто же тут безобразничал? – сказала мама.
Развязный самоуверенный старшина из тёртых тыловых чинов небрежно объяснил:
– Ребята побаловались. Видать, были у них неучтённые патроны… – Под ребятами он имел в виду подчиненных красноармейцев.
Мама сказала, что это безобразие: палить из автомата в храме.
Тут же вынырнул (словно у неё из-под локтя) юркий снабженец:
– А вам что, жаль эту поповскую размалёвку?»
По сохранившему семейному преданию, в 1936 году кто-то из знакомых предупредил Петра Фёдоровича, что его всё равно не оставят в покое и снова арестуют. Он чувствовал это и сам. В результате смог уйти из церкви, уехать из деревни, устроиться на работу в городе, чтобы получить паспорта себе, а потом и Ольге Петровне.
А в Тюмени спустя полтора года, 14 октября 1938 года, у них родился сын – будущий писатель, классик детской литературы Владислав Петрович Крапивин.
Но это уже совсем другая история.
При подготовке материала использована информация Государственного архива Кировской обл., Книги памяти жертв политических репрессий Кировской области и личных воспоминаний Л.П. Чесноковой – родной сестры В.П. Крапивина.
читайте цикл статей Ларисы Крапивиной
60 лет отряду «Каравелла»
В начале было слово — бандерилья
Вернуться в Содержание номера
