– Мальчишка берёт в руку камень и кидает его во врага. Мальчишка знает, что враг намного сильней и шансов на победу нет, но всё равно кидает камень. Именно этот поступок делает мальчишку мужчиной, делает его героем.
Андрей крепче сжал камень, замахнулся…
– Зачем тебе это?
Прозвучавший в голове вопрос был задан поражающим своей чужеродностью голосом, принадлежавшим существу, будто бы не имеющему ни малейшего представления о звуке. Но притом существу настолько высокоразвитому, что оно было способно порождать голоса, а то и целые образы – несметное множество ужасающих иллюзий! – в более примитивном сознании людей.
И вот, с трудом удерживаясь на ногах, Андрей смотрел на это существо – эту запредельную сущность, преодолевшую миллиарды световых лет исключительно ради того, чтобы повергнуть человечество в пучину кошмара.
– Зачем?
Подобно занозе, этот голос своей инородностью вспарывал крошащийся разум Андрея, в то время как сам Андрей всеми силами пытался уцепиться за распадающуюся на куски реальность. Но он всё равно слышал тысячи различных образов и видел всевозможные звуки. Он не мог объяснить такую парадоксальность собственного восприятия, но понимал, что дело обстоит именно так, как он чувствует.
А между тем перед его мысленным взором отчётливо вырисовывался закат человечества. Сквозь багряную пелену надвигающегося безумия проступали развалины уничтоженных городов и искажённые в предсмертной агонии лица несчастных, чьи сознания были пропущены через психотропную мясорубку.
Таковым был ответ на, пожалуй, самый будоражащий человечество вопрос: одиноки ли мы во вселенной? И пусть вероятность контакта сводилась к нулю, он всё же состоялся. Так, напав средь бела дня, пришельцы за несколько часов сократили население планеты вдвое и ныне собирались довершить начатое. Их полупрозрачные, словно бы вылепленные из геля, корабли неподвижно зависли над морями и океанами, потому что, как предположили учёные, вода – этот неиссякаемый источник энергии – придавала им сил. Так ли оно на самом деле, никто сказать толком не мог. О пришельцах вообще было мало чего известно. Что это за форма жизни, откуда она взялась и какие мотивы преследует? В конце концов, разумна ли она в классическом понимании этого слова? Одни лишь домыслы, лишённые каких-либо доказательств. Фактом же оставалось то, что, несмотря на своё явное превосходство, бессмертными пришельцы не являлись. Их хрупкие желеобразные тела легко разрушались от физического или термического воздействия, и потому, не иначе как осознавая свою уязвимость, они стремились быстрее извести отчаянно сопротивляющуюся расу людей, тем самым завершив экспансию.
Цель же у них, по-видимому, была только одна – тотальное истребление.
– Так зачем?
Стиснув голову руками, Андрей глянул себе под ноги и увидал Москву с высоты птичьего полёта. Москву – величественную и сияющую, такую, какой она некогда была и какой он её представлял, ещё будучи обычным мальчишкой из захолустья…
Очередная иллюзия!
Да, именно так эти твари и действовали: заставляли верить в несуществующие вещи – в желанные вещи! Четыре раза сбитые с толку земляне праздновали победу над иноземным захватчиком, и все четыре раза то был обман. Под конец дошло до того, что все, даже самые непримечательные, события ставились под сомнение. Люди сходили с ума, путая реальность с внушением.
– Ну что?
В отличие от предыдущего, этот голос Андрей узнал. Вздрогнув, он поднял голову, но вместо омерзительной твари, чем-то напоминавшей раздувшуюся медузу, увидел свою жену.
Она была точь-в-точь такой, как при их первом свидании: красивая, элегантная. Женщина, ради которой хотелось жить.
– Мы идём или нет? – спросила она.
Андрей огляделся – его гостиная, его квартира, его мир. Никаких тебе пришельцев, никакой головной боли от постоянного пси-воздействия, никаких смертей и ужаса, что принесли с собой эти паразиты… Ничего!
Нет!
Андрей одёрнул себя, и столь желанный мир прошлого исказился, а после и вовсе стёрся. Остались лишь склизкие внутренности космического корабля и внимательно наблюдавший за Андреем пришелец.
А ещё задание, от успешного выполнения которого зависел исход войны.
– Мальчишка берёт в руку камень и кидает его во врага, – сказал отец, хмуро рассматривая кровоподтёки на лице Андрея. – Так мальчишка становится мужчиной, он…
– Настоящий герой, – полковник хлопнул Андрея по плечу. – Запомни, если ты справишься, то спасёшь человечество.
И, кажется, нужно было что-то ответить. Что-то подобающее моменту, простое, но запоминающееся. Слова, которые навсегда войдут в историю…
Ложь! Всё это – ложь!
Сглотнув ком в горле, Андрей тяжело выдохнул и исподлобья глянул на застывшее невдалеке существо. Быстро вспомнил то немногое, что было известно о пришельцах. Особой популярностью пользовалась гипотеза, что, будучи свободными от любого вида понятных человеку эмоций, в чём-то подобные пчёлам или муравьям, эти создания представляют собой часть единого организма. Якобы объединённые могучим коллективным разумом, лишённые собственной воли, они беспрекословно подчиняются гигантскому сгустку нервных волокон, названному просто и ясно – Мозг. Запрятанный где-то в недрах главного корабля – возможно, даже являющийся этим кораблём, – существующий по своим собственным законам, Мозг посылал сигналы, планировал и руководил, управляя всем ульем – от целого флота до отдельно взятой особи – как собственным телом. И лишь его в определённой степени можно было назвать разумным. А значит, возложить на него ответственность за устроенную бойню, обвинить во всём, что случилось, и потребовать ответа.
И вот Андрей стоял перед Мозгом, сжимая в руке… что? камень?
Разжав кулак, он увидал небольшой прибор с кнопкой. Тут же пришло воспоминание, что это пульт дистанционного управления от портативной, но крайне разрушительной бомбы, висевшей в рюкзаке за спиной.
Следом закрались сомнения: а откуда у него – простого вояки – такая бомба? И почему именно его отправили на столь важную миссию? В одиночку? Нет, у него наверняка был отряд, но где они все? С ними что-то случилось?..
Да что вообще происходит?!
Андрей попытался вспомнить какие-либо предшествующие события, выцепить их из вороха ложных воспоминаний, и вдруг осознал, что понятия не имеет, кем является. Человек – это его прошлое, но какое прошлое истинно? Кто он – отважный герой или жалкий трус? Как очутился на главном корабле пришельцев? А кем был до войны?..
– Хватит! – рассердился Андрей.
Он выхватил из кобуры пистолет, быстро проверил наличие патронов в магазине, передёрнул затвор. Да – разум обмануть можно, но что насчёт мышечной памяти? Навык нельзя внушить, а Андрей явно умел обращаться с оружием.
– Тебе незачем это делать, – прозвучало в голове.
Медузообразное существо, судя по всему, являвшееся обыкновенным «рабочим», оживилось, угрожающе двинулось на Андрея.
– Прочь!
Отец усмехнулся:
– Сопляк пытается доказать мне, что стал мужчиной?..
Андрей выстрелил в эту бестолковую тварь, затем ещё раз, и ещё. Убедившись, что тварь мертва, поднял голову и посмотрел на Мозг – огромное уродливое нечто, пульсирующее всеми цветами и оттенками видимого спектра. Эта пульсация завораживала, а сами цвета будто вливались в глаза, обволакивали сознание…
– Так вот ты какой…
– Что случилось? – спросила жена. – Ты словно привидение увидел.
Андрей зажмурился, затряс головой.
– Милый, у тебя что – снова галлюцинации?
– Отойди, – прошипел Андрей, – тебя не существует.
Жена обняла его, ласково прошептала в самое ухо:
– Успокойся. Я здесь, а война давно закончилась… Может, примешь своё лекарство?
Как же ему хотелось в это поверить! Война и правда закончилась, люди победили…
Или же вовсе не было никаких пришельцев? Самый обычный локальный конфликт, в котором он получил серьёзную травму головы?
Стрельба, взрывы, острая боль в затылке и… темнота…
– Нет!
– Ответь, человек, зачем ты это делаешь?
Да, что-то подобное Мозг и должен был спрашивать…
Скинув рюкзак, Андрей раскрыл его, отстегнул защитную крышку бомбы и щёлкнул тумблером включения. Практически сразу перед глазами замелькали видения, а уши наполнились бессчётным множеством всевозможных звуков. И среди прочего во всей этой какофонии он вдруг различил, как из сломанной рации доносится трескучий от помех голос полковника.
– Всё отменяется! – истерично кричал тот. – Никаких взрывов! Ни в коем случае! Это приказ!
Жена погладила Андрея по щеке.
– Так что, принести таблетки?..
Сам же Андрей, скрежеща зубами от боли и ярости, слепо всматривался в лица друзей, павших на поле боя, как и тех, других, кто полностью обезумел или пропал без вести. Ныне все они были рядом, стояли, склонившись над ним, и всячески подбадривали. И откуда-то взялись белые стены, монотонно пищали какие-то приборы…
– Ну как ты, Андрюх? Круто тебя, конечно, зацепило. Но ты давай – поправляйся!..
Это и есть его отряд?
В следующий миг он увидел себя в детстве – как по ночам тайком читал фантастические истории и наивно верил, что ему уготовлена великая судьба, как дрался с хулиганами во дворе, как мечтал переехать в столицу… Затем увидел родителей: отца, вернувшегося с очередной безымянной войны, контуженного, водкой пытавшегося заглушить память о пережитых кошмарах, и мать – тихую, с тусклым взглядом и не зажившими ещё синяками… А после – и собственных нерожденных детей, даже внуков, которых никогда не было и, возможно, уже не будет.
– Мама! Дедушке опять плохо!
А ещё он увидел мир пришельцев – пустой и холодный, – и буквально всем своим существом ощутил неимоверную тяжесть того пути, что они проделали. Ему даже стало их жалко…
Что это – искусственно вызванная эмпатия? Очередная хитрость…
И в довершение ко всему он увидел человечество, каким его воспринимал Мозг.
– Что мы вам сделали? – пробормотал Андрей, тщетно пытаясь отмахнуться от липкой пелены морока. – Почему вы хотите нас истребить?
– Потому что вы сами того хотите, – было ему ответом.
– Мы могли бы жить мирно.
Андрей не знал, произносит он слова вслух или же то просто ход его мыслей, но это было уже не важно. В любом случае Мозг его слышал и понимал.
– Мы не могли бы жить мирно.
Тряхнув головой, Андрей установил время обратного отчёта и запустил таймер, но… ничего не произошло.
Бомба оказалась неисправна!
– Чушь собачья! – Андрей с силой ударил себя по лицу, прогоняя очередное наваждение.
Конечно же бомба работала.
– Скажи, человек, зачем ты это делаешь? – в который раз спросил Мозг.
– Потому что хочу убить тебя, – прорычал Андрей.
– Но ведь тогда ты погибнешь, – отстранённо заметил Мозг. – Неужели это необходимо?
– Да, необходимо! – закричал Андрей, падая на колени и корчась от нестерпимой боли в голове. – Я хочу… спасти… свой мир!
– Бери уже сраный камень! – рявкнул отец. – И бросай его во врага! Ты либо мужчина, либо поганое ссыкло…
– Твой мир не заслуживает спасения, – заключил Мозг. – Разве я не прав?
– Нет… ты не прав… – кряхтел Андрей, отчаянно извиваясь, желая как-то увернуться от череды ужасающих образов.
И всё же он видел – всё то, чем так богата история рода людского, всё то, чем успел прославиться Homo sapiens за период своего недолгого царствования на планете. В доли секунды разум Андрея буквально захлестнули неисчислимые потоки информации. Содрогаясь от боли, он наблюдал крушение цивилизаций, развалы империй, заговоры, революции, массовые казни и натуральные бойни, устраиваемые под любым предлогом. Перед его мысленным взором проносились картины разрушительных войн и устрашающие результаты правления тиранов, кровью вписавших свои имена в тело истории. А в кульминации этого хоровода жестокости он с ужасом взирал на поражающую воображение мощь самого чудовищного человеческого творения – атомной бомбы. Те взрывы, в одночасье пожравшие сотни тысяч жизней, – своеобразное touché одного государства другому.
– Мы наблюдали за вами, – беззвучно произнёс Мозг, – и пришли к выводу, что ваше существование противоречит гармонии. Вы слишком опасны, и я был послан ликвидировать эту угрозу – спасти вас от самих себя. Моя миссия стать избавителем.
А образы и видения всё наплывали и наплывали.
– Боже! – взвыл Андрей, стараясь хоть как-то унять боль в голове.
– Мы и есть Бог. Твой Бог. И нам страшно. Мы боимся.
Да… вот в чём дело: оно испугано! Оно понимает, что его ждёт!
И осознав это, Андрей возликовал:
– Правильно делаете.
Наплевав на обратный отсчёт, он протянул руку и нащупал… камень? Нет, пульт управления.
– Хватит быть трусом! – заорал отец. – Вставай и дерись!..
– Нам страшно, – повторил Мозг, – мы боимся.
Собрав волю в кулак, Андрей поднялся с колен, выпрямился и уверенно посмотрел на Мозг. На какое-то мгновение иллюзии отхлынули, и этого вполне хватило, чтобы Андрей смог сказать последние слова.
– Во имя всего человечества! – закричал он и…
…швырнул камень…
…нажал на кнопку…
А дальше были оглушительные раскаты грома и обжигающие вспышки пламени, сметающего всё на своём пути. Ослеплённый, едва живой, Андрей летел в пропасть. Он падал и падал, а прямо над ним, испепеляемый огненным вихрем, подыхал Мозг. И сквозь его предсмертные вопли Андрей вдруг уловил совсем слабый пси-сигнал – вопрос, заданный едва ли не шёпотом:
– Ты правда считаешь, что люди достойны жизни?
«Да, – подумал Андрей, – я так считаю…»
А затем холодные воды Тихого океана поглотили его.
***
Итак, война закончилась.
После того, как был уничтожен Мозг, сводящее с ума пси-воздействие исчезло, а все корабли пришельцев бесследно сгинули в морских пучинах. С этого момента кошмарная бойня, унёсшая около трёх миллиардов невинных душ, официально считалась завершённой. Человечество победило, и выжившие теперь могли выбраться из убежищ и попытаться наладить свою жизнь.
Война закончилась.
И это ознаменовало начало новой эры – эры человечества сплочённого, отважного и способного противостоять инопланетной угрозе. По крайней мере, об этом кричали на всех углах. Вдохновлённые победой, люди рьяно взялись за восстановление всего, что было разрушено. Так в кратчайшие сроки возобновили работу правительственные учреждения, социальные организации, силовые структуры и некоторые крупные банки, призванные возродить экономику, запустить все её отрасли. И спустя какое-то время уже дымили заводы, а больницы принимали пациентов, самолёты расчерчивали небо, а по земле потянулись железнодорожные составы. И даже на витринах начали появляться товары, а телевидение умудрилось запустить первые ток-шоу.
Война закончилась.
Но многие города так и остались заброшенными, ведь жить в них оказалось попросту некому – слишком много народа погибло, – а начавшийся после войны сексуальный бум не дал таких результатов, чтобы можно было говорить о скорейшем демографическом росте. В столицах же, где и сосредоточились люди новой эры, на улицах как встарь торговали закусками и дешёвыми сувенирами, но в основном – алкоголем. Празднования в честь победы затягивались, всё больше напоминая бездумную истерическую пьянку. И на отремонтированных ранее тротуарах постепенно скапливался мусор, среди которого всё чаще проскакивали использованные шприцы или гильзы – результат общей несостоятельности закона и постепенно воцаряющейся в некоторых районах анархии.
Вместе с тем на свежеокрашенных стенах заново отстроенных домов зачем-то лепили надоедливую рекламу никому не нужных товаров и услуг, а по опустевшим дорогам носились редкие автомобили с лихими водителями за рулём, либо же неспешно катили лимузины с богачами внутри. И спустя ещё какое-то время бутики распахнули свои двери, приглашая новоявленных модниц; начались свежие поступления и распродажи. И тот, кто называл себя писателем, взял перо, кто именовался художником – кисть и палитру, а кто считал себя музыкантом – ноты и инструмент.
Так, за редким исключением, всё постепенно возвращалось на круги своя, ведь мир отчаянно рвался стать таким же, каким был до инопланетного вторжения.
Но кое-что уже было не изменить. Ночами улицы наполнялись одинокими женщинами – вдовами, матерями, – пытавшимися заглушить свою боль, ищущими компании, щедро расточавшими свою ласку на всех и каждого. В подворотнях же молчаливо курили всевозможные, страдающие от посттравматического расстройства параноики. А по крышам заброшенных зданий слонялась вечно пьяная молодёжь, в один день обречённая превратиться в бродяг или задёрганных наркоманов. Это были люди, которые не смогли вернуться к нормальной жизни, те, кого чуть позже назовут «второй волной» жертв ужасной войны, либо охарактеризуют как очередное потерянное поколение, захлебнувшееся в бесконечном празднике в честь победы.
Ведь война и правда закончилась.
Правда же?
А годом позже в одной европейской стране обозлённый народ поднял восстание, результатом которого явилась публичная казнь всего главенствующего аппарата. Увы, назначенное правительство оказалось ещё хуже: крайне некомпетентное, оно увязло в собственном беззаконии, что и породило репрессии, привело к полному развалу. Реакция была незамедлительной, выплеснувшись в повсеместные беспорядки, в неистовую жестокость, которая больше не могла сдерживаться ни поредевшей армией, ни тем более полицией. Остальные страны не вмешивались, просто старались не замечать. Возможно, по той же причине ещё пару лет спустя уже совершенно другое государство, что-то не поделив со своими территориальными соседями, решило пойти на крайние меры. Явная неспособность и нежелание мирно урегулировать возникший конфликт вылились в открытое противостояние.
Так что да – война закончилась.
Но лишь для того, чтобы начались новые войны.
А что же случилось с тем, кто спас этот мир?
В первые годы победы о нём ходило немало разговоров. Его приглашали на радио и телевидение, в журналах и газетах печатали историю его жизни, брали интервью, а видные публицисты боролись за право написать его биографию. Общественность прославляла и боготворила его, постепенно превращая в некоего безликого идола, а президенты важно пожимали ему руку, при этом фальшиво улыбаясь на камеры. Его удостоили звания «Человек года» и даже «Человек столетия». И практически каждая из мировых религий ознаменовала его как ниспосланного Богом или богами Спасителя рода людского.
«У нас в студии человек, чьё имя не нуждается в представлении, – так начинали свои ток-шоу ведущие. – Это отважный воин, исключительной самоотверженности которого обязан весь мир. Это живая легенда, сумевшая избавить человечество от инопланетных захватчиков. Личность с большой буквы. Тот, кого именуют Спасителем. Итак, дамы и господа, встречайте – на-а-а-ш герой!»
И когда смущённый Андрей выходил на сцену, ему аплодировали, неизменно задавали одни и те же вопросы:
– Скажите, как вам удалось победить?
Андрей понимал, что от него ждут чего-то подобающего моменту, слов, которые навсегда войдут в историю. Но такие слова не давались, поэтому он отвечал всегда честно и предельно ясно:
– Не знаю.
– Хорошо, а как вы сумели выжить после взрыва?
Поначалу Андрей и сам задумывался над этим – ведь шансов спастись с корабля почти не было, – но позже махнул на всё рукой. Он пожимал плечами, улыбался и говорил:
– К сожалению, и этого я не знаю.
Так сначала телевидение сделало его величайшим из людей, затем превратило в инфоповод и, как оно частенько бывает, в скором времени позабыло.
Через несколько лет о нём уже и не вспоминали.
Друзья и знакомые по-прежнему здоровались с ним при встрече, но всё реже его узнавали на улице, не подходили сказать спасибо, пожелать счастья в жизни или попросить автограф – как случалось раньше. В принципе, Андрей был этому рад. После спасения и нескольких месяцев в больнице он стал замечать за собой определённую нелюдимость, к тому же был далёк как от политических интриг, так и от шоу-бизнеса, что поставило крест на возможной карьере. Андрей вообще откровенно не понимал такого внимания к собственной персоне. Великая судьба? Нет, он просто сделал то, что должен был – о чём ещё говорить? Зато всё больше его раздражали шумные толпы, как и десятки микрофонов, что журналисты словно бы норовили ткнуть ему прямо в лицо. И всё чаще у него невыносимо болела голова – не иначе как последствия прямого контакта с Мозгом. Во всяком случае, так утверждал невропатолог – один из лучших в данной области, – которого Андрей регулярно посещал, благо назначенной пенсии хватало.
Но по ночам его всё равно изводили кошмары, в которых настырный Мозг снова и снова задавал свой последний вопрос. И однажды Андрей понял, что сомневается в ответе. Вспоминая видения, которые посылал Мозг, как и причины, вынудившие эту сущность развязать войну, Андрей чувствовал, что былая уверенность в собственной правоте неумолимо его оставляет. Ведь он регулярно смотрел новости и видел, что творится в нынешнем – уцелевшем – мире. Столько людей погибло, и при этом ничего не изменилось, в чём-то даже стало хуже.
А разве должно было быть иначе?
Увы, и на этот вопрос Андрей не знал ответа. Но, с тоской наблюдая за происходящим, он как никогда ощущал свою ответственность за этот мир, признавая себя его неотъемлемой частью.
Ещё через пару лет жена ушла от него к другому.
В последующие ночи, лёжа без сна и глядя в потолок, Андрей неустанно возвращался к их разговору, снова и снова прокручивая всё в голове. Он помнил, как вертел в руках тюбик из-под таблеток, к которым, судя по всему, у него началось привыкание; помнил, как пытался что-то понять, подобрать какие-то правильные слова. Но, так ничего и не придумав, тихо спросил:
– Значит, это всё?
– Да, – не сразу отозвалась жена, – боюсь, что всё.
И пока она торопливо набивала чемоданы, Андрей, отвернувшись, невидящим взглядом смотрел в стену. В душе его цвела боль, жгла ревность, зрела обида. И это было невыносимо!
– Ты его правда любишь?
От этого вопроса хотелось кричать – так же яростно и отчаянно, как там, на корабле пришельцев, когда он нажимал на кнопку, не зная, сработает ли бомба и есть ли хоть малейший шанс выжить.
– Люблю, – с беспощадной честностью сказала жена и, мельком глянув на него, потянулась к пачке сигарет, закурила. – Послушай, ты хороший человек, и когда-то я действительно тебя любила. Но теперь… – Она замолчала. Выдохнув струйку дыма, решительно дёрнула головой: – Я не знаю, как объяснить. Извини.
Андрей посмотрел на неё.
– Не знаешь, как объяснить?
– Это сложно, но… У меня такое чувство, что ты не вернулся с войны. Ты будто бы по-прежнему там, в этой проклятой мясорубке, – снова и снова переживаешь те события. При этом всё, что происходит теперь, тебя словно и не касается. Ты стал замкнутым, Андрей, отстранённым.
– Это не правда.
– Правда. Мы не спим вместе, никуда не ходим, даже не разговариваем. Мы давно уже не семья, просто делим одну квартиру.
Андрей отвернулся, посмотрел на застывшего в углу мальчика.
– Мама! Папе опять плохо!..
Галлюцинация, догадался Андрей, ведь никаких детей у них не было и уже не будет. Он зажмурился, помассировал виски.
– Бери камень и бросай его во врага, сопляк…
– У тебя что – снова видения? – осторожно спросила жена. – Может, примешь своё лекарство?
– Всё в порядке, – огрызнулся Андрей. – Скажи хотя бы, кто он?
– Ни к чему это.
Андрей почувствовал, как ярость захлёстывает его с головой.
– Я ведь спас тебя и весь этот гребаный мир! – закричал он, швырнув тюбик с таблетками об стену.
Ни один мускул не дрогнул на лице его теперь уже бывшей жены. Застыв у двери в прихожей, она лишь тихо произнесла:
– И как это связано с нами?
На протяжении многих бессонных ночей он неоднократно вспоминал всё это, а бушевавшая в груди злость вынуждала его тщательно продумывать будущую месть. Он пил, бессмысленно бродил по опустевшим комнатам, до одури лупил кулаками стены. И так до тех пор, пока гнев не сошёл на нет и на смену ему не явилась опустошённость.
Но и она не дала облегчения. Андрей плакал – от безысходности, впервые за несколько лет…
А тем временем, будто повинуясь какому-то извращённому писку моды, пришельцы стали как никогда популярны. Возникали странные общественные движения, профессии и причудливые исследования, даже целые культы. Самопровозглашённые эксперты публиковали научные работы, бесконечно теоретизируя на почве наиболее полюбившегося народу вздора.
Холёные молодые люди мелькали на экранах, ухмылялись в камеры и охотно отвечали на многочисленные вопросы ведущих.
– Можно ли сказать, что пришельцы были разумны?
– Понимаете, единственный критерий для оценки разумности, который у нас есть, это мы сами. И при таком раскладе выходит, что мы не способны оценивать никакую иную разумность кроме той, что согласуется с нашими представлениями о нас самих.
– Так можно?
– Я думаю, да. Они были разумны, но… Скажем так, по-другому.
– Хорошо. А что насчёт их целей? Зачем им понадобилось атаковать нас?
На это отвечающий таинственно улыбнулся.
– Вот здесь есть ряд очень тонких моментов. Я, наверное, сейчас вызову на себя волну негодования, но, признаться, считаю, что они нас не атаковали.
– Поясните.
– Видите ли, как мы не можем объяснить их поступки, потому что не способны понять их мышление, так, возможно, и они не способны были понять нас. Вероятно, они придерживались тех же взглядов, что и мы.
– Что это значит?
– Это значит, что, возможно, они оценивали нас по самим себе. И в какой-то степени предстали перед нами в лице нашего же отражения. Что логично, когда речь идёт о такой сложной вещи, как взаимопонимание двух принципиально разных цивилизаций.
– То есть вы хотите сказать, что это было не нападение, а попытка вступить в контакт?
– Полагаю, что да.
– Вы серьёзно?
– Мы ведь так и не обнаружили ни одного корабля, даже ни одного тела. Мне кажется, такова особенность их физиологии. В любом случае у нас очень мало информации о самих пришельцах и обо всём, что с ними связано. Например, чем им так приглянулись моря? Источник энергии? Но это чушь, когда речь идёт о форме жизни, освоившей межзвёздные перелёты. По шкале Кардашёва это ведь цивилизация третьего, а то и четвёртого типа! Откуда там проблемы с энергией? И таких вопросов с каждым разом всё больше. А значит, возможно – повторяю: возможно, – мы банально друг друга не поняли.
– Занятное же вышло недопонимание, – протянул ведущий под одобрительный смех в зале, – гибель стольких людей и полное уничтожение инопланетян.
– Верно. Но разве в нашей истории нет подобных примеров? Сколько цивилизаций было стёрто с лица земли лишь потому, что более продвинутые соседи посчитали их обычаи варварством?
– Хорошо, мне ясна ваша точка зрения. Но всё равно возникает нестыковка. Чуть ранее вы сказали, что пришельцы предстали перед нами в лице нашего отражения, так?
– Да, я допускаю такое.
– Получается, мы – это лишь бесконечное стремление уничтожать?
– Видите ли, мы не знаем, чем руководствовались пришельцы, когда пытались вступить в контакт. Известно, что они обладали невероятно мощным разумом, способным считывать наши сознания. И если допустить, что нас они воспринимали как более примитивную форму самих себя…
– Коллективный разум?
– Да, что-то наподобие этого. Так вот, если допустить, что нас они воспринимали подобными себе, то, исходя из наших устремлений и не понимая многих аспектов нашей жизни, они вполне могли решить, будто больше всего на свете мы хотим одного…
– Быть уничтоженными, – прошептал Андрей.
– Быть уничтоженными? – усмехнулся ведущий.
– Верно. Посмотрите, каждый человек носит в себе болячки своего прошлого. Всем нам свойственно в определённый момент злиться из-за чего-то, либо вовсе что-то ненавидеть. Это нормальное явление человеческой психики. И до тех пор, пока оно не выходит за рамки дозволенного, ничего предосудительного в этом нет.
– Продолжайте.
– Но что если собрать всех людей на планете и всё то, что они в определённый момент ненавидят? Логично предположить, что мы – как общее целое – ненавидим абсолютно всё, в том числе и самих себя. И если пришельцы оценивали нас, как этакую ментальную общность, то вполне могли сделать вывод, будто единственный способ вступить с нами в контакт – это помочь нам достичь того, чего мы так желаем. То есть воплотить нашу ненависть в конкретное действие.
– Хм, любопытно…
– Именно! Из-за принципиальной разницы в мышлении они просто не могли понять, что значит любить и прочее, но, как всякая форма жизни, прекрасно знали, что такое убийство. Не удивлюсь, если в их сообществе убийство воспринималось совершенно иначе, чем у нас. Поэтому, чтобы начать с нами общение, они сделали такой вот нам подарок – атаковали.
Той ночью Андрей решился и позвонил бывшей жене.
– Знаешь, – сказал он в тишину, – я думал о твоих словах. О том, что я так и не вернулся с войны. И мне кажется, это правда. Только вот пришельцы здесь ни при чём. На самом деле я не вернулся с другой войны. Это связано с моим отцом. Я никогда тебе об этом не рассказывал, вообще никому не рассказывал, но… В общем, он тоже был ветераном, и то, что ему пришлось пережить, оно… ну… изуродовало его, что ли. Он стал совсем другим человеком. Опасным человеком. Он много пил, избивал мою мать, избивал меня. Считал, что мы слабые, говорил, что когда придут враги, мы даже не сможем за себя постоять. Особенно это касалось меня. И поэтому, чтоб воспитать из меня настоящего мужчину, он решил стать для меня тем самым врагом. Это его слова, не мои. Тот факт, что я мог побить во дворе любого, его мало заботил. Он хотел пробудить во мне что-то злое – то, что поможет мне выжить, ведь жизнь – это бесконечная война. Да, так он считал. Поэтому и решил исполнять роль врага – самого страшного и жестокого из тех, с кем я когда-либо сталкивался. Он говорил, что так рождаются герои: когда идёшь на бой с тем, против кого у тебя нет ни единого шанса. Я должен был научиться давать отпор, должен был стать храбрым. За это он избивал меня до потери сознания. Избивал мать. А я всё равно должен был найти в себе силы, чтобы подняться и бросить в него камень. Этот чёртов камень…
А в трубке всё так же была тишина.
– Наверное, поэтому я стал тем, кем стал, – продолжал Андрей. – Как бы ни пытался задушить в себе этот образ, он всё равно меня упорно преследует. Снова и снова. И там, на корабле… Мозг будто вскрыл мою душу, понимаешь? Вытащил этот ужас детства на свет. И мне кажется, что под конец я бился уже не с пришельцами, а со своим прошлым. И, если честно, я хотел этой битвы. Очень хотел! Но правда в том, что выиграть любое сражение можно лишь во имя чего-то значимого, ради чего и важна победа. Так сначала я защищал мать, потом – тебя. Это питало мою волю к жизни. А теперь вот прошлое окончательно победило, потому что… потому что ничего другого больше нет. Вообще ничего не осталось.
Молчание в трубке оборвалось прерывистыми гудками.
А ещё через какое-то время люди окончательно позабыли об Андрее. Он превратился в типичного ветерана, которому, чтобы не стоять в утомительных очередях, частенько приходилось доставать удостоверение участника Великой Межзвёздной Войны.
– Знаем мы вас, – ворчали на него. – Здесь каждый второй заявляет, мол, я – герой. Что же выходит, нам из-за вас, героев сраных, целый день тут торчать?
И ведь всё было верно: большинство мужчин участвовали в той войне, и чуть ли не каждому из них присудили звание героя – при жизни или посмертно. Но время слишком быстро избавило людей от уважения к ветеранам. Всё обернулось лицемерием: показательные улыбки и жалкие подачки раз в год, грандиозные парады, торжественные речи, а дальше – пустота.
И теперь Андрей даже радовался, а на сердце у него становилось гораздо легче, если какой-нибудь незнакомец подходил к нему с вопросом: «Извините, а не вы ли, часом, тот самый?..»
Увы, такое случалось крайне редко.
Минуло ещё несколько лет, и однажды ночью, будучи уже отнюдь не молодым, Андрей возвращался домой и был избит тремя пьяными хулиганами – просто так, от нечего делать.
Он даже не попытался подняться с мокрого от крови и дождя асфальта. Так и лежал, прикрывая голову руками.
– Ребят, за что вы меня? – простонал под конец. – Ведь я же ради вас… ради вас этот мир спасал!
– Да засунь ты его себе в жопу.
Не прошло и месяца, как ему урезали пенсию.
Когда же он, толком не оправившись после нападения, решил выяснить, в чём дело, толстая сварливая тётка швырнула ему бумагу, в которой говорилось о каких-то налогах и вычетах.
– Как же так? – удивился Андрей.
– Не мы это выдумали, – огрызнулась тётка. – Вы, дедуля, сходите-ка лучше к тем, кто наверху. С ними обо всём и потолкуете. А нас беспокоить незачем!
Он написал жалобу.
Затем ещё одну, и ещё…
Так и не дождавшись ответа, Андрей в сердцах махнул на это дело рукой.
И чем старше он становился, тем сильней у него болела голова, всё чаще случались галлюцинации. Молоденький врач с труднопроизносимой фамилией заявил, что всему виной пси-воздействие, под которое Андрей попал на корабле пришельцев. А ещё врач добавил, что, судя по всему, галлюцинации и головная боль отнюдь не самое ужасное, что ожидает Андрея в будущем.
Так шли годы, и человечество всё реже вспоминало про войну миров, победой в которой так или иначе было обязано одному конкретному человеку. Из соображений пропаганды исторические события оказались намеренно искажены, а пришельцы сделались лишь бездушной статьёй в учебниках, превратились в забавных – порой даже положительных – персонажей книг и кино.
Появились даже сообщества, отрицавшие сам факт подобной войны. «Нам нагло врут! – скандировали они. – Не было никаких пришельцев!». Другие придерживались менее радикальных взглядов, но, отчаянно выискивая повсюду заговор, задавались вполне резонным вопросом: «У пришельцев ведь не имелось ракет и патронов, кто тогда бомбил города и расстреливал людей?»
– Я считаю, что здесь всё гораздо запутанней, – сказал какой-то журналист в очередной телевизионной программе. – Поскольку от инопланетян ничего не осталось, мы не можем досконально установить, каким они обладали оружием. И было ли у них вообще хоть какое-то оружие! Но факт остаётся фактом: люди, погибшие в той войне, частенько были убиты обычными пулями. Не спорю, многие сходили с ума, сводили счёты с жизнью или расстреливали своих товарищей… но почему-то таких набирается слишком много! То же касается и разрушений. Возьмём за пример оставленные кратеры: найденные там осколки свидетельствуют о том, что причиной взрывов было отнюдь не супероружие пришельцев. Это были бомбы, произведённые людьми.
– То есть вы хотите сказать…
– Я хочу сказать, что, вероятно, попав под воздействие инопланетян, мы воевали друг с другом. Теперь же это отчаянно пытаются скрыть.
Находились даже такие, кто уверял, будто человечество вовсе проиграло.
– Сами посудите, – говорили они, – пришельцы дурили нас не единожды. Мы четыре раза праздновали победу, хотя всё это было миражом – красочным и невероятно пафосным миражом! Масштабные битвы, жертвующие собой герои, чудесные и при том абсурдные спасения в распоследний момент, помните? Всё как в каком-нибудь кино – клише на клише, с обязательным хэппи-эндом в финале. И это понятно, ведь иной победы в подобной войне мы себе представить не в силах. А если копнуть чуть глубже? То, что они якобы истребляли нас нашими же руками – ерунда. Для этого было достаточно заставить нас скинуть друг на дружку десяток-другой атомных бомб. Но они этого не сделали. Почему? А потому, что их главное оружие – это обман. Каждый из нас прошёл через что-то подобное, многие лечатся до сих пор. Так с чего мы вдруг взяли, что победили? Быть может, мы все просто бредим?
Правительства же по-прежнему разыгрывали интриги, именуемые внешней и внутренней политикой. И хотя делить было нечего – обширные территории пустовали, ресурсов хватало – поговаривали, будто скоро разразится очередная глобальная война…
Но Андрея это уже мало заботило.
Он был стар и с трудом передвигался, опираясь на кривую трость. Врач с труднопроизносимой фамилией не ошибся: головная боль и галлюцинации оказались отнюдь не самыми страшными последствиями. Андрей стал инвалидом. Он уже практически ничего не слышал, стремительно терял зрение. Но худшим было то, что серьёзно повредился его рассудок: Андрей перестал понимать, в какой реальности он находится. Днями напролёт он мысленно, а порой и вслух разговаривал с Мозгом, которого убил много лет назад; он невидяще глядел в небо и улыбался загадочной улыбкой, в то время как дети, игравшие во дворе, дразнили его.
– Старый хер! – хохотали они. – Глупый старый хер!
Но если какая-нибудь женщина выходила из дома и принималась ругать их, то Андрей непременно её останавливал. По-своему детские голоса являлись для него музыкой жизни, единственным, что как-то оправдывало происходящее. И хотя он далеко не всегда их слышал и крайне редко понимал смысл сказанного, он всё равно знал – чувствовал, – что звучат эти голоса звонко и обращены именно к нему. Пусть то и были всего лишь насмешки, но только они делали его реальным. А ещё – только они хоть как-то объясняли его отважный – правильнее, отчаянный, глупый? – поступок.
Случилось даже, что однажды какой-то прохожий растолковал чересчур расшалившимся детям, что старик, над которым те потешаются, не кто иной, как герой, спасший мир от иноземных захватчиков. Увы, Андрей не услышал этого. Он вглядывался в облака и даже представить себе не мог, что спустя столько лет кто-то узнал в нём Спасителя.
– Кто-кто? – удивлённо протянул один из мальчишек; остальные же переглянулись и захихикали. – Не, чепуха. Этот однозначно не герой. Мне дедушка рассказывал, он служил с тем героем. Тот был здоровый, мускулистый. А этот что? – Мальчишка презрительно сплюнул. – Дряхлый старпёр, жалкая развалина!
Андрей же смотрел на небо, снова и снова вспоминая последний вопрос, заданный ему Мозгом, и вдруг убеждённо сказал:
– Нет.
Стоящие рядом дети вздрогнули, а Андрей улыбнулся небесам, теперь уже точно зная, что будет делать дальше.
Он будет ждать.
Да, он будет терпеливо дожидаться возвращения пришельцев, ведь Мозг – это лишь один представитель их расы, а значит, они обязательно прилетят снова. Возможно, сегодня. Может быть, завтра… Через год или через сто лет, но прилетят.
Потому что мы сами позовём их, ответив на заданный ими вопрос: достойны ли мы?
***
Видение развеялось, и Андрей не сразу понял, что плачет.
Он поверил в то, что показал ему Мозг. Он принял это, как единственную возможную реальность, ведь иллюзия была очень правдоподобной, если не сказать достоверной.
– Я здесь ради вас, – прошептал Мозг. – Я пришёл освободить, пришёл помочь. Так ты правда считаешь, что человечество достойно жизни?
Андрей выронил пистолет, сжался и повалился на землю. Вокруг что-то горело, а невдалеке корчился кто-то из его боевого отряда. Остальные были расстреляны. Чёрный дым устремлялся в синеву неба, где над стонущим от кошмарных иллюзий городом застыл огромный корабль пришельцев.
Кровь сочилась у Андрея из носа и глаз, текла из ушей.
– Нет, – рыдая, выдавил он.
Отшвырнув пульт управления, который на деле оказался подобранным с земли камнем, и обхватив раскалывающуюся от нестерпимой боли голову, он тщетно надеялся избавиться от мельтешащих перед глазами образов. Всё было напрасно. Он по-прежнему продолжал видеть: из раза в раз одно и то же – как попадает на главный корабль, как общается с Мозгом, как, едва не погибнув, героически его убивает и спасает планету. А дальше нескончаемой вереницей тянулись все последующие события в истории человеческой цивилизации, каждое из которых неизменно приводило к интригам, кризисам, всеобщему наплевательству и бесчисленному количеству жутких кровопролитных войн. И всё это являлось лишь своего рода аккомпанементом к событиям его личной жизни: к распаду семьи, которой у него никогда не было, к тотальному забвению, к безумию…
– Милый, ты меня пугаешь…
Его жена – женщина, ради которой хотелось жить, – лежала у его ног. И её кровь была на его руках.
– Ты правда считаешь, что человечество достойно жизни? – снова и снова спрашивал Мозг. – Правда считаешь?..
И, из раза в раз проживая внушённые жизни, Андрей всё больше убеждался в своём решении.
– Нет-нет-нет, – бормотал он, в то время как его разум окончательно расползался на лоскуты. – О Боже, хватит! Я так не считаю… Нет!
– Ты либо мужчина, либо поганое ссыкло, – рычал отец, вытирая с рук кровь.
А у его ног, на полу, лежала мама. Её лицо было разбито, и заплывшие от побоев безжизненные глаза равнодушно смотрели на Андрея.
– Ты правда считаешь, что люди достойны?
– Вставай и дерись, сопляк!..
– Может, примешь своё лекарство?..
– Нет! – кричал Андрей, захлёбываясь в предсмертной агонии. – Пожалуйста, больше не надо! Не-е-т!
– Так ты правда считаешь…
Вернуться в Содержание номера
