Сыну Тимофею, подавшему идею.
1
СЕЙЧАС
Та ещё вечеринка
Герда.
Нас зовут «Кай и Герда». На самом деле меня зовут Алина, а Гердой стали звать в третьем классе, когда я сыграла Герду в спектакле школьного театра «Снежная королева». Ну, а когда узнали про то, что мы с Колей…
Кай.
Давай я сам. Мы с ней дружим с детского сада. В школе сначала этого никто не замечал, в первых классах пацаны с девчонками сидят, и ничего особенного. Но потом заметили, что мы и домой, и из дома вместе ходим, и гуляем вместе, а тут она как раз Герду сыграла. Ну, и, выходит, тогда я – Кай… Хотя на самом деле мы просто дружим, а не что-то там…
Герда.
Это он так думает. А я думаю, мы потом всё равно влюбимся и поженимся))).
Кай.
Может и поженимся, а может и нет. Сейчас мне всё это до лампочки. Мы учимся в шестом классе, и я жениться пока не собираюсь.
Герда.
Заканчиваем шестой, скоро в седьмой перейдём).
Кай.
И что, у нас теперь в седьмом женятся? Вот ты сама начинаешь, а потом все дразнятся…
Герда.
Ничего я не начинаю. Мы же не в школе и не во дворе, нас никто тут не видит и не слышит. Мы даже друг друга не видим, и не слышим))).
Кай.
Потому что мы сидим по домам. Потому что мы это в Контакте печатаем. Слушай, и давай тут без смайликов, раз это дневник.
Герда.
Ага. Мы создали группу «Кай и Герда» и решили вести тут совместный онлайн-дневник. Так, как будто мы это всё кому-то другому рассказываем.
Кай.
Мы создали, мы решили… Ты создала и решила. Дурацкая затея, по-моему.
Герда.
Сам дурак. Зачем тогда пишешь тут?
Кай.
Нравится.
Герда.
Ну и вот. Ну, так мы пойдём сегодня к этим… Как ты их назвал?
Кай.
Протезы. Это они сами себя так называют. Я хочу. Мне интересно. Только что сказать родителям? Им не понравится.
Герда.
Скажи, что ко мне пошёл. А я скажу, что я к тебе. И мы даже не соврём.
Кай.
Ладно, давай. Тогда встречаемся в полседьмого в сквере.
Герда.
Договорились. Милый.
***
Кай, худощавый темноволосый паренёк, ждал Герду на их скамейке в сквере возле большого клёна и круглых качелей. Он пришёл на десять минут раньше и в назначенный срок начал уже немного беситься. Но она появилась точно в полседьмого.
Кем-кем, а «гадким утёнком» Герду назвать нельзя было. И, наверное, поэтому ей всегда было пофиг на внешность. Несмотря на протесты матери она коротко, под мальчишку, стригла свои светлые волосы, никогда не надевала платья, только джинсы или шорты, и никогда не красила ногти. Но на неё всё равно оборачивались. Всегда.
– Привет! – сказала она, плюхнувшись на скамейку рядом с Каем.
– Да, привет, – буркнул тот, поднимаясь. – Что, пошли?
– Да подожди ты! – остановила она. – Чё ты насупился?
– Ничего, нормально. – Кай сел обратно на скамейку. – Меня не отпускали. Ели ушёл.
Герда, кивнула, прищурив свои серо-зелёные глаза:
– Не любят меня твои. Ну, и ладно, пусть себе не любят, мне-то что. Расскажи, куда мы всё-таки идём? Я не совсем поняла, кто они такие – люди-не люди, машины-не машины… Киборги какие-то. И как ты познакомился, ты как-то скомкано рассказал.
– Давай, всё-таки, пойдём, – сказал он, снова поднимаясь. – А то опоздаем. Я по дороге всё расскажу.
Пока они шагали к университетскому «научно-техническому инкубатору», Кай рассказывал:
– Он к нам пришёл на робототехнику, на последний урок. Нормальный, вроде, дядька, только руки у него протезные, так я сначала подумал. Ну, прямо манипуляторы такие, железные. А Кузьма, наш руководитель, студент…
– Я знаю, – кивнула Герда.
– … говорит: «Познакомьтесь с Сергеем Владимировичем. В каком-то смысле он – человек будущего». И вот этот Сергей Владимирович начал говорить, и тогда я понял, что у него и с лицом что-то не в порядке. «Ребята, – говорит он. – Вы все читали «Волшебника Изумрудного Города»? Мы все, конечно, читали, кроме Сёмина, он вообще болван…»
– Знаю я всё про Сёмина, ты дальше давай, не отвлекайся.
– Ну, и вот, «помните историю Железного Дровосека? – говорит. – Вот и у меня такая примерно история…»
– То есть, ему сначала отрубили руку, приделали железную, потом другую руку, потом ногу, потом туловище…
– Ну, почти так. У него какую-то страшную болезнь нашли, и органы у него потихоньку отмирали. И их ему заменяли. А у нас тут, оказывается, сверхсовременная лаборатория, единственная в стране. А когда у него уже всё тело было механическим, он всё равно должен был умереть, но тут как раз подоспела технология квантовых компьютеров, и всю информацию из его мозга скачали в этот компьютер. И сделали ему голову с лицом. Тут, он сказал, японцы помогли, они давно человекоподобных роботов делают.
– А разве можно такие эксперименты на человеке проводить?
– А это не эксперимент. Они его спасали. Они «Клятву Гиппократа» давали.
– Но они же его не спасли. Это же уже не он.
– А он говорит, что он.
Они добрались до арки ворот университетской рощи, и тут Герда остановилась как вкопанная.
– Так, – сказала она. – «Железный дровосек», говоришь? А ты помнишь, чего у Железного Дровосека не было?
– Помню, конечно. Сердца.
– Вот именно. – Герда сделала большие глаза.
– Да иди ты, – махнул рукой Кай, и они двинулись через рощу к корпусу по дорожке, выложенной жёлтой плиткой.
– А всё-таки мне как-то жутковато, – призналась Герда.
Но через дорожку перебежала белка, и от её пушистости у Герды сразу полегчало на душе. Правда, ей захотелось позвать белку с собой. Но она, конечно, удержалась.
***
Сергей Владимирович Герде резко не понравился. Как это Кай мог не сразу заметить, что лицо у него не нормальное, а как у манекена. Ей стало любопытно, похоже ли это лицо на лицо того Сергея Владимировича, который был ещё из мяса, и она, не удержавшись, спросила его сразу после приветствия:
– А вы на себя похожи?
Он в этот момент вёл их по пустому коридору университета, но тут остановился и, запрокинув голову, захохотал так громко и скрипуче, что Герда даже испугалась. А потом ответил вопросом на вопрос:
– А ты, девочка, ты – на себя похожа?
И не понравился ей ещё сильнее. И пошёл дальше, не дожидаясь ответа.
– А почему здесь так пусто? – спросил Кай поспешно, по-видимому, чтобы сгладить неловкость.
– Лето, сессия закончилась, студентов нет. В клиническом отделении, может, кто-то и есть.
– А куда мы идём?
– В ангар инкубатора. Я, кстати, говорил, по какому случаю вечеринка?
– Нет, – помотал головой Кай.
– Мне пересадку в протез сделали меньше года назад, но я был не первым, нас таких уже несколько. Самого первого мы зовем «Гудвин», всё по той же книге, и его пересадили три года назад, девятого июня.
– Сегодня как раз девятое, – вмешалась Герда.
– Вот именно, – отозвался Сергей Владимирович. – Сегодня у Гудвина День второго рождения.
– Ой, – нахмурилась Герда, – а мы даже без подарка.
Сергей Владимирович снова остановился, снова запрокинул голову и скрипуче захохотал. Потом спросил:
– И что бы вы ему принесли? Коробку конфет? Бутылку шампанского?
– Ну… – упрямо сказала Герда и хотела предложить: «маслёнку», но удержалась и продолжила: – билеты в театр, например.
Сергей Владимирович издал какой-то непонятный звук, вроде фырканья или бульканья, двинулся дальше и бросил:
– Его бы не пустили.
Гудвин оказался круглой, примерно в метр диаметром, платформой на колесиках, на которой громоздилась какая-то неказистая конструкция в половину человеческого роста, с камерой видеорегистратора на самом верху.
– С Днём рождения, – выдавила из себя Герда, когда Сергей Владимирович подвел их с Каем к платформе и проронил: «Вот и именинник».
– Второго рождения, – поправил её Гудвин неожиданно мягким певучим голосом. – А ты тот самый мальчик?
– Девочка, – возразила Герда.
– Извините…
Камера повернулась к Сергею Владимировичу.
– Они пришли вдвоём, – явно оправдываясь, сказал тот.
– Протри-ка мне объектив… Еще раз извините, сударыня.
Герда почувствовала, что краснеет и сердито зыркнула на Кая. Он не предупредил, что её тут не ждут. Она вообще думала, что тут будет вся его группа робототехники, а оказывается, его пригласили одного. Кай стоял с невозмутимым видом и, казалось, её взгляда не замечал.
Сергей Владимирович тем временем послушно достал из кармана носовой платок и тщательно протёр объектив камеры Гудвина.
– Другое дело, – заявил тот, вновь повернувшись к Герде. – Действительно, девочка. И прелестная, между прочим.
«Комплимент от тазика на ножках», – заметила про себя она, но ей тут же стало стыдно, и она промямлила:
– Спасибо.
– Но что мы у порога, – заявил Гудвин, и Герда прямо-таки увидела внутренним взором, как он всплеснул несуществующими руками. – Пойдемте к людям.
Однако назвать людьми то, что они увидели, пройдя глубже в ангар, трудно было даже с большой натяжкой.
***
И всё-таки это были люди, но упрятанные в «протезы» самых странных форм. Всего, вместе с уже знакомыми Каю и Герде персонами, их было пятеро. То есть, еще трое.
Один выглядел примерно как Гудвин, но наверху у него имелось уже что-то вроде головы с двумя глазами-линзами, а по бокам – два трёхпалых манипулятора, похожих на клешни. Другой имел и руки, и ноги, но больше всего походил на человекоподобного робота Си-Три-Пи-О из «Звёздный войн», только тот был золотистым, а этот – обычным, серым.
– Вот настоящий «Железный дровосек», – шепнула Герда Каю, и тот согласно кивнул.
Самым странным протезом был, видимо, промежуточный между двумя названными вариант: он выглядел как верхняя, по пояс, часть дроида C-3PO прикрученная к инвалидной коляске, и руками этой коляской управляющая.
– Перед вами – вся наша эволюционная цепочка – от такого самовара, как я, – пояснил Гудвин, – до Железного нашего Дровосека, Сергея Владимировича, который получил уже настолько удачную оболочку, что может даже, не стесняясь, появляться на людях. Давайте же знакомится. Железный, представь наших гостей и наоборот.
Сергей Владимирович кивнул.
– Этого мальчика зовут Николай.
– Мне больше нравится, когда меня зовут Кай, – заметил Кай.
– И Герда? – догадался кто-то из «протезов».
– Да, – кивнула Герда.
– Кай, так Кай, – согласился Сергей Владимирович. – Мы встретились с ним на занятиях его кружка робототехники. Очень умный и любознательный мальчик. Все поговорили, пообщались и забыли, а он поймал меня после занятий и задал несколько очень интересных вопросов. И не только технических, но и касающихся правовой стороны нашего существования.
Протезы зашевелились и, вроде как, переглянулись друг с другом.
– Например? – спросил тот же неизвестный голос.
– Например, он спросил, имею ли я документы и те же ли это самые «человеческие» документы, которые были у меня до перемещения. Спросил, продолжают ли на меня распространяться законы для граждан страны, а еще спросил, каким теперь будет мой срок жизни.
Протезы одобрительно загалдели.
– Не менее интересными были и его технические вопросы. За пять минут он поднял практически все проблемы, которые мы с вами обсуждаем уже несколько лет. Например, он поинтересовался, можно ли теперь мое сознание перенести в другую оболочку, можно ли его копировать и размножать, и даже, есть ли перспектива вернуть его в человеческое тело.
– Нет такой перспективы, – направил камеру на Кая Гудвин. – Во всяком случае, в обозримом будущем.
– Но в вашем нынешнем состоянии вы можете и дожить, – высказалась Герда.
Повисла небольшая пауза, потом «Си-Три-Пи-О» сказал (теперь Герда уловила, что это был именно он, и, судя по голосу, и в прошлые разы высказывался он же):
– Слишком умные дети.
Второй «тазик» звался Германом, металлический дроид был Пантелеем, а «колясочницей» оказалась женщина по имени Светлана. «Единственная представительница слабого пола в нашей груде металлолома, – прокомментировал Гудвин. – Однако быть «Элли» ни в какую не хочет».
Первым прозвище получил Сергей Владимирович – за поэтапность своего перерождения. Он уже прозвал «Гудвином» Гудвина, которого на самом деле тоже звали Сергеем, только Ивановичем. А вот остальные быть Элли, Страшилой и Тотошкой или Львом категорически отказались.
– Вы живете прямо тут? – спросила Герда. – И чем вы тут занимаетесь?
– Ну, вы хотя бы не отрицаете того, что мы именно «живем», заметил «дроид» Пантелей.
– Общаемся, прежде всего общаемся, – ответил Гудвин. – Как сказал классик, главная роскошь на свете – роскошь человеческого общения.
– Нам очень приятно вас видеть тут, – вмешалась Светлана, и голос у неё был женским. – Мы уже устали вариться тут в собственном соку.
– Это да, это точно, – подтвердил Герман, покачав объективами, сама «голова» его, по-видимому, наклоняться не могла.
– Вам… – Кай замялся, потом всё-таки продолжил: – Вам так не скучно? В смысле, не тяжело?
– Вы не страдаете? – уточнила его вопрос Герда.
– Весёлого, конечно, мало, – сказал Герман. – Но у всех у нас был выбор только один – или умереть, или перейти в протез.
– Был среди нас еще один, – вновь подал голос «дроид» Пантелей. – Но он не выдержал и попросил себя отключить.
– Теперь я в его теле, – добавила Светлана.
– Попросил отключить, то есть, убить, и его убили. Но ведь это запрещено, я передачу видел. Это называется «эвтаназия», она незаконна.
– И вновь интересные правовые вопросы, – прокомментировал Гудвин. – Ха-ха. Я так говорю, когда хочу показать, что я улыбаюсь.
– Понимаешь, Кай, – вмешался Сергей Владимирович, – с нашим появлением вопросов возникло бесконечное множество. Наши спасители не так хорошо понимают это, как мы сами. Они даже не представляют, каким глобальным процессам для человечества, каким переменам они дали старт. Потому что у них, у вас, в жизни есть очень много «отвлекающего» – семья, любовь, прогулки на природе, запахи вкусы, холод, тепло, ветер, вдохи выдохи… Да всё что угодно, всё… А у нас есть только мы, наши мысли и разговоры друг с другом. Но давайте сейчас прекратим этот перекрёстный допрос. Вы пришли на День рождения. Пусть второго, но всё-таки День рождения. Ещё неизвестно, какой важнее. Давайте веселиться.
– Да! Точно! Точно! – загомонили протезы.
– И всё-таки ещё один вопрос, – не унимался Кай.
– Ну?
– Вы можете подключаться к Интернету?
Протезы дружно зашумели, забренчали, постукивая манипуляторами по своим железным телам, а Гудвин, как и в прошлый раз, произнёс, но уже дважды:
– Ха-ха. Ха-ха.
– Нет, не можем, – ответил за всех Сергей Владимирович, – не упрощайте, юноша, мы вам не флэшки… Нет, мы вам не смартфоны или планшеты. Всё, хватит! К столу, к столу!
Протезы развернулись и двинулись в какой-то закуток.
***
Судя по всему, это была мастерская – нагромождение приборов, приспособлений и деталей металлических тел. И тут стоял стол-верстак, а на нем – угощение, скудное, но явно праздничное. Коробка сока, тарелка с нарезкой из двух сортов колбасы, открытая баночка с какими-то мелкими зелёными бутонами, напоминающими маслины, а посередине – рулет штрудель с тремя свечками.
«Зачем всё это? – удивился Кай. – Они же не едят».
«Может, это всё из картона?» – подумала Герда.
Железный Дровосек достал из кармана зажигалку и протянул Каю:
– Зажги, пожалуйста. Мелкая моторика у меня пока хромает.
Кай щёлкнул и поочерёдно поднёс огонёк к свечкам.
– С Днём рожденья тебя, с Днём рожденья тебя, – нестройным хором запели протезы, и ребята поддержали их. – С Днём рожденья, милый Гудвин, с Днём рожденья тебя!
– Теперь дуй, – скомандовал Дровосек Каю.
– Почему я? – запротестовал было тот, но тут же спохватился, набрал в лёгкие воздуха и потушил свечи.
– Ура! Слава великому Гудвину! – зашумели протезы. Кто-то включил тихую красивую музыку, что-то на английском.
– Спасибо, спасибо, друзья, – отозвался тот. – Я ужасно рад и тронут. Давайте же приступим к трапезе. Кай, мальчик мой, налейте себе и вашей спутнице соку. А вы, – обратился он к Герде, – не сочтёте за труд порезать пирожок.
Герда взяла в руки нож и, сознавая, что совершает бестактность, спросила:
– А кто будет?
– Ха-ха-ха, – отозвался Гудвин. – Вы будете, Герда, конечно же, только вы и Кай. Понимаешь, девочка, вы – мой главный подарок на это наше первое празднование второго рождения. Ждали только Кая, но вас двое, и это – двойной праздник… Вы будете пить, есть, а я буду смотреть на вас и наслаждаться воспоминаниями о вкусах и запахах.
– Тут всё ваше любимое, – вмешался Сергей Владимирович, обращаясь к Гудвину. – Сок грушевый, штрудель… Я даже каперсы нашёл.
– О, каперсы… – откликнулся Гудвин. – Но давайте сперва чокнемся.
Все, кто способен был держать в руках бокалы, взяли их со стола – Кай и Герда с соком, а протезы – пустые. При этом у бедняги Германа это не вышло: хрустнув, ножка бокала переломилась в его клешне пополам, и стекло осыпалось на пол.
– Посуда бьётся на счастье, – заметила Светлана.
– За счастье! – сказал Гудвин. – За жизнь.
Герда и Кай чувствовали себя довольно глупо, когда пили сок и ели колбасу и штрудель под пристальным наблюдением протезов. Но не могли отказать им в этом, большом по-видимому, удовольствии. (Про колбасу Дровосек сказал: «Сегодня куплена, а то ведь у нас холодильника тут нет»).
Когда по просьбе Гудвина Кай отведал из баночки каперсы, его аж перекосило от омерзения, и он смущённо покраснел.
– Ничего, ничего, – успокоил его именинник, – мне тоже поначалу не понравились. Зато ваша реакция, юноша, была самой, что ни на есть, естественной. Мне даже показалось, что я вкус почувствовал. Жалко, что вам коньяку предложить нельзя…
– Да уж, – скривилась Герда. – Кстати, Кай, – уже восемь, нам надо домой.
– Какая жалость, – сказал Гудвин, – но пора так пора. Сергей Владимирович, проводите наших гостей.
Уже вдвоём, торопливо двигаясь через рощу, Герда пробормотала:
– Я ужасно себя чувствовала. Как будто меня назначили клоуном для мертвецов.
– Ну, не знаю, – пожал плечами Кай. – Мне они понравились. И жалко мне их. И интересно.
Второе посещение
Герда.
Ты серьёзно? Ты хотел бы в протез? Да ты с ума сошёл, что ли?
Кай.
Я не говорю, что я хотел бы. Я говорю, что если по-другому нельзя, то так хотя бы можно продлять людям жизнь.
Герда.
Это жизнь? Никакая это не жизнь!
Кай.
Слушай, мы сейчас с тобой просто болтаем, а собирались тут писать дневник.
Герда.
Ну, мы же с тобой описали уже поход к протезам, теперь можно и просто поболтать.
Кай.
Ну, давай поболтаем.
Герда.
О чём?
Кай.
Я откуда знаю. Ты предложила, ты и начинай.
Герда.
Ой, да ладно, не надо попой вертеть. Понятно же, о чём мы будем болтать: о протезах твоих. У тебя все мысли сейчас о них.
Кай.
Ну… да. Знаешь, о чём я думаю? О том, что несправедливо это выходит, что кого-то вот так спасли, а другие умерли и даже не знали, что такая возможность есть.
Герда.
Но ведь так всегда происходит. Какое-то лекарство изобретают, сначала на добровольцах пробуют, нельзя же сразу в аптеки его запускать, а вдруг от него всем только хуже станет. А ещё ведь это, наверное, очень дорого.
Кай.
Ну, да. Самая передавая технология. Думаю, такой протез, как у Железного Дровосека, подороже самолёта стоит.
Герда.
Вот именно. Каждому такой не сделаешь. Это, наверное, только очень богатые люди могут себе позволить. Подло это как-то…
Кай.
А то, что у одних есть всё, а у других ничего – не подло? Одни катаются по миру, а другие вкалывают. Одни из ресторанов не вылазят, а другие, как мой батя, из кредитов.
Герда.
Ну да, ты прав.
Кай.
Но, кстати, это мы вообще говорим, про будущее. Эти-то, думаю, не на свои деньги протезы покупали, это какая-то государственная программа.
Герда.
Наверное… А вот что они сами думают о своей жизни? Зачем она им?
Кай.
А о себе ты это можешь сказать? Только не заводись, я понимаю, о чём ты. Мне кажется, нам надо к ним ещё раз сходить. Пойдёшь?
Герда.
Вообще не хочется. Но пойду.
***
Она пошла с Каем потому, что чего-то боялась. Боялась за него.
– Нас встретят? – спросила она сразу, только поравнявшись с заветной скамейкой у клёна.
– Конечно, как в прошлый раз, – ответил он, поднимаясь.
– А как ты договорился? Как ты с ними связался?
– В Контакте. Железный нашёл меня в Контакте.
– У него есть смартфон? Стой, подожди, ещё не зелёный. (Они стояли перед пешеходной зеброй).
– Нет, он бы не смог, не с его руками. Ну и что, что не зелёный, машин-то нет… У них есть компьютер. Ну, там, где врачи… Ординаторская это, по-моему, называется. Он ночью им пользуется.
– Они там как в тюрьме…
– Вот об этом я тоже хочу сегодня спросить. Как-то странно это – спасать людей, чтобы держать их взаперти.
Они уже приближались к ограде рощи.
– Заметил, они нас зовут обязательно вечером и обязательно в выходные.
– Да, когда там точно нет сотрудников. Говорю, они боятся.
***
– Вы спрашиваете нас о наших правах, – говорил Гудвин. – Так вот, у нас нет их. Наш Железный Дровосек числится живым человеком, у него есть паспорт и так далее, но это только случайно, оттого, что он менялся медленно и по частям. А у всех остальных есть только один документ – «Свидетельство о смерти». Вы спрашиваете, почему именно мы. Потому что у нас нет ни друзей ни родных, мы – те, чьё исчезновение никто не заметит, те, кто не станет по кому-то тосковать и искать с кем-то контактов…
Они снова были всё в том же закутке-мастерской, но только втроём – Гудвин, Кай и Герда. Остальные не мешали их беседе. Ребята сидели на стульях, Гудвин стоял перед ними, переводя объектив камеры с одного на другого.
– Но это же государственная программа? – спросил Кай.
– Деньги – государственные. Но инициатива частная. Два сотрудника, двое учёных. Они разрабатывают эту тему, но истинную её суть держат в тайне от остальных. Они поставили на карту многое и надеются стать кем-то очень большим, когда научатся продлевать жизнь по-настоящему, пересаживать личность без ущерба. То, что они делают сейчас пока очень далеко от совершенства – только память, интеллект, слух и зрение. Они лишили нас всего остального, всей полноты ощущений, всей полноты жизни, и этого уже не вернуть никогда. Это огромный прорыв в науке, но каково нам?
– Но ведь вы сами на это пошли! – воскликнула Герда.
– Когда стоишь на краю пропасти, сильно не задумываешься.
Кай хмурился.
– И что теперь? Что будет дальше?
– Они продолжают работать, совершенствуются. Думаю, скоро среди нас должны появиться протезы способные осязать и обонять, протезы со съёмным «духовным блоком»…
– Это как? – не поняла Герда.
– Одно тело может использоваться несколькими людьми.
– Это как кассеты в старых магнитофонах, – догадался Кай.
– Вот именно.
– Но ведь это ужасно, – сказала Герда. – Это всё ужасно…
– Да, – согласился Гудвин. – Но мы уже есть. И что с этим делать?
– У вас есть ответ на этот вопрос! – догадалась она.
– Да. Мы уверены, что, создавая более совершенные модели, они будут избавляться от несовершенных. Но они не готовы к тому, что мы можем сами избавиться от них.
– Как?! – Каю стало не по себе.
– Пока не знаем. Мы не злодеи. Но мы должны защитить себя. И случай представится.
– А почему вы нам доверяете? – спросила Герда.
– Нам просто надоела изоляция. Нам приятно общаться с людьми, которые не имеют над нами власти. И вы – дети. Если что, вам никто не поверит.
– А что будет дальше? – спросил Кай. – Вы говорили, что ваши учёные не представляют, чему дали начало.
– Да, это так. Они смотрят на свой труд как на основу своего будущего бизнеса, своего благосостояния. На самом же деле начинается новая эпоха: обмен телами, обмен разумов, вечная жизнь, всё это будет, и это кардинально перевернёт человеческий мир. Мне даже представляется мир, в котором жизнь в собственном теле будет чем-то вроде детства. После которого душа, давайте будем называть это душой, будет «консервироваться» в протезах, а потом, возможно, перекачиваться в новое, специально выращенное для этого, тело.
– Клонирование? – догадался Кай.
– Например.
– Протезы могут осваивать другие планеты, – заметил Кай.
– И это тоже, – согласился Гудвин.
К столу подошёл «Робот-из-“Звёздных войн”».
– Сюда идут, – сообщил он. – Наверное, не надо, чтобы кто-то видел здесь детей.
– Да, это так, Пантелей, выведи их через другую дверь. До свидания, ребята. Жаль, что так коротко пообщались, да и другие хотели. Но – в другой раз. И извините, что сегодня ничем не угостил.
– Да перестаньте, – смутился Кай.
– А когда вы электричеством подзаряжаетесь, что вы чувствуете? – спросила вдруг Герда.
– Ничего. Ничегошеньки. Даже обидно, – ответил Гудвин. – Ха-ха.
***
На улице уже основательно стемнело. Когда они поспешно обходили корпус, они напряжённо молчали. Лишь, выбравшись на центральную дорожку рощи, Герда заговорила:
– Кай, мне страшно.
– Да брось, чего ты боишься?.. Мне тоже страшно. – Он передёрнул плечами.
– Нет, ты слышал, что они задумали?! Ты представляешь, что это будет за идиотский мир?!
– Они не задумали, они просто прогнозируют. Ну, и ничего там особенно идиотского.
– Тело, как костюм, который можно снять и одеть? Ничего идиотского? А по-моему, это ужасно.
– Нашим предкам, которые ещё не были людьми, и одежда показалась бы, наверное, ужасной. Шкура, которую можно снять и одеть… Представляешь?
– Но ещё больше меня пугает другое, – проигнорировала его Герда. – Помнишь, как он сказал: «Мы избавимся от них».
– Это просто слова. Перестань. Как-нибудь всё решится. Как-нибудь по-другому, по-нормальному…
Кай даже подпрыгнул от неожиданности, а Герда вся сжалась, когда они услышали позади низкий взрослый голос:
– Молодые люди, стойте!
Они остановились и обернулись. Перед ними стоял мужчина средних лет в джинсовом костюме и в очках.
– Что вы тут делаете? – спросил он.
– Как «что»? Гуляем! – с вызовом отозвалась Герда.
– А вы не в курсе, что на территории рощи можно находится только до двадцати ноль-ноль?
– Никогда об этом не слышали даже, – отозвался Кай.
– Вы с кем-то встречались тут? – прищурился мужчина.
– Конечно, – кивнула Герда, и мужчина насторожился, – друг с другом встречались.
– А вы сам-то кто? Чего вы к нам пристали? – подхватил её наглый тон Кай.
– Я – сотрудник научного инкубатора… В мои обязанности… Ладно, идите, – махнул он рукой.
– Вот спасибо, – саркастически откликнулась Герда и хотела сказать что-то ещё, но Кай, повернувшись, потащил её за локоть к выходу из рощи.
Под аркой они обернулись. Мужчина стоял на том же месте и пристально смотрел им вслед.
Шок
Герда.
Кай, ты здесь?
Кай.
Да.
Герда.
Приветик. На тебя протезы ещё не выходили?
Кай.
Нет.
Герда.
А ты на них?
Кай.
Железный просил не выходить, только когда он сам.
Герда.
Ясно. Знаешь, о чём я думаю?
Кай.
О чём?
Герда.
Конечно же, о тебе, милый.
Кай.
Я так и думал(.
Герда.
))) На самом деле я вот чего не пойму. Зачем кто-то будет кого-то убирать? Почему нельзя пересаживать одно и то же сознание в другой протез? Из простого в тот, что посложнее…
Кай.
Я тоже думал об этом. Мы же не знаем всех тонкостей. Но, я подумал, что, наверное, в этом нет никакого смысла. Наверное, если уже утеряны какие-то нейронные связи…
Герда.
Ух ты, какие мы слова знаем.
Кай.
Я умный. Не, ну, например, если перенесли в протез сознание со способностью только к зрению и слуху, то куда теперь его не пересаживай, запахи оно чувствовать уже не научится, потому что какие-то механизмы сознания уже потеряны…
Герда.
Поняла, поняла. Знаешь, о чём я думаю. Бессмертный человек уже не человек. У него уже другие ценности, другая оценка всего.
Кай.
Это ты к чему?
Герда.
Сама пока не знаю. У Железного Человека не было сердца, но он хотел, чтобы оно было…
Кай.
МОЛЧИТЕ.
Герда.
Что?
Кай.
Герда, меня кажется меня взломали. Я не писал этого «молчите».
Герда.
А кто? МОЛЧИТЕ. Ой! Я тоже не писала. Кто это написал? Отзовитесь!
Кай.
Слушай, только что в новостях проскочило – в университете, в районе инкубатора – то ли взрыв, то ли пожар. Мне кажется, это как-то связано с протезами…
Герда.
Бежим туда?
Кай.
Бежим!
***
Проём арки университетской рощи был перетянут жёлто-полосатой пластиковой лентой. Трое полицейских убеждали нескольких человек, что туда пока нельзя, но вход откроется буквально через двадцать-тридцать минут.
Полицейская машина стояла рядом, на обочине, а подальше в роще, возле корпуса, стояла «пожарка».
Кай и Герда огляделись.
– Что произошло? – спросил Кай молодую женщину, стоявшую рядом.
– Пока никто ничего не говорят, но в интернете написали, что был взрыв. У меня там муж, и он не отвечает на звонки. Я сама только что подошла и видела, как от корпуса отъехала машина реанимации.
Уткнувшийся в смартфон парень, сказал:
– Пишут, что двое погибли.
– Боже мой… – Женщина рефлекторно взялась за подбородок.
Вдалеке из дверей корпуса вышел мужчина с кожаной папкой в руке и двинулся к ним. Полицейские подтянулись и смотрели на него выжидательно. Было ясно, что, несмотря на гражданскую одежду, это их начальник. Подойдя, человек распорядился:
– Всё, убирайте ленту, проход свободен. Двигаем в отделение.
– Но что произошло?! – выкрикнул кто-то.
– Возгорание в лаборатории инкубатора, – отозвался человек. – Причина пока не ясна, возможно, проводка.
– Кто-то пострадал?
– Да, к сожалению. Найдены два тела. Личности пока не установлены. По всей видимости, они задохнулись…
Женщина ахнула и ухватилась за ограду.
– Если здесь работал кто-то из ваших близких, пройдите в инкубатор, там остался наш сотрудник. Возможно придётся произвести опознание.
– Почему они не выбежали? Они были заперты снаружи? – спросил парень со смартфоном.
– В интересах следствия я не могу разглашать подобную информацию.
Полицейские вместе с начальником двинулись к машине, подошли к ней, стали открывать дверцы.
Кай и Герда переглянулись и кинулись к ним.
– Постойте! – воскликнул Кай. – А протезы там?
– Что? Какие протезы? – удивился человек.
– Ну, – мы были там… – Кай замялся.
– С экскурсией, – выручила его Герда. – Там было много запчастей для человека… Целый металлический человек… Ещё один – в инвалидном кресле…
– Не понимаю, о чём вы. Какие-то детали там валяются… Идите, ребята, отсюда, это не цирк и не театр.
И он захлопнул за собой дверцу машины.
– Это сделали они, – уверенно сказал Кай по дороге домой. – Сделали и как-то смылись.
– Конечно, – согласилась Герда.
– Но они же не плохие, не злые, почему они это сделали? Может, они защищались?
– И Контакт они взломали. «Молчите»…
– Нам никто не поверит, даже если мы будем кричать.
- СПУСТЯ ДЕСЯТЬ ЛЕТ
Тишь да гладь
Герда.
Ну, как там Москва? Как тебя, балбеса, встретили?
Кай.
Меня, балбеса, встретили нормально. Даже удивляюсь, чего со мной так носятся. Я же МНС, год как институт закончил, ни работ заметных, ни открытий тем более, и вдруг приглашают на самый передовой край…
Герда.
Хватит ныть. Ты ещё дома своим «ехать-не ехать» достал. Радуйся. Тебя заметили. Меня вот никуда не приглашают, а я радуюсь.
Кай.
А я и не ною. Я тебя не хотел бросать. А что тебя не приглашают, неправда: я тебя приглашаю. Я тебя заметил. Давно уже.
Герда.
Приеду, приеду, я же сказала. Как смогу, так сразу и приеду. Ну, ты же всё знаешь – сессия… Ты лучше расскажи, что там у тебя происходит.
Кай.
Да, вообще-то ещё ничего не происходит пока. Я даже не знаю тему, по которой буду работать. Но масштабы научного центра впечатляют. По сравнению с этим у нас просто детский сад. Ну, и объявленная зарплата – за месяц как за год… Поселили в общаге, но в комнате я один, комната – прямо номер люкс, всё что надо есть. Даже балкончик, с которого видна «Москва-Сити». Небоскрёбы, в штопор закрученные, красота прямо. И мысли навевают.
Герда.
Ты там поосторожнее с мыслями, которые штопор навевает. Про работу думай.
Кай.
А чего про неё думать, её работать надо.
Герда.
Тебе, наверное, про работу нельзя мне рассказывать? Да?
Кай.
Ну, пока можно. Но нечего. Слушай, у меня тут полдвенадцатого, это значит, у тебя уже полчетвёртого. Тебе завтра вставать?
Герда.
Мне не слишком рано – к десяти.
Кай.
То есть встать надо в девять. Тебе спать осталось пять часов. Всё, завязываем! Спокойной ночи.
Герда.
Спокойной ночи, балбес. Поговорить очень хотелось.
Кай.
Ну, поговорили. Всё. Спи. Целую.
Герда.
Так себе поговорили. И я тебя целую. Пока.
***
Просто в медицинском учатся на год дольше. Потому что здоровье человека поважнее всяких там роботов. Никакая техника не заменит здоровье.
Герда включила чайник, чтобы заварить утренний кофе, и заглянула в смартфон. Несколько лайков, в основном к фоткам, новых писем пока нет.
Мысль про технику и здоровье вызвала ассоциацию на полустёршиеся из памяти события десятилетней давности. «Протезы»… Вот где техника подменяла здоровье на все сто. Но всё это было так давно, и эпизод был таким коротким, что казался чем-то вроде сна или подростковой фантазии.
Позвонить Миле, чтобы пойти на зачёт вместе? Да ну её. Замучает разговорами про своего Данечку и про то, как они готовятся к свадьбе… «Платье напрокат? Фу! Ни за что! Обязательно купим, чтобы потом дочке передать…» А оно нужно будет дочке? Может, ей совсем другого захочется?.. Нет уж, поеду лучше одна.
Кофе было готово. Герда присела за стол, взяла пульт и хотела уже пощёлкать по каналам телевизора, когда в коридоре зазвонил городской телефон.
Кто там ещё? Какие-нибудь спамеры про диагностику пластиковых окон…
Она поставила чашку на стол, вышла в коридор и взяла трубку:
– Да?
– Здравствуйте, Алина. – Голос был чужой, но очень уверенный, словно мужчина разговаривал с давней знакомой. – Подскажите, пожалуйста, во сколько вы сегодня будете свободны?
– Это кто-то с кафедры?
– Почти. Так во сколько у вас заканчивается зачёт?
– Около двенадцати.
– Второй корпус?
– Да. Но вы-то кто всё-таки?
– С двенадцати я буду ждать вас у входа во второй корпус. До встречи.
Трубку положили, и раздались короткие гудки.
Что это ещё за такое?
Герда вышла из корпуса в половину двенадцатого. Зачёт дался бы легко, если бы не мешали мысли о странном звонке. Даже преподаватель, весь курс относящейся к ней с симпатией, заметила: «Ну, милочка, что-то сегодня вы не в форме. Но, учитывая прежние заслуги, мучить вас не буду».
Она огляделась. На одной скамейке сидела парочка – парень и девушка, скорее всего студенты, на второй – молодой мужчина приятной наружности, в сером костюме-тройке. Герда подумала бы, что это аспирант или начинающий преподаватель, если бы не звонок. Впрочем, ей ведь мог звонить как раз аспирант или преподаватель.
Она подошла к скамейке.
– Вы не меня ждёте?
Мужчина оценивающе посмотрел на неё, поднялся и откликнулся;
– Может, и вас.
– Хорошо, – сказала она и села. – Ну, так что?
– Что? – отозвался мужчина, слегка усмехаясь.
– Какое у вас ко мне дело?
– Хм. Я думал, это у вас ко мне дело.
Герда вскочила:
– Извините, я, наверное, и ошиблась!
– А может быть, и не ошиблись, – откликнулся мужчина, продолжая сидеть. Похоже, он с ней заигрывает. Этого ещё не хватало.
– Нет-нет, простите, – бросила она, повернулась, сделала пару шагов. И тут услышала за спиной:
– Увидимся в Москве.
– Что?! – Она резко остановилась и обернулась.
Мужчина смотрел куда-то в сторону.
Герда вернулась:
– Что вы сказали? Про Москву.
– Я? – Сразу видно было, что он играет. – Вам, наверное, послышалось. – Его улыбка стала ещё милее.
Герда глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и вновь двинулась прочь, пробормотав тихо, но, надеясь, что он её услышит:
– Идиот какой-то.
***
Кая вызвал к себе в кабинет заведующий лабораторией.
– Ну, как вам у нас, Николай? – спросил он.
– Потрясающе! – не скрывал своего восхищения, ответил тот. – Такая база, такие возможности, нам в провинции такого и не снилось!
– И не скучаете?
– Есть немного. Но я ведь знал, на что шёл. Меня больше угнетает другое. Даже две вещи…
– Что же?
– Я, честно говоря, не очень понимаю, чем я заслужил такое доверие. Даже у нас на курсе были ребята в разы талантливее…
– Скромничаете?
– Да нет, я себе цену знаю, но они умели себя подать, а я как-то не очень…
– То, что пригласили именно вас, связано с темой.
– Вот-вот, – встрепенулся Кай, – это и есть вторая вещь. Какова моя тема? Когда я пытаюсь заговаривать об этом, все как-то уходят от разговора. Она что – секретная? Но с каких это пор робототехника стала секретным направлением инженерии?
Кай замолчал, и на некоторое время, чуть большее естественного, в комнате повисла пауза. Нарушил её завлаб:
– К сожалению, не могу вам ответить на этот вопрос, пока не будут подтверждены ваши допуски. Но могу намекнуть… – Он немного помолчал, затем, зачем-то посмотрев по сторонам, наконец, сформулировал: – Ваша тема носит характер, смежный с биологией…
– Бионика?
– С её зачатками вы столкнулись в детстве.
На Кая словно вылили ушат холодной воды.
– Протезы? – произнёс он осипшим голосом, и вопрос этот был риторическим.
Завлаб вдруг покраснел, суетливо утёр вспотевший лоб и признался:
– Я, знаете ли, и сам ещё не совсем в теме. Вот и будем вникать вместе. Но не сейчас, а когда будут готовы документы. Это дня через три. И прямо с документами мы с вами приглашены к президенту нашей компании. К самому!
За зеркалом
Герда
Кай, сегодня со мной приключилась дикая история.
Кай
Со мной тоже.
Герда
А она случайно не связана кое с чем…
Кай
Роща, инкубатор…
Герда
Да-да, я это имела в виду, но почему-то боюсь писать прямо.
Кай
Правильно боишься. Мы же помним, что нас могут читать и даже вмешиваться. Но что с тобой случилось, ты можешь рассказать?
Герда
Могу. Вчера мне на домашний позвонил какой-то человек, сказал, что ему нужно поговорить со мной, что он будет ждать меня после зачёта. И он ждал меня на скамеечке, я сразу поняла, что это он. Но когда я подошла, он почему-то сделал вид, что меня не ждёт. А когда я отвернулась, он сказал, мол, встретимся в Москве. Я обернулась, а он сделал вид, что ничего не говорил.
Кай
Детский сад какой-то. Бред.
Герда
Да. Точно. Но почему-то это сильно меня пугает. А что с тобой было?
Кай
Меня вызвал завлаб и сказал, что через два дня я буду подписывать документы, и что меня хочет видеть президент компании. И в разговоре промелькнуло слово. Ну, то самое…
Герда
Кай, милый. Знаешь, что. Плевала я на сессию, я лечу к тебе.
Кай
Да перестань. Ничего ведь, собственно, не произошло.
Герда
Вот потому я и лечу, пока ещё не произошло. Я чувствую, что что-то может произойти. Меня никогда не мучили предчувствия, а сейчас мучают. Я лечу к тебе, и это не обсуждается.
***
Но авиарейсов до Москвы на ближайшие два дня не было, а, учитывая цены, брать на послезавтра не было смысла, так как можно было уже сегодня вечером сесть на поезд и приехать лишь на полдня позже, чем прилетела бы на самолёте.
Так она и поступила. Но эти два дня в поезде показались ей вечностью. Тягостное чувство усиливалось от того, что Кай не поддерживал беседу в Контакте, отзывался коротко и уклончиво, словно чего-то недоговаривая. А потом извинился, что не встретит: через час после прибытия её поезда ему назначена встреча с «боссом», и он никак не успевал. Так что до его общежития ей пришлось добираться самостоятельно.
– Сергей Иванович, можно? – осторожно заглянул в кабинет президента завлаб.
В ответ раздалось: «Да-да, входите».
Кабинет удивлял своим подчёркнутым аскетизмом. Ни кожаных кресел и диванов, ни вентиляторов под потолком, ни гигантского, подавляющего своей солидностью Т-образного стола…
– Ну, здравствуйте, Николай. – Со стула поднялся на удивление молодой человек. Что-то в его внешности было неправильным, но что именно, Кай сообразил не сразу.
– Здравствуйте, – кивнул он.
– Оставьте нас, – глянул шеф на заведующего лабораторией, и тот с явным облегчением слился. Президент вновь обернулся к Каю: – Много наслышан о ваших талантах, молодой человек. Много наслышан.
– Мне, конечно, приятно, но если честно, я не очень понимаю…
– Перестаньте, – махнул рукой тот, одновременно приглашая этим жестом садиться, и опустился на стул сам. И тут Кай понял, что ему показалось странным. На руках хозяина кабинета были перчатки. Тонкие белые перчатки.
– Как бы то ни было, – сказал президент, – но вы дороги нам, мы очень вас ценим, и как раз сейчас на вас пришли все необходимые документы. И, пожалуй, пора вам их подписать.
Он открыл стол, достал из ящика тонкую картонную папочку и протянул её Каю. Тот перелистал лежавшие там листочки и поднял глаза.
– Всё, вроде, нормально, – сказал он слегка охрипшим голосом, – вот только последний договор, вот этот, – поднял он листочек, – он меня как-то смущает. Я, имя, фамилия, тра-та-та, «…в случае необходимости не буду возражать против переноса моего сознания на мобильный нейтринный носитель», – процитировал он. – Это как? Что имеется в виду?
– Вы всё прекрасно понимаете, Кай, – сказал президент и наклонился, опершись локтями о стол. – Уж кому-кому, а вам ничего объяснять не надо. Я – Гудвин. Рад встрече. Хотя мы оба очень изменились.
Ключ от комнаты Герда нашла там, где Кай и написал: за дверцей щитка электросчётчика на лестничной площадке. Открыла, вошла и огляделась. Всё здесь было насквозь пропитано характером Кая. И неряшливо заправленная кровать, и стопки книг на столе, и болтающийся на люстре маленький пластмассовый скелетик, скорее всего, светящийся в темноте. Чем-то новеньким был только букет лилий в высокой пивной кружке, использованной в качестве вазы. Неужели эти цветы для неё?
Герда шагнула к столу, наклонилась и, прикрыв глаза, втянула в себя цветочный аромат. А когда открыла глаза, увидела на столе половинку листа А4 с надписью зелёным фломастером: «Милая, я у босса. Буду к вечеру. В холодильнике мороженое. Приду, пойдём в кафе. Целую».
Герда выпрямилась, улыбнулась, но улыбка тут же сползла с её лица. Ну почему, почему ей так тревожно? Может, позвонить ему? Нет, он, наверное, сейчас занят… Или всё-таки позвонить? Нет… Или всё-таки?
…– Вы?! – воскликнул Кай. – Но как?
– А вот так вот, милый, – сказал Новый Гудвин. – Оказалось, что, когда тебе нечего терять, ты можешь очень много. И вся верхняя администрация этого института – наши, те самые. Мы всё также вместе. Разница лишь в том, что теперь мы не узники, а хозяева. И работаем на самые высшие эшелоны власти.
– Почему, зачем? Кому это понадобилось?
– Всем. Все хотят быть бессмертными, особенно если жизнь хороша, – говоря это, Гудвин поднял палец, как бы показывая, как высоко сидят его заказчики.
– Президент страны… Протез? – спросил Кай, сам поражаясь, как глупо звучит его вопрос.
– О, нет, нет… Пока нет. Но люди не вечны. А ты не хотел бы быть вечным?
– Я? Нет. Не знаю…
– К сожалению, пока что закон ограничивает срок нашей жизни.
– Какой закон?
– А ты разве не знаешь, Кай, что, кроме открытого законодательства существует ещё и закрытое, секретное? Именно доступ к нему тебе и нужно будет сегодня подписать. Так вот, закон ограничивает срок жизни протезов до двухсот лет, а их уже немало в правительственных кабинетах…
– Почему?
– Чтобы мы оставались людьми, чтобы у нас не менялась психика и ценности, чтобы мы не перестали ценить жизнь и понимать людей. Но рано или поздно, даже, думаю, очень скоро, мы добьёмся изменений в этом вопросе.
– Чего вы хотите добиться?
– Вечности, Кай, вечности. Вечность – это ведь очень долго. Вот, возьми-ка этот лист, возьми ручку. Все эти годы я вспоминал о тебе и о той девочке. О том, как вы не побоялись подружиться с горсткой железных инвалидов. Мы очень благодарны, Кай, и хотим помочь тебе. Напиши на листочке слово «Вечность», попробуй его на вкус. Ну, же… Крупными печатными буквами.
Кай положил листок на стол и вывел: «В». «Е». «Ч»…
И тут зазвонил его мобильник.
– Кай! – кричала в трубку Герда. – Кай, мне очень страшно! Кай, я не знаю, что со мной! Ты можешь сейчас приехать?! Прямо сейчас!
– Хорошо, – выдохнул он. – Жди. – И отключил телефон. Положил листок с недописанным словом на стол, отодвинул его от себя и поднял взгляд на Гудвина. – Нет, – сказал он. – Я не готов. Я хочу домой. Вы ведь не убьёте меня, правда?
– Что ты, дорогой, – усмехнулся тот. – Конечно же, нет. Ты очень дорог нам. Но бумаги, кроме той, последней, тебе всё-таки придётся подписать. Всё сказанное тут, всё виденное тобой раньше, всё, что касается темы «протезы», имеет правительственный гриф секретности «воздух», и, если ты или твоя девочка будете болтать, вы действительно можете погибнуть. А я этого очень не хочу.
– Я понимаю, – кивнул Кай. – Я подпишу.
– Ну, так сделай же это. Прямо сейчас. А я, если ты не возражаешь, позову пока остальных. Они очень хотели повидаться с тобой.
***
В кабинет один за другим вошли четыре человека. Все они были молоды и подтянуты. Трое молодых мужчин и одна девушка. Первое время все неловко молчали. Кай переводил взгляд с одного на другого, и вдруг ему показалось, что одно лицо ему знакомо.
– Сергей Владимирович? – произнёс он неуверенно.
– Он самый, Кай! – отозвался тот и засмеялся, неестественно задрав голову. Но остановился, шагнул к Каю и пожал ему руку рукой в перчатке: – Но для тебя, старина, – Железный Дровосек фореве! – И он неожиданно приобнял Кая.
Атмосфера разрядилась, остальные трое тоже шагнули вперёд.
– Я – Герман, – сказал один из них. – Помнишь ли меня? «Тазик».
– Конечно! – отозвался Кай.
– Светлана. – Девушка взъерошила Каю волосы. – Какой ты стал большой и красивый.
Кай смутился, и порадовался, что мог не отвечать, так как жать ему руки принялся последний «протез»:
– Пантелей.
– А вас я узнал, вы совсем не изменились, – пошутил Кай.
– Блестящим я себе больше нравился, – усмехнулся тот.
– У вас всё получилось, – заметил Кай.
– Не всё, – отозвался Гудвин, – но получится. Присядьте-ка.
Все шестеро сели за стол.
– Вот что, Кай, – продолжил Гудвин. – Мы не хотим удерживать тебя силой, мы уважаем твоё право выбора. Более того, ты всегда можешь вернуться и воспользоваться предложенным. Как видишь, мы уже кое-чего достигли, и наши оболочки уже не выглядят так убого…
– Вы все прекрасно выглядите. Если бы я не знал, я бы и не заметил, что вы не…
– Не люди? – помог ему Герман.
– Мы – люди, – заверил Гудвин. – Люди. И именно потому, что не все это понимают, мы вынуждены защищаться. Мы можем жить долго, практически вечно, так почему мы должны умирать? Ты не представляешь, как начинаешь ценить жизнь, если знаешь, что можно и не умирать. Но это всё лирика. Вот документы для твоей Герды, – он протянул Каю ещё одну картонную папочку. Приедете домой, пусть подпишет и сканы перешлёт нам, адрес ты знаешь. А и вот вам ещё… – Он достал из стола и отдал Каю конверт. – Десять тысяч евро. Не клади их в банк, оставь у себя, скоро в банках начнётся свистопляска…
– Это за что? – удивился Кай, неуверенно беря конверт.
– Считай это компенсацией за потерянное время.
Снова зазвонил мобильник. Кай взглянул на экран. Снова звонила Герда.
– Иди, – сказал Гудвин. – Внизу моя машина, тебя довезут.
Кай, не слушая, бросил в трубку: «Всё, всё, я уже еду!», – отключился, обнялся с каждым из «протезов» и поспешил к выходу.
Восстание протезов
Герда
О том, что в стране переворот, мы узнали, когда поезд остановился в Екатеринбурге. К дверям нашего вагона подскочил какой-то безумный лотошник и заголосил: «Белый Дом окружён! Рубль падает! Скидывайте бабки, берите жареную икру!»
Сейчас мы уже дома, но так ничего и непонятно. Какая-то революция или путч. Никто ничего толком не знает. Смотрим телевизор, в новостях чего только не говорят, но все – разное. Иногда несут и вовсе какую-то чушь. Соловьёв, например, только что заявил, что армией мятежников управляют роботы. Роботы! Прямо «Терминатор-2» какой-то. Но то, что в Москву введены войска, танки, и что там стреляют – это факт…
– Герда! – позвал Кай из кухни, где негромко бормотал телек, – кончай писать, иди сюда!
Она выползла из-за компьютера, переместилась на кухню и уселась рядом с ним:
– Что?
На экране стояла заставка – Красная Площадь перед Кремлем. За кадром тихонько играла торжественная музыка.
– Прямо как в Новый год, – заметила она. – Перед обращением президента.
– А так оно и есть. В смысле обращения. Похоже, что-то проясняется. Только что в новостях официально перечислили имена арестованных членов правительства – от главы МИДа до командующего МЧС, назвали несколько погибших, а прямо сейчас выступит президент.
– Он-то на месте?
– Ну… Посмотрим, кто это будет. Старый или какой-то новый.
Как раз этот миг на экране действительно возник президент. Тот самый, слава богу. Не свергли.
– Сограждане! – начал он торжественно. – С радостью спешу сообщить вам, что кризис власти в стране преодолён.
Последовало несколько дежурных фраз про «трудные времена» и про то, что народу надо бы сплотиться. Наконец «гарант» перешёл к делу, камера взяла шире, и стало видно, что рядом с ним стоит ещё один человек.
– Друзья, я хочу представить вам назначенного мною временно исполняющего главы правительства. Это…
Герда уставилась в экран.
– Ой, – сказала она. – Я его где-то видела.
– Не узнаешь?
– Нет, но я точно его где-то видела! Подожди, подожди… Нет, не могу вспомнить. Кто это?
– Железный Дровосек.
Герда пригляделась
– Ой. Слушай, точно. Как его звали?
– Сергей Владимирович.
– Да-да. И что теперь будет?
– Мир изменится. Они у руля, и они изменят законы.
На экране уже снова светилась пустая заставка. Герда нахмурилась.
– А в какую сторону изменят? – спросила она. – В худшую или в лучшую?
– Не знаю. Скорее всего, теперь среди людей будет немало протезов и срок их жизни не будет ограничен. А что дальше и к чему это приведёт, я не знаю.
Герда помолчала. Потом сказала:
– Бедные.
Кай улыбнулся и кивнул:
– Да, ты права. Я им тоже не завидую. Спасибо тебе. Я ведь чуть не написал слово «вечность».
