Эриксон посмотрел на часы и засобирался. Время позднее, до дома неблизко, а еще придется расплачиваться.
— Сколько с меня, Сэмми?
— Двадцать пять пунктов, мистер Эриксон.
— Могу я расплатиться прямо сейчас?
— Погодите-ка секундочку, щас гляну, — бармен сверился с экраном вмонтированного в стойку монитора. — Так-так-так… К сожалению, в нашем квартале на данный момент никакая работа не требуется. Пятница вечер, сами понимаете… Многие покупают, многие расплачиваются. Я запишу на ваш счет.
— О’кей, Сэмми. Увидимся на следующей неделе, — все-таки хорошо было раньше, в старые добрые времена: отстегнул пачку банкнот на выходе и свободен. Не то что теперь: эта отработка в двадцать пять пунктов будет черт-те сколько висеть над душой, чтоб ее.
— До встречи, мистер Эриксон. Вызвать вам такси?
— Не стоит беспокоиться. Adios, amigo.
Выйдя из кислород-бара, Эриксон направился вниз по 23-й авеню. До дома надо было пройти четыре квартала: неспешным шагом можно дотопать минут за сорок, а робо-такси вызывать не хотелось. С живым водилой он бы, конечно, с удовольствием поболтал о жизни, но LiveTaxiService вот уже пять лет как прикрыли. Теперь все пассажиро-перевозки по закону осуществляются роботами. А слушать всю дорогу рекламные слоганы от пустоголовой жестянки — занятие не из приятных. Ну его!
Эриксон надел респиратор, поправил старомодную шляпу с широкими полями (купил ее в историческом баре аж за пятьдесят пунктов) и пошел мимо ярко освещенных витрин по наводненной людьми улице. Настроение было мечтательное. Чтобы не спугнуть ощущение беспричинной радости, он старался не замечать толпы потребителей, спешащих на уикенд в пригороды из центра. Потребляй и властвуй — в этом весь современный мир, так любимый стадом, так опротивевший единицам. И что с того, что нет больше никаких денег? Что-нибудь изменилось? Да, наверное… «Себя-то не обманывай, ладно?» Ну хорошо-хорошо: мало что изменилось.
У триппер-бара на втором наземном перекрестке его блуждающий взгляд зацепился за стоящих у размалеванной аэрографами стенки проституток в ярких нарядах. Они очень органично вписывались в окружающую среду — своеобразная граффити-мимикрия.
А ведь у него уже полгода не было женщины: есть о чем задуматься. Девушки же, напротив, задумываться не стали, они мигом подметили его заинтересованность и обступили Эриксона со всех сторон, демонстрируя себя в выгодном свете. Кидать замануху — кажется, так это у них называется.
