Всё будет нормально
– Сынок, тебе плохо, да? – мягкий негромкий голос повис над головой, раздвигая тьму. Чьи-то руки тронули за мокрые плечи, пытаясь приподнять.
Он открыл глаза, впуская в себя остатки света. Схватившие грудь тиски медленно отпускали. Через силу сел, подставляя лицо под июньскую морось.
– Спаси… спасибо, мать. Уже всё… нормально…
Могильщик Федька
– Опять солдатик, – устало подумала про себя Земля.
– Ага… – словно подслушав её думы, буркнул
Федька. И как-то неожиданно мягко добавил: – Война, матушка…
В это время ахнуло где-то в противоположном конце Земли: несколько 120-миллиметровых снарядов почти одновременно пробили грунт, оставив на поверхности, как татуировку, аккуратный пунктир чёрных воронок. Земля поёжилась.
– Да сколько ж можно? Сколько… – ей вдруг подумалось сорваться с места, полетев, как футбольный мяч – куда-нибудь, только бы прочь отсюда!
Димкина душа
Уже несколько дней её охватывало неясное волнение, ожидание чего-то неприятного. Но Димка резво справлялся с этим чувством, веселясь и балагуря сверх всякой меры.
Через миг они уже пристроились на броне между другими солдатами, облепившими БТР, как стайка воробьёв. Машина, рыкнув, покатилась, выдавливая широким колёсом жирную серую пыль из колеи. В ритме покачивающегося горного пейзажа, Димка накинул на голову каску, затянул ремешок у кадыка.
– Дим, а мне? – опять подала беззащитный голосок Душа.
Кто-то толкнул сзади в плечо:
– Закуривай, зёма!
Сунули остаток папироски.
– Да ну её, Дим! Не надо бы… – пыталась восставать Душа сквозь рёв двигателей.
Неизвестному солдату…
Но были звуки. То, что напоминало сначала удалённый невнятный гул. Постепенно становившееся всё ближе, отчётливей. И он до оцепенения, замирая, вслушивался в каждую нотку, в каждый всплеск извне, кожей пытаясь схватить и впитать что-нибудь. Он учился видеть, понимать кожей. Постепенно, медленно. Отвоёвывая у темноты право – жить.
Порой блаженная дрожь охватывала всё тело – кто-то словно поглаживал его затёкшие, почти неподвижные суставы. Тихий, мягкий, певучий голос, не похожий ни на что, самый желанный из всего, что он слышал. Тогда из мрака – на сколько было возможно представить – выступали тонкие бледные очертания. Лицо. Мама…
