Конечно, дело было не в архитектуре — хотя и в ней тоже. Смягченный и украшенный осенью, узнаваемый, основательный стиль неоклассицизма! Классика сталинского ампира — акцентирование фасадов, толстые белые колонны, барельефы с советской символикой, на крышах — портики. Сквер с фонтаном, белые гипсовые скульптуры. Мне всегда казалось, что в этом насыщенном античной экзотикой, оптимистичном романтизме продолжало (даже спустя годы) жить нечто настоящее: неподдельная страсть, и сила, и волнующая скорбь, как в песнях Георгия Виноградова.
Определенно, в городке когда-то замедлилось время. Прошлое сюда заходило, осознавалось, как стары дома бревенчатые и дома деревянные, но все, что следовало за пятидесятыми, благополучно не дошло до этого заповедного места, осев, должно быть, в городах типа того, в котором я родилась и выросла.
Мне, понятно, не приходилось жить ни в тридцатых, ни в пятидесятых. Но они, как дым уже невидимого костра, веяли в доме, где я росла — рассказами родителей, фотоснимками, пластинками. Остатками запахов и звуков, еще встречающимися на улицах одеждами и архитектурой пятидесятые плавно входили в уже мои шестидесятые. Город моего детства тоже начинался расточительными колоннами, фонтанами и скульптурами в скверах.
