1.
Хенк был счастлив.
Под его ногами лежала настоящая земля. В его лицо упруго давил настоящий воздух. Терпкий запах настоящего металла, кислых почв, горячего песка жестко щекотал ноздри… Земля все еще отделена от него миллиардами световых лет?.. Неважно!.. Теперь неважно! Теперь он среди людей. Пусть их немного, пусть они все, как он, Хенк, заброшены на далекую планетку делами, пусть Симма столь же не похожа на Землю, как Крайний сектор на Внутреннюю зону,— он, Хенк, вернулся к людям!
Его так и подмывало поднять голову и взглянуть на Стену. Но голову он не поднимал. Спирали металлической травы елозили, скрипели под ногами, как часовые пружины, ржавые стебли искрили, словно щетки генераторов. Хенк мысленно прикинул, какое напряжение вырабатывают заросли там, где их корни уходят на милю в глубь кислых почв Симмы, и присвистнул. Он привык к удивительным вещам, но не отвык удивляться.
— Снимай шляпу и топай в бар,— сказала ему Шу.
— Надо говорить: нахлобучь шляпу! — засмеялся Хенк. Со своим бортовым компьютером он обращался как с человеком и нередко его поправлял.
— Я ведь никогда не видела шляп,— возразила Шу.— Я могу лишь представить их геометрию. Не больше.
— Увидишь,— пообещал Хенк.— На Земле я покажу тебе шляпу.
Это было час назад.
За шестьдесят минут Хенк успел законсервировать ≪Лайман альфу≫, прошел сквозь Преобразователь, ничего не получив, но ничего зато и не потеряв, и сдал хмурому диспетчеру данные для расчета будущего курса к Земле. Диспетчер не скрыл недоумения:
— Из зоны протозид? Странно. Мы не ожидали гостей…
Помедлив, он все же спросил:
—Оберон?
—Человек! — возразил Хенк,— Разве не вы вели на посадку ≪Лайман альфу≫?
—Это делают у нас автоматы…— Диспетчер, похоже, не верил Хенку.
— А Преобразователь? — счастливо рассмеялся Хенк.— Разве я изменился пройдя сквозь его горнило?
—Нетипичная зона… Здесь мудрит даже эта штука,— диспетчер хмуро ткнул кулаком в широкую панель, украшенную мутными экранами.— В любом случае мы имеем дело с квазилюдьми.
—Не в любом! — возразил Хенк. Он имел в виду себя. Человека.
—А есть и такие,— не слушал его диспетчер,— что сразу начинают вести себя как люди.
Хенк засмеялся:
— Я из таких!
Диспетчер не улыбнулся. Он привык держаться официально, положение обязывает… Весь его вид говорил: я занят, я при деле, а вот кто ты — мне пока неизвестно. Может, ты и вправду человек, тогда я найду возможность извиниться, если же ты оберон, извинения не имеют смысла…
≪Что ж,— сказал себе Хенк.— На то она и нетипичная зона… У диспетчера нет особых оснований мне доверять. Они не ждали земного корабля из зоны протозид, закрытой для представителей Межзвездного сообщества… Побуду и обероном. Не так уж это много — трое земных суток… Понятию оберон много больше ..≫
Это было так. Термин вошел в обиход еще до выхода Хенка в космос, в год пуска сразу семи Конечных станций Вселенной, оборудованных Преобразователями. Принцип Преобразователя был, кажется, не до конца ясен даже самим авторам, ходили слухи, что Преобразователь просто заимствован у протозид. В объемистое горло Преобразователя могло войти любое разумное существо — на выходе вы всегда получали человека, точнее, квазичеловека, обладающего довольно приличным словарным запасом и навыком смысловых схем, достаточным для деловых объяснений. Это сразу и навсегда избавило Конечные станции типа Симмы (Хаббл, Селевк, Оорт, Козырев, Бете, Фридман) от массы хлопот — запасы продовольствия, газов, воды, биологически активных веществ свелись к стандартным, к тому же контакт с представителями самых отчужденных звездных рас предельно упростился. Что же касается термина оберон, к нему скоро привыкли…
Планету под Конечную станцию предоставили Цветочники. Симма — самый малый маяк на краю света. Обращенная Северным полюсом к Вселенной, Южным полюсом Симма всегда смотрела прямо на Стену. За нею был только квазар Шансон — гигантский сгусток перевозбужденной магнитоплазмы, непрерывно преобразующий гравитационную энергию в свет, в радио и в ультрафиолетовое излучение, в яростное вращение и турбулентность. Мощно пульсируя, выкинув над собой чудовищный голубой выброс, квазар Шансон одиноко пылал на фоне полного мрака. Это был истинный мрак, истинная тьма — за квазаром не лежало ничего материального. Тьма, стены тьмы… Хенк так и говорил себе — Стена. . . Разумеется, никакой реальной стены там не было, просто с одной стороны мерцали, сливаясь в тусклые шлейфы, мириады далеких звезд и галактик, с другой же не было ничего. Мрак. Пустота. Абсолют мрака и пустоты. Но этот мрак, эта пустота воспринимались Хенком именно как стена, и с этим своим представлением Хенк ничего не мог поделать… Стена. Почему нет?.. Он молча топал по космодрому Симмы, не поднимая глаз к небу. Впрочем, если бы он их и поднял, Стену бы он не увидел — Конечная станция занимала Северный полюс Симмы.
≪Трое суток,— повторил про себя Хенк.— Трое земных суток, и мне вручат карту курса. Мне — Земля, Стеной пусть любуются обероны…≫
Слабые разряды легко покалывали ноги Хенка. Его это не раздражало. Он ступал по металлической, но траве, он ощущал чужие, но запахи. Сам воздух, поступающий не из ограниченных резервуаров, а просто извне, радовал и тревожил. Хенк радовался, Хенк знал: через час, через сутки он вернет себе навыки настоящего человека, через час, через сутки он, может быть, порадует Шу, разыскав для нее шляпу.
Он всегда называл свой бортовой компьютер этим древним женским именем — Шу. Слов нет, тахионные корабли сделали достижимыми любые, даже самые отдаленные точки Вселенной, но без машин типа Шу это было бы невозможно. Он, Хенк, дошел до нетипичной зоны, видел Стену — благодаря Шу. Он плавал в энергетических безднах квазара, был огненным шаром, разумным огненным шаром — благодаря Шу. Он дрейфовал в звездных течениях нетипичной зоны, принимал формы, невозможные в любом другом случае благодаря Шу. Если он, Хенк, у первого встречного на Симме выпросит шляпу, это явится лишь данью уважения к Шу. Недоумение, даже усмешку предполагаемого первого встречного он, Хенк, снесет без усилий. Радость Шу того стоит… »
Хенк был счастлив.
Шу его ждет. ≪Лайман альфа≫ готова к выходу. Данные для расчета будущего курса к Земле отправлены диспетчером в Расчетчик Преобразователя. Через трое земных суток он, Хенк, получит разрешение на выход из нетипичной зоны, а значит, явится на Землю незадолго до начала заседания редакционного совета Всеобщей энциклопедии, посвященного проблеме протозид. Неважно, что по часам Симмы заседание это закончилось несколько столетий назад, курс ≪Лайман альфы≫ будет вычислен по той кривой пространства-времени, что в любом случае приведет Хенка к точно назначенному времени, ни минутой раньше, ни минутой позже. Самая грубая ошибка никогда еще не превышала десятых долей секунды. Для сотрудников Всеобщей энциклопедии $се будет выглядеть так, будто он, Хенк, отсутствовал два с половиной месяца и вот вернулся с необходимыми дополнениями к одному из самых сложных отделов Всеобщей энциклопедии — отделу протозид. Основная статья этого отдела принадлежала пока что ему же, Хенку,— обширные компиляции, составленные по мифам и наблюдениям Цветочников, Арианцев, океана Бюрге, тех немногих звездных рас, что когда-либо соприкасались с протозидами. Увлекательные, обширные, но компиляции… Были ли они верны, соответствовали ли действительности? Можно ли, изучая отчужденную расу, опираться на мифологию и наблюдения рас не менее отчужденных? То, что протозиды никогда не заглядывали во Внутреннюю зону Вселенной, то, что они упорно не хотели замечать своих звездных соседей,— все это, по мнению Хенка, не давало оснований относить протозид к цивилизациям абсолютно неконтактным. Цивилизация — понятие вообще довольно туманное, его не так-то легко определить или истолковать, тем более что путь развития звездных рас мало где был достаточно схож, а истолкователи понятий сами живут внутри определенных цивилизаций, что, конечно же, не может не вносить в их суждения ту или иную долю предвзятости. Туп, как протозид. Темен, как протозид. Жесток, как протозид. Он, Хенк, никогда не соглашался с подобными формулировками, но мифы Цветочников, Арианцев, океана Бюрге были битком набиты подобными перлами.
Протозиды… Они же — первичники. Они же — истребители звезд. Время от времени собираясь в гигантские скопления (а масса каждого отдельного протозида вполне соответствовала массам таких планет, как Земля или Симма), протозиды пытались прорваться из нетипичной зоны к какой-либо одинокой звезде. Им было все равно, обитаемы ли те системы, в которые они входили так неожиданно: мифология Арианцев, Цветочников, океана Бюрге сохранила память примерно о пяти подобных прорывах, после которых и Цветочникам, и Арианцам слишком многое приходилось начинать почти сначала. Падая на звезду, протозиды доводили ее до взрыва, гибли сами, но вместе с ними в море раскаленной плазмы, заливающей Крайний сектор, гибли солнца, планеты, населенные станции, радиобуи и, разумеется, разумные существа. Являлось ли все это осмысленными ударами по соседям, не объявленной, но все же войной с ними?.. Никто не мог на это ответить, ибо протозиды ни с кем не входили в контакт. Но сейчас Хенк был счастлив. Кое-какую информацию, и весьма немаловажную для многих членов Межзвездного сообщества, они с Шу собрали.
Он машинально провел ладонью по лбу, будто снимая невидимую паутину. Широкий шрам, вертикально опускающийся к переносице, был привычен для него, как морщина. Еще один шрам, только шире, страшнее, прятался на плече, под рубашкой, зазубренным острием уходя к левой лопатке. От этого левое плечо Хенка казалось чуть опущенным. Впрочем, он давно не помнил об этом, привык. А сейчас его вообще занимала другая мысль: ≪Найдется ли на Симме шляпа?..≫
2.
Хенк был счастлив.
Трое суток — это не просто карантин. Трое суток — это прекрасная возможность вернуть навыки землянина. Не так-то просто после нескольких лет одиночества дружески похлопать по плечу первого встречного, а Хенку этого хотелось… Впрочем, то, что за стойкой бара торчал длинный жилистый усач с объемистым миксером руках, а перед ним на высоком табурете откровенно скучал низкорослый, но плечистый человек в желтой майке звездного перегонщика, вовсе еще не означало, что они были людьми. Обероны — это вернее, хотя в штате Конечной станции, несомненно, должны были состоять и земляне. Законы Вселенского Свода требовали стандарта, такой стандарт принесли Преобразователи: если ты похлопал по плечу широкоплечего перегонщика в желтой майке, не стоило всерьез думать, что ты и впрямь похлопал по плечу именно человека, а не китообразное, к примеру, существо с Тау или аморфное разумное облачко с Пентаксы…
Бармен и человек в желтой майке звездного перегонщика обернулись к Хенку одновременно. Будь он пылевым облакрм, распростершимся на полнеба, ему не составило бы труда держать в поле обзора сразу обоих, но сейчас Хенк был человек,— ему пришлось кивнуть дважды, неловко поворачивая тяжелую голову сперва к одному, потом к другому.
— Tитyчaй?
Пьянящий, но безалкогольный напиток всегда был к месту, но, спрашивая, бармен не улыбнулся — подозревал в Хенке оберона, не любил оберонов или вообще не был общительным. Хенк усмехнулся: такие парни, как этот бармен, ему всегда нравились. Как правило, это дельные парни. Спроси такого о шляпе, он не удивится и не пойдет трепать по всей Симме о каком-то чокнутом со звезд, разыскивающем не принадлежащую ему шляпу… Взяв это на заметку, Хенк повернулся к перегонщику.
Но и перегонщик не выглядел приветливо, Выдвинув вперед широкие и плоские губы (щучьи отметил про себя Хенк), он хмуро прищурился, будто испытывал к Хенку не столько интерес, сколько массу подозрений.
— Титучай! — подтвердил Хенк.— Три титучая! Сразу всем! Это за мое возвращение!
— А счет? — недоброжелательно поинтересовался бармен.
Хенк назвал бортовой номер своего корабля, автоматически являвшийся номером его счета. Счет на Симме имел отнюдь не формальное значение. В сущности, Конечная станция принадлежала Цветочникам, и расходы Хенка сейчас оплачивала Земля, причем чистой информацией. Стакан титучая, выпитый Хенком, вполне мог быть оплачен именно его, Хенка, статьей. О тех же протозидах, например… Хенка эта мысль развеселила, он улыбнулся бармену, потом щучьегубому.
— С возвращением! — Бармен нехотя поднял крошечную рюмку.
— Возьми посудину пообъемнее,— посоветовал Хенк.— Не похоже, что вам приходится пить часто.
Бармен хмыкнул:
— Кому как… У меня сегодня это третья!
— Вы что, открыли регулярную линию?
— До этого еще не дошло,— вмешался в разговор щучьегубый и ухмыльнулся: — Вторую бармен пил за меня, а первую за патрульных. Симма прямо, набита разумниками, не протолкнешься!
Хенк не стал спрашивать, что делают на Симе сотрудники звездного Патруля. Он не полез с расспросами и к щучьегубому. Ему вполне хватало собственных мыслей, о том же, к примеру, возвращении… Он с удовольствием смотрел сквозь прозрачную стену бара. Там, за невидимым колпаком силовой защиты, слабый ветерок лениво курчавил металлические заросли, гонял спиральную ржавую стружку, высекал из кустов шлейфы искр. Две-три вечерние звезды прокололи дикое пепельное небо Симмы. Бармен время от времени перекрывал собой их свет, и Хенк перебрался на другой табурет, ближе к щучьегубому. Перегонщик незамедлительно воспринял это как сигнал к сближению.
— Сегодня и завтра,— сообщил он,— в Аквариуме оберон с Оффиуха.
Хенк кивнул. Ему нравилась эта новая манера обращаться ко всем на ты, но сам он, к этому еще не привык.
— Секреты пластики! — вспомнил он.— Я слышал об оффиухцах.
— Это следует видеть! — Щучьегубый переглянулся с барменом.— Ни на Земле, ни на Проционе такого не увидишь. Оффиухцы вроде протозид, их ничем не заманишь во Внутреннюю зону.
— Нашел с кем сравнивать! — возмутился бармен.— Протозиды!..— Он презрительно, даже брезгливо поджал губы:— Протозиды убивают, оффиухцы радуют.
Он плеснул в свою крошечную рюмку несколько капель титучая и вслух выругался.
Хенк усмехнулся. За время его отсутствия ничего не изменилось. Да и вряд ли могло измениться: ненависть Арианцев, Цветочников, океана Бюрге к истребителям звезд не могла рассеяться сама собой. Он опять усмехнулся, Он чувствовал себя гонцом, несущим добрую весть. Завтра утром он разберется в заметках, набросанных для него Шу, и даже, может быть, в том же Аквариуме познакомит сотрудников станции с некоторыми из выводов…
Он поманил к себе бармена:
— Через Симму, наверно, прошло немало людей?
—С Земли? — не понял бармен.— Это ты имеешь в виду?
—Неважно откуда. Главное, людей.
—Были… Конечно, были…
—Ваши склады, наверно, завалены самыми разными вещами, а?
—Да уж наверно! Мы ничего не выбрасываем… Тебя что-то интересует?
—Да,— кивнул Хенк.
—Твой счет надежен. Говори. Если эта штука сыщется, она твоя!
И Хенк сказал:
—Шляпа…
Он ничего не добавил к просьбе. Он вовсе не хотел объяснять, зачем ему понадобилась шляпа. Но объяснять и не пришлось: бармен и щучьегубый хорошо видели шрам, вовсе не украшающий Хенка. Другим, уже более мягким голосом бармен спросил:
—Где тебя так?
Он понял просьбу Хенка по-своему, решил, что шляпа нужна по самой простой причине — прикрыть шрам. А голос бармена, решил Хенк, подобрел потому, что до него, наконец, дошло: Хенк — человек. Оберон, пройдя сквозь Преобразователь, никогда не получит ни морщинки, ни бородавки, ни тем более, шрама. Эти чисто индивидуальные отметины, как правило, присущи лишь человеку. Квазилюди всегда гармоничны, их лица, их кожа всегда чисты.
—Где тебя так? — переспросил бармен,
—Не помню…— отмахнулся Хенк.
—Немудрено! Такой удар может вышибить из памяти даже собственное имя…
—Ну нет! — засмеялся Хенк. — Свое имя я помню. Оно не очень-то сложное, не такое, например, как у Цветочников, но мне нравится.— И подмигнул бармену: — Хенк!
— Люке! — ответил бармен.— Зови меня Люке. Это не имя, но мне так нравится.
— А я Ханс,— представился перегонщик.— По-настоящему Ханс. Без всяких этих оберонских штучек.
Хенк кивнул. Хенк был растроган. Он подумал: ≪Шу повезло. Шу получит шляпу…≫
3.
Хенк долго не мог уснуть.
Сперва ему помешал диспетчер.
— Хенк,— попросил он по внутреннему Инфору,— нам надо передвинуть твою ≪Лайман альфу≫, она мешает почтовикам.
— Проще простого,— ответил Хенк,— Свяжитесь с Шу, она все сделает.
— Шу? — удивился диспетчер.— Она человек? Ты не зарегистрировал спутника?..
— Шу — бортовой компьютер,— терпеливо объяснил Хенк.— Но для меня она больше, чем человек. Долгое время она была для меня всем человечеством…
Хенк долго не мог уснуть.
В детстве его мучило мерцание звезд. Однажды он видел болид. В юности он открыл комету. Ее хвост .растянулся на полнеба, он был просто светлый, но в ночных снах всегда виделся ему цветным. Хенка с детства удручала необходимость прятаться под покров атмосферы. Он широко открывал глаза, будто это могло помочь ему проникнуть в даль, скрывающую мириады галактик. Он любил думать, что его дом не ограничен пределами Солнечной системы. В принципе это было так — окончив школу Поисковиков, он выходил во Внутреннюю зону. Но никогда дальше. Дальше ходил только его брат Роули, звездный разведчик.
По материалам Роули Хенк написал книгу. Книга, посвященная нетипичной зоне, сразу привлекла внимание специалистов. Бывшего пилота, а теперь космоисторика и космопалеофитолога Хенка пригласили в редакцию Всеобщей энциклопедии. Десять лет, проведенных в редакции, составили Хенку имя. Лучший знаток первичников… Что ж, разумная, но таинственная, замкнутая только на себя жизнь заполнила даже сны Хенка. Иногда он видел сны, в которых не мог признаться и близким друзьям, только Роули… Зато из семи специалистов, выразивших согласие взять на себя дальний поиск, предпочтение было отдано именно ему, Хенку. Крупный специалист, пилот с опытом —кому, как не ему, идти в нетипичную зону?.. Хенк подозревал, что какую-то роль в решении сыграла гибель его брата Роули, но это второе дело… Подразумевалось, что наблюдения Хенка внесут ясность в один из самых сложных отделов Всеобщей энциклопедии, не только дополнят, но и перестроят этот отдел, все еще вносящий сумятицу в строго расчисленное здание звездной истории.
Параллельно с занятиями Хенк читал в Высшей школе курс космической палеофитологии. Этот курс определялся названием ≪Века и растения≫, но студенты из встреч с Хенком выносили не просто понятие об эволюции растительных и квазирастительных земных и звездных форм,— Хенк не уставал указывать на расхождения, оказавшиеся роковыми для иных, теперь уже не существующих цивилизаций, на те опасные ситуации, в которых разум, взрываясь, начинает строить вторую природу в отрыве от своих естественные, предопределенных происхождением корней. Хенк любил приводить слова брата: ≪Прежде чем вмешиваться в природу — пойми ее!≫
У Хенка было место, где он всегда чувствовал себя особенно хорошо. Свайный домик стоял на берегу крошечного лесного озера, за озером, как рыжие облака, пылали осенние лиственницы, не закрывая собой далекого Енисея. Еще дальне поднимались горы, даже в самые жаркие дни вызывающе поблескивающие ледяными вершинами… Хенк водил студентов по саду, обращал их внимание на тот или иной куст, на тот или иной иногда слабый, но всегда ощутимый аромат; он, Хенк, разбил на Енисее самый северный сад роз, в котором белые шары древних, как история, Блан Дубль де Кубер и благородные Галлики росли прямо на земляных грядках, а желтые и светлые дамасские розы, пережившие Римскую империю и последующие двадцать пять веков, оставались столь же упругими и свежими, как во времена Цезаря… Хенк гордился зеленоватыми чайными, аромат которых и впрямь напоминал крепкий чайный букет, карамзиновыми Дюк де Монпасье, огненно-алыми Амулетами. Он любил свои редкие бархатистые, с розовым ободком, Кримсон Глори, бледно-желтые Луны и высокие бутоны Мистрис Арон Уор, всегда влажные, в капельках светлой росы,—не верилось, что это розы, не звезды, и Хенк всегда поднимал глаза горе, ему нравилось, что цветы и звезды так схожи.
Иногда он водил гостей к низкому пластиковому забору, отделявшему его сад от территории северной птицефермы. Но здесь, у грядок, над которыми золотились древние Мадам Жюль Граверо, желтели буйные Маман Коше и лучились сквозь плотную кожистую листву блестящие, словно бы покрытые восковым налетом, алые пернецианские,—прогулки, как правило, заканчивались. Всамый глухой уголок сада Хенк предпочитал приходить один.
Под пластиковым забором, привитая на простой шиповник, белела самая обычная на вид парковая роза. Но она была единственной, над которой Хенк работал почти пятнадцать лет. Он не резал и не формировал ее куст, он просто помогал розе развиваться и разве лишь осенью снимал с веток листья, чтобы не привлекать к кусту внимания прожорливых северных мышей. Он берег розу не от холодов, он берег ее от жесткого северного солнца. Отзываясь на раннее весеннее тепло, верхняя часть куста, привитого к шиповнику, торопливо шла в рост, тогда как корневая система еще спала,— Хенк укрывал розу от солнца. Со всем остальным куст справлялся сам.
Хенк хотел, чтобы эта роза всегда оставалась живой, чистой и ярко-белой. Ни разу за пятнадцать лет он не увидел на ее цветах ни крапинки, ни ободка, роза была, как свежий снег, Хенк с удовольствием выкашивал вокруг траву, даря розе покой. Он сидел вечерами рядом с розой, а когда, случалось, шел дождь, когда слезились темные окна, капли тяжко били в рамы парников, а листва карликовых берез обвисала страшно и сыро, он, Хенк, без плаща мчался в сад — не повредил ли ливень его белую, как снег, красавицу?..
Нет, роза не была безымянной, Хенк давно дал ей имя.
Роули!
Он назвал розу именем своего брата, звездного разведчика Роули, погибшего в районе катастрофического взрыва 5С 16 —космического объекта, долго вызывавшего недоумение астрофизиков… Хенк не уставал верить, что рано или поздно слухи о смерти Роули будут опровергнуты, как это, пусть редко, но все же случалось. Он не уставал верить, что пока его роза остается белой, как снег, звездный разведчик Роули жив, звездный разведчик Роули помнит о нем — о Хенке.
4.
Он долго не мог уснуть.
Туп, как протозид… Темен, как протозид… Жесток, как протозид…
Он вспомнил брезгливость на лице бармена Люке, вспомнил мгновенно похолодевший взгляд Ханса… Туп, темен, жесток… Так могли говорить Арианцы, Цветочники, так мог говорить океан Бюрге; почему так говорили земляне? Разве он, Хенк, не разрушит это слишком несправедливое представление?
Он протянул руку, нащупал на полке коробку с кристаллами памяти. В комнате было темно, но сейчас он не нуждался в свете. Крошечный проектор включился сам от тепла ладони. ≪Маршрут≫, ≪Маяки≫, ≪Точки отсчета≫, ≪Физика нетипичной зоны≫… Счетчик стрекотал, как кузнечик,— Хенк искал кристалл ≪Протозиды≫. Он помнил: он сам бросил этот кристалл в коробку. Но кристалла в коробке не было!
Включив внешний Инфор, Хенк попросил связь с Шу и обрадовался, услышав код вызова.
—Как у, тебя? —спросил он, не скрывая радости.
—Нормально,— ответила Шу своим непостижимым голосом.— Рассчитываю будущий курс.
—Но этим занят Расчетчик Преобразователя!
—Я, конечно, не знала…— Он понял, что Шу обиделась.
—Не надо,— попросил он.— Я вовсе не хочу ссоры.
Тогда Шу спросила:
—Как у тебя?
Хенк вздохнул. Перед ним все еще стояли лица Люке и Ханса…
—Шу,— спросил он,— почему они так не любят протозид?
—Протозиды вне сообщества, Хенк.
—Истребители звезд…— протянул Хенк.— Ты об этом?
—Не только. Они — древние, они — очень древние, Хенк. Как человек относится к тем, кто его старше, к мокрицам, змеям, членистоногим?.. Протозиды еще древнее, Хенк. Они очень древние!
Он кивнул. Он хотел бы уснуть, но понимал, что все равно не уснет. Он обрадовался, когда Шу спросила:
—Ты хотел спросить только это?
—Нет,— сказал Хенк. И пояснил: он забыл на борту кристалл ≪Протозиды≫.
—Ты его не забыл, Хенк…
—Как? Я мог его потерять? Это невероятно!
—Ты не потерял его, Хенк.
—Но где же этот кристалл?
—Я сама изъяла его из твоей коробки.
Хенк помолчал. Он верил Шу, но не всегда понимал ее решения.
—Зачем ты это сделала?
—Запись ≪Протозиды≫ подлежит просмотру лишь на Земле.
— С чего ты это взяла?!
Шу не ответила. Он не стал переспрашивать, он знал: Шу никогда не совершает ошибок.
—Я все объясню на борту ≪Лайман альфы≫, Хенк.
Еще минуту он смотрел на отключившийся экран. Он был удивлен, он был сбит с толку, ко всему этому примешивалась неясная, но вполне ощутимая тревога…
5.
Разбудил его стук в дверь.
Он не сразу понял — почему молчит Шу, кто может стучать на борту ≪Лайман альфы≫? Лишь включив свет, вспомнил: это станция Симма, он гость станции Симма. Не поднимаясь, ткнул в переключатель внутреннего Инфора, увидел на экране незнакомые лица.
≪Они просят разрешения войти≫,—просигналил Инфор.
—Кто они? — Хенку не хотелось вставать.
≪Они все объяснят сами≫.
—Им придется ждать, я еще не принял душ.
—У нас мало времени,— сказал один из тех, кого Хенк видел на экране.
—Разве мои вопросы транслируются?
—Ты забыл отключить внешний Инфор.
—Извините, — сказал Хенк.— Входите и располагайтесь. Я вас не задержу.
Они вошли в комнату и остановились у окна, будто их интересовал не Хенк, а ржавый пейзаж утренней Симмы. Хенк запоздало предложил:
— Садитесь.— И вышел к ним, как был, в халате.
— Извини,— сказал один из вошедших. Его пронзительные голубые глаза уставились прямо на Хенка. Слишком широко поставленные, они не могли не портить его широкое, мужественное лицо, тем не менее, он вызывал больше симпатии, чем его спутник — печальный красавчик, чуть тускловатый на вид, ни на секунду не оторвавшийся от окна. На легких голубых куртках своих ранних визитеров Хенк сразу увидел белый круг с молнией и звездой — официальный знак звездного Патруля.
— Итак?..
Хенк сел, и кресло под ним скрипнуло уверенно и солидно.
Гости не сели.
—Приятель,— сказал голубоглазый,— мы хотим, чтобы ты нам помог.
Хенк пожал плечами.
—Инспектор звездного Патруля Петр Челышев,— голубоглазый протянул Хенку жетон.
Хенк не потянулся за жетоном. Он знал, пальцы его просто пройдут сквозь листок фольги, как сквозь пустоту. Такой жетон является индивидуальным,он материален только в руках владельца. Хенк видел круг, молнию, звезду, это его удовлетворило.
—База Водолея? — спросил Хенк.
Петр Челышев кивнул.
—Хархад,—представился печальный красавчик,не отводя глаз от окна. Ударение в имени он сделал на первом слове.
—Хенк… Просто Хенк…— Он не знал, что к этому добавить.—Я очень давно не видел землян.
—Сколько лет ты отсутствовал?
—По среднекосмическому — около четырехсот… Триста семьдесят, так точнее…— Отрешенность Хархада, не отрывающегося от окна, раздражала Хенка: — Что вы там видите?
—Почтовая ракета…—Хархад обеспокоено повернулся к Уелышебу: —Это ничего не меняет, Петр?
—Как? Она пришла вовремя?!
Теперь они смотрели в окно все трое. На центральной полосе космодрома перед толпой суетящихся роботов медленно, бесшумно, как изображение на сырой фотобумаге, проявился темный корпус приземистой тахионной ракеты. Она напоминала корабль Хенка, но была короче и не несла над собой броневого рога, в каком размещались мозг Шу и Преобразователь.
— Что там делают роботы? — спросил Хенк.
—Готовятся к выгрузке почты.
—Не похоже. У них в руках духовые трубы.
—Оркестр! — фыркнул Челышев. — Почтовая ракета, Хенк, как правило, запаздывает, но эта пришла вовремя. Совершенно небывалое дело!
—Она с Земли? — удивился Хенк.
—Нет. С базы Цветочников. Мы держим почтовую связь с Землей через Цветочников. Обходится дороже, чем хотелось бы, но значительно надежнее прямых передач. К сожалению, у Цветочников, как и у Арианцев,— Челышев покосился на Хархада, — свое чувство времени, сутки-двое для них не опоздание…— Челышев наклонился к экрану Инфора: — Это сегодняшняя?
Ответил диспетчер:
—Не могу тебя обрадовать, Петр.
—Но сейчас семь ноль-ноль!
—Это вчерашняя ракета, Петр.
Челышев отключил Инфор, повернулся к Хенку, и они рассмеялись. Рассмеялся и Хархад, чем сразу расположил к себе Хенка.
—Чем я могу помочь?
—Выведешь ≪Лайман альфу≫ на рассчитанную нами орбиту. Расстояние не более сорока световых лет, для твоего корабля это разминка.— Челышев остро глянул на Хенка.—Сможешь?
—Не хотел загружать Шу, но.. если дело важное…
—Шу? —перебил Челышев.—Кто это?
—Мой бортовой компьютер. Я зову его этим именем… Моя цель?
— Обязательно хочешь знать?
—Это что, тайна?
Челышев и Хархад переглянулись.
—Боюсь, Хенк, наша цель тебе не понравится,— медленно сказал Челышев.— Ты слишком долго отсутствовал и не знаешь положения, создавшегося в Крайнем секторе… То, что я тебе передаю как просьбу, на самом деле — приказ.
Приказы звездного Патруля не обсуждаются. Это Хенк знал. За спиной звездного Патруля стоит, как правило, целая цивилизация, если не две и не три. Но Хенк не любил слепых приказов, он переспросил:
—Цель?
—Одиночный протозид, Хенк, — медленно ответил Петр Челышев .— Всего лишь одиночный протозид.
—Вы хотите войти с ним в контакт?
—Нет, Хенк. Кому, как не тебе, знать: протозиды неконтактны. — Челышев неожиданно улыбнулся: — Мы не собираемся входить в контакт с протозидом. Мы собираемся его уничтожить. Мы — Охотники.
6.
Хенк знал об Охотниках. Весьма высококвалифицированные специалисты. Их готовили в специальной закрытой школе… Он, Хенк, ни разу не встречался с Охотниками, но много слышал о них. Слышал, например, об Охотниках с системы Гинапс. Они потеряли треть сотрудников, но сумели предотвратить столкновение двух воинственных подрас Гинапса, найдя приемлемые для них условия переговоров.
Чем же мог помешать землянам одиночный гравитационный организм, равнодушно дрейфующий в разреженном пространстве нетипичной зоны? Хенк не мог не верить Петру Челышеву и его коллеге. Оба являлись сотрудниками звездного Патруля и, конечно, получили приказ с Земли. Каждый такой приказ, как правило, обсуждается всеми заинтересованными звездными расами, и если дело доходит до его исполнения, он наверняка обсужден и исследован стопроцентно, а значит, должен быть выполнен. Он, Хенк, обязан верить Охотникам, но все в нем протестовало. Истребители звезд?.. Возможно… Но сейчас в районе квазара Шансон дрейфовал лишь одиночный организм. Нанеси они вред протозиду, это сразу станет известно всей их многочисленной расе, ибо каждый одиночный протозид часть единого коллективного организма…
Хенк механически следовал за Охотниками. Он не видел смысла в предстоящей Охоте, но должен был выполнять приказ. Он — землянин!
Огромный корпус ≪Лайман альфы≫ столбом возвышался над космодромом; щелкнули замки, шипя выдвинулся дежурный пандус.
—Привет, Шу ! — сказал Хенк, проверяя шлюзы.— Как у тебя?
—Работаю над расчетом.
Охотники невольно задрали головы: голос Шу шел сверху.
—Переключись на бортовую аппаратуру,— хмуро приказал Хенк.— Через двадцать минут стартуем.
—Курс —Земля? —голос Шу изменился.— Ты получил разрешение?
—Нет…—сказал Хенк.—Нет…— И прежде чем бросить карту курса в щель Расчетчика, взглянул на Челышева.
Челышев медленно покачал головой:
— Ничего не могу сделать, Хенк. Мы прибыли на Симму за сутки до твоего появления. Приказ есть приказ, нас не всегда знакомят с подробностями. Мы ожидали новостей с сегодняшней почтовой ракетой, но ты видел — она еще не пришла… Ничего не могу утверждать определенно, однако в нашем секторе что-то случилось. Мы не знаем, в чем вина этого одиночного протозида, лично мне нет до него дела. Но у нас есть приказ —уничтожить его. Другими словами: Межзвездное сообщество посчитало присутствие этого протозида в нашем секторе потенциально опасным. Может быть, крайне опасным. Возможно, к нашему возвращению на Симму придут необходимые пояснения. Но они могут и не придти, Хенк. Мы всего лишь исполнители.
Хенк усмехнулся. Он сидел у дальномера. ≪Лайман альфа≫ стартовала, ослепив космодром Симмы мгновенной, тут же рассеявшейся вспышкой. Они шли в открытом пространстве, и на правом экране, почти не сдерживаемое светофильтрами, яростно разметалось пламя квазара Шансон…
Прошло семь минут, и гравилокаторы засекли протозида. Еще через десять минут Хенк увидел его на экране — крошечная запятая, действительно крошечная, чуть побольше его корабля, но с массой, приближающейся к массе нормальной планеты. ≪Лайман альфа≫ вполне могла совершить посадку на тело протозида. Крошечная запятая, такая невинная на фоне редких звезд…
Хенк знал: протозид их видит. Это означало, что корабль Хенка видят сейчас все протозиды, все до одного, где бы они ни находились. Разве руки Хенка не знали бы об опасности, попади в капкан его ноги?
—Один протозид не опасен,— сказал Хенк. И уточнил: — Ни для кого не опасен. Мы совершаем ошибку… Кто дал нам право отнимать жизнь у другого, не родственного нам существа?
—Межзвездное сообщество,— сухо ответил Челышев.— Оно существует не первый год, и я никогда не слышал о его ошибках.
Тяжелое молчание залило штурманскую обсерваторию ≪Лайман альфы≫.
Случайные звезды, входя в поле обзора, слепили глаза,— Хенк тут же стирал их разрядчиком. Теперь уже на всех экранах отчетливо определилась массивная запятая протозида. Протозид плыл в пространстве, одинокий, как Космос. С невольной завистью Хенк ощутил, как жгут эту темную запятую бешеные лучи квазара, как мощно всасывает в себя каждую случайную пылинку этот разумный, но замкнутый на себе организм. Кто они — протозиды? Чего они хотят? Что манит их к звездам? Почему он, Хенк, землянин, не может думать о них, как о чужих?.. У Хенка закружилась голова, колющая боль ударила под лопатку. Он пытался вспомнить, он почти вспомнил. Что?.. Он чуть не вскрикнул — боль, острая, режущая боль заставила его вжаться в кресло.
Ладно… Он вспомнит…
Хенк искал выход. Хенк не хотел беды протозиду. Он верил, что и протозид никому не хочет беды. То, что он идет к квазару Шансон, не означает угрозы… Хенк не хотел, чтобы этот протозид был убит, он искал возможность передать свою мысль протозиду.
—Пристегнитесь,— приказал он Челышеву и Хархаду, пересаживаясь в кресло дистанционного Преобразователя. И постучал пальцем по микрофону.
— Я готова,— не сразу, но откликнулась Шу. Казалось, она чувствовала состояние Хенка. Или ее смущали гости? Это были первые гости на борту ≪Лайман альфы≫… Хенк старался не думать об этом. Он тронул ногой педаль дальномера, и протозид сразу приблизился, занял собой почти весь экран.
—Три градуса… Четыре градуса… Пять градусов…— размеренно отсчитывала Шу.
Хенк развел сферу охвата, и силуэт протозида полностью вошел в круг, вычерченный локаторами Преобразователя. Координатная сеть туго оплела массивную запятую — осталось нажать на рычаг разрядника.
Хенк медлил.
Была надежда: протозид поймет, протозид сместит себя в иное пространство. Он это мог… Но протозид оставался немым и ко всему равнодушным. Он видел ≪Лайман альфу≫, но не испытывал к ней никакого интереса.
—Почему ты тянешь? — не выдержал Петр Челышев.— Почему генераторы не переключены на гравитационную пушку?
—На борту ≪Лайман альфы≫ нет пушек…
—Вообще? — удивился Челышев.
Хенк усмехнулся. Он вовремя вспомнил древнее слово. Он произнес его вслух:
—Я не пират. Мне не нужны пушки.
—Как же ты собираешься воздействовать?..
—Для хода на досветовых скоростях ≪Лайман альфа≫ оборудована противометеорной защитой.
—Ты говоришь не очень уверенно…
— Мне не по душе ваш приказ.
—Приказ Земли! — упрямо поправил Челышев.
—Пусть так, но мне он не по душе.
Хенк солгал Челышеву и Хархаду.
На борту ≪Лайман альфы≫ не было гравитационных пушек, но не было на ее борту и противометеорной защиты. На ≪Лайман альфе≫ стоял Преобразователь. Не стандартная машина Конечных станций, умеющая Арианца или обитателя Гинапса одеть в квазичеловеческую плоть, а мощный прибор, рассчитанный на любую форму. Хенк радовался, что не успел зарегистрировать Преобразователь. Сейчас это было ему на руку. Он нашел выход.
—Пора! — требовал Челышев.
И Хенк понял — пора, и нажал на рычаг разрядника.
Они не отрывали глаз от экрана.
Но ничего не произошло.
Протозид, темный и равнодушный висел в тугой координатной сети и, казалось, так ничего и не почувствовал. Но так лишь казалось. Хенк знал, что пусть на долю секунды, на крошечную, ничтожную долю секунды, но даже этот ничего не чувствующий организм содрогнулся от боли и ужаса разрушения, и эти боль и ужас разрушения (≪преобразования≫ — поправил себя Хенк) на ту же долю секунды испытал каждый другой протозид, как бы далеко он от них ни находился.
≪Они знают, что это сделал я≫,—ужаснулся Хенк.
Протозид исчез.
На его месте, разматываясь, как смерч, вверх и вниз от ≪Лайман альфы≫ расплывалась гигантская пылевая туча, черный шлейф, перекрывший мерцание редких звезд, траурный свиток, развернутый его, Хенка, руками.
—Дельная работа! — одобрил Челышев,— Протозид развалился на атомы.
—Что дальше? — сухо спросил Хенк.
—Дальше — Симма,— с облегчением вздохнул Челышев.— У тебя есть еще двое суток, Хенк. Посети Аквариум, посмотри оффиухца, заходи к нам. В наших комнатах все, как на Земле. Когда работа закончена, нам ничто не должно напоминать о ней.
—Я бы тоже не хотел о ней помнить…
—Ну, ну, Хенк. Мы делаем общее и нужное дело. Погоди, ты еще сам захочешь пожать нам руки.
Хенк не ответил.
Он выключил экраны и передал управление Шу. Уже час он не слышал от нее ни слова. Шу, конечно, могла сердиться, но только она сейчас понимала — он обвел Охотников вокруг пальца. Они не догадывались о Преобразователе, они считали, что протозид разнесен на атомы. Это и было так, только каждый атом пылевой тучи, в которую превратился протозид, и сейчас был строго ориентирован. Со стороны протозид выглядел мертвой, нейтральной тучей, бессмысленным облаком, застлавшим собой звезды, но это было не так, это было живое облако. Медлительное и бесформенное, оно продолжало осознавать себя протозидом, и Хенк верил, что рано или поздно сумеет вернуть его в первородный вид.
Настроение Хенка медленно улучшалось.
Он выполнил приказ Земли, он был землянин. Но он не уничтожил протозида, ибо чтил Свод, созданный для всех рас.
7.
≪Все! —сказал себе Хенк, подставляя плечи под тугие струи воды.— Больше я никому не открою, больше я никуда и ни с кем не пойду!..— Инфор он предусмотрительно выключил.— Я слишком давно покинул Землю, чтобы сразу реагировать на ее приказы. Протозид распылен — это ошибка. О случившемся должны знать все≫.
Он вспомнил Роули. Полунасмешливо, но допуская в душе такую возможность, Роули строил планы всекосмической связи. По доброму согласию и доброй воле протозиды рассредотачивались по всем секторам Вселенной, тогда связь Северного полюса Вселенной с Южным превращалась в самый обычный разговор, какой могут вести два рядом сидящих человека. Ты задаешь свой вопрос протозиду, дрейфующему в районе Конечной станции, и в тот же момент вопрос этот становится известен протозиду, заброшенному в созвездие Геркулеса. ≪Незачем гонять из конца в конец почтовые ракеты, забрасывать пространство радиобуями, платить Цветочникам только за то, что разведчику Роули вдруг захотелось поговорить с братом,— смеялся Роули.— Найди способ общения с протозидами, и Вселенский Разум получит еще одну возможность дальнейшего развития…≫
—Шу,— потребовал Хенк, включив внешний Инфор.—Мне необходимы записи, объединенные в кристалле ≪Протозиды≫.
—Запись ≪Протозиды≫ подлежит просмотру лишь на Земле.
Ответ Шу прозвучал категорично, в высшей степени категорично. Хенк не стал спорить. Ладно. Пусть так… Впереди только сутки… Не отключая связи, он молча мерил шагами свою комнату; экран Инфора мутно светился, по нему пробегали светлые и темные полосы, бесконечно таяли, вновь возникая, смутные вспышки,— собственно, это и было лицо Шу…
— Сегодня в Аквариуме оберон с Оффиуха.— Шу ничего никогда не забывала.
— Советуешь сходить?
Хенк вздохнул. Он часто ощущал некую зависимость от своего собственного компьютера. Иногда это его раздражало. Но стоило ему проанализировать свои чувства, вывод всегда был один: он, Хенк, вовсе не противился этой зависимости.
8.
В Аквариуме Хенк занял отдельную ложу — ему не хотелось никому мешать. Но почти сразу в соседней ложе, отделенной от него практически прозрачной перегородкой, появилась целая семья — две женщины, трое мужчин и два юных отпрыска с длинными желтоватыми, как спелые тыквы,, лицами. По унылым взглядам и слишком уж гармоничным очертаниям Хенк сразу признал Арианцев. Потомки одной из самых агрессивных в прошлом рас, те никогда не скрывали своего отвращения к Преобразователю — подарку Цветочников.
Никого больше Хенк не видел. Это обрадовало его. Уже спокойнее он подумал про завтра. Завтра он стартует к Земле, на Земле можно поднять шум — рассеянному в пыль протозиду вернут его облик.
Он вновь, в который уже раз, поймал себя на том, что думает о протозиде, как о близком для себя существе. Между тем, как бы ни были взаимно дружелюбны те или иные цивилизации, представители их далеко не всегда могли разорвать завесу невольного отчуждения. Элемент чуждого, иного незримо витал над людьми и квази-людьми.
Ладно… Хенк мысленно представил примерную карту курса. До 5С 16 он дойдет на тахионной тяге — на самую большую часть пути падает самое малое время; он увидел перед собой чудовищно длинную цепочку звезд, свернувшуюся, как легендарный змей,— созвездие Гидры. Это уже Внутренняя зона, но именно там, на одной из планет звезды Альфард, ему придется потерять почти три земных месяца — карантин, первичная обработка материалов…
Яркий свет вспыхнул в центре Аквариума.
Этот свет вздувался, рос над темным полом Аквариума, как гигантский пузырь; это и был пузырь — силового поля. Минуты через две он занял все пространство Аквариума, и алые, без перепадов, тона медленно перешли в оранжевые.
Желтый, белый, наконец ослепительно голубой — в сознании Хенка зазвучал цветовой звездный гимн Рессела-Кнута, давно вошедший в опознавательную окраску кораблей Межзвездного сообщества.
И этот свет становился все нежней, он расслаивался, в нем, не смешиваясь, проплыли фиолетовые оттенки, зеленые мерные вспышки — бесконечный, как мир, рассвет над океаном Бюрга, а может быть, над неведомой Хенку планетой оффиухца…
Хенк невольно привстал, от восторга ему хотелось зависнуть в воздухе, прямо над креслом, но он тут же одернул себя: Арианцы явно обращали на него внимание. Похоже, он им не понравился, как не понравился бы перегонщику Хансу оквазичеловеченный протозид, появись он неожиданно в баре…
А в силовом пузыре, заполненном нежным светом, уже металась смутная тень, которая не могла быть только тенью; это, несомненно, было живое существо, и, мельком обернувшись, Хенк увидел, что просветлели даже лица Арианцев.
Тень, скользившая в глубине аквариума, напомнила, могла напомнить Арианцам что-то свое, пусть временно, но утерянное при переходе в квази-человеческое тело.
Хенк замер.
На мгновение, как Арианцев, его захватила острая, пронзительная тоска. Он опять был грандиозным облаком, звездный ветер гнал его бесформенное тело в сторону от квазара Шансон, к Стене, во мрак, во тьму — в ничто, звездный ветер рвал из него миллионы атомов, но он, счастливое пылевое облако Хенк, тут же восполнял потерю за счет инертной межзвездной пыли…
Оффиухец распался на широкий линейный спектр. Это не был просто спектр. Хенк не один час провел над камерой спектрографа, видел линии спектров в самых разнообразных сочетаниях, но сейчас перед ним мерцал, ширился живой спектр, сейчас он видел перед собой живое.
Хенк восхищался оффиухцем. Он никогда не бывал на планете оффиухца, плохо представлял, где она и какая, но знал, верил — она не из худших, как вообще не бывает в Космосе худших или лучших планет.
Хенк был втянут в игру оффиухца, он обо всем забыл, он завис над креслом, как сделал бы это в долгой и интересной беседе с Шу.
Испуганное восклицание заставило его очнуться.
Арианцы!
Хенк сразу опустился в кресло. Он и завис-то над ним на какую-то секунду, но завис, забылся, и Арианцы ошеломленно смотрели уже не на оффиухца, а на него — Хенка.
Испугались!
Хенк молча проводил взглядом торопливо удаляющуюся семейку.
Испугались… Чего они испугались?
Сам он злился — на себя самого.
Он дикарь. Он по уши набит звездными привычками. На взгляд со стороны эти привычки, наверное, не так уж невинны.
Он встал. Из игры он вышел. Оффиухец его уже не интересовал. Хенк хотел одного — на Землю!
9.
И вторая ночь на Симме оказалась для Хенка не легкой. Но все же он поспал и утром в диспетчерскую явился отдохнувшим. ≪Челышеву легче, — думал он. — Челышев силен уверенностью. Каждый его шаг — это шаг Земли. Таким, как Челышев, я могу быть наедине с Шу или… на Земле! Там, где своими поступками я управляю сам…≫
Диспетчер ни на секунду не оторвал глаз от экрана, на котором стремительно сменяли друг друга нескончаемые ряды цифр, но Челышев увидев Хенка, сразу поднял голову. В его голубых глазах читалось откровенное недоумение.
— Я пришел за картой,— сообщил Хенк.
Диспетчер незамедлительно прошелся пальцами по пульту. Дверь диспетчерской распахнулась, через порог тяжело шагнул коренастый робот, выполненный в типичной для Симмы квази-человеческой манере. Мощные плечи робота увенчивала сферическая антенна, что еще более очеловечивало его. ≪Универсал,— оценил робота Хенк.— Таких можно использовать в любом качестве — от мусорщика до личного секретаря…≫
Забыв о Хенке, забыв о роботе, диспетчер и Челышев вновь, как зачарованные, уставились в ряд цифр, несущиеся по экрану Расчетчика. Они стремительно сменяли друг друга, теряли знаки, взаимно уничтожались, являлись опять — бесконечная бессмысленная пляска, неожиданно закончившаяся нулем.
Просто нулем!
Хенк невольно удивился: как мог оказаться равным нулю столь громоздкий ряд цифр?
Он сказал это вслух.
—Нас это тоже интересует,— раздраженно ответил диспетчер.—Однажды я слышал о чем-то подобном, но никогда не думал, что столкнусь с таким сам… Повторить, Петр?
—Сколько можно! — Челышев хмуро отвернулся от экрана. Теперь он старался не смотреть на Хенка, упорно отводил от него глаза.— Впрочем… Повтори!
—Это имеет отношение к моей карте курса? — нетерпеливо спросил Хенк. И предупредил: — Чем быстрее я уйду с Симмы, тем приятнее останутся мои воспоминания о ней.
—Имеет! — жестко отрезал Челышев.
Цифры неслись по экрану, как цветные мелкие гребешки по бесконечной поверхности океана Бюрге. ≪Челышева можно понять,— подумал Хенк.— Понятно и раздражение диспетчера. Я ухожу, они остаются на Симме…≫ На секунду ему стало холодно: через час между ним и встретившимися на его пути людьми лягут миллиарды световых лет. Такие цифры не оставляют надежд на новую встречу. Стартовать к Земле для Симмы —как умереть. И наоборот: через какой-то час Челышев перестанет существовать для Хенка… Он медленно потер лоб, отгоняя эти мысли. ≪Надо успеть забежать в бар, ведь Ллоке обещал шляпу…≫
—Ну? — нетерпеливо переспросил он.— Что там?..
Хенк смотрел на взбесившиеся цифры, но Челышев понял его по-своему:
—Ты о почте?
—Пусть будет почта. Она опять опоздала?
Челышев настороженно приподнял светлые брови:
—Тебя, конечно, интересует тот протозид?
—Надо говорить: одиночный…— вызывающе поправил Челышева Хенк.
—Не так уж он одинок, как ты думаешь.
—Да?
Челышев усмехнулся. В его усмешке не было ничего угрожающего, но Хенку сразу стало не по себе. Впрочем, должное Челышеву он отдал— Петр Челышев умел быть кратким. Протозид, которого они приняли за одиночного, был лишь одним из многих и многих, движущихся к квазару Шансон. По сообщениям Арианцев, именно так начинались вторжения протозид к звездам, избранным ими для уничтожения! Из сонных, ничем не интересующихся существ протозиды на глазах превращались в мифических истребителей.
—Эти данные подтверждены?
—Разумеется.
—Что же они означают? —Хенк все еще не хотел понимать.
—Далеко не то, чего хотелось бы тебе, Хенк.
Челышев замолчал. Он не смотрел на Хенка и не хотел помочь ему. Он хотел, чтобы Хенк догадался сам.
Хенк догадался.
Даже одиночный протозид имел массу, вполне сравнимую с массой трёх таких планет, как Симма; масса многих и многих протозид соответствовала массам целых галактик. Подойди хотя бы часть протозид к квазару Шансон, это немедленно вызвало бы чудовищный взрыв, в огне которого мог утонуть весь Крайний сектор. Цветочники, Арианцы, океан Бюрге — они уже сейчас должны были думать о спасении. Древние мифы обитателей нетипичной зоны, круто замешанные на ненависти к протозидам, мгновенно предстали перед Хенком в совершенно ином свете.
—Но и это не все, Хенк,— медленно добавил Челышев.— Протозиды обитают не только в нашем секторе…
≪…и мгновенная связь для них не проблема!— мысленно закончил фразу Челышева.— Никто не может сказать: только ли квазар Шансон предназначен протозидами к уничтожению? Они могут взорвать пять, десять, сто подобных квазаров, они могут выжечь невероятные пространства, это сразу лишит Межзвездное сообщество многих и многих разумных миров!≫
Хенк понял и ужаснулся.
Ужаснулся не тому, что сразу пусть пока всего лишь мысленно, принес в жертву будущему и Арианцев, и Цветочников, и океан Бюрге; он ужаснулся собственной мелочности — обида на Шу… спор с Челышевым… непонимание приказов Земли… Он, Хенк, не хотел катастроф, ему хотелось помочь Челышеву.
—Если опасность понята правильно,— медленно сказал он,— можно искать контрмеры.
—Мы ищем…
—И это, конечно, уничтожение протозид?! — беспомощность Хенка сменилась внезапной яростью.
—Если мы допустим протозид к квазару, нам некого и нечего будет спасать. Несколько биосуток —вот все отпущенное нам время. За эти несколько суток мы должны лишить протозид критической массы… Такая жертва оправдана. Диспетчер, казалось, не слушавший Челышева, согласно кивнул.
—И мы будем уничтожать протозид поодиночке? Вызовем сюда тахионный флот Цветочников и Арианцев, ударим по протозидам из гравитационных пушек? Будем отсекать и уничтожать жизненно необходимые органы единого коллективного организма? И найдем силу в течение последующих миллионов лет благополучно существовать рядом с нами же искалеченной расой? Не слишком ли велика жертва, Петр?
—Почему ты так горячишься? — раздраженно прервал Хенка диспетчер.— Ты видишь иной выход? Более гуманный? Более эффективный?
—Пока нет, — Хенк покачал головой.— Но такой выход должен быть. И мы обязаны его искать. Протозиды — другие, но они разумны. Как разумная раса, они равны любой другой. Так записано в Своде. Это наша вина, что мы до сих пор не нашли пути к их сознанию!
—А они? —взорвался Челышев.—Они искали такой путь? Искали контакта хотя бы со своими соседями? Вся их история — история гибнущих в огне мироэ- Земляне, Цветочники, Арианцы, океан Бюрге —мы все пытались войти в контакт с протозидами. Мы поставляли им межзвездную пыль, посылали звездных разведчиков… Ты сам, Хенк, явился из района, занятого протозидами, но что ты можешь сказать о них? Чем ты можешь помочь тем же Арианцам? И почему протозиды должны быть нам ближе, чем подставленные ими под удар Арианцы?
—Вы можете связать меня с Землей?
— Конечно, Хенк. Но мы не видим в этом смысла.
—Могу узнать, почему?
Челышев молча кивнул на экран Расчетчика. Сумасшедшая пляска цифр погасла, на экране вновь четко вырисовывался нуль. Один-единственный нуль. Как одиночный протозид на фоне Стены. Нуль, и ничего больше.
—Что это означает?
Ответил Челышев:
—Это означает, Хенк, что переданные тобой данные не позволяют нам рассчитать твой последующий курс к Земле. Курс, рассчитанный по твоим данным, не может привести тебя ни к Земле, ни к какой-нибудь другой населенной планете, входящей в Межзвездное сообщество.
Хенк все еще не понимал.
Диспетчер, вздохнув, отключил Расчетчик. Широко расставив локти, он почти лег на стол и, снизу глядя на Хенка, сухо пояснил:
— Путь к Земле, Хенк, мы рассчитываем только для землян и для членов Межзвездного сообщества. Все остальные, как правило, проходят специальный контроль на границах Внутренней зоны.
—Только для землян? — возмутился Хенк.— Получается, что я не землянин?! Кто же я, по-вашему? Может, протозид?
— Вот для того мы и собрались, Хенк… Согласись, ответ, какой бы он ни был, важен не только для тебя. Мы, Хенк, тоже полны любопытства.
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ.
