Поиски «языка» шли неудачно, а нужен он был до зарезу. Фронт долго стоял на месте, вероятно, готовилось наступление, а в такой момент без «языка», считай, как без глаз и ушей. Соседи достали гестаповца, но что это за «язык»? Название одно, шибко не расколется, чует свой конец, да и много ли он знает— гестаповец? Нюхать да людям ребра ломать. Словом, паршивый «язык» попал, а надо доброго, знающего обстановку. Такие не валяются, их абы где-где не перехватишь.
Излазили весь фрицевский передний край, подходы там заминированы, затянуты спиралями Бруно, колючкой, на ней банки от консервов, чуть коснешься — она, холера, звенит, и уж тут непременно очередь, а то и прочее под висячие ракеты.
Все же пробрались к ним в тыл. Всего втроем: старшина Федотов, сержант Волынцев и рядовой Рябов, все здоровые, ловкие и бывалые — словом, разведчики. Бродили трое суток — не идет фортуна: научены фашисты русскими Иванами, не отбиваются друг от друга, даже до ветру по одному не ходят.
— Приказ у них, что ли, такой вышел? — покусывая травинку, сокрушался старшина.— За курами и то по дворам не шастают.
— Не осталось кур,— глядя перед собой, ответил жилистый сержант Волынцев,— вот и не шастают.
— Но почему фрицы держатся табунами? — вставил вопрос Рябов.
Старшина Федотов огромным кулачищем почесал небритый подбородок и неторопливо ответил как бы самому себе:
— Похоже, приказ. Чуют фашисты наше наступление, стараются сохранить в тайне расположение своих частей. Хитрят, шельмы.
— Точно,— кивнул Рябов. Ему казалось, что старшина Федотов всегда говорит то, что думает он, Рябов. И еще ему казалось, что голова старшины работает не хуже генеральской.
Разведчики решили перебраться к шоссе, днем транспорт двигался редко, противник скрывал коммуникации, переброска и снабжение войск проходили ночами.
Стоял июль, небо чистое, солнечное. Трава высокая, густая, лес от хвои и листьев кудрявый, пахнущий смолой и березовым настоем. Только каждый шаг в нем таил опасность: можно наступить на мину, наскочить на секретный пост, на засаду. Двигались цепочкой: впереди Волынцев шагал — точно барс. За ним Федотов и замыкающий — ловкий и быстрый Рябое.
Лес рассекало широкое и длинное поле. Дошли до него и залегли, так как от шоссе к лесу промчалась легковушка. Следовало понаблюдать за противоположной стороной — не штабы ли размещаются в той полосе, и покараулить «языка» возле узкой, накатанной дороги, что уходила от шоссе за поле. Скоро со стороны укрытых в том лесу землянок показались фрицы с овчарками. Держа на поводках несущихся вперед собак, они выбежали на поле, разделяющее лес, и устремились к разведчикам.
— Рассеивай махорку, и отходим,— проговорил старшина Федотов и, отпаивая, сыпнул справа налево горсть махры.— Собак коли ножом, снизу, на прыжке.
Все понимали, что значит в тылу врага вступать в бой и чем он кончится, но что делать. К счастью, не добежав до половины поля, собаководы повернули псов обратно. Старшина кулаком, в котором был зажат нож, утер пот со лба. Волынцев посмотрел на него и сказал:
— Пронесло. Куда двинемся?
— Будем ждать у этой дорожки, только отойдем дальше.
— А псарня? — спросил Рябов.
— Она штаб стережет; это была собачья прогулка, у фрицев все по закону,— ответил Федотов, направляясь в глубину леса.
Узкий проселок уходил в гущу сосняка, днем по нему, видимо, пускали только специальный транспорт, не хотели демаскировать расположение штаба и привлекать внимание авиации. И разведчики на проселок не сразу обратили внимание. Теперь залегли около дороги за соснами, приглядываясь, совещались, как брать, если «язык» или «языки» все-таки появятся, как и куда с ними уходить. Если завалить на проселок дерево, едущих сразу же это насторожит. В таких случаях вражеские машины дают задний ход и удирают. Можно протянуть веревку, и Волынцев хотел вытащить ее из вещмешка, но старшина покачал головой, что означало: не спеши, соберемся с мыслями, осмотримся лучше.
Вплотную у дороги лес, меж ним поросль, кусты, место подходящее. Чтоб узнать время, Федотов потянулся к часам, что лежали в нагрудном кармане гимнастерки. Из-под клапана тяжестью поплыла золотая цепочка и золотом сверкнул на солнце массивный корпус часов. Золотой блеск навел Федотова на размышление.
— Вот подсаду, братцы, положим,— протягивая на крупной ладони часы, пробасил он,— На пригорок, значит, их. Блеск-то издали приманит, остановится вражина, чтоб взять золото, не проедет. Тут схватим, Мотоцикл — в лес, след быстро загладим. И дуй не стой.
— Если машина пойдет? — спросил Волынцев.
— Пущай. Легковую с одиночками сгребем, с группой не тронем, не под стать нам возиться. Но сперва подождем того, что недавно проехал тут,— и он кивком указал на мало приметный, но свежий след мотоциклетных колес.
До небольшого бугорка идти шагов пятьдесят. Удобно тем, что его нельзя проскочить даже на лихой скорости, не заметив блеск золота. К тому же с обеих сторон узкой дороги стояли толстые сосны. Федотов на ходу поглядывал, как и куда поскорее уволочь «языка», где безопаснее переждать.
С левой стороны дороги залег Федотов. Справа лежали Волынцев с Рябовым. Ждать долго не пришлось: послышался стрекот мотоцикла.
— Один катит? — словно убеждаясь, спросил Федотов вполголоса.
— По звуку— один,— последовал ответ. И Федотов из-за сосны над самой землей выкинул часы. Упали они посреди дороги, тяжелая цепочка развернулась полукольцом. Отраженные от крышки лучи сверкнули зайчиком.
Рябов, ткнув Волынцева в бок, сощурил глаза:
— Старшой-то — зверолов! Гляди, как положил приманку. Ему бы тигров брать, не только фрицев…
Волынцев нервно поправил ворот:
— Помолчи…
— В мотоцикле двое,— вполголоса, чтобы за дорогой услыхал старшина, уточнил Рябов.
Что двое там, видели Федотов и Волынцев, но что поблизости никого — значение немалое,
Мотоцикл несся на большой скорости, сидящий в люльке что-то закричал водителю, указывая на дорогу. И водитель весело крикнул ему в ответ.
Мотоцикл резко сбавил ход и, выкатившись на пригорок, остановился. Водитель, соскочив с сиденья, сдернул крагу и только потянулся к часам, как одновременно с обеих сторон выскочили Федотов с Волынцевым. Федотов схватил водителя за руку и крутнул в обратную сторону, левым кулаком сунул ему под челюсть. А Волынцев ребром ладони стукнул по затылку сидящего в люльке, сдернул с его шеи автомат. В этот момент Федотов, приподняв очумевшего водителя, швырнул его на сидящего в люльке, ткнул в рот кляп и, сдергивая с фашиста автомат, приказал товарищам:
— Рябов —за руль! Волынцев, заметай следы и догоняй нас!
Едва Федотов успел вскочить на заднее сиденье, как низкорослый Рябов повернул мотоцикл в сторону от дороги и, лавируя меж деревьев, понесся в глубь леса. В люльке один поперек другого лежали «языки».
