Через две недели Кириллова вызвали к следователю прокуратуры.
Пройдя в приемную и доложив о себе, Кириллов увидел на скамье ожиданий Иванова.
Тот взглянул на лейтенанта, сдержанно ответил на его приветствие, но особого оживления не выказал.
Следователь Филатов не был Кириллову знаком, хотя они и встречались не раз в служебных помещениях милиции. Предложив Кириллову сесть, следователь положил перед собой лист протокола. После ряда вопросов, проясняющих картину происшествия, Филатов спросил:
— Вы нашли пассажира в таком положении, из которого явствует, что он держал руль машины?
— Да. Я указал это в своем донесении.
— Иванов говорил, что он пытался выправить машину, когда водителю стало плохо?
— Когда водитель стал умирать на ходу, так дословно сказал мне Иванов, — ответил следователю Кириллов. — И это меня удивило. Он не сказал, что водителю стало плохо, а именно, что он умирает. И действительно, экспертиза показала, что водитель умер вскоре после удара, но не от раны.
— Итак, водитель умирает после аварии,— Филатов сделал ударение на слове «после».— До аварии он был жив. Какова была нужда вмешиваться и не случилось ли так, что Иванов, наоборот, помешал шоферу, пусть даже в последние секунды жизни, справиться с машиной?
