Панама осторожно входит. Мерин стоит в углу и злобно смотрит на него.
— Тихо-тихо, это я, я, — опасливо говорит Панама и пытается зайти слева. Нерон резко поворачивается и становится к Панаме крупом. «Ой, счас накинет копытами!» — душа Панамы проваливается в пятки.
— Кто денник открытым оставил? — раздается окрик тренера. — Лошадей повыпустить хотите?
Панама торопливо запирается, роняет седло, уздечку и остается один на один с мерином, который злобно глядит на него через плечо. Нет, это не добродушный податливый Койус, с которым было легко и весело, а злобный, жестокий зверь, готовый на все. Панама вжимается в угол.
— Эй! Новенький! Как тебя, Понамарев, что ли? Открой! — Панама оглядывается. За дверью стоит тот чернявый мальчишка Бычун.
— Что, прижал он тебя?.. Я тебе! — замахивается он на мерина и тот сразу прижимает уши. — А ну прими! Прррими!.. Вот смотри, как взнуздывают. Понял? Бери голову рукой в обхват! Держи вот так локоть, а то тяпнет. Нууу! Что, напоролся на локоть, гангстер! А теперь смотри, как седло кладут… Ой, тренер идет! Я побежал, а то раскричится. Ты его не бойся, мерина-то. Он сам боится, вот и лягает.
— Ну что? — входит в денник Денис Платонович. — Так, оголовье надел — полдела сделано. Теперь седло. Ну-ко клади. Так. Подтяни подпруги. Не от пуза, не от пуза… Не по-бабски. Вот. Выводи.
«Никогда я не научусь коня седлать», — думает Панама, шагая в манеж.
— Равняйсь! Смирно! Садись! — А Панама маленький, стремя на уровне глаз. Тянет он ногу, тянет, чуть не до плеча, а до стремени не достает.
— Путлище сделай длиннее! — это Бычун подсказывает.
