1 августа — Тянь-Шань
— Приехали, ребята! — крикнул шофер.
Машина стояла посреди поляны, окруженной густым барбарисом. Вот и кончились наши мучения! От полуторачасовой езды по наклонному горному треку ныли бока. Неказистые ящики с продуктами превращались на ухабах в грозные снаряды, и не всем удавалось увернуться от них.
— Ну и дорожка! Десять баллов, — отряхиваясь от пыли, ворчит Саша Рябухин.
Но превратности дороги нас уже не волнуют. Сейчас вокруг яркие цветы. Кучки голубоватых елей на склонах, а в десяти метрах бьется о камни зеленой волной шумная река. Воздух чист необыкновенно.
— Парни, внимание!
Мы оглянулись. По крутой тропе, скрытой дикой смородиной, спускался небольшой караван: пять лошадей, связанных длинными уздечками. На первой — наш старый знакомый.
— Привет, Камал! — кричим мы.
— Салам! Как доехали! — спрашивает он, спешиваясь, и степенно здоровается со всеми за руку.
— Отлично! — отвечаем хором.
— Где думаете остановиться!
— Наверное, у Икичита, как в шестьдесят втором,— за всех ответил Володя Самохвалов.
— Соседями будем. Моя юрта чуть выше: в ущелье Телеты. Приходите в гости.
— Обязательно! — говорит Володя, хотя мы понимаем, что идти в гости у нас времени нет. Но до места стоянки часов шесть-семь хода. Чтобы успеть добраться туда засветло, надо спешить.
Не более чем через час наш караван двинулся вверх, к каракольским сыртам. Вьючная тропа петляет то по альпийским лугам, то по каменистым склонам, то прячется в тень елей. Иногда на нее надвигаются причудливые скалы и так прижимают к реке, что до нас долетают холодные брызги. От яркого солнца и тяжелых рюкзаков гудит голова. Но уже к вечеру начинается акклиматизация. Ее симптомы мы знаем хорошо: это повышенный аппетит и отвращение к рюкзаку…
Горы прячут солнце рано. Едва прибываем в базовый лагерь, наступает ночь. Палатки ставим уже при свете костра. Из-за каменного гребня выкатила большая, яркая луна, залила горы серебристым сиянием.
А в ущелье Телеты мы все-таки сбегали.
За душистым чаем, заваренным Камалом, слушали рассказы о снежных барсах, обитающих у снеговой кромки ущелья Телеты, о разбоях голодных волков в зимние бураны…
Тянь-Шань.
2 августа. Нас двадцать два.
Утро. Поеживаясь, вылезаем из спальных мешков. Ночной холод сковал все вокруг. Берущая начало от ледника, река, бурная днем, превратилась за ночь в ручеек. Высота — 2400 метров.
После завтрака общий сбор. Смотрю на серьезные лица ребят. Они в эту минуту немного суровы.
Нас двадцать два здесь — уральцы и москвичи, за плечами у каждого не один десяток восхождений, мы хорошо знаем друг друга и верим в себя…
Саша Рябухин, наш капитан, по-военному зачитал приказ по экспедиции. Завтра наша четверка уходит на штурм пика в верховья ущелья Кокбор. Группа наблюдения — днем позже.
Начинаем подготовку. Подгоняем снаряжение, обсуждаем каждую мелочь. Что брать наверх! Какие сюрпризы готовит нам загадочная вершина!
У меня свои обязанности: в штурмовой четверке я… домохозяйка. Этот «талант» открыли во мне как-то неожиданно. Парни и не мыслят теперь передать эту должность кому-то другому. А должность, прямо скажу, нелегкая: на маршруте всегда возникает противоречие между желанием хорошо поесть и возможностью все донести на себе. Ведь на своих плечах надо тащить и теплые вещи, и снаряжение. Поэтому вес дневного рациона не должен превышать восемьсот граммов… на четверых.
Все-таки иду к завхозу экспедиции Валерию Макшанцеву. Мои доводы в пользу дополнительных пачек бананов он парирует дежурной фразой:
— Витенька, не делай из еды культа. Главное —эмоции!
К вечеру рюкзаки упакованы. Ребята сидят у костра. Саша, перебирая струны гитары, тихо поет, и этот вечер напоминает мне другие вечера, те, что проводим мы весной и осенью на родном Урале. Каждый раз, после альпинистского лета, когда начинают желтеть клены, мы заветными тропками пробираемся к любимому месту у зеленых бастионов Таганая. В такой вот прошлогодний вечер мы и решили покорить безымянную тянь-шаньскую вершину, фотографию которой привез из джеты-огузской экспедиции Саша Рябухин. Тогда же заочно и дали ей имя любимой песни «Бригантина»…
3 августа. В царство вечных льдов.
После завтрака пастушья тропа повела нас в верховья ущелья Кокбор. За двенадцать часов успели дойти до последнего «ревуна». Вода, зажатая скалами, с грохотом падает сверху, бьется о каменные стены, клокочет, покрываясь пеной. В воздухе стоит неоседающая водяная пыль. В сумерках поставили палатку у ледника пика Джигит.
Вскоре закипела вода. Горячая кружка с чаем обжигает пальцы. Луна спряталась за могучую спину «пятитысячника». Горы, залитые зеленым светом, вздыбились над нами фантастическими бастионами. Звезды, усеявшие небо, кажутся совсем близкими. Как зачарованные, сидим мы в скованном тишиной царстве вечных льдов… В рассветных сумерках двинулись дальше. Ночью пронеслась небольшая гроза, поэтому склоны гор припудрены снегом.
На ледник перед Бригантиной вышли в полдень. Голубые гроты ледопадов и зеркала натечного льда на темных скалах вершины выглядят приветливо и мирно. Пока варим обед, Саша разглядывает северо-западное ребро пика — наш завтрашний маршрут.
— Ну как, Саня! — интересуемся мы.
— Красиво, высоко, круто! Не подойдет! — отшучивается он.
Саша — боец. Настоящий! Центральный Тянь-Шань он осваивает уже двенадцать лет, имеет даже свои фотографические схемы малоисследованных районов. Это он нас, еще зеленых юнцов, привез в пятьдесят восьмом году в ущелье Малый Джиргалчак. Целый год мы готовились к той заманчивой экспедиции: откладывали от стипендии, ходили разгружать вагоны. Из альпинистского снаряжения в то время у нас были только старенькие капроновые веревки да карабины. На восхождения отправлялись с одними ледорубами и заостренными палками. Спали, завернувшись в хлопчатобумажные одеяла. До сих пор, подшучивая, вспоминаем, как «гремели костями » на горных склоках, а по утрам, выскакивая из палаток, слепли от выпавшего за ночь снега…
Громовой удар, потрясший ледник, выбросил нас из палатки. Осматриваемся. У подножья Джигита расползалось снежное облако. Обвал! Потом еще, еще и еще…
Склон грохотал весь день. Ледяные громады, срываясь с высоты, расшибались в мелкие брызги, взрываясь фантастическими фейерверками. Мелкая снежная пыль, клубясь, добиралась до нас, обдавая холодным дыханием. Слушая раскаты, мы невольно вздрагивали: нам казалось, что и наш ледник движется, дышит, ходит. Но потом мы к обвалам привыкли, и ледник под ногами шататься перестал.
Спать легли рано.
Завтра штурм.
5 августа. Штурм.
Меня разбудил Саша. Два часа ночи.
— Ты хвастался, что здорово варишь кофе. Как ты его называешь!
— Кофе «Мудрец»,— отвечаю я и безо всякого желания расстаюсь со спальным мешком. В углу палатки возле примуса возится Валентин.
Через час мы уже в пути. Над гребнем вершины висит холодная луна. Связанные веревкой, шагаем вверх, проваливаясь по пояс в снег. Впереди мы с Валентином — «тяжеловесы». Попадаются небольшие трещины, и Валентину все чаще приходится страховать меня. Потом мы меняемся местами. До темнеющей впереди стены остается не более ста метров, когда под моим ледорубом обваливается пласт снега и с шумом летит вниз.
— Пострахуй, Валя!
Заглядываю в зияющую трещину. Даже в сумерках видно, что сна широка. Не перепрыгнуть.
— Ищите обход влево! — предложил я второй «связке» ребят и двинулся вдоль трещины. Трещина не сужалась. Через полчаса собираемся вместе. Решаем трещину
переползти — другого выхода нет.
Ребята вбили ледорубы, туго натянули веревку. Ложусь на снег и по-пластунски осторожно ползу вперед. Зыбкий снежный панцирь подо мной готов в любую минуту сорваться вниз. То и депо под локтями проседает снег и я слышу, как в черной глубине ледовой трещины шуршат обвалившиеся куски. Выбрасываю вперед руку и загоняю лопаточку ледоруба в податливый наст. Не помогает: лопаточка лишь бороздит по снегу. Втыкаю в снег пальцы и осторожно подтягиваюсь. Наконец чувствую край трещины. Загоняю ледоруб до самой головки и начинаю медленно выползать. Попробовал упереться ногами, но в ту же секунду снежный мост тяжело осел и рухнул вниз. Как-то успеваю рывком податься вперед и с силой наваливаюсь на ледоруб.
Потом встаю на ноги.
— Все в порядке! — кричу, переводя дыхание.
— …рядке… рядке… тке… тке… — множит эхо и замолкает где-то в извилинах ледовой бездны.
— Уходи вправо, организуй страховку! — слышу приказ Саши.
Через двадцать минут все ребята на моей стороне.
Вершина будто нарочно расставляет нам ловушки. Только с рассветом, преодолев еще четыре трещины, подошли мы под черную каменную стену и уселись на рюкзаках перед подъемом.
— По глотку кофе! — предлагаю я.
К фляге тянутся все.
7 часов утра
Нападающим идет Саша. Он поправил висевшие на лямках рюкзака крючья с карабинами и, кивнув Володе, молча шагнул к стене. Подтянулся на руках, забросил ногу на едва заметный приступ. Осторожно перебирая пальцами зацепки, встал во весь рост. Под ударами молотка «запел» титановый крюк, уходя все глубже в каменную расселину. Восхождение началось…
11 часов утра
Стена, покрытая гонкой корочкой льда, заблестела, как отполированная: взошло солнце. Ледник, с которого начался подъем, лежит глубоко внизу. Тишина нарушается лишь короткими командами:
— Выбери!
— Закрепи!
— Страховка готова!..
2 часа дня
Прошли половину стены. Вдруг из соседнего ущелья пополз туман. Где-то сбоку прогромыхал гром. Гроза!
«Положеньице, — думаю я. — Если попадем во фронт, спасенья не будет: молния обожает железные вещи».
Сквозь нарастающий порыв ветра слышится команда Саши:
— Забить страховые крючья! Навесить дополнительные петли! «Железо» сложить в рюкзаки и повесить в стороне на карабины…
Туман рваными кусками бьется о стену, уносится вверх. Мы с Валентином закрепляемся на узкой скальной полке. На наше счастье, гроза идет стороной, обдавая нас холодом, пронизывающим ветром да твердой, как галька, снежной крупой. Крупа, падая сверху, шуршит по стене, собирается в каменных желобах, вылетает оттуда снежными зарядами. Накрывшись полиэтиленовыми пленками, неподвижные, пережидаем ненастье. В голову лезет всякая предательская чепуха: «А где-то рядом, над Иссык-Кулем, висит тридцатиградусное марево, люди ходят в легкой одежде…»
2 часа 40 минут
Холод забрался под шерстяные носки. Пальцы ног начинают замерзать. Осторожно постукиваем ботинками о стену.
Наконец появляются голубые окна. Понемногу стихает. Небо быстро очистилось. Туман опустился вниз. Верхушки гор торчат, как острова в молочном море. С удвоенной осторожностью продолжаем подъем.
3 часа 30 минут
«Нападающей» пошла наша связка. Валентин выпустил меня вперед. Дальше помню каждую секунду пути…
3 часа 35 минут
С помощью крючьев и веревки поднялся в узкую трещину, которая вывела меня к нависающему камину. Под снегом нащупал зацепку и оперся на обе ноги. Рукавицей смел снег и отыскал трещину.
3 часа 42 минуты
Крюк вошел до самого ушка. Сидит прочно, Через навешанный карабин продернул веревку и шагнул в щель.
3 часа 45 минут
На выступ скалы накинул кольцо веревки, начинаю медленно подтягиваться. Выжался и попытался закинуть на уступ левую ногу.
3 часа 51 минута
Похолодел от ужаса. Каменная громада шевельнулась под рукой. Нарастающая тревога парализовала дыхание. В ту же секунду перебрасываю руку вправо и… закрываю глаза… Веревка резко дернула за нагрудный ремень. Что есть силы прилепил пальцы к холодным выступам скалы. Громадная плита с ревом унеслась вниз… «Пронесло!..»
3 часа 52 минуты
Когда каменная пыль осела, осторожно оглянулся и увидел под собой зияющую бездну. Стиснув зубы, выжался и ничком лег на заснеженную площадку. Нервная дрожь постепенно утихла.
3 часа 55 минут
Выбрался наверх. Подстраховавшись веревкой, заглянул вниз, и ледяной озноб снова про бежал по спине… Там, раскачиваясь на ветру, бился о стену конец перебитой веревки.
— Валька! — закричал.— Валька!..
Подполз к краю площадки.
— Ва-а-алька-а!..
Со мной кричало все ущелье. Глаза застлали слезы.
Но что это! Так и есть: спокойный голос
Саши:
— Витя! Ты что соришь на ледник!
Присматриваюсь и вижу, что к его поясу привязан разлохмаченный конец нашей веревки. «Жив Валька!» — пронеслось в голове. А Саша связывает концы перебитой веревки и поднимается ко мне.
— Ты отдохни немного, — советует он и достает плитку шоколада. Половину отдает мне.
Шоколад горький.
3 часа 59 минут
Когда поднялся, почувствовал, что рюкзак и ботинки налились свинцовой тяжестью…
6 часов вечера
Вышли под гладкое «зеркало» стены. Она с семиэтажный дом. Подниматься «в лоб» не имело смысла: слишком долго придется сверлить стену шлямбурами. Обойти препятствие невозможно. Оставаться под стеной опасно. Посовещались. Решили подняться метров на девять-десять и, раскачавшись, «маятником» переброситься через расщелину на небольшое снежное плечо гребня.
Володя снял рюкзак, встал на плечи моему напарнику и осмотрел стену. Ни малейшей трещины!
— Валя, если можешь, подвинься чуть вправо, — просит он.
Я поддерживаю Валентина, Саша осторожно травит веревку. Теперь всего один шаг отделяет нас от пропасти. Володя, вытянув шею, ищет глазами, шарит по зеркальной поверхности стены.
— Стоп, кажется есть! Чуть-чуть повыше бы…
Я нашел два плоских камня и положил их у ног Валентина. Он, упираясь руками в стену, медленно поднялся выше.
— Есть, нашел! — обернулся ко мне Володя. Вижу, как радостно блестят его глаза.
Через минуту, загнав в стену лепестковый крюк, он надежно закрепляется и облегченно кивает:
— Полный порядок!
— Если не найдешь трещины выше, давай шлямбуром, — советует ему Саша.
Володя внимательно изучает стену.
— Парни, что-то есть!..
Ему удается забить большой горизонтальный крюк и навесить дюралевую лестницу…
6 часов 50 минут
— Нужно еще пару крючьев, Володя. Бей правее.
— Хорошо.
В узкую расщелину загоняется новый стальной клин…
7 часов 20 минут
— Первым пойдешь ты, Валя, — говорит Саша и протягивает молоток репшнура. —Вытяните с Виктором рюкзаки.
Привязавшись к навешенной веревке, Валентин прыгает, стараясь ухватиться за выступающий угол стены. Это ему удается. Мы дружно подтягиваем его веревкой. Видим, как он добрался до небольшой наклонной полочки, забил крюк и осторожно перебрался за снежный гребень, скрывшись из вида.
— Ребята-а-а-а! Отличное место!.. — донеслось до нас.
— Закрепись! — кричим мы. — Кида-а-ай веревку!..
Получаю конец. Привязываюсь. Вытянув вперед руки, прыгаю в бездну. Ухватился кончиками пальцев за какой-то выступ. Вижу, как Валентин изо всех сил подтягивает меня. Натянутые веревки сдавили грудь. Медленно ползу вверх. Наконец, схватившись за карабин, выбираюсь на скальную полку и, прижимаясь к холодной стене, раскинув руки, двигаюсь к Валентину. На отвесной стене тысяча метров пустоты за спиной чувствуется хорошо…
— Как прыжок без парашюта, — смеется Валентин, протягивая мне руку.
— Как в сказке, — отвечаю ему, переводя дыхание.
…Через час все вместе утаптываем на снежной подушке площадку.
9 часов 30 минут
В палатке весело шумит примус. Каждый занимается своим делом. Я понуро сижу в углу, выбираю концентраты для бульона. Опасаюсь шуточек: «Витенька! Ходить-то надо головой, а не ногами. Лучше пять минут подумать, чем всю жизнь быть мертвым…» А разве я виноват! Попробуй разгляди под снегом, что плита-то «живая»!..
Чутья не хватило — это верно…
Но за весь вечер никто не обмолвился о случившемся.
— Альпинист работает чуть-чуть больше, чем грузчик, — шутит Саша, уплетая бутерброд.
Чай совсем разморил нас. Восемнадцать часов беспрерывной работы — не пустяк.
6 августа. Над бездной.
Спали без сновидений.
Утро. Подкрепившись мясным бульоном, связались и вышли на гребень. Валентин уходит по фирну вперед, а я страхую его. Скоро фирн переходит в лед, Валентин надевает на ботинки кошки и начинает рубить ступеньки. Несколько раз небольшие куски льда бьют по моей дюралевой каске, но веревка медленно и упорно уползает вверх, к скалам. Острый гребень круто уходит в небо. На тысячеметровые ледовые сбросы не хочется смотреть…
В пять вечера начался снегопад.
— Эх, братцы, перезимуем лето! — кричит кто-то сверху.
Усилившийся ветер бросает снегом в лицо. Прошли с трудом еще метров сорок и решили поставить палатку. Два часа таскаем на гребень камни для площадки, забиваем промежутки плотным снегом. Наконец тонкие стены перкалевой палатки укрыли нас от ветра и снега. Площадка так мала, что один край палатки под напором ветра раскачивается над бездной.
— В десять вечера отсалютуем, — улыбаясь, говорит за ужином Володя.
Наша связь с группой наблюдения — ракета. Зеленые означают «Все в порядке!», красные — «Беда!»
Беру ракетницу, салютую. Напряженно всматриваемся вниз. Наконец увидели на леднике призрачное зеленое пламя. Сигнал принят!
Я почему-то становлюсь очень добрым: все получают по две лимонных вафли и пачке сушеных бананов. Согреваемся в спальных мешках. Тесно. Пальцы ног, обмороженные на Талгаре, побаливают. Под вой пурги раскачивается палатка. А мне вспоминаются дальневосточные сопки из детства, покрытые бледно-розовыми пионами, выброшенные на берег медузы, разлапистая макушка великана-кедрача, с которого я смотрю на море…
7 августа. Рядом с орлом.
Весь день ледовые отвесы чередуются с крутыми скальными сбросами. Когда я поднимался по веревке на верх рыжей стены, руки вдруг пересекла быстрая тень. Я резко обернулся. Орел! Раскинув крылья, громадная птица парила в нескольких метрах и рассматривала неожиданных пришельцев. Я спрыгнул на гребень, выхватил кинокамеру, кое-как навел объектив. Орел сделал круг. Чуть приблизившись, глядел на блестящие линзы.
Когда в кассете кончилась пленка, я приветливо помахал ему вслед и… тут же сильный удар бросил меня на гребень, холодная кошма накрыла меня с головой, забило снегом рот. «Лавина!» — пронеслось в голове. Сжался в комок, боясь пошевельнуться. Стихло. Начал осторожно расшатывать снежный сугроб. Чьи-то сильные руки поставили меня на ноги. Отряхиваюсь. Вижу испуганное лицо Валентина.
— Смотри!..
Закинул голову: на огромной высоте обнажился многослойный снежный навес.
— Кажется, повезло, — бормочу я. Мы вместе перебежали под стену, выгребли из одежды снег, а потом торопливо поднялись наверх. А еще через несколько минут мы наблюдали, как снежная лавина, сорвавшаяся вниз, увлекая за собой камни и многотонные куски льда, обрушилась на ледник, с которого началось наше восхождение.
К вечеру достигли снежной подушки вершинного гребня.
Темные трещины разбежались по белым карнизам, готовым в любую минуту сорваться вниз. Палатку поставили в ста метрах от пика: слишком опасные остались метры.
Перед нами полыхал весь горизонт. На вершинах причудливо корчились громадные тени. На фоне огромного диска восходящей луны проявился контур остроконечного пика «Властелина гор» — Хан-Тенгри.
Горы засыпали, уткнувшись в необъятный небосвод.
8 августа. Бригантина.
Утренний туман тает где-то далеко внизу. На небе ни облачка. Отогрели на примусе замерзшие за ночь ботинки и вышли. Нас уже не пугают ни сверкающая опасность карнизов, ни крутой лед предвершинного взлета. Остаются последние метры.
Салютуем зеленой ракетой. Все! Вершина!
С нее хорошо виден Иссык-Куль: огромная голубая чаша, окруженная такими же голубыми хребтами.
— Ого-го-го-оо! — разносят горы радостный крик.
Сидя на рюкзаке, Саша пишет записку: «5 августа 1965 года, в 10 ч. 30 м. группа челябинских альпинистов в составе А. Рябухина, В. Маковецкого, В. Осипова и С. Самохвалова совершила восхождение на безымянный пик высотой 4850 метров. По желанию первовосходителей вершина будет носить имя «Пик Бригантина». Погода ясная. Спуск предполагается по западному гребню. Уральский привет последующим восходителям!»
Складываем большой тур из камней.
Итак, паруса нашей Бригантины подняты! Путь к вершине проложен! Пять дней навстречу солнцу!..
К вечеру спустились в живописную снежную мульду. В палатку залезать не хочется. Смотрим, как догорает закат. Кружева снежных карнизов меняют свои краски: становятся то оранжевыми, то ярко-красными, то фиолетовыми.
9 августа. Эстафету принимаем!
Нам навстречу бегут по леднику наши «наблюдатели» и вернувшаяся с штурма другой вершины группа Валерия Мокшанцева.
— Ура-а-!.. Бригантина покорена! Бригантина — наша!..— кричат они, увидев нас целыми и невредимыми.
Обнявшись, идем к палаткам. Чай, рассказы, смех…
Валерий осторожно достает из нагрудного кармана штурмовки завернутую в газету пожелтевшую картонку.
— Ну-ка, Саня, — протягивает ее и улыбается Валерий, — прочитай. Пока вы ползали по Бригантине, мы тоже кое-что нашли.
Саша пробежал записку взглядом и растерянно смотрит на нас.
— Ну, что там! — хором негодуем мы.
— Тамм, Делоне. 1938 г. — читает вслух Саша.
Автографу, который пролежал в каменном туре безымянной вершины, покоренной группой Мокшанцева, двадцать семь лет и принадлежит он пионерам советского альпинизма — ныне физику и академику Игорю Евгеньевичу Тамму и члену-корреспонденту Академии наук СССР, математику Борису Николаевичу Делоне.
Вот кто, оказывается, передал нам эстафету романтики и мужества.
Мы принимаем ее!
