Яшмовый автограф Рокуэлла Кента
Был у нас в геологической партии юноша — рабочий со странным прозвищем Миша Единорог. Работал он преподавателем рисования в одной из свердловских школ — вот и все, что мы о нем знали. Единорог — так Единорог. Мало ли прозвищ придумают люди!
Но вот в один из вечеров у костра Миша разговорился, и мы поняли, что рядом с нами все лето прошагал удивительный человек — поэт и художник. Каждое лето он со своим фотоаппаратом, бумагой и набором карандашей отправлялся простым рабочим в экспедицию. Здесь, наедине с природой, он переживал самые счастливые минуты в своей жизни. Пейзажи, редкие камни, дивные уральские сказы и легенды — все волновало его.
В тот вечер я услышал от Миши одну из легенд, которую ему, в свою очередь, рассказали старики-горщики.
«Много-много лет тому назад на Урале жили какие-то невиданные чудовища— то ли ящеры о трех головах, то ли звери единороги о четырех хвостах. У них были головы оленя, туловища ящера, хвосты свиньи и ноги паука.
Жили эти единороги-ящеры в глубоком подземелье. Высматривали под землей все тайности, запоминая, где руда медная, кварц-камень, самоцветы редкие. И все, что находили, собирали в пещеру.
Нестерпим, говорят, был взгляд единорога. Особенно когда он сидел у себя в подземелье среди сверкающих каменьев. Тогда взгляд его убивал все живое.
Старые люди знали секрет, как осилить единорога. Шепотом, только верным людям, они рассказывали, что надо взять с собой на охоту зеркало. Когда единорог увидит себя в нем, сам умрет от своего взгляда. И тогда, добавляли старики, все сокровища достанутся храброму».
— В первой же моей экспедиции, где я поведал эту легенду,— рассказывал нам Миша,— меня стали звать Единорогом — за то, что все красивое тащу себе в рюкзак. А я и в самом деле не мог пройти равнодушно мимо прекрасных даров земли. Одним из таких сокровищ в моем рюкзаке оказался однажды необычный камень. Он и сейчас хранится в музее Свердловска, куда я передал его.
Перед этим я как-то побывал в Москве на выставке картин Рокуэлла Кента, переданных им Советскому Союзу. Да, это большой художник! Он много лет прожил в Гренландии и подарил миру немало неповторимых пейзажей этого края — сурового и прекрасного.
Глядя на его картины, я не мог отделаться от мысли, что они мне знакомы: они напомнили об уральских камнях.
Я вспомнил, что в одной из витрин нашего геологического музея выставлена миниатюра, под которой с охотой подписался бы Айвазовский: на ней запечатлен морской прибой. Камень оливково-зеленого цвета, исчерченный темно-зелеными штрихами, передавал всю прелесть морского пейзажа: и контуры берега, и группы облаков, и волны, бьющиеся о скалы.
Раньше я думал, что только Айвазовскому удалось проникнуть в тайну изображения морских волн. Для этой цели художник использовал фактуру загрунтованного полотна картины, не закрывая ее краской. Это придавало особую воздушность пенистым гребням волн. А здесь находка Айвазовского предвосхищена самой природой в мертвом камне!
Помню, при первой встрече я стоял в каком-то оцепенении у этого чуда. Что это — наваждение? Я пытался обнаружить хоть какой-либо дефект в этой природной картине. Нет. И композиция, и исполнение были безукоризненными.
А ведь рядом — другие чудеса, другие картины из каменного царства. Вот горные породы тропических широт. Их краски — это цвета природы Средиземноморья, Центральной Америки, Индонезии. Здесь, под влиянием климата, камни обретают красно-коричневый загар. Ученые называют его латеритным выветриванием. Пятна красных и коричневых тонов складываются в причудливый каменный узор.
Вот дикое горное ущелье с нависшими скалами. Меж гор мчится стремительный водный поток…
А вот вулканический конус. Густые клубы пепла окутали горизонт. На переднем плане огненно-жидкая масса-лава, как ураган, вырвавшаяся из преисподней…
И тут же, на другой плиточке,— майский солнечный день, наполненный гомоном пробудившейся жизни…
Я знал, что все это случайные срезы, найденные художниками-любителями камня, но как-то не хотелось верить, что красота этих каменных картин — слепая случайность.
Вернувшись, я долго бродил по музею с его чудесными картинами. И вот витрина с яшмами, мимо которой проходил неоднократно, а в ней… подлинный Рокуэлл Кент. Картина будто взята с его выставки. Тот же скупой сине-зеленый колорит, те же гигантские массы плавающих льдов. Вот-вот оторвется многотонная глыба и станет грозой кораблей — айсбергом. Контрастное сочетание красок моря, льда и неба… На этом камне не хватало только подписи самого Рокуэлла Кента. Но этот «подлинный» Кент был создан природой четыреста миллионов лет тому назад! Как сумела природа сделать это чудо?
С тех пор Мишина коллекция творений природы необычно выросла. Но «автограф Кента» он по-прежнему считает одним из лучших сокровищ мифического единорога.
Камни из Мечтагорска
В солнечных бликах искрилось, сверкало, загоралось невиданным доселе огнем каменное диво. В ярких золотистых отливах камня солнце преломилось в миллионах микроскопических граней. Тысячекратно отразившись,
солнечные лучи словно выбросили из камней снопы огненных искр. Казалось, что свет идет из самой глубины сверкающего кристалла. Недаром специалисты называют такой огнецвет солнечным камнем. Тончайшие субмикроскопические чешуйки железного блеска, заключенные в нем, создали это необычайное цветопредставление.
Этот солнечный каменья видел однажды в руках юных друзей — энтузиастов- геологов, с которыми судьба свела меня на следопытской тропе. Камень навеял им мечты о необычайном, удивительном городе— Мечтагорске, который они построили бы на том месте, где нашли скопления ценнейшей руды. Пусть руда еще не найдена, но мечта — это тоже хорошо. Надо уметь мечтать!
А потом они пели много хороших песен. Запомнилась одна из них на слова узбекской поэтессы Зульфии:
И мечту свою ты выбрал, а не выдумал,
И дорогу бесконечную свою.
Чтобы кто-то по-хорошему завидовал
Твоему походному житью.
Под эту песню я и слушал их бесконечные рассказы о новом удивительном городе. Зримыми становились улицы, парки, фонтаны, дома, вырастающие на месте угрюмой тайги.
Мечтагорск должен быть светлым и радостным, новым во всем. И люди в нем будут светлыми и чистыми душой, свободной от пороков. Самое важное, говорили ребята, здесь забудут слово «мое». Город будет «наш», и каждый житель станет заботиться о любой мелочи в облике Мечтагорска.
Все дома в нем должны быть облицованы светлыми сверкающими камнями, такими, как солнечный. Из него же следует воздвигнуть центральное здание. Посмотришь на него и покажется, что само Солнце сошло на Землю.
Горы солнечного камня есть на Южном Урале. Значительная часть крупнейшей горы Таганай сложена из него. Бери — и строй.
— Нет,— протестовал другой мечтатель,— надо строить здания из камней, которые ласкают и успокаивают душу. Ведь есть такие камни?
Да, есть. Например, серпофит. Если солнечный камень будоражит и волнует, то серпофит успокаивает глаз. Его воскоподобные, бледно-зеленые краски перемежаются то буровато-зелеными, то желтовато-белыми пятнами. Спокойные, сдержанные тона камня настраивают на размышления.
Серпофит редко встречается большими массами. Чаще всего его находят среди змеевиков. Этот камень не все любят— некоторые разновидности полированного змеевика напоминают чешую змеи. Раньше его называли офитом, а офит — по-гречески — «змея». Старики говорят, что под змеевиком всегда гнездятся змеи.
Из серпофита — этой благороднейшей разновидности змеевика — можно сложить в парке города Мечты постамент для настоящего каменного цветка. Сказочники говорили, что каменный цветок может сделать каждый мастер, если он чист душой. И цветок получается разный, в зависимости от того, кто, с каким настроением принимался за работу.
Называли мне старичка. Живет он на Южном Урале, вблизи Бакальских рудников. Есть у него заветная кладовая, где он «выращивает» каменные цветы. Иногда продает их. И у меня в коллекции есть один такой снежно-белый, с изогнутыми, тонкими, как у астры, лепестками. Мы, геологи, зовем этот камень арагонитом. На Бакале я слышал, что у каждого из его «цветков» есть свое название — иной называют любовью, другой счастьицем. А есть каменные цветы, у которых несколько имен…
Ребята разговорились.
— Нет, это не то. В Мечтагорске все должно быть из… мечты, как в осуществленной сказке. И даже камни будут новыми, необыкновенными. У них и названия должны быть удивительные.
— Вот здесь, — говорили они,— засияет красавит, а рядом, в честь нас, конечно, туристит, наконец, фантазирит… Пусть он будет похож на «далевое глядельце» Бажова. Посмотрел через этот камень в землю — и увидел все руды, которые еще неведомы геологам. А камень красавит каждому покажется таким, каким от хочет видеть его. Одни увидят в нем светлые картины своей жизни, другие, всматриваясь в его прозрачные грани, угадают в нем будущее. И вот стоят разные люди на площади перед красавитом и не только мечтают, но и видят свою мечту, преломленную в магическом кристалле.
Будет здесь и магнетит. Но не тот черный, невзрачный траурный камень, который выставлен в музее. Нет, наш магнетит должен притягивать к себе только счастье, только радости людей, чтобы и сами люди были красивыми и радостными.
…Все это только мечты ребят, встреченных мною однажды на следопытской тропе. Но только ли мечты!..
