Свердловске, в одном из домов на проспекте имени Ленина, живет Михаил Николаевич Миков. Недавно ему исполнилось семьдесят лет. Интересную жизнь прожил этот человек.
Представитель старой рабочей гвардии Урала, он с 1911 года шел трудной дорогой борца за народное дело. Подпольная работа, забастовки, Октябрьская социалистическая революция знакомы ему не по рассказам. В гражданскую войну Миков был в числе организаторов первых уральских красногвардейских отрядов, комиссаром Особой бригады. Страстным словом и личным примером вдохновлял он бойцов на разгром Колчака.
Но самым светлым и радостным в его жизни были встречи с Владимиром Ильичем Лениным.
— После разгрома белогвардейцев на Урале, — рассказывает Михаил Николаевич, — я вернулся в родной Кизеловский угольный бассейн. Стране нужен был уголь. Мрачную картину представлял в ту пору Кизел: шахты затоплены водой, рабочие и их семьи голодают. С чего начать? Как поднять людей на труд? И тут неожиданно подоспела помощь, да какая! — целых три вагона хлеба! Были присланы они нам по личному распоряжению Ленина. Все воспрянули духом. Из Москвы пришло предложение избрать делегатов на первый Всероссийский учредительный съезд союза горнорабочих. Идея создания союза, как нам было известно, исходила от Владимира Ильича. И вот весной 1920 года я и еще пятеро кизеловцев отправились в столицу.
Съезд открылся 1 апреля в Голубом зале Дома Союзов. Съехались 159 делегатов. С первых же часов работы пришлось столкнуться с оппозиционерами. Их было человек четырнадцать, но вели они себя шумно. Стремились запугать нас, сбить с толку. Как сейчас вижу: на трибуне худосочный человечек, из меньшевиков, с маленькими, красными, как у кролика, глазками, визгливо кричит: «Профсоюзы должны быть независимыми! Им надо передать все управление производством!». Съездом руководили испытанные ленинцы. Оппозиция позорно провалилась. Была принята резолюция: «Профсоюзы — часть советского строя, дополнение и опора пролетарской диктатуры». /
Дальнейшие заседания проходили в более, спокойной обстановке. Однако делегаты продолжали волноваться, теперь уже по другой причине. На четвертый день работы съезда разнесся слух, что выступит Ленин. Я сидел в президиуме и видел, как люди то и дело оглядывались на высокую резную дверь: ждали, не войдет ли Ильич.
На трибуне появился Михаил Иванович Калинин и сообщил:
— Товарищи, Владимир Ильич при всем желании не сможет прийти на съезд. Он сейчас нездоров и просит вас извинить его.
Еще бы мы не извинили Ленина! И все-таки было горько, что не удалось встретиться с Ильичем. Ведь большинство из нас, в том числе и я, никогда не видели его.
Сказать по правде, втайне мы надеялись, что Ильич придет к нам. И не ошиблись.
Владимир Ильич появился неожиданно, быстро и легко прошел к столу президиума, скинул пальто, положил его на свободный стул и поднялся на трибуну. В зале вспыхнули аплодисменты, раздались возгласы: «Да здравствует Ленин!», «Ура!». Какое-то время Владимир Ильич спокойно ждал тишины, потом, подавшись всем корпусом вперед, нетерпеливо поднял руку. Шум стал быстро спадать. Делегаты, казалось, даже дышать перестали.
Владимир Ильич от имени Совета Народных Комиссаров передал привет нашему съезду и стал говорить о роли и значении профессионального союза в организации трудовой дисциплины, в подъеме производительности труда.
Я немало слушал ораторов. Иной говорит, словно сказки сказывает: и складно, и ладно, а что к чему — не сразу поймешь. А вот слушая Ленина, я ощущал под ногами твердую землю. Он не рисовал перед нами воздушных замков, не убаюкивал легкими обещаниями, а требовал, призывал, заставлял понять, что только в суровой борьбе можно достигнуть желанной цели.
Владимир Ильич особо подчеркнул значение угольной промышленности для развития всего народного хозяйства. Уголь — это хлеб промышленности. Без него промышленность, транспорт обречены на распад, на жалкое прозябание.
Я до сих пор слышу проникновенный, наполненный огромной внутренней силой голос Ленина. Он говорил просто, убедительно, выделяя интонацией наиболее значительные мысли.
В январе 1921 года мы, горнорабочие, собрались на свой второй съезд. Заседания опять проходили в Доме Союзов, но уже в Колонном Зале. И на этот раз споры о роли и задачах профсоюзов приняли ожесточенный, упорный характер.
Как известно, в это время в стране бушевала дискуссия, навязанная партии Троцким. Он и его приспешники требовали отказаться от метода воспитания рабочих убеждением и перейти к принуждению, администрированию. Раскольников поддержали другие оппозиционеры — «рабочая оппозиция), возглавляемая Шляпниковым, «демократические централисты» во главе с Сапроновым и «буферная» группа Бухарина.
Стараясь сбить делегатов съезда, крикуны из «рабочей оппозиции» утверждали, что профсоюзы сами, без партии и государства, должны управлять производством. Руководивший съездом тов. Артем (Сергеев) и делегаты-большевики дали раскольникам решительный отпор.
Утром 23 января, в 10 часов, в зале появился Владимир Ильич. Он приветливо поздоровался, сел на свободный стул.
— Слово для доклада предоставляется товарищу Ленину, — объявил Артем.
В зал будто ворвался прибой, а когда он стих, Владимир Ильич начал свой знаменитый доклад о роли и задачах профессиональных союзов. Он говорил, что наши профсоюзы являются школой управления, школой хозяйствования, школой коммунизма. Он учил, что если мы будем убеждать, а не командовать, то поднимем рабочих на борьбу с хозяйственной разрухой, на строительство социализма. Это была ясная, глубокая, ленинская программа.
Прения по докладу Ленина продолжались два дня. И все это время Ильич в перерывах задушевно беседовал с делегатами.
Потом он выступил еще раз—с заключительным словом— и уехал. Мне невольно подумалось: как хорошо бы сфотографироваться с Ильичем на память. И тут кто-то словно прочитал мои мысли. Перед закрытием съезда (я тогда председательствовал) поступила записка. «Товарищ Миков, нельзя ли сфотографироваться с Владимиром Ильичем?»—спрашивала группа делегатов. Я передал записку Артему. Федор Андреевич покачал головой.
— Не очень-то Ильич любит фотографироваться. Однако спросим.
Артем ушел и вскоре вернулся радостный.
— Товарищи, Владимир Ильич просил передать: охотно сфотографируюсь с шахтерами. Соберемся 2 февраля в Кремле.
В назначенное время мы были на месте — у здания Совнаркома.
— Ждите здесь, — сказал Артем и направился к Ленину.
Через минуту он вышел, развел руками.
— Ленина нет, товарищи. Говорят, ушел встречать горняков. Нас, выходит. Будем его искать.
Нашли мы Ильича около Кремлевского дворца. Он, увидев нас, удивился:
— А где же ваши товарищи?
Мы объяснили,
— Ах, вон оно что! А я иду встречать вас к Троицким воротам.
Через несколько минут мы были на месте. Делегаты быстро притащили скамьи.
Всем явно хотелось устроиться поближе к Ильичу, хотя вслух об этом никто не говорил. И вот, наконец, разместились. Фотограф, укрывшись куском черной материи, долго наводил аппарат. Потом сказал, что надо разбиться на две группы.
— Ну что ж, это еще лучше! — быстро согласился Владимир Ильич.
После завязалась оживленная беседа. Ильич интересовался всем: как добыча, какое снабжение, есть ли спецодежда.
Артем с укором посматривал на нас, показывая на часы, а мы будто не замечали. Тогда Артем не выдержал:
— Владимир Ильич, извините…
Ленин стал прощаться, пожал руки стоявшим рядом шахтерам. К нему подходили все новые и новые люди: каждому хотелось обменяться с Ильичем рукопожатием. Тут Владимир Ильич рассмеялся и, помахав всем рукой, направился в Совнарком.
