Он потёр перчатками острые скулы: ледяной ветер наждачкой лизал лицо. На горизонте клубились рваные тучи, через дорогу белели пятиэтажки. Чтобы размять подмёрзшие губы, Миша зашептал текст одного из любимых некогда рэперов:
На планете нету лета, на планете лишь зима
Попадая в эти сети, не покажется луна.
Луна… Луна…Луна…
Дальше не вспомнилось, заломило затылок, перед глазами заплясали жёлтые пятна, в сознании вспыхнули цифры: «5.14.21». Миша охнул, присел на корточки, отложив в стороны лыжные палки. Чёрт, вот всегда так, когда напрягает память, глаза реагируют, и затылок, а ведь раньше, он помнил под сотню текстов, постоянно что-то отчитывал: в метро, на улице, в универе. И ничего не болело.
Он потрогал затылок. М-да, с головой явно проблема, ну ладно бы цифры, к ним привык за последние годы, так недавно появились шумы, будто радиостанция работала на средних волнах: три коротких гудящих звука, один длинный протяжный. Пауза.
Я схожу с ума, Миша расстроенно заморгал, надеясь, что пятна исчезнут, черпнул ладонью снега и приложил к переносице. Отпустило. Не вставая, он всмотрелся меж белёсых пятиэтажек, где чернело обнесённое кирпичным забором здание. Показалось, оттуда и шёл едва различимый сигнал.
Странный треск в голове проявился, как только они с братом вошли в Н-ск, проявился и словно требовал, чтобы Миша нашёл источник. Распознать звуки не получалось, как, впрочем, и странные цифры. Миша пытался, но воспоминания после травмы словно подтёрли, а спросить у брата казалось зазорным. Нет, он однажды поинтересовался, что может означать подобный набор цифр; услышал в свой адрес кучу разнообразных диагнозов. Так, что спасибо.
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
«Блин – ну за что? – ругнулся Миша, вставая. – Ладно, разберусь со звуком, там поглядим».
Отряхнувшись, он поправил рюкзак и побрёл, пробивая в сугробе тропу широкими, короткими лыжами.
Универ. Всплывшее в памяти слово не давало покоя. Возможно, что цифры, а теперь и сигнал, каким-то образом завязаны на универе. Но почему? Универ. Уни… Это там его прозвали «Миша Рэп». Голова подёргивалась от читки, напоминая судороги нездорового человека, и однокашники ехидно посмеивались. Универ. Кафедра «Биомеханика искусственного интеллекта». Декан Казимир Альбертович. Воспоминания наплывали кусками. Универ. Что он там делал?
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Вспоминай мозг, вспоминай…. Между лекциями по языкам программирования слушал Markul* и Платина*. Да! И отбивал на подоконнике ритмы. Чёрт, это же было круто. А в лаборатории, похожей на стеклянную банку, строчил треки, учился добавлять колкости, закрученные на двойной игре слов так называемые «панчи». Ну надо же, вспомнил и панчи….
Вспыхнуло «5.14.21». Затылок, боль, пятна в глазах. Сука. Миша замер. Старший брат, он же Яков Валерьевич, за глаза «Ящер», говорит: «Мозг надо тренировать, заставить его работать, и память вернётся». Как тренировать, когда наплывают цифры, а теперь ещё странный звук? Ящер утверждает – надо читать Есенина или Пушкина, например. Странно, разве тексты Басты* не относятся к стихотворным формам?
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Пятна прыгали на снегу. Какое гадство, эти «5.14.21», что они означают? Миша выругался и переключился на пятиэтажки. Даже отсюда было понятно – здания нежилые, как и весь город, что напоминал грецкий орех, из которого выгрызли сердцевину.
Миша улыбнулся: это Ящер так выразился. Они оба знали, как зовут грызуна – Его Величество Холод. В тот вечер, когда всё случилось, брат заставил Мишу занырнуть на Академической, в самую глубину подземки. И они поругались в поезде, схлестнулись из-за татухи. Миша выбил на шее «Do what you love»*. Потом спор переполз на музыку. Слово за слово – криком по столу, часы высвечивали двенадцать ночи.
И тут, херакс!..
Вагон подпрыгнул и резко встал. Миша, Ящер Валерьевич и прочие пассажиры, теряя сумки, сознание и телефоны полетели головами вперёд. И одномоментно кончился свет. И Миша, поднимаясь с грязного пола, заявил, что это, наверно, теракт. Хотя вот какой смысл; ночь, в их вагоне три пассажира и человек с поломанной душевной конструкцией. Так называл себя Ящер. Который закурил и назидательно произнёс, обращаясь к Мишке, как к студенту, завалившему сессию:
– А если и взрыв, хорошо ему быть – ядерным, чтоб абзац всем и сразу. Чтобы закончились история больших и маленьких подлецов. В назиданье потомкам. А мы с тобой в шоколаде. Хотя позже, всё равно сдохнем.
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Сигнал усилился, и это не могло не радовать, значит, он выбрал верное направление. Затылок всё одно ломило, мозг пульсировал, продолжая выдавливать из глубин сохранённое до удара. Но, пятна подтаяли, и Миша решил, что можно потихоньку двигаться.
В том вагоне он разбил голову в кровь, и память заклинило, зажало невидимыми пластинами. Тогда и появились «5.14.21», а он и внимания не обратил, помогал раненым. А вот Ящер Валерьевич отметил, что скакнуло давление, и холод сочится сквозь окна, а значит, не ядерный взрыв, а катаклизм иного порядка. Вот и действительно, с какого перепуга мороз проявился, в метро заходили, майский вечер черёмухой благоухал. И Мише тогда, стало впервые страшно, домой захотелось, в Питер. А Ящер засмеялся, почти подавился дымом.
– Какой Питер, стоим уже три часа, ни объявлений, ни света, ни связи. Случилось невообразимое, и кто это сделал, человек ли, природа, бог или вселенский разум – неважно. Надо тебе голову перевязать, и пора выбираться отсюда.
Всё выглядело, как в фильме ужасов, в котором пришельцы из глубокого космоса, пролетая мимо Земли, плеснули на планету жидкий азот. Мгновенная заморозка превратила города в фантасмагорическую экспозицию. Выжили те, кто в момент расслоения озонового слоя находились под землёй. Какое счастье, что московское метро столь глубокое.
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Пятиэтажки приблизились и смотрели на Мишу пустыми глазницами окон. Неприятное ощущение, Миша поёжился. Когда Ящер снимает очки, взгляд у него такой же колючий. Учёный, мать его. Всё объяснял Мише феномен похолодания, что именно так погибли мамонты в своё время. Миша запомнил лишь странное слово – палеомагнетизм, и ничего не понял про инверсию магнитного поля, озоновую дыру и блуждающие географические полюса.
И первое время в лабиринтах московской подземки, Мише казалось, что он медленно и неотвратимо сходит с ума. В университете не учили, как не замёрзнуть и охотиться с камнем на крысу. Это Ящер Валерьевич выживал цинично несмотря на то, что профессор; дрался за тёплые норы и, зажав нос, жрал мясо убитых крыс. Миша не подстраивался под брата, не давал сердцу ожесточиться. Его с кафедры за убеждения не изгоняли, не лишали наград и научных званий, не закрывали в психушку. У Миши, как он сам думал, жизнь будет полна любви, радости от читки жгучего слога перед друзьями и захватывающей работы.
Три коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
«Да иду я», – зло отозвался Миша.
Вот каким образом он привязан к этому звуку, почему его слышит? Не значит ли это, что у него уникальный слух? Миша не помнил, кто ему так сказал. Кто-то из преподавателей в универе. Это Ящер скалится, утверждая, что Миша в музыкальном плане бездарность. Но низкие, гудящие звуки, слышит только он, Миша. И эта загадка его напрягает.
Он просканировал взглядом проулок между домами: здание одноэтажное, с одинокой антенной на крыше. По периметру – кирпичный забор с мотками колючей проволоки под снегом, нараспашку кованые ворота. Подобный объект Миша видел в Коломне, в нём содержали когда-то временно заключённых, он не запомнил названия. И кстати, Ящер тогда утверждал, что именно так выглядят психиатрические больницы. Ему видней, Миша в психушки не попадал.
Три громких коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
«Да пришёл уже», – выдохнул Миша.
Следов у ворот не видно, можно и заглянуть. Разбитое окно забрано мощной решёткой, на ней мохнатая шуба изморози, вместо двери кирпичный проём. Миша воткнул палки в снег, снял перчатки и отогрел большой палец дыханием. В свинцовом небе выстроились тяжёлые тучи, словно гружёные баржи пришли на разгрузку. Скоро быть буре, надо вернуться до темноты.
Вопрос, стоит ли вообще заходить?
Миша отцепил лыжи. Может, и нет, только звук не отключить в голове, он идёт из этого здания, что бездоказательно, но ощутимо затылком.
Крикнуть? Чутьё подсказывало, что если внутри выживший, то может пальнуть в ответ, такое случалось. Выжившие, что волки: злые, голодные, – и нападают не разбирая.
Достать пистолет? Он помнил про три патрона, подул на ладонь, запустил её во внутренний карман бушлата. Нащупал ребристую рукоятку «Глока» и облизнул губу.
Надёжный травмат. Он случайно его нашёл в оружейном магазине на Дмитровке.
Пробивает доску в ладонь толщиной, проверял лично, не страшно с таким.
Три громких коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Бросить всё к чёрту, свалить в нору, к Ящеру, и вернуться завтра, вдвоём. Хотя брательник температурит, и вряд ли согласится на такую аферу. Про гул в затылке ему Миша не говорил, нет смысла получать порцию пустых разговоров.
Миша перевёл предохранитель на пистолете в положение «огонь» и заглянул в проём: коридор, заметённый снегом, разбитый стол у стены, тишина. В глубине обнаружились пара стальных дверей, на каждой кодовый замок с массивной железной ручкой. Такие Миша встречал, но где, вспомнить не получилось.
Двери пытались вскрыть, облицовка замята, словно били чем-то тяжёлым. Похоже на банковское хранилище, подумал вдруг Миша и подёргал дверную ручку. Не реагирует. И как открыть? Он почувствовал, что подмерзает задница. Ночи морозные, хотя вселенский Холод утянуло обратно в космос, и Ящер объяснил это явление восстановлением магнитного поля. Уже и температура не опускается ниже тридцатки, и солнце подсвечивает, но привычный мир исчез навсегда. Когда, два года спустя, Миша, Ящер и прочие выжившие выползли на поверхность, было страшно смотреть на почти ледяные дома и застывшие скульптуры в машинах, но с едой стало легче. Выискивали в магазинах и супермаркетах промёрзшие макароны, консервы и мясо. У Ящера обострилась астма, он хрипел и задыхался на длительных переходах, дважды умирал от простуды, Миша не заболел ни разу. Не считая провалов в памяти.
Три громких коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Ага, и снова заломило затылок, жёлтое пятно запрыгало на заледенелой стене. Слишком много он старается вспомнить, голову напрягает. Миша убрал в бушлат ненужный травмат. Для двери нужен код. Он потыкал на кнопки, тяжело прожимаются. Где он видел такие? В универе или на практике у отца? Может быть, и на практике. Такой же замок, только двери и стены там были полностью из стекла, словно входишь в большой аквариум.
«5.14.21», затылок, боль и пятно. Чёрт…Ощущение, что в голове срабатывал тормоз, и воспоминания рассыпались. Нужно перетерпеть, память необходимо тренировать.
Что-то там было похожее, в лаборатории у отца. Так, а если ввести три тройки и единицу. Миша подёргал ручку. Не поддаётся. Хорошо, длинный сигнал может сойти за девять. Не сработало. Если длинный принять за ноль? Ручка дёрнулась, в двери появилась щель.
Миша достал пистолет и, протискиваясь бочком, заглянул. Помещение напоминало место, в котором держали длительную оборону: воронка в полу, словно от взрыва, разбитые столы, компьютеры, мониторы, раскуроченные станки с кривыми манипуляторами. Держа перед собой травмат, Миша обошёл поваленные шкафы с разбросанными папками, мокрыми от влаги и налипшего снега. В углу изувеченная станина, под ней тело в истёртом комбинезоне. Чёрные сапоги дёрнулись, и Миша остановился, спину залило потом.
Три громких коротких гудящих, один длинный протяжный. Пауза.
Он едва не выстрелил в шевелящуюся фигуру. Выживший? Под завалом, в промёрзшем насквозь помещении? Миша заглянул за станину и обомлел. Это была девушка. Почти подросток, хвост пшеничных волос, острые скулы и пристальный, немигающий взгляд. Руки в упоре на локтях придерживали тяжесть станины, не давая той раздавить грудную клетку. Миша опустил пистолет, в затылке щёлкнуло, лицо девушки на миг показалась знакомым. Она повернула голову, и Миша в испуге отпрыгнул. Девушка растянула в улыбке тонкие губы:
– Я рада, что ты услышал сигнал. Долго ждала, почти вечность. Помоги освободить руки.
Голос бархатный, нежный. Как она выжила? В голове Миши завертелись предположения, в затылке стрельнуло. Ответов не находилось, но он успокоился, опасности девушка явно не представляла.
– Ты кто? Каким образом здесь?
– Аглая меня зовут. Я андроид, модель 2024/1. Не бойся, ты распознал сигнал и пришёл, значит, обязан помочь. Эта железка слишком тяжёлая.
«Андроид, – задрожал радостно Миша, – в жизни бы не допёр, выглядит как человек. Что означает имя – Аглая?» Он лихорадочно рылся в памяти, словно в корзине мусора. Должны быть зацепки. Затылок горел, наплывали пятна, и он переводил взгляд в окно, на белую шубу изморози, чтобы сбить напряжение:
– Имя, мне не говорит ни о чём, но лицо, вроде знакомо. Странно всё это.
Сигнал: три коротких гудящих, один длинный протяжный, исчез.
Он положил кирпичи под станину, но вытащить Аглаю не смог. Переводя дыхание, присел на корточки, разглядывая незнакомку. Хорошенькая, вздёрнутые уголки губ, раскосые коричневые глаза. Не верилось, что перед ним неживой человек, хотя элементы памяти подсказывали, что с андроидами он сталкивался. И опять выплывала связь с универом и отцовской лабораторией.
Девушка улыбалась, и её внимательный взгляд пробрал Мишку насквозь. Он подумал вдруг, а каким видит его она, с кем идентифицирует в своих нейронных структурах его квадратную челюсть, доставшуюся от отца и жидкую шевелюру, унаследованную от матери. А широкую стопу, под которую не подобрать обувь, сравнит ли с лапой медведя? А скрипичный ключ у виска, оценит ли, как знак поклонения музыке?
«5.14.21». Пятна в глазах, ну чёрт с ними… Он поморгал, захотелось коснуться её ладони, где синяя жилка терялась меж указательным и безымянным пальцем. Не заметил, как снял перчатку, но потёр, первым делом, голову. Она протянула руку:
– Наклонись, нужно осмотреть твой затылок. Ты ударился головой?
– Давно это было, уже зажило.
– Я сейчас не о том, нарушение функций памяти налицо, иначе, ты бы меня узнал.
Миша отдёрнул руку:
– Не парься, всё норм. Давай, я захвачу завтра брата, вдвоём мы тебя вытащим без проблем.
– Брат, это хорошо. Он тоже слышал сигнал?
– Нет.
– Прекрасно, нам понадобятся свежие…. Да неважно. Свежие силы. А сейчас, доверься и наклонись. Я осмотрю затылок. Я способна обнаружить нарушения сканированием ладони. И потом, в любой момент ты можешь выбить кирпичи, и станина меня задавит.
Миша подумал и медленно встал на колени. Аглая провела ладонью над его головой, задержалась в области затылка, дотронулась, и… ничего не случилось.
Миша терпеливо ждал, когда она сотворит чудо, и странные цифры исчезнут.
– Достаточно сложное повреждение, – виновато улыбнулась Аглая, – без брата не обойтись. Вот что я попрошу тебя сделать…
* * *
На углу трёхэтажного особняка Миша перевёл дыхание, наконец-то добрался, уже начиналась пурга. Люк возле флигеля занесло снегом. Миша снял лыжи, ногой разметал сугроб, стукнул в дерево люка. Глухим кашлем откликнулся Ящер, лязгнул металлом самодельный крюк изнутри. Миша очистил лыжи от снега, спустился по влажной лестнице в узкое помещение с чёрным от копоти потолком. Ящер грел воду на огне самодельной буржуйки. Миша скинул рюкзак, припал к жаркой стенке печи, дымок перебивал запах сырости и табака. Он расстегнул бушлат, сердце бухало, подмышки намокли.
Ящер с вытянутым бледным лицом, беспрерывно кашлял и кутался в плотное одеяло из шерсти. Мише не понравились его влажные волосы и затуманенный взгляд нездорового человека. Ну ничего, потерпит пусть до утра, подумалось Мише, Аглая и его вылечит, она сможет.
– Температура высокая? – Миша бросил на скамью спортивную шапочку, оставшись в бандане, которую не снимал.
– Тридцать восемь. Ты аптеку нашёл? –Ящер подал ему фарфоровую чашку с мутным чаем. Миша принял, кивнул благодарно, сделал глоток и сморщился, кипяток обжёг губы.
– Не. Весь улов – три банки тушёнки, – Миша поставил чай на скамью и, развязав рюкзак, вытряхнул замершие банки. – Аптеки пусты, словно пережили набег варваров. Не понимаю, зачем надо всё ломать?
– От безысходности. Люди легко превращаются в варваров от безысходности. – Ящер закашлял, сплёвывая на деревянный пол мокроту. – Заметил что-нибудь необычное, выжившие не встречались?
Миша замер с чайкой в руках – он что, провидец? Ящер вытряхнул сигарету из мятой пачки, прикурил, пуская сизую струйку вонючего дыма.
Да нет, видимо, по привычке спросил. Но, про необычную встречу рассказать по-любому придётся. За исключением сигналов, и – Миша ощупал затылок – этих чёртовых чисел.
Рассказ занял полсигареты Ящера.
– Железяку, значит, нашёл? –Ящер зажал сигарету в зубах и, не вставая со скамьи, открыл дверцу печки, закинул кусок доски в жадное пламя.
– Этот андроид, Яков Валерич, – медленно протянул Миша. – Крутой, с интеллектом, способным к анализу. Почти высший разум в отличие от нас. Богиня.
Память неожиданно выдавила образ декана Казимира Белкаша в аккуратных круглых очках. Он привёл Мишу в лабораторию. Белые халаты в плотных масках копошились возле фигуры девушки в серебристом комбинезоне, хвост пшеничных волос, острые скулы. Отец положил ему на плечо руку: «Это наша сенсация Миш, я назвал её Аглая, в переводе с греческого – Сияющая. Андроид нового поколения. Лучшего воина не придумала ни одна сверхдержава. Многоуровневый чип памяти, самообучающийся искусственный интеллект, языковой интерфейс. Казимир говорит – ты готов, я поручаю тебе дописать систему восприятия и коммуникации, и возможно, поучаствовать в запуске».
«5.14.21». В затылке кипело, в глазах плясали круги. Чёрт, она же сказала: «Не напрягайся, сделаешь только хуже. Приведёшь брата, освободите меня, и я всё исправлю».
Ящер стукнул дверкой печи, выбросил сигарету. Звук вернул Мишу в прокуренную нору. Брат задумчиво смотрел на огонь.
– Богиня? Ну конечно, куда нам до высшего разума. Терминатора все смотрели. Вот ты не думал, может высший разум, эту херню на Земле и устроил – зачем ему человек и вообще, всё живое?
– Не думаю, что она виновата.
– Ну это я так, к примеру. – Ящер примирительно ухмыльнулся.
Миша улыбнулся в ответ, вышло натянуто, с языка рвался вопрос:
– Яш, а что ты слышал про инцидент в лаборатории? Отец ведь звонил тебе до аварии?
Ящер замер, натянув одеяло:
– С чего вдруг такие вопросы? Прорезалась память? Я тебя поздравляю – я говорил: она восстановится.
– Ты не ответил.
– А что отвечать, ты же знаешь: мы с отцом всегда были по разные стороны. Не общались с момента, как он ушёл от матери. От моей, заметь, матери. К твоей. Хотя сейчас это вообще не имеет значения.
– Это я помню. Что отец рассказывал про меня?
Ящер раздражённо пожал плечами:
– Ничего особенного. Просил присмотреть, перечислил денег на твоё проживание. Что с того? Он попросил и заплатил достаточно щедро, замечу. Я обещания выполнил. И мне совершенно по барабану, что произошло в лаборатории, утечка радиации, или чьих-то мозгов.
Ящер развёл под одеялом руками, и Мише показалось, будто коршун расправил крылья, движение выглядело зловеще.
– Видишь, я рядом. Какие вопросы? – Брат помолчал, словно что-то вспоминая; слышно было, как гудит в печке огонь. – Чего ты вдруг спрашиваешь, ты сам там был, когда всё навернулось, вот и расскажи, если вспомнил. Хотя опять же, мне до фонаря на самом-то деле. Ты жив, здоров, да и ладно. А отец…Его мне не жаль, если честно, мать свою жалко, любила его, мучилась.
Миша почти не слушал Ящера, несмотря на вяжущую боль в затылке, вспоминал, как андроид преодолел машинное обучение. Так, любопытный малыш перешагивает границы песочницы, вот только безупречный андроид не упал, не рассыпался на алгоритмы, а вошёл в глубокие слои нейросети, как в зыбкую синь океана ныряет искусный пловец. А Миша, всё же обнаружил изъяны и дописал то, что показалось ему важным и нужным.
Отец был готов носить его на руках, не Мишу – андроида, к сожалению. «5.14.21».
Ящер закурил новую сигарету, и пускал дым мелкими кольцами, округлив тонкие губы:
– Я читал: роботов запустили в серию. Правительство, что, всерьёз хотело заменить ими армию?
Миша удивлённо взглянул на брата: надо же, читал он, кто мог подумать, что физик интересуется железяками.
– Откуда я знаю, – буркнул Миша. – Я не в курсе, что там планировали, я программист.
– Я помню, как ты утверждал, что будущее за искусственным интеллектом. Ха! Сегодня мы видим, какое именно. Что ты напрограммировал? Массовый сбой?
– Я-то причём? Я вообще очнулся в больничке.
«5.14.21». Чёрт, как же ломит затылок, зато вспомнил и про больницу. Миша обхватил затылок ладонями, задышал медленно, стараясь увести мысли в сторону. Отец погиб, причину Мише не объяснили. Лишили доступа к дальнейшим работам, и он переехал в Москву, к Ящеру. Всё.
Спину распарило от тепла буржуйки, Миша скинул бушлат, оставшись в толстовке. От его движений на потолке запрыгали блики свечи.
– Понимаю. – Ящер сплюнул в пол, растёр тяжёлым ботинком, – Об этих андроидах я знаю лишь нужное, о чём может ты забыл – то, что поможет нам выжить. Все модели на ионно-водородном катализаторе, изолированном в вакуумной оболочке, если ты помнишь, конечно. По сути, это долговременный источник энергии. Потому и холод на неё не подействовал. Она – наш шанс вырваться.
Миша похолодел: брат задумал недоброе. Ящер закашлял, глядя на печку, обтёр губы и улыбнулся.
– Не парься малой, извлечём катализатор, отогреем трактор и покатим потихоньку до Мурманска.
– Так наши потопали на Алтай, разве нет? – удивился Миша. Он не знал, откуда, собственно, появился Алтай, в катакомбах не имелось ни связи, ни электричества, но, прошёл слух – там тепло. Отряд выживших вышел по Новорязанке на лыжах, техника не заводилась, замерла вмёртвую вместе с топливом, на санках тащили провизию и дрова. Отогревались и ночевали в деревнях и посёлках. Спали вповалку, воняли мочой и потом. Иван, старший группы, нудный военный в отставке, хранил транзистор, который включал раз в неделю. Говорил, якобы слышит сигналы. Ящер Валерьевич требовал к прослушиванию общего доступа, и получал неизменный отказ. После очередного переругался со всеми, именующими себя командирами и помощниками. И вот они в Н-ске, а толпа поползла в сторону Нижнего Ломова.
– Наши – это Иван, что ли? Тупой солдафон, который, я уверен, врал про сигналы. Сколько раз ему говорил: сдвиг полюсов наверняка изменил направление Гольфстрима, и курс надо брать на север. Не зря я последние годы читал лекции по геомагнетизму.
Брат засипел от длинных речей, зашёлся в кашле. Миша отставил кружку, до столь радикального решения о судьбе андроида он не додумался, но видел, как у брата загорелись глаза.
– Аглая – совершенство технической мысли. Нельзя уничтожить последний образец технологий. Да, элементарно сбилась программа. Отключить её, перепрограммировать. Мне, как два пальца…
Ящер Валерьевич стёр улыбку с лица, раздражённо затушил сигарету.
– Сам понял, что ляпнул? Где ты ноут возьмёшь рабочий?
– Я планшет таскаю с самой Москвы. Ну без зарядки, зато оттаявший. Разъёмы входа у Аглаи в районе поясницы, вот нам и электричество, – завёлся в волнении Миша, почувствовав перевес своих доводов. – Надо её только освободить.
– Ты действительно считаешь, доступ не запаролен? Интернета нет, у айти-сообщества не спросить. На основании сказанного имею сформированное решение: электрошокер ей в голову, и извлекаем катализатор.
– Электрошокер не сработает, предусмотрена защита от перегрузок. – Миша почесал затылок и прикрыл глаза, чтобы не видеть кругов, разговор ему надоел. – А потом, как ты предполагаешь разморозить трактор, интересно было бы глянуть.
– Да бог бы с ним, с трактором. Какого хрена ты её защищаешь? Ты же разбираешься в её внутренностях, дай наводку, подскажи, не сиди дурнем.
Худое лицо Ящера в свете свечей перекосилось. Он нагнулся, схватил прислонённый к стене топор – сбитое лезвие, ржавый обух. Ящер взвесил его в ладони.
– Видал? Вот что вырубит твоего андроида.
Глядя на мощный топор, Миша выискивал разумные аргументы защиты, должен же осознать брат, что Аглая – послание свыше.
– Ты не совсем в форме Яков Валерич, но в одном прав: Аглая – наш шанс, только нужно её освободить. Тему закрыли.
– Поговори мне ещё, студент. Не закрыли, – буркнул зло Ящер, откинув топор, лезвие выбило кусок из кирпичной стены. – Твоя позиция меня поражает. Именно ты, а не я, профессор и доктор наук, между прочим, похож сейчас на учёного, защищающего собственное изобретение. Будто ты в одиночку создал киборга.
– Практически, – вспыхнул Миша, неожиданно вспомнив важное. – Я внёс революционные изменения, между прочим. Прописал в программу гибридную модель категорий Плутчика, так называемое «Колесо эмоций», где базовый страх делится на состояния «сражайся» и «беги», да ещё в разной степени интенсивности. Это основа защитных механизмов Аглаи. Была, во всяком случае.
«5.14.21». Затылок горел, в глазах двоилось, но Миша словно не чувствовал, хотелось вспомнить что-то, более весомое, но, дверца в прошлое затворилась. Ящер потянулся, присвистнул и, будто бы покраснел:
– Ну ты даёшь, не знал о такой глубине познаний. И всё же после запуска в серию прошло время, всё могло измениться. Более того, я уверен, что изменилось. – Ящер высморкался, вытер нос платком. – Аккуратно тюкнем её по темечку обухом, вытащим и ковыряйся, настраивай, как рояль. По сути, нам и трактор не нужен, поставим андроида твоего на лыжи, прицеп на тросе, мы позади на верёвках. И полный порядок, ну разве не так?
Миша об этом только подумал, но дельная мысль брата бесила, опять впереди, во-всём-одарённый-душнила. Зачем, интересно, отец просил быть Ящера рядом?
– С утра определимся, что делать, сейчас спать, – кивнул Ящер Валерьевич и задул свечи, оставив дежурную в дальнем углу.
Миша долго ещё ворочался и, уже засыпая, принял решение, простое и прозрачное, как стекло.
* * *
Они покидали Н-ск спустя сутки. Солнце осветило кружевные макушки церквей и мёртвые трубы котельных. Аглая шла размеренным шагом, пробивая снежные перемёты широкими лыжами Ящера. В солнечнозащитных очках, которые ей нацепил Миша, она выглядела импозантной спортсменкой. Если бы не странный возок за плечами, что скрипел по снегу на длинных верёвках. Под деревянную дверь Миша подбил беговые лыжи, других не нашлось, примотал к импровизированным саням буржуйку, закинул досок, топор и консервы. Тело Ящера водрузили сверху, укрыли стёганым одеялом. Аглая решила, что стволовые клетки могут ещё понадобиться.
– Цифры сигнализировали тебе о сбое в матрице памяти, отсюда и боли в затылке. Технология вживления матрицы не отработана, устранить ошибки, видимо, не успели. Без родственных клеток было не обойтись, твой отец это предусмотрел.
– Что бы я делал без тебя, – Миша скользил позади саней, уверенно держась за верёвку.
Вспоминать оказалось легко и приятно. И текст Тони Раута*, раньше казавшийся странным, воспринимался как знаковый:
Люди как зомби, и люди злобны
Здесь страшно жить стало, это лучше бы сон был.
Нашим миром правят орки, прав был Толкиен.
К черту Рим, все дороги ведут в ад только
Примечания:
* Markul – рэп-исполнитель. Марк Маркул. 1993г. Латвия
* Платина – рэп-исполнитель. Роберт Плаудис 1995г. Латвия
* Oxxxymiron (Оксимирон) – рэп-исполнитель. Мирон Янович Федоров. 1985г. Закончил Оксфорд. Россия
* Баста – рэпер, композитор, ведущий Василий Вакуленко. 1980 г. Неоднократно был наставником проекта «Голос». Россия
* Плутчик – американский психолог, разработал восьмиэлементную теорию эмоций, которая стала одной из основных в психологии эмоций.
* Тони Раут – рэп-исполнитель Антон Басаев, 1990гр. Санкт-Петербург, Россия.
