Осенью североуральская природа очень опасается каверзов зимы. Известно же, что зима у нас всегда наступает внезапно. Поэтому природа умирает заблаговременно. Ещё сентябрь, а лес уже заголяется и мрачнеет, прячет жизнь под опавшей листвой, быстро буреющей под непрерывными дождями. Разве что грибы – против, они пробиваются к свету быстро и напористо, но это ненадолго. Скоро и они спрячутся, растворятся в предзимней смерти.
А ещё осенью прячется целая река. Чуть выше посёлка Красный Берег в Пермском крае находится малоизвестное, но очень примечательное место – Нырок. Довольно широкая, спокойная и чёрная, если смотреть со скалы сверху, река Молмыс упирается в скалу и почти пропадает. Дальше течёт маленький остаточек, местами его можно перейти, не набрав в обычные резиновые сапоги. Основная часть воды скрывается под скалой и продолжает свой путь под землёй, а неподалеку от автодорожного моста снова появляется на поверхности – это, соответственно, Вынырок. Широкая, шумная, быстрая лента Вынырка в десятки раз мощнее здесь, чем основная река. Место слияния хорошо видно с моста через Молмыс.
Весной, во время майских сплавов, пропадание реки не так заметно. Молмыс довольно скучная речка в том смысле, что препятствий на ней ниже точки подъезда нет, а береговые завлекательные места малоизвестны. Поэтому сплав по ней заключается в банальном удержании судна подальше от берегов, чтобы не оставить часть экипажа на «расчёске» – ветвях, подмытых паводком деревьев и кустов. Если команда всё же зазевалась, и «расчёска» – вот она, перед носом, единственным спасением от неё является слияние с судном.
То есть надо упасть на катамаран, распластаться и ждать, пока ветви не прошуршат по куртке. Практика показывает, что если неопытный участник начинает активно отбиваться от ветвей, дело вполне может окончиться тем, что он на них и останется. Выглядит это забавно, но хлопот добавляет – выловить, переодеть, высушить… Перед Нырком река расширяется, «расчёски» отступают, а спереди надвигается высокая скала, украшенная горелым буреломом. Залезать на неё довольно утомительно, но прекрасный вид сверху того стоит.
Поздней осенью тот же вид навевает совсем другие мысли. Внизу, под скалой, угадывается колоссальная воронка. Вода в ней вращается очень медленно, листья и прочий мусор четко обозначают концентрические круги. Спешить воде некуда – весенний приток бурных, мутных и пенных сил на исходе, летняя жизнь закончилась, впереди временная зимняя смерть. Лес вокруг к ней тоже готов, и тоже не торопится, терпеливо ожидая, когда вдруг дождь станет твёрдым и задержится на поверхности земли до весны. Так и Молмыс не спешит, беззвучно и размеренно проваливается под землю. Отдельные ответвления шумно обрушиваются в пещерные колодцы у окончания скалы, но это так, мелочь. Основная часть реки не афиширует переход в провальное существование.
Вообще-то почти все пещеры – творение воды. Они прорыты подземными потоками, искавшими и нашедшими породу помягче, чтобы растворить её и унести с собой. Порода осела где-то в Камском водохранилище и на пляжах под Астраханью, а в те редкие пещеры, откуда вода соизволила уйти, теперь ходим мы, чтобы насладиться зрелищем повторного водяного дизайна. Просачиваясь сквозь незаметные щели, вода приносит с собой крохи породы. Капли высыхают на концах сталактитов, срываются и взращивают на полу сталагмиты. Каждая капля оставляет неизмеримо малый слой кальцита, но капель много, и они никуда не спешат. Вот так один, великий и могучий, непоколебимый и неоспоримый поток скалу разрушил, а миллиарды капель её восстанавливают, наращивают неповторимыми узорами – потихоньку, конечно. Так уж устроено в природе. Да и в обществе, по сути, также.
А есть пещеры, из которых вода ушла не совсем.
Бывает, она стоит там огромными, кристально чистыми, бездонными озерами, как в Ординской пещере. Озера безжизненные и блаженно бездеятельные. Баламутить их некому, кроме редких дайверов, да и тех, глядишь, скоро законодательно зарегулируют в пользу общественной безопасности, стабильности и спокойствия. Вот детский туризм зарегулировали в порядке защиты детей от всего на свете – и нет его, и не текут ручейки школьников в лес к костру, как когда-то. Превратились в озеро, что ж.
А бывает, очень редко, правда, что можно непосредственно наблюдать создание пещеры. Например, рядом с посёлком Мутихой, не столь далеко от Нырка, человеку дозволен вход только в маленький закуток скального грота, внутри которого непрерывно ревёт подземная река. Закуток небезопасный, как жизнь, там можно поскользнуться, упасть, разбить неосторожно голову об острые потолочные камни, зализать которые вода не добралась, но в нём происходит рождение. Мутная вода невообразимо долгое время грызёт скалу и когда-нибудь победит. И уйдёт, и снова начнёт восстанавливать, каплями просачиваясь с потолка. Так уж устроена природа – жизнь, она только там, где опасно. В природе выживают только те виды, которые дозировано отпускают опасность детёнышам с рождения, довольно быстро поднимая этот уровень до реального.
Один-единственный рык медведицы матерно-воспитательного характера, спровождаемый сочным шлепком, развивает знания, умения и навыки не хуже, полагаю, чем месячный тренинг по основам выживания в кондиционированном актовом зале. Зато, разумеется, в озере зала – совершенно безопасно, всё свершается по оптимальной программе, в соответствии и с учётом. И без всяких тайн, уж очень опасно в последнее время звучит это слово.
А сколько тайн в окрестности «нырков» и зарождающихся пещер! Километрах в пяти выше Мутихи, на правом берегу, есть огромная скальная воронка с понижением. Судя по тому, что она завалена брёвнами с драной корой, весной в неё ныряет часть реки, которая несёт обгрызенные ледоходом деревья. Летом Акчим тут довольно спокойный и скучный, но по весне река увеличивается во много раз и обезумевает от желания что-то сотворить. Рушит берега, смывает вековые деревья, как щепки, вертит их в обрамлении пены и ломает о валуны. Часть деревьев попадает сюда и скрывает своим переплетением – что? Пещеру? Рукав подземной реки? Какие опасные чудеса? А никто не знает. Представьте себе, это в наше-то время и в нашем-то мире, когда все знают всё (даже о воспитании детей), когда метания Магеллана посреди океана стали смешны вследствие спутниковых телефонов и системы GPS, когда и о нас скоро все, кому следует, будут знать всё, что следует – никто не знает, что скрывают опасные нырки километрах в двухстах от Березников. Никто. Не знает. Ни один. Как песня, право.
Возвращались мы с Нырка к машине и небольшой избушке около неё в наступающих сумерках. Ранние заморозки успели уже погрызть берега, украсить их прозрачным ледяным кружевом. Хрустальные пластинки поймали в плен прибрежную траву, а вокруг камней не удержались и протаяли. Не их время ещё, но они своё наверстают. Так уж устроена природа, что за смертью снова следует жизнь. Месяц-другой, и эта жизнь закипит поверх снега. Звери будут искать, что бы им съесть, потому что стало сложнее. Снегоходчики будут искать, как бы им проехать, потому что с каждым зимним месяцем, с ростом снегового покрова, это становится всё проще.
А река будет терпеливо ждать, когда у неё достанет сил сломать ледяной панцирь и возродиться настолько, что отток в Нырок станет незаметен, пренебрежимо мал. Дождётся и вновь радостно начнёт подмывать берега и кормить траву, пойманную сейчас в ледяные тенета.
Эх, в обществе бы так. Вот бы было здорово.
