У Насти были глаза цвета сине-зелёного льда, волосы рыжие, как солнце на закате. А ещё Настя говорила с призраками. И однажды призрак пришёл и сел на краю её кровати. В комнате было темно, и она видела лишь тёмный силуэт, чуть темнее, чем мрак в комнате. Он долго сидел, глядя на неё.
– Кто ты, – наконец, сказала она. – Зачем ты пришёл ко мне?
– Ты поможешь мне? – спросил он.
– А тебе очень нужна помощь?
– Без неё всё, что я знаю, обратится в прах. Всё, чем я дорожил или ценил, всё, что любил и лелеял, может погибнуть. Я бы не стал просить, если бы не крайняя нужда. Я очень нуждаюсь в тебе.
Настя вздохнула:
– Ладно.
Она откинула синее одеяло, на котором были изображены крошечные киты. Киты извергали фонтанчики воды и казались очень довольными собой. Сейчас, во мраке, рассмотреть их было невозможно, но Настя знала, что они там были.
– Спасибо, что не отказала.
– Я бы обязательно помогла, – просто сказала она. – Я всегда помогаю. Ночами, лунными и звёздными, ко мне приходят многие. Они сидят на моей кровати, и я держу их за руку, и рассказываю сны. Сны о лете и о любви. Сны о чести и мужестве. Сны о мороженом и фисташках, радуге и рассветах. Когда встаёт солнце, они уходят. А мне остаётся лишь гадать – не приснилось ли мне это.
– Ты отдаёшь свои ночи, – сказал призрак. – Лишь дни принадлежат тебе.
А Настя сказала:
– Дни тоже не всегда мои, – она помолчала. – Ведь я должна есть мороженое, и фисташки, и смотреть на радугу, и любить рассветы. Вопреки страхам и сомнениям, боязни и нерешительности я должна жить, чтобы мне было о чём рассказать ночью. Знаешь ли ты, как болезненно прекрасно жить?
– Я знал это когда-то, – сказал призрак. – Хотя в моих руках была всего одна жизнь, которую я должен был защитить. Должен и сейчас. Поэтому я пришёл к тебе. Ты храбрая девушка, если держишь в руках жизни многих.
Настя покачала головой:
– Я трусиха, до того ужасная, что этого не описать. Каждый лень я буквально выворачиваю себя, чтобы быть храброй. Я клещами выдираю у себя из сердца трусость и кнутом гоню себя в жизнь.
– Тогда это не просто храбрость, – сказал призрак. – Тогда ты самая храбрая девушка на свете.
– Если бы, – вздохнула Настя.
Она спустила ноги на пол, и сейчас они с призраком сидели рядом. На Насте была длинная, до колен, майка и пушистые тёплые носочки в сине-зелёную полоску.
– Пойдём на кухню, – предложила она. – Прости, я знаю, ты не можешь пить. Но я бы выпила кофе.
– Пошли.
Она коснулась его плеча:
– Как тебя зовут?
– Петя.
Было что-то странно трогательное в этом имени. Такое простое, ведь парня с претензиями никогда не будут звать Петя. Нет, Петя – это тот, кто взрывает на заднем дворе петарды, кидает ампулы с лекарством в костёр, чтобы посмотреть, как они лопнут, приносит домой ужика, а из-за своих пиротехнических опытов лишается бровей и едва не лишается глаз. Драчун, дворовый мальчик, преданный друг, мужское плечо, простой и хороший парень.
Настя прошла на кухню, не одеваясь – длинная майка вполне заменяла платье. Она не стала зажигать свет, а просто включила конфорку и поставила маленькую турку – подарок одного друга. Налила воды и засыпала три ложки чёрного кофе – и арабики, и робусты.
Дождавшись, когда кофе вскипит, Настя вылила его в простую белую кружку без каких-либо рисунков и поставила на блюдце. От кофе шёл умопомрачительный аромат. Но пить она не стала.
– Расскажи мне свою историю, – попросила она.
Призрак сел напротив неё, на стуле.
– Я должен помочь своей девушке, – глухо сказал он.
– Как её зовут?
– Юля.
За окном шёл дождь. Небо было красивого индигового цвета, с призрачно-зелёными облаками. У самого горизонта била и била молния. За окном было не так уж и темно несмотря на то, что был час ночи. Зато комнаты будто окутала тьма. В каждом углу, казалось, притаились тайны.
– Чего ты хочешь? – спросила Настя.
– Я хочу, чтобы ты сказала ей, что я буду её ждать.
– Неужели она сама не знает об этом?
Призрак помолчал.
– Она, конечно же, знает. Но иногда мы забываем даже самые простые вещи. Непреложные истины, которые нельзя забывать. Мы всего лишь люди, и нужно чтобы кто-то иногда напоминал нам об этом.
– Расскажи мне свою историю, – во второй раз попросила Настя.
Призрак помолчал.
– Её легко найти в Интернете. Всё случилось в метро, десять лет назад, – он поднял голову, будто всматриваясь в неё. – У тебя ведь есть дар?
Настя кивнула.
– Коснись меня.
На мобильный телефон, что лежал на краю стола, вдруг пришла реклама. Экран засветился, и она увидела Петины руки – узловатые, покрытые мелкими шрамами, ожогами от сигарет. Настоящие мужские руки. Экран, погорев несколько секунд, погас. На миг ей показалось, что она различает черты призрака. У него были волосы из осеннего тумана и глаза цвета печали.
– Откуда ты знаешь о моём даре?
Призрак едва слышно вздохнул.
– Теперь я знаю многое.
У Насти был дар. Касаясь вещей, она видела образы, с ними связанные. Как правило, это были мимолётные, незначительные картинки, например, образ играющего котёнка или брошенная фраза. Но иногда это были целые полотнища, похожие на фильмы, с той только разницей, что всё воспринималось куда ярче.
Секунду поколебавшись, она коснулась руки призрака.
Петю на два дня отпустили домой.
Два дня пролетели, как один миг.
И вот уже вся семья стоит на перроне метро: мама, отец, сестра. Провожают обратно, а заодно собираются в торговый центр «Момо». Людей много, ведь сейчас лето. Подружка тоже стоит рядом. Юля. Маленькая девятнадцатилетняя девчушка, в разрезе глаз которой есть что-то азиатское. Родителям нравится Юля, она милая и порядочная, хоть и немного шебутная.
– Я скоро вернусь, – улыбается Петя.
Он спокоен, потому что знает – Юля его дождётся. Волноваться не о чем. Да и служить осталось всего ничего.
– Как тебе служится? – как-то спросила Юля.
– Всё время жду, – честно сказал он. – Командуют: «Подъём!», я встаю первый и жду, пока остальные поднимутся. Первый заправляю постель. Когда нужно построиться – я всегда готов. Командуют идти на завтрак – я один из первых. И постоянно жду остальных!
Юля засмеялась:
– Ты как в анекдоте!
– В каком?
– Мама, пишет домой парень. В армии так хорошо! Просыпаюсь я, как и дома, в пять. Но тут ещё можно поваляться до шести часов!
– Ха-ха.
Парень весело щёлкнул её по носу:
– Потерпи, – серьёзно сказал он. – Чуть-чуть осталось.
– Конечно, потерплю, – просто сказала Юля. – Я тебя никогда не предам. Мне всё равно больше никто не нужен.
– Парней-то много, – шутливо сказал Петя.
– Парней-то много, а ты один, – просто ответила Юля.
Петя рассмеялся:
– Ну, ты прям мечта солдата.
Он привлёк её к себе и поцеловал в лоб. Чтобы поцеловать в губы, пришлось бы ему наклониться, а ей встать на цыпочки – настолько он был выше её. Они были одногодки, но Петя был высоким, рослым парнем, а Юля всегда была миниатюрной девушкой.
Петя выпустил Юлю из рук и зевнул.
– Ну, где этот поезд, – зевнул он. – Уже пять минут стоим на платформе.
– Задерживается, – сказала молодая мамаша справа. – Мы тоже давно уже ждём. Может, случилось что?
Её сын играл с игрушечным самосвалом на граните платформы.
– Только бы не теракт, – вздохнула Юля. – Я ужасно боюсь терактов. В тот день, когда был взрыв, я ехала домой всего на полчаса раньше. Это ужасно. А моя подружка и вовсе угодила в тот самый миг. Но она была в последнем вагоне, и ей повезло уцелеть.
Далеко-далеко в туннеле загорелся огонёк.
– Вот и поезд, – удовлетворённо сказал Петя.
И в этот миг донёсся звук: «Тук-перетук», поезд приближался. Но его ещё не было видно. Мальчик, играющий с самосвалом, с силой катнул его по граниту. Самосвал, смешно постукивая, подкатился к краю платформы, и канул вниз.
– Игрушечка! – завопил мальчик, и спрыгнул на рельсы.
Дальше всё разворачивалось так быстро, что никто ничего толком понять не успел. Мальчик подхватил самосвал, а Петя подхватил мальчика – ведь в ту же секунду он тоже спрыгнул на рельсы. Поезд летел вперёд, ослепляя огнём фар. «Тук-перетук» превратился в скрежечущий рёв металла. Машинист попытался затормозить, но времени уже не было. Петя отчаянным броском выкинул мальчика на перрон. Самосвал покатился на граниту. Петя встретился взглядом с Юлей, на одно мгновение, которое было меньше, чем секунда.
А потом был удар.
И Юля закричала.
Настя отдёрнула руку.
– Что ты хочешь от меня? – тихо спросила она.
Петя помолчал.
– Я приснился ей на завтра, – негромко сказал он. – Я хотел сказать, чтобы она меня не ждала. Жила дальше. Нашла себе парня. Поступила в институт. Нарожала кучу детей. Но она не стала меня слушать. Она кричала, что я не подумал о ней. В тот миг о ней не думал. А теперь её жизнь – как разбитое яйцо, которое не собрать заново. Белок вытек, и скорлупа треснула.
Он провёл рукой по лицу:
– Она запретила мне приходить к ней во снах.
– И ты оставил её? – тихо спросила Настя.
Петя наклонил голову.
– Конечно, нет. Я следил за ней квадратами окон, освещал путь золотом уличных фонарей. Я заходил в её комнату с ночными тенями. Я скрипел половицами её полов. Сколько ночей я провёл, просто глядя на неё. Когда она металась и говорила во сне, я дул на её лоб – я вычитал этот способ у Аркадия Гайдара. Ну, ты ведь наверняка знаешь: «Чук и Гек». И она успокаивалась.
Настя помолчала.
– Так что же всё-таки нужно от меня? – ещё тише спросила она. – Если я чем-то могу помочь, я всё сделаю.
Петя поднял голову. Во мраке его черты размывались, но глаза она видела – яркие, сияющие глаза, в глубине которых будто горели тревожные звёзды. Он долго молчал. А затем вздохнул.
– Прошло двенадцать лет, – тихим шелестом прозвучал его голос. – У неё были парни, она заводила отношения. Но уже пять лет, как она одна. У неё есть только книги и фильмы, аниме и манга. Она живёт одна в съёмной квартире и даже с родителями видится редко. Потому что, по правде, отношения у неё с мамой и папой аховые. И я её не виню – видел как-то обоих. Она стала онлайн-консультантом по компьютерной технике. В этой работе есть одна особенность – не нужно видеться вживую с людьми. У неё есть только один друг по Интернету.
Он помолчал:
– Если бы я только мог вернуть всё назад.
– И ты бы опять спас этого мальчика, – тихо сказала Настя.
Петя вздохнул.
– Да. Наверно, спас бы.
– Кем он стал?
Настя почудилась улыбка.
– Учится в лицее при БГУ. Будет скрипачом, музыкантом. Разбирается в риффах, гаммах, каденции и партитуре. Мне таким никогда не стать. Я бы, наверно, пошёл в автомеханики или ставить пластиковые окна.
– Окна тоже нужны, – возразила Настя. – Мне бы пришлось туго без моих чудненьких пластиковых окон.
Петя рассмеялся:
– Ну да, конечно.
Он потёр лоб:
– Но я бы спас его, даже, если бы он стал наркоманом, – тихо сказал он. – Ведь он же был просто маленький мальчик. Что я мог поделать?
И Настя тихо сказала:
– Да.
Они сидела, а гроза то и дело озаряла горизонт своими сполохами. Ветер крепчал. Наконец, он так разошёлся, что старенькая деревянная форточка с облезлой белой краской с силой хлопнула.
– Это парусный ветер, – тихо сказал Петя. – Такие ветра в древности надували кливера, стаксели, трисели, бермудские и латинские паруса.
– Парусный ветер, – прошептала Настя.
Петя покачал головой:
– Мне кажется, иногда она забывает. Иногда она ни во что не верит. Она думает, что, когда шагнёт за порог, там не будет ничего. Она думает, что за грань жизни и смерти нет ничего, лишь покой и беззвёздная пустота. Извечная недвижимая тьма.
– А она неправа?
Петя покачал головой.
– Парусный ветер… он крепчает, слышишь? Каждый из нас плывёт на своём корабле. Мы берём марселя и убираем брамсели, мы рубим снасти, мы травим брасы и бросаем якоря.
Он помолчал.
– Далеко-далеко есть берег, где прозрачная вода лижет пляж из ракушек и белого песка. Вода эта похожа на воздух, на чистый свет, и сквозь неё можно смотреть в глубину на мили – туда, где дворцы из кораллов, и зелёные водоросли колышут морские течения. Если выпить этой воды, то можно не пить целый год, целый век, целую жизнь. Там поднимаются к небу белые скалы, и даже в полдень можно увидеть огоньки звёзд, если запрокинуть голову. Там всегда звучит тихая и нежная песня.
Он поднял голову, и его глаза блеснули.
– Однажды её бриг придёт туда. Обвиснут паруса, и станут ненужными брамсели и фок-мачта. И она спрыгнет в тёплую воду, и прилив будет доходить ей до колена. Я буду ждать её там.
Петя вздохнул:
– Но скажи ей, чтобы она не торопилась. Ведь я могу ждать её вечно. Так, как она ждала меня.
Настя судорожно вздохнула:
– Но ведь она так хочет встретиться поскорее.
– Я жду её там, где заканчивается и начинается всё, – тихо сказал призрак. – Однажды мы встретимся. Ведь корабли всегда приходят в гавань. Но я не хочу, чтобы она торопилась. Я хочу, чтобы она пила горячий глинтвейн и сладкий ноябрьский эль. Я хочу, чтобы она танцевала до упаду, пока ноги не отвалятся. Чтобы она хохотала так громко, что ей начали вторить звёзды. Чтобы она любила и ненавидела, брала и отдавала. Грелась на солнце и мокла под дождём.
Утром Настя вернулась на кухню. Хотя было лето, небо затянуло облаками, и только светлое пятно указывало место, где было солнце. Дождь прекратился, оставив небольшие лужи на асфальте. Было уныло-сумрачно и призрачно, в такт к её мыслям. Всё казалось вымыслом, и не приснилось ли ей это? Но недопитая кружка на столе напоминала о ночном визитёре.
Какое-то время Настя сновала по кухне, как неприкаянная, не в силах сообразить, что ей делать. Но потом взяла себя в руки. Она поставила турку на конфорку и заварила себе крепчайший кофе. Положила три ложки сахара и хорошенько перемешала. Первый же глоток вернул её к жизни.
Она открыла ноут и включила его. Набрала в поисковой строке: «Пётр, спас мальчика в метро». Двенадцать лет назад. Значит, 2010 год.
Петя.
Она узнала его сразу. Хотя ночью он не видела его лица, но именно таким он и должен был быть. Долговязый, в военной серо-зелёной форме. В которой и погиб. Он был сфотографирован рядом с отцом, которого был выше почти на голову. Он какой-то нескладный, а короткая стрижка делала черты лица угловатыми. Нос картошкой, куча веснушек. Взгляд у него был открытый и прямой, весёлый и в то же время серьёзный. И вообще, было видно, что он из тех, с кем всегда легко.
– Петя.
Настя закрыла новостную страницу.
– Я обещала, – сказал она сама себе.
Вздохнув, она открыла Skype. Нашла страницу Юлии. С аватарки на неё смотрела пухлощёкая девушка с серьёзным взглядом. Настя положила руки на клавиатуру и напечатала:
– Здравствуй, Юля. Ты меня не знаешь, прости, я знаю, это нелепо. Но я должна кое-что сказать…
