Кто бы другой рассказал – не поверил. Но Лёнечка…
Лёню я знаю с детства. Можно сказать, всю жизнь знаю. Мы и жили по соседству. Вместе учились, вместе отдыхали. Играли в футбол, ходили на рыбалку. Помню, когда Лёнечке подарили на день рождения велосипед, первое, что он сделал, это предложил мне прокатиться. Никогда он не был жмотом. И дураком тоже не был. Сколько себя помню, он всегда стремился быть первым: и в учёбе, и в спорте, и вообще.
Наверное, поэтому он и женился самым первым из нас. На красивой и статной девушке по имени Светлана, с глазами, словно два бездонных голубых омута с весёлыми искорками в глубине. И, как водится, поначалу всё у них было хорошо. Шли годы. Мы стали реже видеться. Вскоре и я остепенился, обзавёлся семьёй. И только через пару лет заметил, что мой друг Лёнька начал меняться.
Куда только делся его задор? Всегда лёгкий на подъём, теперь он стал угрюмым и неразговорчивым. У меня уже подрастали двое сорванцов, а Лёнька так и не обзавёлся настоящей семьёй. У них почему-то не было детей. Может, поэтому он начал пить. А однажды, когда я пришёл проведать его дома, дверь мне открыла Света и глаза у неё были на мокром месте. Очевидно, дело шло к разводу.
В тот день я напился. Купил по дороге домой бутылку водки, колбасы с помидорами и, ничего не говоря, просто заглянув в глаза жене, ушёл в гараж. Мы никогда с ней об этом не говорили, но, мне кажется, она всё тогда поняла…
В общем, я не удивился, когда снова увидел Лёнечку пьяным. Но то, что он говорил… Это было немыслимо. Помню, я тогда подумал про белую горячку. Да и было с чего! Какие-то стены, какие-то тайные двери. Скорее из жалости, я согласился пройтись с ним до Ситцкого сада.
– Ну, – спросил я, когда мы остановились у входа, – где твоя волшебная дверь?
Лёнечка воровато оглянулся, выискивая кого-то среди прохожих, и, схватив меня за рукав, потащил через главные ворота внутрь. Мамы и бабушки, пришедшие со своими чадами в этот парк отдыха, провожали нас подозрительным взглядом. Но Лёню было не остановить.
– Я тебе вот что скажу, дружище, – немного волнуясь, сбивчиво говорил он… – Сперва ты должен убедиться, что никакого потайного лаза тут нет. В смысле, с обратной стороны.
Он подвёл меня к дальней стене сада, что скрывалась за искусственным прудом и редкими кустами. Ткнул пальцем на покрытую белой штукатуркой стенку высотой мне по пояс, которая продолжалась вверх ажурной решёткой:
– Что видишь?
– Стену вижу, – терпеливо сказал я.
– И больше ничего? – уточнил Лёня.
– Больше ничего.
– Отлично! – воскликнул он и потащил меня назад, к воротам.
Решив не задавать лишних вопросов, я последовал за ним. Мы вышли наружу и, обойдя сад, подошли к той самой стенке с другой стороны. На ней чьей-то аккуратной рукой действительно была нарисована небольшая зелёная дверца. Скруглённая верхняя часть, массивные резные петли, как будто из металла, и даже большое массивное кольцо вместо ручки.
Я восхитился:
– Лёнь, ты классно рисуешь!
– Да это не я, – он даже пихнул меня локтем, словно приводя в чувство. – Ты что, не помнишь мои оценки по рисованию?
– А кто же тогда? – Я подошёл ближе и присел на корточки. – Выглядит очень натурально.
– Да неважно, кто! – Он присел рядом и заглянул мне в глаза. – Важно, что из этой двери сегодня вылез какой-то старик!
Я промолчал, внимательно разглядывая его опухшее лицо.
– Чем хочешь могу поклясться! – дохнул он перегаром.
Я медленно поднялся.
Лёня вскочил следом:
– Геша, я всё понимаю! Я понимаю, как это звучит. Но я ещё не сошёл с ума.
– Ты ведь в запое, – с сомнением сказал я.
– Да при чём здесь это! – воскликнул он. – Я никогда не допивался до… до…
Он посмотрел на зелёную дверь долгим, задумчивым взглядом. Потом решительно повернулся ко мне и где-то в глубине его серых, подёрнутых тоской глаз на миг промелькнул прежний, озорной и решительный, Лёнечка.
– Давай сделаем так… – предложил он. – Того старика я видел сегодня примерно час назад, то есть в шесть вечера. Значит, завтра в пять зайду за тобой. Идёт?
Трудно сказать человеку, что он неправ. Тем более, если знаешь его с детства.
– Интересное предложение… – вздохнул я. – А если..?
– А если его не будет, я забуду об этой дурацкой двери.
– Идёт!
Мы ударили по рукам.
В назначенный час меня дома не оказалось – пришлось задержаться на работе. Да и, если честно, я совсем забыл о данном обещании. Вернулся полшестого, тут жена и спрашивает, не видал ли я Лёнечку, а то он недавно заходил.
Ох, давно мне не было так стыдно! Схватил со стола бутерброд с колбасой, сказал, что Лёньку надо спасать, и был таков. До Ситцкого сада дошёл минут за 15, благо, город маленький. Смотрю, Лёня на корточках у двери этой нарисованной сидит. Точнее, у стены, потому что никакой двери на той стене уже не было.
– Здорово, – говорю, – Лёнь. Ты зачем дверь стёр?
Лёнька вздрогнул от неожиданности, поднялся и говорит:
– А, Геша… – вроде как и не обиделся на моё опоздание, только носом так странно повёл. – А я тут весь день в засаде просидел и знаешь что?
– Что? – спрашиваю.
– Проголодался я – вот что. Нет у тебя чего пожевать?
– Держи, – достал я из кармана бутерброд в целлофановом пакетике.
Лёнька принялся уминать бутерброд, а сам в сторонку отходит и меня за собой зовёт:
– Давай-ка мы с тобой в засаде посидим. Ни к чему, чтобы он нас видел.
– В какой засаде, Лёнь? Двери-то нет.
Лёнька только ухмыльнулся загадочно, но ничего не сказал. Ладно. Спрятались мы в кустах и стали ждать. Лёнька бутерброд свой хомячит, а я сижу и слюни пускаю. Всё-таки с обеда ничего не ел, а тут салями с чёрным хлебушком… Но, думаю, ладно. Не бутербродом единым. Отвлёкся, в общем. Вдруг чувствую, Лёнька меня за рукав дёргает, а сам смотрит, не отрываясь, на стену и глаза у него как плошки огромные.
Посмотрел и я.
Смотрю и чувствую, как волосы на затылке начинают шевелиться: на белой стене, где секунду назад ещё ничего не было, проступило, словно из глубины, изображение той самой двери. Дверь распахнулась, а из неё на четвереньках вылез какой-то старик. А дверь-то нарисованная! Старик по сторонам зыркнул внимательно, дверцу за собой прикрыл и как ни в чём не бывало пошёл себе, посвистывая.
Вылезли мы из кустов. Я отряхиваю брюки, а руки дрожат. Ясное дело, надо выпить. Но Лёнька божится, что нет у него ничего. Второй день, мол, не употребляет. А ещё друг называется…
– Веришь теперь мне? – спрашивает.
Я только плечами повёл, то ли от холода, то ли от жути:
– Тут и не захочешь, да поверишь. Только как же это, а?
– Ты погоди, Геша, самое интересное то, как он эту дверку открывал.
Лёня снова присел перед дверцей на корточки. Стал рукой по стене водить. Рукой шарит, а сам комментирует:
– Понимаешь, старик, он вот так же сидел. Только у него сразу получилось: присел, руку протянул, и кольцо вот это самое у него в руке оказалось.
Я бесцеремонно отодвинул Лёню в сторону. В душе бурлила какая-то удивительная сила.
– Дай-ка! – Я присел на корточки рядом с дверью.
Оглядел её внимательно и попытался ухватить рукой за нарисованное кольцо. Ага. Только Лёнечку рассмешил. Я задумчиво так на дверцу эту зелёную посмотрел, а на самом деле сквозь неё, куда-то вдаль. И в этот миг мне вдруг показалось, что дверь вовсе не нарисована на стене, что она самая что ни на есть настоящая, и если прикоснуться к ней, то можно ощутить шероховатость струганого дерева и холод железных петель. И, конечно, тяжёлую чугунную ручку тоже можно ощутить…
Были в моём детстве такие странные рисунки на обложках тетрадей: если смотреть не мигая сквозь них, то можно увидеть какую-нибудь объёмную картинку. Не помню, как это называлось. Мне эти фокусы всегда давались легко, а вот Лёньку они только злили. У него это никогда не получалось.
Я протянул руку и, взявшись за тяжёлое кольцо, потянул дверцу на себя. Медленно и совершенно беззвучно она открылась. Лёнечка ахнул и, упав на четвереньки, заглянул внутрь…
За дверцей открывался небольшой туннель, который метра через два терялся в густом зелёном тумане. Я удивлённо поднялся и посмотрел на стену. Толщина её была всего сантиметров сорок. Честно говоря, весь лимит удивления на сегодня был уже мною исчерпан. Но тут сюрприз преподнёс Лёнечка. Он, недолго думая, залез в туннель и на четвереньках засеменил на другую сторону.
– Куда?! – зашипел я, но было поздно.
Пытаясь вернуть его, полез следом.
Конечно, не успел. Вывалился из стены на той стороне, больно стукнувшись обо что-то коленкой. Лёни рядом не было. Только детсадовский малыш стоял неподалёку, внимательно меня разглядывая. Кое-как поднявшись, я посмотрел на дверь. Удивительным образом она стала значительно больше. Да и стена, что раньше едва доставала мне до пояса, теперь была выше меня.
Это навело на мысль: а в том ли самом саду мы очутились? Может, это какой-то параллельный мир, другое измерение? Или что там в таких случаях бывает? Как-то непроизвольно захотелось домой. Я уже собрался было залезть обратно, наплевав и на Лёнечку, и на всяческие тайны, как вдруг услышал насмешливый детский голос:
– Геша, я не узнаю вас в гриме.
Медленно обернувшись, я увидел всё того же мальчонку. Только теперь он стоял, уперев руки в боки, и на губах его блуждала улыбка. И вот что странно: я видел его глаза на уровне своих глаз, а ведь смотрел с высоты роста взрослого человека. Или… Страшное подозрение закралось в душу. Медленно опустив голову, я оглядел себя. Куда только делся мой деловой костюм… А руки? Почему они такие маленькие?!
Ещё раз недоверчиво оглядев себя, я перевёл взгляд на мальчика напротив и вдруг что-то знакомое почудилось мне в его облике. Очень-очень знакомое! Совсем позабытое.
– Лёня? – спросил я тоненьким голоском.
– Ага! – довольно кивнул мальчуган.
Дальше не помню. Кажется, я потерял сознание…
– Милый, вставай! Завтрак готов.
Ещё не проснувшись окончательно, я сладко потянулся под тонким летним одеялом. Как хорошо! Лето. Отпуск. Любящая жена. И дети в деревне у бабушки.
Лена приоткрыла дверь в комнату:
– Евгеша, я на работу. Завтрак на столе. Не жди, пока всё остынет.
– Спасибо, зая, – улыбнулся я, не открывая глаз.
– Я ушла.
Сквозь дрёму я слышал, как хлопнула входная дверь. Но сразу вставать не спешил. Так и лежал с закрытыми глазами, вспоминая наши с Лёней приключения. Та странная дверь оказалась не просто дверцей в стене. В зависимости от того, в какую сторону проходить, эффект получался разным. Проходящий снаружи сада взрослый становился ребёнком и наоборот.
А ещё каким-то образом исчезала взрослая одежда и появлялась одежда детская. И не абы какая! Одежда была только той, что мы носили в своём детстве. Поэтому на нас так удивлённо сперва и смотрели молодые сотрудники парка, что подрабатывали в нём во время летних каникул. Но только сперва: одежда у нас всегда была чистая, вели мы себя прилично, да и деньги у нас на всякие батуты, катамараны и карусели всегда были. Не сразу, но мы догадались заранее перебрасывать их через ограду.
Сперва мы приходили вечерами, после того, как уйдёт старик. Но потом у меня начался отпуск, а Лёне вообще было всё равно. И стали мы задерживаться в детстве всё дольше и дольше. Тогда и начались у нас проблемы. Помню, мы на качелях качались, когда Лёня как-то странно на меня посмотрел и, схватив за руку, потащил вглубь сада. Не сразу, но он убедил меня залезть в этот туннель за зелёной дверцей.
Несколько минут потом я приходил в себя. А когда понял, что произошло, меня прошиб пот. Ведь я почти забыл себя – взрослого! Почти забыл, кто я такой, всю свою жизнь! И жену, и детей… Меня как холодной водой окатили. Несколько дней потом я не поддавался ни на какие уговоры и на пушечный выстрел к Ситцкому саду не подходил. С Лёней всё было понятно: он и рад бы всё забыть, но я совершенно не горел желанием начинать жизнь заново в какой-нибудь приёмной семье.
Нет уж! Сегодняшний день был решающим. Сегодня я научу Лёнечку открывать зелёные двери и наши пути разойдутся окончательно. Час-другой в детстве прекрасно снимают стресс, позволяют взглянуть на жизнь по-новому и, может, делают ещё много полезного, но есть и обратная сторона. Если заиграться, можно потерять себя, забыв, кто ты есть на самом деле. Всё забыв. Этого я боялся больше всего. Мне было что терять.
Решено!
Я наконец поднялся и босиком прошлёпал на кухню, влекомый запахом ароматного кофе…
– Всё понял? – спросил я в очередной раз.
Лёня нахмурился.
– Дай, – он отодвинул меня от дверцы и вперил в неё недовольный взгляд.
Мы занимались уже полчаса, а толку не было. Лёня пыхтел, хмурился и кусал губы, но ничего не мог поделать. Не давалась ему проклятая дверь, хоть тресни. Я готов был потратить ещё полчаса и даже больше, если придётся, но мой педагогический порыв прервал сам Лёня.
– Это судьба, – вздохнул он.
– Какая судьба, ты о чём?
– Ты понимаешь, старик, я сегодня утром загадал: если получится у меня дверь эту открыть, значит, всё останется как есть.
– А если нет?
– Если нет… – он посмотрел куда-то сквозь меня. – Геша, ты ведь знаешь, у нас со Светой нет детей.
Я кивнул:
– Это беда, но так бывает. Я знаю, как вы друг друга любили. Вы и до сих пор не разошлись только поэтому. Но вы могли бы…
– Нет, Геша, – Лёнечка положил мне руку на плечо и заглянул в глаза. – Не могли бы. Ты знаешь, я давно об этом думал. Быть может, с самого первого дня… Больше всего на свете я хочу видеть Светку счастливой. И теперь я, кажется, знаю, что надо сделать…
Я ахнул, начиная понимать:
– Лёня, опомнись! Ты ничего не увидишь! Всё забудется, ты даже не вспомнишь, кем ты был!
Он упрямо качнул головой:
– Это неважно. А может, так будет лучше. Мне больно вспоминать слёзы на её щеках.
– А вдруг она догадается? Увидит там, не знаю, старые твои фотографии или ещё что?
– А ты бы догадался? Нет, Геша, это выше нашего понимания, ведь так на самом деле не бывает. Она решит, что это просто маленький мальчик. Потерявшийся маленький мальчик, которому очень нужна мама…
Я не нашёл, что ему возразить.
Как-то в декабре, ближе к Новому году, мы встретились случайно. Они шли, закутанные в шубки. Снег покрывал их плечи и шапки, лез в глаза, но они, казалось, ничего этого не замечали. Просто шли сквозь вьюгу, крепко держась за руки. Лёнечка наверняка мечтал о сладком подарке от Деда Мороза. О чём ещё могут думать дети в его возрасте? А Света… Быть может, мне показалось, но в её бездонных голубых глазах вновь горели озорные искорки и плескалось почти позабытое, почти потерянное счастье.
А что касается той маленькой зелёной дверцы в стене… Когда на следующий год я случайно проходил мимо, то увидел, что рядом с массивным нарисованным кольцом появилась такая же нарисованная замочная скважина. Волшебная дверца в детство закрылась для меня окончательно. И теперь, если когда-нибудь, ближе к старости, мне вдруг захочется снова туда вернуться, я уже не смогу этого сделать.
Ведь у меня нет ключа.
Вернуться в Содержание журнала
