В тот вечер содержимое бутылки идеально встроилось в мембраны моих нейронов, нарушив работу нервных клеток. Нет, я не алкоголик, просто был повод, даже два, а, точнее, три. Хотя это уже не важно.
– Первый тост за молодых! – Платон Бухнин поднял стакан.
Родители дали сыну имя философа, надеясь, что оно перетянет на себя проклятие говорящей фамилии. Мой друг вырос хорошим человеком, но от спиртного не отрёкся. Просто, следуя заветам предков и благородному своему имени, со студенческих лет пил исключительно дорогой виски и коньяк. Ради удовольствий он был готов много работать, и к тридцати годам Бухнин, отрастив бородку и пузо, стал исполнительным продюсером в издательстве компьютерных игр.
– Плут, – по привычке я звал друга студенческим прозвищем, – Варя ушла от меня.
Бухнин хмыкнул и, не опуская тяжёлую руку, невозмутимо продолжил:
– Тогда за мою победу в споре. Прости, Григорьев, но ваши отношения были обречены. – Платон залпом осушил стакан и с грохотом поставил его на стол. – Благодаря тебе Кирьянов проспорил мне бутылку «Реми Мартен»!
Я молча выпил, удивляясь финансовой и психологической проницательности Бухнина, и расслабился, принимая форму кресла под мягким освещением полутёмного бара.
– Ну, быстро говори, почему расстались, и закроем тему. – Бухнин спешно разливал по второй.
– Сказала, что мы говорим на разных языках, что я домосед, мизантроп и волосатая обезьяна, которая считает себя умнее других. – Я лениво отвечал, почёсывая двухдневную поросль на своём лице.
Бухнин засмеялся:
– Молодец девчонка! Лучшее определение программиста, которое я слышал. Григорьев, ты не расстраивайся: считай, она тебе жизнь спасла. Моя змея с меня живого теперь не слезет. – Платон вздохнул, и на мгновение в его глазах отразилась тоска женатого человека. – Ты просто не настроил с Варей пользовательский интерфейс. С играми у тебя получается лучше, чем с людьми… Всё, меняем тему! Давай же спроси меня! Тебе же не терпится всё узнать!
Если честно, мне было плевать, как прошёл запуск игры, над которой наша студия год проработала на аутсорсе у компании Бухнина. Но, чтобы потешить самолюбие друга, тихо прошептал:
– Значит, ты успеваешь перевести первый миллион и смыться из страны? Лови момент, пока игроки не дошли до моего фатального бага, скрытого от бета-тестеров.
Бухнин прищурил глаза и погрозил мне пальцем, вымазанным в белом соусе:
– Удача на нашей стороне. Первые игроки, наша «Золотая когорта», вдвое увеличили трафик сайта, доходность идёт вверх. Мы приближаемся к кривой самоокупаемости. – Он снова поднял стакан с толстым дном, наполненным ровно на два пальца.
– Ты чёртов гений, Бухнин, или извращенец. Твой симулятор развития отношений между углеродными существами просто прелесть!
– Между человеком и другими возможными формами внеземной жизни, – уточнил довольный Платон. – Давай ещё по одной, и я всё расскажу. Собственно, за этим я тебя сюда и вытащил.
Да, про пользовательский интерфейс с Варей Бухнин не соврал. Она, конечно, тоже была права. Мы были друг для друга инопланетянами, и любой симулятор отношений просчитал бы наш скорый разрыв. Хотя я надеялся, что Варя примет мой внутренний код и не станет переписывать его под себя. Она же не программист, в конце концов. Просто филолог с длинными ногами и беззаботной улыбкой, умеет готовить, но не кодить.
Моя беда заключалась в том, что мне нравились утончённые девушки, которые не отягощали свои мозги изучением языка машин.
Бухнин наконец-то забыл про восторженные тосты, и какое-то время мы просто сидели и таращились на сцену. Вокалистка покачивала бёдрами под блюзовый ритм и что-то пела про любовь и одиночество. Нам стало скучно. Прихватив со стола вторую бутылку, мы сели в такси и уехали в ночь гулять по спящему городу, а в финале оказались на кладбище, где Бухнин изливал душу:
– Ты не представляешь, как она хороша! С глазами, полными презрения, и полуулыбкой, обещающей раскрыть тайны Вселенной, чёрных дыр, а заодно и все немыслимые удовольствия, – говорил он с горящими пьяными глазами на фоне крестов и звёздного неба.
– Так это она вдохновила тебя на концепт игры?
– Их разработка открывает в тебе творческую жилу. Это просто фантастика. Я за время, что пробыл там, такого понапридумывал! Но рассказать всего не могу. Старик, ты всё равно не поверишь, пока сам не увидишь. Ты вернёшься другим человеком. Мы с тобой такие игры замутим!
– К чему это ты ведёшь? – насторожился я.
– Вылетаем сегодня утром. Я и билеты купил.
– Куда?!
– Друг ты мне или не друг, в конце концов? Это мой единственный шанс снова её увидеть. Я, когда уезжал, она просила подобрать талантливого кодера. Я год ждал, пока ты проект доделаешь. А теперь всё, пора. Или сейчас, или никогда!
– Ты меня в командировку отправляешь?
– Нет, туристом на месяц. Официально ты отдыхаешь. Сам с тобой поеду, мой багаж в аэропорту, так что поехали за твоим паспортом и шмотками. Откроем у тебя третий глаз.
– Вот этого не надо! Ты знаешь, я против эзотерики.
– Там её и не будет. Научная лаборатория, международная, секретная. Больше сказать не могу, не люблю рисковать своим капиталом и свободой. Сам всё увидишь.
Мы заскочили в мою квартиру, и в четыре утра, непротрезвевшие, оказались в аэропорту у стойки регистрации. И тут я увидел надпись на табло.
– Улан-Батор?! – Я не верил своим глазам и с явным недовольством уставился на Бухнина.
– Ну, а что такого?! Да, мы летим в Монголию, на гору Товхон, в монастырь святого, между прочим, не побоюсь этого слова, Занабазара.
– Бухнин!!! Какого ещё базара?! – Я бросил тяжёлый рюкзак на пол мимо весов.
Сотрудница аэропорта настороженно посмотрела на нас.
– А ты что, рассчитывал на Кремниевую долину?
В общем, с этого момента я стал безнадёжно трезветь и мой энтузиазм по поводу поездки таял вместе с алкоголем в крови. А тут ещё в самолёте у Плута, как назло, зазвонил мобильник. Он посмотрел на монитор и нахмурился, взял трубку и начал слушать, схватился за сердце, где был кошелёк, потом за горло и сквозь зубы процедил:
– Какой к чёрту отпуск, я сейчас же выезжаю в офис!
Платон громко выдохнул, засунул телефон в карман джинсов и упавшим голосом произнёс:
– Старик, у нас международная сделка срывается. Не прощу себе, если мои остолопы её провалят. А ты поезжай, второго шанса не будет. Там такие технологии! Ты знаешь, Григорьев, я врать тебе не стану. Потом ещё спасибо скажешь! – С этими словами Плут крепко обнял меня и побежал из самолёта.
Объявили команду на взлёт, и я обречённо пристегнул ремни. Растерянный, сидел у иллюминатора и смотрел, как подо мной исчезает аэродром и раскрывается небосвод. Тут до меня стало медленно доходить, какого чёрта я здесь делаю. Никогда больше, ни при каких обстоятельствах я не стану пить с Бухниным.
Чуть позже мне пришло сообщение с заверениями Платона, что через пару дней он примчится меня проведать. Немного успокоившись, я просмотрел несколько статей про «Храм счастливого одиночества и место творчества Ундур-гэгэна», съел предложенный завтрак и вырубился.
ххх
– Улан-Батор, пора вставать.
– Очень приятно, но я не Улан.
– Конечно, Тимофей Викторович! Самолёт приземлился в столице Монголии Улан-Батор и командир объявил посадку. – Стюардесса говорила со мной будто с ребёнком.
– Чёрт!
Голова не болела и не кружилась. Я чувствовал себя нормально, вот только бы ещё поспать. Твёрдо решил, что поеду в гостиницу и буду ждать там Бухнина. Мне всё-таки хотелось увидеть эту секретную лабораторию, которая, по словам Плута, выводила мозги на новый уровень. Причин для переживаний не было: обратный билет лежал в кармане вместе с документами и банковскими карточками. Почему бы не познакомиться с монгольской культурой?
Выходя из зоны прилёта, я лениво оглядел встречающих и будто ударился лбом о железные ворота, а именно в табличку с надписью: «Тимофей Григорьев», которую держал в руках огромный чернобровый мужик в косухе. Я решил избежать общения и проскользнуть мимо. Но громила пошёл наперерез.
– Тимофей Викторович, здравствуйте. Как долетели? – с улыбкой отчеканил он дежурную фразу.
– Спасибо, хорошо, – ответил я на автомате и запоздало понял: притворяться, что я не Григорьев, теперь бессмысленно. Тяжело вздохнув, поправил на плече давившую лямку рюкзака и отдал себя на милость монгольского богатыря.
– Октай, – произнёс встречающий и крепко сжал мою руку.
С вежливым конвоиром мы вышли под палящие лучи степного солнца, дошли до зоны парковки, где нас ждал его высокий жеребец, внушительных размеров чёрный внедорожник.
Октай улыбнулся и открыл дверь в царство кондиционера, холодильника и кофе-машины. Молчаливый водитель, мягкий просторный салон, еда и сон – всё, что мне требовалось. Варя в этой ситуации завалила бы вопросами, пока не выяснила подробную программу визита, выпытала бы все явки и пароли. В вопросах поездок она настоящий контрол-фрик. Я же молчу до тех пор, пока меня всё устраивает.
Перекусив сэндвичами, я провалился в сон, будучи уверенным, что меня везут в гостиницу. Но когда открыл глаза, увидел, как за окном машут мохнатыми зелёными лапами сосны, а на горизонте маячат высокие горы.
Наверное, лицо моё выражало некоторую степень удивления, потому что Октай улыбнулся в зеркале и предложил сделать остановку, чтобы размять ноги.
Вечерело, было довольно прохладно. Мы молча стояли посреди леса и гор. Один – черноглазый, загорелый и коренастый, сын суровых степей. Другой – светловолосый, бледный и поджарый, сын офисных прерий.
Я с завистью вдыхал крепкий аромат сигарет Октая, но держался, так как бросил курить год назад.
– Во-о-он, – махнул тяжёлой рукой мой сопровождающий в сторону склона горы, – видишь, развевается синий хадаг, символ нашего неба?
– Нет. – Я никак не мог разглядеть ничего похожего на нечто развевающееся.
– Хадаг – это знак уважения. Ленты висят вдоль тропы, ведущей к монастырю Тувхэн-хийд. Он стоит на горе Товхон на высоте выше двух тысяч метров. Место это окружено лесом и видно его только с юга. В 1654 году там построили храм на девятнадцатилетие Дзанабадзара, первого богдо-гэгэна Монголии.
– Первого кого? – Шум горного ветра не дал мне расслышать.
– Богдо-гэгэн – светлейший Владыка, глава буддийской общины Монголии. – Октай говорил медленно и с важным видом. Очевидно, что роль экскурсовода ему нравилась. А я уже сильно сомневался, что передо мной стоит простой водитель.
– И что, крутой мужик был этот святой? – Я замёрз и решил, что экскурсионную вводную пора сворачивать.
– Дзанабадзар – это не миф, а реальный человек, скульптор, художник, учёный. – Мне показалось, что я слегка расстроил Октая, который резким движением затушил сигарету и аккуратно положил бычок обратно в пачку. – Богдо-гэгэн разработал письмо соёмбо, использовав написание слева направо, а не вертикально, как было до этого. Монахи стали переводить научные и художественные тексты с помощью соёмбо на монгольский язык. Это повлияло на нашу культуру. Эмблема Соёмбо стоит на нашем флаге и на деньгах. – Октай достал из кармана куртки увесистый кошелёк и протянул мне зелёную купюру в пятьсот тугриков с изображением Чингиз-хана. – Смотри справа от портрета.
– Символы огня, солнца и луны, две рыбы, не смыкающие глаз, степь, ворота и острие, направленное на врагов. – Купюра быстро вернулась к удивлённому владельцу. Кое-что о Монголии я всё-таки знал. Спасибо, что Октай не стал рассказывать про Чингиз-хана, а то пришлось бы его перебивать, а это уже было бы совсем невежливо.
– Так вот, – невозмутимо продолжил рассказ широкоплечий экскурсовод, – ритуальный хадаг висит, чтобы показать дорогу к храму тем, кто по завещанию Дзанабадзара идёт пешком последние три километра.
– А почему мы едем на машине?
– Ты хочешь очиститься от грехов и отправиться вверх по горной тропе? – Октай с вызовом поднял густые брови.
– Нет уж, спасибо. Я не буддист.
Октай ухмыльнулся и пошёл к машине. Туристическая вводная к моей радости закончилась. Я отошёл за джип, в заросли священного места, совершил свои мирские дела и вернулся. Сзади на сиденье лежала чёрная папка.
– Это Соглашение о неразглашении информации, прочитай. Если всё понятно, то подписывай.
Октай больше ничего не рассказывал, а только внимательно смотрел вперёд. Я бросил попытки разглядеть дорогу и понять маршрут движения джипа. Сотовой связи и интернета не было, а хвойный лес постепенно исчезал в вечернем сумраке. Один раз водитель притормозил и, вытянув перед собой руку с пультом, нажал на кнопку, однако никакого шлагбаума я не увидел. Задавать глупые вопросы не решился – просто вернулся к чтению нудного документа. Его смысл сводился к одной мысли: драгоценная коммерческая тайна, в которую меня решили посветить благодаря рекомендациям Бухнина, охраняется сурово и за её разглашение меня ждут долгие годы заточения в степях Монголии. Болтуном я никогда не был. Особо не вчитываясь, пролистал договор и подписал его.
ххх
Она не была красавицей. За этот год либо у Бухнина разыгралось воображение, либо образ роковой женщины унесло ветром в степь. Но одним фактом я был сбит с толку. Передо мной стояла точная копия Мымры, так в школе мы прозвали молодую учительницу по информатике.
Слегка сутулая, руки спрятаны в карманах длинного трикотажного пиджака, мешковатая юбка чуть ниже колена, спортивные туфли, очки в тяжёлой оправе. Тёмные волосы заплетены в косу. Нет, информатичка не была страшной, я бы назвал её симпатичной, просто она скрывала свою внешность. Узнать её тайну могли лишь те, кто фанател от кодировки, алгоритмов и языков программирования – для нас Мымра превращалась в цифровую фурию, богиню. Но после звонка на перемену глаза её гасли, демоническая улыбка исчезала, и она становилась Мымрой. Равнодушные к информатике видели в ней угрюмую и косноязычную женщину.
– Кира Мамфорд. – Мымра из далёкого прошлого протянула мне тонкую руку.
– Тимофей Григорьев. – Я пожал её холодные пальцы и не удержался от вопроса: – Это вы год назад работали с Платоном Бухниным? Он сказал, что меня должна встретить его коллега, но имени не назвал.
– Вы подписали соглашение?
– Конечно. – Я протянул ей чёрную папку.
– Да, это была я.
– Просто я не ожидал здесь встретить американку. – Мне бы прикусить язык, но мозг окоченел от холода. Эта Кира Мымровна вызвала любопытство.
– Отец англичанин, мать монголка. – Хмурая женщина взяла папку и пошла от меня прочь, тихо добавив: – Можно на «ты».
Октай крепко сжал на прощание руку и его джип исчез в зарослях леса, а я с рюкзаком за спиной, как горный козёл помчался за зазнобой Бухнина. И было мне как-то не по себе. Далёкая Монголия, а я уснул в машине и даже не видел, куда меня везут. Один со странной девицей. Посмотрел на телефон – сети не было, зарядка практически на нуле. Я, конечно, люблю приключения, но только когда они в стиле RPG, а я сижу перед монитором в мягких тапках. Бухнин, куда ты меня втянул?
В темноте я чуть не натолкнулся на Киру, она внезапно остановилась перед зарослями, за которыми прямо из-под земли вырастал огромный железный ящик. Я попятился назад, чтобы осмотреть конструкцию. В этот момент двери разъехались в стороны, выпуская наружу мягкий свет.
– Не переживай, Григорьев, – раздался спокойный голос Мамфорд, – это лифт. Ты никогда не был в убежищах?
– Да я прошёл все Убежища! В Фоллауте. У этого какой номер, здесь делают супермутантов или гулей?
– У тебя слишком разыгралось воображение.
Мымра вошла в лифт и улыбнулась. Это было неожиданно и даже мило. Я впервые увидел Киру при нормальном освещении и убедился, что она в каком-то смысле даже ничего. Вспомнил влюблённые глаза пьяного Бухнина на фоне ночного неба и шагнул вперёд, потому что бежать назад было бы, может, и логично, но тоже страшно. А главное, что я потом скажу Плуту? Что испугался каких-то мутантов? Нет уж – пусть моя гибель будет на совести друга!
Двери закрылись и лифт плавно поехал вниз.
Мы вышли в прямой светлый коридор. Стены его мерцали металлическим холодным блеском. Было тепло, но меня потряхивало и знобило. Ещё одна дверь.
– Кира, – я преднамеренно медленно произнёс её имя, чтобы случайно вслух не сказать «Мымра», – а какова вероятность, что по истечении тридцатидневного безвизового пребывания в Монголии я благополучно вернусь на Родину?
Мамфорд не улыбалась:
– Могу гарантировать, что ты покинешь нас другим человеком.
– Вот этого я и боюсь.
– Давай развернёмся назад, я позвоню Октаю, и он отвезёт тебя в аэропорт. Хочешь?!
– Нет уж, открывай!
ххх
В просторном помещении сферической формы было светло как днём, пахло морем, свежий воздух бодрил и придавал сил. В центре замкнутого пространства – маленький стол с ноутбуком. Кира села на единственное кресло, разложила мою папку и стала вбивать какие-то данные, не обращая на меня внимания. С деловым видом я обошёл круг и насчитал семь дверей, включая ту, через которую мы вошли.
– Гостевая комната находится за дверью с номером один, столовая под номером два, следующая дверь ведёт в фитнес-зал и бассейн, четвёртая – в ботанический сад. Завтра в семь утра я жду тебя за пятой дверью. Спокойной ночи.
Мымра встала и направилась к шестой цифре. В голове моей шумело море, было неуютно и тревожно, изо всех сил я пытался взять себя в руки.
– А не поужинать ли нам вместе? – раздался неуверенный голос, и я закашлял в кулак, сделав вид, что поперхнулся. – Или можно познакомиться с коллегами. Сколько здесь людей?
– Ты и я, – прозвучал холодный ответ. – Рабочий день закончился, увидимся завтра.
– Спокойной ночи, – с глупой улыбкой на лице я смотрел, как белая дверь закрывается за Мымрой.
Идиотская ситуация. Я чувствовал себя брошенным и ненужным. Вспомнил о Бухнине и достал из кармана окончательно разрядившийся телефон. Мозг, получив срочную задачу, отвлёкся от переживаний и мне немного полегчало.
Я направился в свою комнату через первую дверь, за которой меня ждал длинный коридор белых холодных стен, ещё одна дверь и стандартный одноместный номер. Без розеток. «В психушках их тоже нет», – подсказал мозг. Вернулся в центральный зал и направился в столовую, снова через коридор с гладкими стенами. Стол, два кресла, линия раздачи, экран меню, ни одной розетки. Выбрал на панели кофе и пиццу. Заказ выехал через минуту, горячий и ароматный. Через десять минут блаженства мозг напомнил, что надо прекращать жрать на ночь. Я вновь вернулся в центр, зашёл в следующую дверь и, пробежав очередной кротовый тоннель, оказался в фитнес-зале: тренажёры, бассейн с дорожками, сауна. Ни одной розетки, чёрт бы их всех побрал! Тундра какая-то, а не Монголия. Я разозлился.
Снова коридор и четвёртый маршрут. Комната, погружённая в зелёный свет, цветы, кусты, карликовые деревья, журчание воды, запахи трав. Розеток нет! Какого лешего?! Я вернулся в центр, схватил ноутбук, но не смог включить. Он не реагировал. Двери в лабораторию и апартаменты Мымры оказались заперты.
Уставший от беготни по коридорам я вернулся в комнату и лёг на кровать. Мозг издевался надо мной, рисуя в памяти сцены из старого кино, где актриса, снимая парик, превращается в бородатого Бухнина и произносит: «И тебя вылечат, и меня вылечат!».
Открыл глаза от громкого стука – Мымра стояла на пороге:
– Тимофей, тратишь впустую время. Жду тебя через тридцать минут.
Я сел на кровати, прогоняя остатки сна, пытаясь вспомнить что-то важное:
– Подожди. Я хотел узнать…
Но Мымра уже исчезла за дверью.
– Где розетки?! – заорал я во всю глотку. – Я же не псих!
ххх
Лаборатория напоминала библиотеку – сплошные ряды стеллажей с книгами, в конце которых стоял широкий стол, за ним, ссутулившись, сидела Мымра. На её указательном пальце я разглядел тонкий прозрачный напёрсток, она водила им по страницам с рукописным текстом, а в это время на мониторе компьютера бежали символы. Я хорошо знал несколько десятков языков программирования и разбирался в основных парадигмах, чтобы понимать любые конструкции. Но тут оказался бессилен – слишком много знаков, напоминающих этот их соёмбо: солнце, огонь и прочее.
– Это какой-то эзотерический язык, бесполезный без исходника? Зачем тратить впустую время?
– А зачем искать розетки, когда в договоре прописан запрет на использование телефона в бункере? Лучше надень это. – Мамфорд протянула очки.
Я в очередной раз мысленно чертыхнулся, но заставил себя сосредоточиться на предмете. Вроде бы обычная оправа с тяжёлыми линзами. Нацепил очки и посмотрел на экран. Символы кода посыпались вниз белыми кристаллами с шестью лучами – снег падал на холодную степь. Вдоль горизонта тянулись холмы, я отчётливо слышал завывания ветра, взмах широких крыльев и крик птицы. Что-то огромное и чёрное закрыло собой экран. Я точно знал, что это беркут, хотя никогда не понимал, чем этот вид отличается от других орлов. Самец, тёмно-бурый, с золотым оперением на шее, летел вперёд, уменьшаясь в размерах. Вдали на белом снегу показалась фигура на коренастом жеребце. Беркут приземлился на руку всадника в меховой куртке.
С трудом пересилив себя, я снял очки. На мониторе снова был код. Я повернулся к Мамфорд – она сидела с ехидной усмешкой.
– Нет, это не 3D очки, и кода ты этого не знаешь. Не напрягайся, Григорьев.
Я уже понял, что задавать вопросы Мымре бесполезно, лишь посмотрел на рукопись, лежащую на столе.
– Это дневник кочевника-беркучи, так зовут охотников с беркутом. Написан на соёмбо. А это, – Мымра подняла вверх указательный палец с прозрачным напёрстком, – дополнительный проводник для связи с ней. – Кира кивнула головой в сторону монитора.
– С птицей? – спросил я пересохшим ртом.
– Системой. – На этот раз Мамфорд не смеялась и не издевалась надо мной. Просто говорила, как училка на лекции. – Она создана по принципу «чёрного ящика», что внутри ты не узнаешь. В некоторых текстах есть ошибки, если их пропустить на входе, то на выходе произойдёт сбой. Ты можешь помочь кое-что отредактировать.
– Не понимаю, как, – пожал я плечами. Меньше всего мне хотелось играть роль ученика, но я действительно не догонял.
– Система преобразует рукописный текст в нечто, схожее с виртуальной реальностью.
Мымра направилась к ближайшему стеллажу и наугад достала книгу в сером переплёте. Я взял издание в руки – увесистое. Гладкие страницы покрыты прозрачной плёнкой, а под ними неровные символы.
– Это сборник монгольских сказок, переписанных современным автором. Книга полностью адаптирована к чтению, девайсов не требуется. Просто веди пальцами по строкам, глаза можешь закрыть. Почитай немного и возвращайся в лабораторию.
«И это я ещё сумасшедший? Это меня-то вылечат? Разыгрывают спектакль. Точно, Бухнин решил меня подколоть». – Размышляя в это ключе, я забрал книгу и вышел из лаборатории. Коридор привёл в центральный зал, где я решил быстрее покончить с этим обманом и сел в кресло.
Пролистал книгу и остановился на середине. Автор явно старательно выводил весь текст вручную на соёмбо, ни одной иллюстрации, помарки, исправлений нет. Ничего не понятно. Что там говорила Мамфорд? Приложить палец? Ну-ну…
Я повёл указательным пальцем по случайной строке.
В это мгновение я будто перенёсся из бункера на поверхность, где вокруг меня ковром расстелилась жёлтая степь. Монголия…
В испуге я оторвал руку от страницы и снова увидел белый зал, стол и монитор. Громко выдохнул, набрал воздух в лёгкие и прикоснулся к тексту. Символы никак не выделялись, но мои пальцы читали лучше глаз и подавали сигнал сразу в зрительный центр, а мозг при этом творил нечто невообразимое. Так я оказался внутри сказки.
Это было не кино, всё осязаемо, я мог дотронуться до песка под своими ногами, прикоснуться к одежде героев. Только меня они не видели и не слышали. Но важнее всего то, что я чётко понимал значение слов, интонаций, язык жестов, взглядов, всё, что хотел сказать или подразумевал автор. Не кино, не театр, не параллельный мир, а настоящее путешествие. Я просто читал, не зная языка, но глубоко понимал смыслы и значения, чувства автора и его отношение к ситуации.
Иногда я отрывал руку от страницы, оглядывался вокруг и снова погружался в чтение на том же месте, где и остановился. Хотя и чтением это было трудно назвать, скорее, вторая реальность. Сказки были обычные, ничего суперинтересного, кроме того, что я был вовлечён в их мир и понимал его, как свой. Был живым свидетелем происходящего. Это было удивительно. Это было невозможно!
В детстве я как-то наблюдал сцену в автобусе, где одна пожилая пара обменивалась сообщениями с помощью пальцев и ладоней. Точнее, женщина рисовала символы на ладони мужчины, а тот улыбался ей и кивал головой, иногда отвечая тем же способом на её руке. Я долго смотрел и понял, что, во-первых, они секретничали, а, во-вторых, у мужчины были нарушения слуха. Видимо, они долго жили вместе, раз добились такого взаимопонимания и разработали свой код. Гораздо позже узнал о шрифте Брайля, и стал его учить. Планировал, что встречу слепую девушку, и буду оставлять сообщения на её ладони.
С грустью вспомнил о Варе. Если бы я написал письмо с помощью «чёрного ящика», то она наконец-то узнала меня и, возможно, приняла бы таким, какой я есть. Без этих её глупых домыслов и догадок. Я же хороший, просто кодировка сбита. У нас бы появилось общее восприятие, рисунки на ладонях, точки и тире, нули и единицы. И вообще нашлись бы другие люди, понимающие меня, а не только этот шутник Бухнин. Как же эта штука работает? И что это вообще такое?
Мамфорд сидела на том же самом месте, за тем же занятием. С круглой спиной она, не отрывая взгляд от монитора, тихо произнесла:
– Выбирай любую книгу в библиотеке.
Опять опередила меня! И снова я не задал ей вопрос, но как заворожённый уже искал ответ на полках, читая указатели: «Художественная литература», «История», «Археология», «Астрономия», «Биология», «Математика». Ого: «Информатика»! Увидев фамилии на корешках книг, я затаил дыхание: там были рукописи учёных, которых я уважал. И тут: «Программирование для детей», Платон Бухнин.
– Что? Плут написал книгу?!
Мымра проигнорировала вопрос. Я открыл рукопись и увидел знакомый почерк друга. Он несколько лет бубнил мне о желании создать учебник, но так и не написал его. И вот я держу его шедевр в этой фантастической библиотеке, а Плут и словом не обмолвился.
– Бухнин написал книгу, – ответил я на свой вопрос.
– И ты, Григорьев должен её отредактировать.
– Моя виза истекает через двадцать девять дней.
– Успеешь, ещё и другие книги почитаешь. Библиотека в твоём распоряжении. В определённом смысле, конечно. – Мамфорд закрыла рукопись беркучи и наконец посмотрела на меня. – Бухнин написал книгу на русском, но использовал неоднозначные термины программирования, смысл которых, видимо, он сам не очень хорошо понимает. Я так вообще не разобралась в вашем профессиональном юморе. В итоге система выдаёт ошибки. Ей надо помочь. Исправь ошибки на входе, в самой рукописи, и проверь, всё ли точно получается на выходе.
– Бухнин умеет говорить загадками, которые не предполагают ответа. Но почему вы так долго ждали редактора, целый год?
– У нас много других проектов, а у Платона были свои дела.
Недоговаривает, дело пахнет чем-то личным, подумал я, а вслух произнёс:
– Как мне вносить правки?
Мымра уступила место за компьютером. Казалось, у неё не лицо, а маска – никаких эмоций, ни одобрения, ни улыбки, хоть бы брови нахмурила. Но когда Кира не смотрела в монитор или книгу, в её взгляде читалось лёгкое презрение, не только ко мне, а в целом к окружающему миру. Мне так показалось. Или я стал подозрительным после монгольских сказок. Хотя, чего я стал переживать о том, как она ко мне относится? Это Бухнин по ней страдает.
ххх
В арсенале начинающего редактора оказалось палочка Гарри Потерра, которую Мамфорд почему-то называла пером. Серый лёгкий стержень было удобно держать в руке. На гладком стальном корпусе обозначены стандартные кнопки «cut», «copy», «paste».
– Это приложение с буфером обмена операционной системы, компилятор и интерпретатор. Система с помощью пера использует нервные окончания на пальцах рук как каналы для связи с мозгом и нейросетью автора. Затем она кодирует информацию и переносит её на страницу, то самое гладкое покрытие, к которому ты прикасаешься при чтении. После финальных правок я запечатываю код, и больше никто не сможет его изменить, – учила Мамфорд, а я смотрел на неё, как первоклассник. – Всё просто. Читаешь и смотришь, что получается на выходе на мониторе, если есть расхождение, то вносишь правки. Любой справится.
– Но разве можно передать через зрительные образы язык, алгоритмы, их структуру?
– А ты сам проверь. – И Кира кивнула головой в сторону стеллажей. – Книга старого беркучи сможет научить тебя охотиться с орлом. А программист с хорошей фантазией сможет описать процесс кодировки.
Я прикоснулся острым концом пера к первой странице рукописи, где красовалась фамилия автора. Мои пальцы заскользили, вырисовывая отчётливые буквы: «Редактор Тимофей Григорьев». Увлечённый процессом пририсовал завитушки и кренделя – они вышли ровными и симметричными. Ничего себе! Да я каллиграф и художник! На мониторе в это время отразились символы соёмбо. Когда я надел очки, с экрана на меня удивленно смотрел лохматый небритый мужик, помятый и не выспавшийся. Дрожащей рукой я пригладил волосы на затылке и стёр свою фамилию с рукописи. Надо сначала хорошенько всё обдумать, поработать, перепроверить. А обезьяне придётся вымыть голову и побриться.
В нерешительности я стал листать рукопись засранца Бухнина.
– Не уверен, что у меня получится.
– Тогда возвращайся домой, – спокойным голосом произнесла Мамфорд.
Я-то, как дурак, ждал, что Мымра начнёт уговаривать остаться, а она… Она была прекрасна. В своей молчаливости, безразличии, отрешённости ото всех, погружённая в работу и в свои мысли. Равнодушная, холодная, отстранённая, будто находилась в параллельной вселенной. А ещё она точно знала, как я поступлю, читала меня как книгу. Дьявол в серой юбке. Идеальная.
– Работай, Григорьев, через двадцать семь дней я вернусь за рукописью.
– Я останусь один?
– А тебе нужна нянька?
«Ну и стерва!» – выругался я про себя, без объяснений встал и вышел в коридор.
Цель, как и дорога, у меня была всего одна – прямо по коридору. Затем через дверь снова гладкие стены, потом лифт и свобода на все четыре стороны. Я вышел на поверхность. Меня встретило яркое солнце, морозная свежесть и шум деревьев. Попытался осознать, что я в горах, в Монголии, лето, и я не сошёл с ума. Просто увидел кое-что новое. И если хорошенько подумать, то за месяц можно попробовать во всём разобраться. Глотнул чистого кислорода как перед погружением, выдохнул и вернулся на дно бункера. Чёрт с ней, с этой Мымрой, надо помочь Бухнину дописать книгу.
На обратном пути встретил спешащую Мамфорд и преградил ей дорогу:
– Мне придётся заплатить за новые знания?
– Ты внесёшь правки и выполнишь все пункты договора о неразглашении. Этого хватит.
– А что вы сделаете с книгой Бухнина?
– Будем хранить её в библиотеке.
– Но эти книги должны приносить пользу людям!
– Удачи тебе, Григорьев, не трать зря время.
– До свидания, Кира, – улыбнулся я Мымре, невольно радуясь её уходу.
«Не трать зря времени», – так она сказала? Да, конечно! Первым делом пошёл в бассейн и устроил заплыв на два часа, побрился, приоделся, хорошенько поел, и с горой из пяти пицц и трёх чашек кофе сверху отправился в лабораторию. Не знаю, как насчет работы, а насвинячить здесь я точно успею. Оставлю следы живого человека. Будь здесь Мымра, она бы мне такого не позволила, остановила бы одним взглядом. И за что она меня невзлюбила? Ничего, через месяц Кира вернётся с армией роботов и они по её приказу всё отмоют. Чёрт, а если здесь спрятана армия андроидов под управлением системы? Ну, камеры-то тут точно есть, и за мной следят, к гадалке не ходи. При этих мыслях кусок ветчины шлёпнулся на чистые джинсы, оставив на них кровавый жирный след. Я внимательно осмотрелся и снял брюки. Если следят, то пусть любуются на меня в трусах. И решил больше не думать о камерах и слежке, а то точно свихнусь. Меня ждал цифровой мир гениального Бухнина!
…
Платон начал учебник с современного диалекта Бейсика. За основу повествования взял игру в жанре платформер, в которой я превратился в рыцаря, спешащего по лабиринтам замка в поисках замурованной принцессы, прыгал по плитам, взбирался по лестницам, повышал уровень и смотрел, как под ногами бегут интерактивные команды. Собственно, они не только отмечали моё движение – из них были построены стены башни, монстры, всё вокруг, включая меня самого.
И всё бы хорошо, но иногда Бухнин использовал в коде запрещённый прием «естественного отбора» – вставлял в описываемый код свой собственный. Да ещё и неправильный, взятый с потолка. Система ничего не понимала, выдавала чёрную дыру, и рыцарь летел в неё. Неприятно, между прочим, и страшно. В общем, я понял, Плут просто хотел вернуться: «GOTO в бункер, товарищ Бухнин», «IF не получится, THEN GOTO в бункер, товарищ Григорьев». Элементарный оператор ветвления.
Кстати, Платон завершил игру в своём стиле: златокудрая принцесса, ради которой я рисковал виртуальными жизнями, выставила меня за дверь темницы со словами, что спасать её не надо и тем более отвлекать от чтения. Вместо обещанных сокровищ я получил потрёпанный фолиант по алхимии. Плутовство – стиль Бухнина.
Но в любом случае это был месяц сплошного кайфа! По вечерам я путешествовал по монгольским степям в книге беркучи, ночью латал дыры в башне Бухнина и изучал библиотеку. Еду готовить не надо, убираться не надо, шкаф забит чистой одеждой, пустой тренажёрный зал, сад с фонтаном, где можно нюхать цветочки после обеда. Я был счастлив. Только хотелось потрещать с Платоном, ну и, конечно, увидеть, что внутри этого «чёрного ящика», понять, как работает система.
Итак, Бухнин специально накосячил в рукописи, чтобы вернуться. Но зачем? Плут, что я должен сделать? Взломать код системы? Это же прямое нарушение договора. Оставили меня одного и толкают на преступление. Провокаторы.
Чёрт, никак не могу понять, что это за гибкие экраны вместо страниц в рукописи. У меня нет отвёртки, я и ноутбук в центральном зале включить не могу, и не найду, к чему подключен монитор в библиотеке. Руки так и чешутся всё здесь разобрать до винтика.
Я смотрю на свои ладони и не узнаю их. Хорошо ли я знаю тактильные анализаторы, спрятанные под кожей на подушечках пальцев? Полез в учебники и вычитал про нервные клетки, которые посылают электрохимический импульс в мозг, когда пальцы чувствуют давление, звуковые колебания, смену температуры. Мои клетки эволюционировали без предупреждения и узнали об устройстве мира, куда больше меня. Может, я уже не человек? Пальцы молчат, чувствую лишь лёгкое покалывание, а они читают текст на незнакомом языке.
Вообще язык любого народа – это целая Вселенная со своими законами, ценностями и этикой отношений. Но благодаря книгам я могу понять других людей, их систему взглядов и культуру, могу увидеть картину мира человека и целого народа вместе с неявными смыслами и традициями.
В мире более семи тысяч разных языков! Пора двигаться в обратном направлении и найти для них общий знаменатель. Можно ли пропустить через «чёрный ящик» системы тысячи Вселенных и на выходе получить один язык, понятный для всех?
Кирпич за кирпичом мой код строит Вавилонскую башню. До луны. На мониторе бегут символы соёмбо, а Кира смотрит на меня и улыбается. Я очнулся за столом в лаборатории. Чёрт, приснится же такое!
Часы на руке показывали семь вечера. Старею. Перевел взгляд на рукав рубахи, белый, наглаженный. Провёл ладонью по чистым и мягким джинсам. Да, я нашёл прачечную за сауной. Какие-то пару недель назад я ненавидел утюг и всё, что связано с уборкой. А теперь во мне что-то изменилось. Мой мозг перекроил себя заново, перенастроил синапсы, договорился с разными участками нейронов и больше со мной не разговаривал, по крайней мере, не так как раньше.
Оторвался от размышлений и вернулся к работе. Вывел свою фамилию на последней странице рукописи и с экрана на меня посмотрел незнакомец. С ровной бородкой и слегка растрёпанными волосами, ни тебе мешков под глазами, свежий и даже жизнерадостный вид. Счастливый человек. Я закрыл книгу Бухнина. Дело сделано. Рабочий день окончен.
По привычке быстрым шагом я отправился на поверхность проверить небо и луну. Прошёл длинными коридорами, чистыми, светлыми, пересёк круглый зал с морским воздухом. Везде тишина и пустота. Оказавшись на свободе, правой ногой шагнул на траву, левая крепко стояла на полу лифта – традиция, чтобы не уехал без меня. Посмотрел наверх – небо и луна на месте. Как оглушённая рыба открыл рот, глотнул кислород и вернулся на глубину.
Ещё бы пара книг по информатике, физике, химии, и, возможно, я бы что-нибудь понял про «чёрный ящик», нейроинтерфейс системы, но Кира возвращается завтра. Уснуть не мог. Плут дал мне время для чтения, правок или для чего-то еще? Но времени нет. Совсем. Что-то я упустил. Надо кое-что проверить. Одно последнее дело.
…
Сделал шаг из лифта и приложил палец к рукописи – работает. Шагнул второй раз – двери за моей спиной бесшумно закрылись. Ещё десять шагов – всё читается. Огляделся по сторонам – никого нет, только кусты да деревья.
Наконец-то я понял, что спасать надо не принцессу, а то, ради чего она сидит в темнице. Ничего, Бухнин подберёт толковых ребят, и мы сможем разгадать, что скрывается в «чёрном ящике». Страницы рукописи помогут построить Вавилонскую башню, которую я видел во сне, и отыскать общий язык. Знания должны принадлежать людям, а не принцессам. Чёрт, из-за учебника я превратился в рыцаря. Говорила мне мама, что игры до добра не доведут.
Мне срочно нужен интернет, телефон и машина, чтобы пересечь границу Монголии. В голове пронеслись сценарии фильмов со шпионами. У меня должно получиться!
И я, дурень, побежал. Точнее рванул и … споткнулся. Покатился кубарем и растянулся на земле. Поднял глаза: из темноты зарослей в мою сторону двигалась тонкая полоса света.
– Друг, не подскажешь, как пройти в библиотеку? – бородатый, с улыбкой в тридцать три зуба и с фонарем в руках передо мной стоял Бухнин, за ним хмурый Октай.
– Здесь только подземелье с монстрами. – Геройство моё улетучилось, врать не хотелось.
Я встал, поднял с земли книгу и протянул Плуту, но его опередил Октай, перехватив учебник.
– У нас есть поговорка: если боишься, то не делай, если сделал, то не бойся. Далеко не каждый, – вздохнув, продолжил монгол, – может работать в паре с беркутом, также как не каждый способен научить систему выполнять команды. Глупые и ленивые бросают попытки познать то, что тяжело даётся. Им проще назвать тех, кто овладевает сложными умениями, шаманами, шарлатанами, учёными.
– Программирование может стать доступным, бесплатно. – Я не собирался оправдываться, просто пытался объяснить причину своего поступка. – Ваши книги должны служить людям, а не храниться в бункере.
На лице Октая появилась улыбка, от которой глаза скрылись за морщинами:
– Дзанабадзар разработал письмо соёмбо, чтобы монголы познали мудрость других народов. Мы делаем тоже самое. Это не просто бункер, это библиотека, – произнёс богатырь и исчез в зарослях.
– Плут, что происходит? Я хочу знать правду! Ты здесь из-за своей рукописи или из-за Киры?
– Григорьев, ты когда-нибудь научишься понимать людей? Я жену люблю, а здесь из-за проекта. Про Мамфорд наплёл, чтобы тебя долго уговаривать не пришлось. Ну не мог сразу открыть тебе всю правду. Да я и сам всего до конца не знаю. Знаю, что авторы книг, которые ты видел в лаборатории, даже не подозревают о возможностях учебников. Для них это была обычная рукопись на простой бумаге, хорошо оплаченная работа на заказ.
– Чей это код? – сменил я тему. Обижаться на Бухнина было бесполезно и глупо.
Платон заботливо стряхнул травинку с моего плеча и деловым тоном произнёс:
– Утром приедет Кира с разработчиком, гиперполиглотом-гением. Но даже ему требуется помощь. Он создал новую систему обучения языкам и написал книгу. Это бомба! За один месяц любой человек научится говорить и думать на 60-ти языках. Но свести в одну логическую схему несколько десятков языков сложновато. Нам придётся помочь и самим во всем разобраться.
– Как в нашей игре, в которой человек пытается понять другие возможные формы внеземной жизни?
– Вроде того.
– Допустим, у нас получится, – воображение уже рисовало в моей голове Вавилонскую башню. – А что потом?
– Через месяц – отчёт по проекту, а потом – открытие библиотеки, – сказал Бухнин и добавил с воодушевлением: – Она изменит мир!
– Чёрт, уже так скоро! А можно потом остаться здесь? Навсегда!
Бухнин засмеялся, я следом. Всё-таки старые друзья с полуслова понимают друг друга.
Когда утром в библиотеку вошла Кира с разработчиком, мы с Плутом стояли с серьёзными физиономиями. До возможного фатального бага оставалось 30 дней.
Большего я вам сказать не могу, так как Октай потребовал подписать очередные бумаги о неразглашении информации. И, кстати, мне простили попытку побега, но запретили появляться в лаборатории в одних трусах, статья 20, часть 3, пункт 4.
Возвратиться в Содержание журнала
