Свердловск, 1970-е годы прошлого века. Сейчас трудно представить, но в то время в центре города были кварталы, прогуливаясь по которым, создавалось полное впечатление тихого деревенского вечера. Деревянные одно- и двухэтажные домики, теплый свет за разноцветными занавесками низеньких окон, дымок из печных труб, тени прохожих в свете редких фонарей. Ни городского шума, ни машин. Для полноты ощущений не хватало лишь мычания коров да ржания лошадей. Такой квартал был рядом со школой, в которой я учился. Мой одноклассник жил в доме прямо напротив крыльца школы и за пять минут до звонка, не надевая пальто, под наши завистливые взгляды перебегал дорогу.
Но вот плановая советская экономика добралась и до этих старых домишек. Как пел В. Высоцкий: «…И скоро здесь по плану реконструкций ввысь этажей десятки вознесутся – бетон, стекло, металл». Жителей переселили, и квартал старых пустых домов стоял, ожидая бульдозера, подвергаясь набегам садоводов и владельцев гаражей, которые тащили все, что еще может пригодиться в хозяйстве – доски, кирпичи, железо. И мы, окрестные пацаны, не могли пропустить такое удовольствие, как поиграть среди развалин.
Случилось так, что простая игра послужила для меня началом увлечения, которому я посвятил достаточно много времени своей юности. Все началось со старинного сундука, крышка которого была оклеена дореволюционными фантиками от конфет, а внутри нашлась пачка старых писем. На конвертах были почтовые марки с орлами и царями, а стиль писем меня поразил: «Милостивый государь, сударыня, не соблаговолите ли Вы…». И вот советский пионер практически забывает про учебу и пропадает на развалинах.
Мне было интересным все, что относилось к «царскому» времени, – бытовые вещи, газеты, журналы, письма, документы, фотографии. Все это какое-то «другое», разительно отличавшееся от советского ширпотреба. На всех вещах, будь это самовар, утюг, дверная бронзовая ручка, ножницы, столовые приборы, стояло клеймо изготовителя или завода, во всем чувствовалась рука мастера, вложившего в сделанный им предмет часть души. Да и сам процесс поиска был увлекателен, захватывало состояние предвкушения находки. За сносом одного квартала следовал снос в другом районе, так что без «работы» я не оставался.
Попробую систематизировать и описать процесс поиска в старом доме. Основную часть сносимого жилья представляли собой одно- или двухэтажные деревянные частные дома, иногда с каменным первым этажом, постройки 70-90-х годов XIX века. Начну с чердаков, их можно было разделить (с точки зрения перспектив поиска) на три типа: доступ на чердак только через окно на крыше, доступ из жилой части дома через люк и доступ через лестницу в сенях. Первый тип чердака самый «бедный» с точки зрения находок, попасть на него можно было только через приставленную к стене дома лестницу. На таком чердаке бытовых предметов практически нет, можно было лишь попытать счастье в так называемых «кладовых» местах. Название громкое, но все просто, если на чердаке что-то прятать, то в приметных местах – перекрестии балок, углах, возле печных труб.
Находки были редки, но вещи попадались интересные, которые специально прятали: холодное и огнестрельное оружие, документы и награды, церковная утварь, бумажные банкноты и монеты. Больше надежд вызывал чердак с лазом из дома через люк. Туда попадали бытовые вещи, которые по разным причинам уже отслужили свое, но выкинуть их было жалко. Самыми «богатыми» были чердаки с так называемыми «подчердачниками», то есть с небольшой пристройкой к дому типа сеней, из которой шла лестница на маленький чердак пристройки, а с него на основной. Так как доступ на такой чердак был прост, на нем обычно скапливался целый склад разного хлама, который с течением времени превращался в клад для коллекционера и краеведа. Перечисление всех интересных находок займет много места, упомяну лишь одну оригинальную: холщовый мешок брусков хозяйственного мыла с царским орлом и надписью «Бр. Крестовниковы. Казань». Оригинальность находки заключалась в том, что мыло вполне сохранило свои свойства и в «лихие» 90-е без моего ведома было использовано по назначению в стиральной машине «Малютка».
В жилых помещениях перспектив по находкам было меньше, интерес представляли «потеряшки», провалившиеся в щели полов и подоконников. Полы в старых домах пользовались популярностью у садоводов, они были добротные, из досок толщиной 4-5 см и шириной до 40 см. После снятия досок открывалась засыпка, в которой было много интересного: монетки, пуговицы, значки, жетоны, крестики или даже колечки. Также под полом могли быть спрятаны документы, бумаги, что-нибудь небольшое, что можно было просунуть в щель или в вентиляционное отверстие в полу.
Был я и в доме инженера Ипатьева, в той самой «расстрельной» комнате. Полы были сняты и вся засыпка просеяна, говорят, искали бриллианты, выпавшие из белья дочерей царя при расстреле. Редко в жилых помещениях находились «богом забытые» уголки – старые антресоли, кладовки, заколоченные пустоты под лестницами и в сенях. В таких местах можно было обнаружить вещи, давно вышедшие из употребления: граммофоны и патефоны, самовары, подсвечники и керосиновые лампы, примусы, разного рода посуда, старые книги, фотографии, документы и т.д. В «малом Рязановском» доме был свидетелем, как несколько солдат (не знаю, что они там делали, видимо перевозили кого-то при отселении) нашли в заколоченной нише под лестницей два сундука, в одном из которых были церковные книги, а в другом – посуда, это только то, что лежало сверху и что я успел разглядеть краем глаза. Тут же сундуки под руководством прапорщика были погружены в военный «ЗиЛ» и увезены в неизвестном направлении.
Подвалы и подполья были предназначены для хранения припасов, имели люк в полу, иногда вход с улицы. Минусом поиска в подполье была влажность, и там более-менее хорошо сохранялись только вещи из стекла, фарфора, цветных металлов. Самые частые находки – это многочисленные стеклянные бутылочки, бутылки и банки с царскими орлами и клеймами заводов производителей. Как-то попалась припрятанная целая бутылка коньяка «Ласточка», с акцизной маркой, сургучовой печатью на пробке: царский орел и надпись – Московская таможня, 1912. На оборотной этикетке значилось: «Мною, Густавом Мартини, предоставлено право продажи коньяка «Ласточка» по всей России торговому дому Бонштедтъ и К».
Интересной была находка целого склада стеклянных плафонов от керосиновых люстр, именно от люстр, которые подвешивались на цепях к потолку. По неопытности я не понял важности находки, взял один плафон, их было в подвале штук 15-20, белых и зеленых, а на следующий день их все подавили при разборе дома. В этом же доме под верандой были найдены чугунные цепочки, противовесы, колбы и разные запчасти от люстр, видимо, здесь была мастерская по их изготовлению и ремонту.
Также необходимо упомянуть сараи, к ним относится и все сказанное выше, там скапливались отслужившие свое предметы быта, могли быть и тайники. Особенностью сараев являлось то, что там часто встречались старые инструменты, ткацкие станки, различные механические приспособления, конская упряжь, телеги и сани.
Вот такие места поиска и находки. Для полноты картины к перечню находок надо добавить кирпичи и изразцы с клеймами заводов, медные и бронзовые чаны и емкости, различные чугунные предметы каслинских и кусинских заводов, сундуки и зеркала с резными рамами, небольшие фрагменты деревянной резьбы фасадов, бронзовые дверные и оконные ручки и шпингалеты, всякую мелочь: дореволюционные фантики, этикетки, баночки, спичечные и сигаретные коробки, детские игрушки и т.д. И вот все это «добро» я понес домой.
Моя комната скоро превратилась в склад и пришлось оборудовать в подвале несколько кладовок, но и они через несколько лет оказались заполнены. После службы в армии появилась работа, учеба, позже семья и времени на походы по домам почти не оставалось. Да и жизнь в стране изменилась – перестройка, «ветры перемен». Плановый снос старых кварталов и массовая застройка прекратились, да и сносить уже практически было нечего. В моих кладовках похозяйничали воры и весь «цветмет» унесли в металлолом. Оставшуюся часть находок я перенес в подвал районного Дома детского творчества с целью устроить там небольшой музей городского быта, директор даже обещала выделить мне комнату, но во время ремонта рабочие основательно там «похозяйничали», что-то было украдено, а что-то просто выкинуто или испорчено. Дома оставалось много разных малогабаритных находок, а так как за время поисков я познакомился с различными коллекционерами и мое увлечение не переросло в антикварный бизнес, то большую часть я просто раздарил. Кто-то собирал фантики, кто-то этикетки, открытки, подсвечники, иконы, монеты, каслинское литье и т.д., и все потихоньку перешло в специализированные коллекции. Нисколько не жалею об этом, главное, что вещи сохранились и внесли свой вклад в картину екатеринбургского городского быта XIX века. У меня же осталась любовь к истории родного города, увлечение краеведением.
