Линни-Ли и госпожа Зима

Так уж повелось ещё издавна, что первого ребёнка отдают госпоже Зиме. А их тогда двое уродилось за раз, вот и пойми, кто вперёд вышел?.. Говорили, что мальчик, а следом – девочка. Стало быть, мальчишку и отдавать, только погодя, как подрастёт немного, а то почто госпоже несмышлёныш? У неё своих забот предостаточно. А как восьмая зима сравняется, так и пора придёт первенцу в дорогу собираться…

Большие часы в гостиной пробили зиму. Линни-Ли любила слушать их басовитое бом-бом-бом, а потом следить, как похрустывая, точно первый снег, проворачивается дневная стрелка. Линни-Ли забиралась в дедушкино кресло, уже тысячу раз сколоченное заново, потому что попрыгать и покачаться в нём любил ещё отец, а до него и сам дедушка, будучи таким же маленьким. Внутри неё серебряными бубенчиками звенела радость оттого, что вместе с этим бом-бом-бом дом Свансов превратится в здоровенный такой сугроб и можно будет прямо из окна детской спальни выкатываться в пахнущий морозом лес. Наконец-то она наденет любимую шапочку с пушистым помпоном и на хвосте отрастёт красивый белый мех. А ещё появятся тьянары. В общем, куда ни посмотри, со всех сторон выходило замечательно.
Но теперь, когда восьмой раз в её жизни забили часы, Линни-Ли даже не улыбнулась. Сегодня уйдёт её брат. Милый, милый Пелле-Пе. А ведь он совсем не любит зиму! Разве сможет он служить госпоже?
Надо же, как так вышло, что родились они вместе, а не похожи были ни капельки? Но ведь не обязательно быть похожим на кого-то, чтобы его любить? Вот Линни-Ли и любила, и жалела, глядя, как Пелле-Пе жмурился, сидя у камина. Протягивал лапы к огню, сжимая и разжимая пальцы, будто пытался запастись теплом на всю оставшуюся жизнь. Все знают – госпоже Зиме уходят служить навсегда.
Линни-Ли дослушала последний «бом», натянула шапочку с помпоном, повесила на шею колокольчик и выбежала из дома. Через дверь, а не через окошко, как всегда делала. Никто даже и не удивился: ни папа Сванс, ни мама, ни братец, ни даже дедушка. Наверное, потому, что они хорошо помнили, как Линни-Ли не любила прощаться. На самом-то деле она не то чтобы не любила, просто при прощании всегда приходится говорить очень много слов, и часто вовсе не тех, которые на самом-то деле думаешь. Но сейчас она сбежала вовсе не из-за этого.
Вот ещё не хватало дома прощаться с Пелле-Пе! Линни-Ли задрала острую мордочку вверх – сегодня добрая синяя лисица вынесла в зубах солнце ещё немного попозже, чем вчера, и вечером уронит его за лес – пораньше. Значит, Пелле-Пе уже скоро отправится в путь, чтобы успеть в хижину госпожи Зимы до темноты. Нужно спешить! Заметит сестру возле дома, попрощается, и всё – никогда больше не свидеться.
И Линни-Ли побежала сначала к забору из еловых лап, потом до старого пня, возле которого они с братом играли в Голову дедушки Чуха. Там остановилась. От дома Свансов и до самого пня тянулась ниточка следов. Будто по нетронутому снегу написали: тут бежала Линни-Ли. Уж кто-кто, а Пелле-Пе её следы среди тысячи узнает. Жалко, хвост хоть и чудесно опушился, ну никак не годился для их заметания.
– Линни-Ли? Линни-Ли! Линни, Линни, Линни-Ли! – запел снег вокруг неё.
Тьянары! Самые первые смельчаки, что выскочили из домика госпожи Зимы, едва-едва забили часы. Два белых комочка прокатились вокруг ног Линни-Ли, запрыгали мохнатыми мячиками. Она наклонилась, потрепала, стараясь нечаянно не попасть пальцами в занавешенные длинной шерстью глаза. Один раз случилось по неосторожности, так весь лес выл большим волком, и снега намело столько, что даже папе Свансу пришлось выбираться на улицу через окно верхней спальни.
– Очень вы вовремя! – объявила Линни-Ли. – Я тут как раз играла, но одной в эту игру совсем никак! Айда со мной? Я буду бежать, а вы – прятать за мной примятый снег, будто никого и не было?
Тьянары задорно заскакали. Больше всего на свете они любили игры.
– Тогда начинайте от калитки моего дома, чтобы я успела убежать подальше. Вы ведь такие быстрые, не то, что я!
И Линни-Ли запрыгала по сугробам. Ей и надо-то было всего – добежать до замёрзшей речки Утони-слово. За ней уже что ни скажешь, ничего не будет значить.
Тьянары догнали её как раз на льду, где она уже трижды поскользнулась.
– Опять вы победили, – вздохнула Линни-Ли, глядя на ровненький белый снег стлавшийся от берега до самого дома. – Наверное, это потому что вас двое, а я одна. Ну ничего, вот скоро Пелле-Пе придёт!
И она подскользнулась в четвёртый раз. Наконец, речка кончилась, и Линни-Ли подумала, как всё же хорошо зимой. Захотела перебраться на другую сторону – перебралась, и не надо барахтаться в воде. Плавать Линни-Ли не умела, только барахталась. Вот у Пелле-Пе здорово получалось, и он дразнился. То-то она сейчас посмеётся, как братец поскользнётся не четыре, а все десять раз!
– Ты чего это здесь делаешь?
А вот и Пелле-Пе, Линни-Ли так замечталась, что не успела посмеяться. Ну и ничего, всё равно смешно было, когда они потом вместе бежали домой, а сегодня один из них не побежит.
– Я хочу тебя проводить, нельзя? – спросила она с тем видом, будто точно знала, что можно.
– Зачем это? – фыркнул Пелле-Пе.
– Чтобы подольше вместе… А ещё – помочь.
– Ты-то? Я и сам всё могу, я же старше!
– Всего-то на пару вздохов, – и Линни-Ли запрыгала вперёд, оглядываясь на братца.
– Ладно, но всё равно тебе дальше Кусачего оврага нельзя.
Вообще-то им обоим было нельзя. До сегодняшнего дня, конечно. А ведь только там росли надснежники – вот бы сорвать один… Вслух-то она не сказала, не глупая. Ещё беззубых малышей наставляют: надснежник не тронь, от него сердце замерзает! Они с братом и не трогали – никогда, никогда! Кому же охота, чтобы сердце снежной коркой покрылось? Так и разбить недолго. Это потом уже Линни-Ли узнала, что дело тут совсем не в сердце, а если не вдыхать их аромат, так и вовсе не страшно. А цветочки такие красивые!..
– Вообще-то это хорошо, что ты со мной пошла, – сказал Пелле-Пе, отряхивая лапу от снега лишь для того, чтобы снова шлёпнуть её в большущий сугроб.
– А я знаю! – Линни-Ли аж подпрыгнула от удовольствия. – Ты ведь и морозинку от хладника не отличишь…
– Вовсе и не поэтому, глупая! Вот и скажи тебе что-нибудь.
– Ой, извини… А что ты хотел сказать?
– А вот и не скажу теперь, – и Пелле-Пе хлюпнул носом, который всегда начинал у него течь, стоило побыть на холоде.
Линни-Ли надулась – наверняка ведь что-то хорошее сказать хотел! Ладно уж, она и так знала, что братец в ней души не чает. Не зря ведь притворялся, будто терпеть не может морошку, скидывал в сестрину тарелку из горшечного черепка… Ведь Линни-Ли обожала сладкую, чуть терпкую ягоду больше всего на свете, лишь чуточку меньше, чем сам Пелле-Пе.
Теперь-то она могла бы одна все ягоды сама есть, только каждая покажется не вкусней калины. Особенно, если братцу не помочь, ведь госпожа Зима хоть и не злая, но строгая. Иначе бы беззубых малышей у мамки забирала, да и дело с концом. Служить ей – большая честь, оттого и надо, чтобы первый ребёнок сам до хижины добрался, чтобы чувствовал, понимал холодные законы. А Пелле-Пе чего понимает?
Вот и сейчас, тьянары скакали за ними по снегу, а братец наверняка думал, что это просто ветер снежные шарики катает. Совсем он не слышал ни как иголочки перестукиваются, пересказывая друг дружке, что за шубка сегодня на госпоже Зиме, ни как трясутся от страха снежинки, несущиеся с неба к земле…
– А ты что с собой взял? – спросила Линни-Ли.
Первый морозный закон, который все с младенчества учат, гласил: “Зима долгая, будь к ней готов”. Правильные слова – кто же зиму без припасов встречает? Так и каждый, кто в путь к госпоже отправлялся, с собой что-то брал. Линни-Ли вот колокольчик взяла. Зачем, сама не знала, но уж больно он ей нравился, так здорово звенел на ветру!
– Верёвку, – ответил Пелле-Пе.
Весь братец в этом – умом долог, а сердца совсем не слушает. Полезная верёвка, но достаточно ли будет?
Добрая синяя лисица встряхнулась, рассыпая солнечные лучи по хрустальной корочке снега. Только впереди, как лежала за ёлками тёмная полоса, так и осталась, не заискрилась. Кусачий овраг. Говорили, что однажды любопытная лисица с неба заглянула в него, и Тот Кто Лежит На Дне тяпнул её за хвост – чуть солнце не выронила! Тогда на несколько дней в лесу темень установилась, сама госпожа Зима приходила глупую лисицу выручать. Но злодей так зубов и не расцепил, с тех пор трусит по небу лисица с обгрызанным хвостом. А белый кончик потом вывалился из пасти Того Кто Лежит На Дне, взлетел наверх, и из него сделались облака.
– Всё, дальше сам, – сказал Пелле-Пе.
– А ты знаешь, как через овраг перебраться? – спросила Линни-Ли. Ей очень не хотелось прощаться прямо сейчас. Вернее не хотелось-то вообще, но тут уж никуда не деться.
– Сам разберусь, я же…
– Да-да, ты же старше, – передразнила Линни-Ли. – Но ведь я не собираюсь с тобой через овраг, правда-правда! – только бы её некрасивая врака добежала и прыгнула в речку Утони-слово, а то как же стыдно будет… – Мы можем ведь вместе подумать, а дальше ты сам, только сам.
– Пойдём уж…
– Братец, а ты ни разочек не подумал, чтобы просто убежать?
– От кого это? – удивился Пелле-Пе. Никогда он ни от кого не бегал, даже от больших сильнолапов.
– Не от кого, а… Вот сейчас тебе надо идти к госпоже Зиме, а ты бы взял, да и убежал. Может, ей уже и не надо никого, может…
– Нет, – буркнул он.
– Почему?
– Потому.
– Ну почему?
Линни-Ли обогнала братца, развернулась к нему и уставилась в его сощуренные от солнца глаза. Она умела так смотреть, что Пелле-Пе точно знал – не отвертится. Он вздохнул. Тьянары выглянули из-за её ног – им тоже стало любопытно.
– Потому что, – и братец отвёл глаза: – Потому что тогда она тебя заберёт.
– Дурак! – выкрикнула Линни-Ли и бросилась к оврагу.
Дурак, дурак, дурак! Наверное, сзади казалось, что от неё разлетаются в стороны крошечные льдинки. Ну и пусть, и пусть… Зачем говорить такое? Такое, после чего прощаться станет уж совсем невыносимо. Дурак!
– Ай!
Линни-Ли отчаянно замахала лапами, чтобы не проскользнуть по склону прямо в Кусачий овраг. Правая поехала, потащив за собой всю Линни-Ли.
– Мамочки!
Она вцепилась в отвесный лёд коготками и вдруг ощутила, что скользит уже не вниз, а вверх. И кто-то пребольно держит её за шкирку.
– Вот так помогла, – бормотал Пелле-Пе, вытаскивая её на снег. – Сейчас бы бахнулась прямо к Тому Кто Лежит На Дне.
– Спасибо…
– Ладно уж. Я вот чего думаю, как-то же другие через овраг перебирались?
– Кто снег уговорил, чтобы держал, не дал провалиться на самое дно, кто спел-усыпил, – принялась перебирать Линни-Ли. – Старший Винге в том году, понятно дело, перелетел… Каждый по-своему к зиме готовится.
– А у меня верёвка есть… – отозвался Пелле-Пе.
Ох, бедный, бедный братец. Летом бы он уж точно придумал чего-нибудь. Верёвка… Её ещё и не добросишь. А добросишь, так что толку? Некому нашептать, чтобы стала твёрже дерева.
А потом подул ветер, принёс запахи хвои и свежего снега.
– Смотри, смотри! – закричала Линни-Ли.
– Ты чего?
– Ну как же, ты что, не видишь? А-а… Правда ведь не видишь. Вон же, тьянар-ветерок! Летит играет, ай, щекотно!
– Толку с него, – отмахнулся Пелле-Пе.
– То-олку, – передразнила Линни-Ли. – Верёвка где твоя? Давай сюда!
Братец полез в заплечный мешок, достал моток верёвки. Линни-Ли всучила ему один конец и велела привязывать к ёлке у самого края оврага. Сама же сняла с шеи колокольчик – вот и пригодился! Жалко его, правда, но ветерок самый хитрый и капризный, его просто так не заговоришь.
– Эй, гляди-ка, что у меня есть! – она выставила лапу с колокольчиком, и тот славно тренькнул. Ветерок бросился трезвонить, но Линни-Ли тут же спрятала его в кулачке. – Нет-нет-нет, не дам. Сначала помоги.
Она потянула свободный конец верёвки, тьянар подхватил и понёс на ту сторону оврага. Кончик лёг на снег, а ветерок заплясал вокруг Линни-Ли, морозя сжатую в кулак лапку.
– Мало, мало помог! Обвяжи вокруг ствола, да покрепче.
И это исполнил. Снова потерся о лапы, мол, дай, дай же поскорей! Но она снова не разжала пальцы, шепнула только:
– Подожди, дружок… Прошу, подожди, не обману!
Может, он и поверил, но дунул так сильно, что у Линни-Ли чуть нос инеем не покрылся. Вот вредина! Зато Пелле-Пе стоял довольный, разглядывал ладно натянутую верёвку.
– Теперь-то я перелезу! – и тут же погрустнел. – Спасибо и… прощай?
Ох, не любила она это… Но теперь уж точно надо.
– Да.
– Я скучать буду, сестричка. И сейчас-то я скажу, раз последний раз видимся… Ты – мой самый лучший друг! И, пожалуйста, продолжай радоваться зиме, как раньше, ладно? Ведь с ней теперь немного буду приходить к тебе и я…
«Сначала дойди до неё, дурак!» – отчаянно подумала Линни-Ли, и тут случилось совсем уж невиданное. Братец схватил её и обнял крепко-крепко. Так, что аж шапочка чуть не свалилась. А она стояла, точно ледышка, и лапы не слушались. Как же… Да что же?.. Надо ведь и его в ответ… Но Пелле-Пе уже отпустил.
– Прощай, сестричка.
Схватился за верёвку и принялся ловко перебирать лапами.
– Прощай, – только и проронила она, теряя последний шанс сказать что-нибудь столь же замечательное, как Пелле-Пе.
Братец висел уже на середине верёвки, когда затаившийся ветерок толкнул его в бок. Пелле-Пе качнулся, но удержался. Новый порыв. Одна лапа соскользнула.
– Держись!
Линни-Ли схватила колокольчик и принялась истово трезвонить. Тьянар перестал толкаться и метнулся к ней.
– Не догонишь, не догонишь! – напевала она, бегая по кругу. А Пелле-Пе уже цеплялся за другой берег.
Перестав звонить, Линни-Ли остановилась и с тоской глянула на братца.
– Ну, отвязывай! – крикнул он ей.
Она помотала головой.
– Ты чего?! – и тогда братец взял и отвязал свой конец. Верёвка, как дохлый червяк, повисла у обрыва. – Прощай!
Линни-Ли стояла, опустив лапки, ей так не хотелось, чтобы Пелле-Пе уходил, но и хотелось – тоже. Чтобы поскорей уже спуститься за надснежником. И верёвку он очень кстати отвязал, так уж она точно не упадёт в овраг.
– Ветер, ветер, ветерок, – запела Линни-Ли. – Погоди ещё чуток!
Тьянар совсем не хотел ждать, пронёсся по сугробам, поднимая над оврагом целую пургу. А вот это он даже хорошо сделал! Теперь Пелле-Пе ничего не мог увидеть, даже если продолжал стоять на том краю. И Линни-Ли повисла на верёвке, спускаясь ниже, ниже. Только бы не до дна, только бы не до дна!
Тут, внизу, уже не так мело, и она разглядела хрустально-голубое соцветие с крохотным огоньком внутри. Неужели у неё теперь свой надснежник будет? Какой красивый… За такой даже тысячи колокольчиков не жалко! Одной лапой держась за верёвку, Линни-Ли потянулась к цветку. Срывать осторожно, чтобы не тряхнуть пыльцой… Цап! И скорее спрятать под шубку, карабкаться вверх, пока ветерок совсем не обозлился и не отвязал верёвку.
– Колоко-ольчик! – крикнула она. – Помоги ещё разок, и будет твой, честное слово!
Пурга улеглась, будто прислушалась. На той стороне и следов братца не осталось… Нехорошо, искать надумаешься! Линни-Ли споро вытянула верёвку из оврага и протянула тьянару кончик.
– Ну же, миленький, помоги поскорей!
Тьянар фыркнул, совсем как большая недовольная лошадь, но полетел выполнять. Верёвка приглашающе натянулась, и Линни-Ли радостно захлопала в ладоши.
– Спасибо тебе! Вот, забирай! – и она подбросила в воздух колокольчик.
Ветер подхватил, затрезвонил и умчался прочь, а Линни-Ли снова вцепилась в верёвку. Разве можно братца одного отпускать туда, где всё самое страшное только начинается? Она сразу так решила, только старалась сильно не думать, чтобы мысли не разбежались, не выдали её с головой.
Двигаться вперёд, болтаясь над оврагом и осторожно передвигая лапки, было совсем непросто, а тут вдруг ещё и верёвка запрыгала. Линни-Ли вскинула голову – пушистые шарики-тьянары проскакали прямо поверху, по её сжатым пальцам и застыли в снегу на другом конце. Вот уж она им задаст, когда долезет! Но пока лезла, уже и забыла.
– У меня для вас новая игра, хотите? – объявила Линни-Ли, оказавшись на той стороне. Шарики выжидающе уставились на неё спрятанными в шерсти глазками. – Сможете найти следы моего братца? Их снегом замело, пока ветерок злился. Ну, кто быстрей?
Тьянары покатились вперёд, а сама Линни-Ли прежде, чем тоже побежать искать, дотронулась до своей шубки там, где внутри билось сердце. Тук-тук, тук-тук – не замёрзло! Значит, и правда, врут сказки, а нюхать уж она не будет, нет-нет-нет! Тут один шарик-тьянар вдалеке запищал, запрыгал – неужто нашёл? Ага, точно братцевы следы! Далеко уйти успел, ну тем и лучше, уж точно её не заметит.
Линни-Ли догнала его возле огромного дуба. Могучие ветви занесло снегом, и вокруг вся поляна тоже белая-белая. Так и вспомнишь любимую зимнюю присказку: «Попробуй найди белый жёлудь в снегу!» Ох и часто её повторяли, ведь без терпения не перезимовать, всем известно. Даже сам второй морозный закон про это говорит.
А чего это Пелле-Пе под дубом расселся? Так и замёрзнуть недолго… Линни-Ли подкралась поближе, благо, это совсем даже нетрудно было, братец по сторонам не глядел, только наверх. Сидит… А идти дальше?
И тут она поняла: дальше и некуда было. Впереди падал снег – так густо и ровно, будто сплошная стена. А ведь стена и есть! Тьянар подкатился к границе снега, прыгнул и тут же отскочил, точно лбом ударился. Запищал так жалобно, пришлось Линни-Ли его от души почесать.
Значит, пока терпенье своё не докажешь, дальше не двинешься? Вот почему Пелле-Пе сидит-посиживает. Он что, считает, будто решение само в лапы свалится, если достаточно подождать? Глупый-глупый братец! Так ведь и замёрзнуть можно… У Пелле-Пе уже сосульки на носу разве что не выросли. Что же делать? Ведь и потрясти, и образумить ну никак нельзя, да и Линни-Ли сама не знала, как поступить, разве что… Ну конечно! Сказано же: «Попробуй найди белый жёлудь в снегу!» Тут ведь ого-го какое терпение надобно, чтобы весь снег перерыть! Ещё и внимательно – чтобы белое в белом не пропустить.
Линни-Ли бросилась копать. Сначала позади дуба, чтобы братец её не заметил, а потом – и рядом совсем. Он ведь уже почти уснул, даже не заметил, как от неё снег столбом! Зато уж Линни-Ли как согрелась! Ещё бы, поработаешь так лапками, переберёшь каждую снежинку… Да ей бы и в радость, если б не страшно было, что Пелле-Пе насовсем уснёт, станет одним из ледяных корней великого дуба.
Нашла! Нашла!
Белый жёлудь так сам в лапы и прыгнул. Ух ты, какой он гладенький, да блестящий… Только разглядывать совсем некогда. Линни-Ли вскарабкалась по стволу до самой нижней ветки, устроилась на ней, прицелилась. Ох, только бы не промазать, только бы братец не проворонил, а то жёлудь стукнется о него и опять в снег – нырк! Но тьянары тут как тут, скакали вокруг, готовые, если что, поймать.
– Спасибо, друзья мои, – прошептала Линни-Ли и бросила жёлудь.
Попал он в аккурат по макушке Пелле-Пе, отскочил и прямо ему в лапки. Братец встрепенулся, уставился на жёлудь, лежащий на ладони.
– А, вот и ты, – пробормотал ещё сонным голосом.
Линни-Ли затаилась на своей ветке, благо, у дуба они толстые, можно много-много таких Линни-Ли спрятать. Хоть и холодно лежать на мёрзлой шершавой коре, хоть и страшно, что соскользнёшь и прямиком вниз полетишь, но надо потерпеть. Выждать, чтобы Пелле-Пе подальше ушёл. Снежная стена тем временем стала реже, а потом и вовсе рассыпалась сверкающими снежинками, пропуская его дальше во владения Зимы. Линни-Ли увидела только, как Пелле-Пе швырнул что-то в сугроб. Не жёлудь же? Правда же не жёлудь? Нельзя ведь так с подарками госпожи…
Братец-братец, только опять в беду не попади… Дождись меня. Линни-Ли тихонько поползла назад, чтобы спуститься по стволу, но тут лапка соскользнула. Съехала вниз, ссыпав снежную шапку с растопыренных веток. А там… жёлуди! И все, как один – белые, целая гроздь. Вот так да… Что же это получается? Они всё это время над головой висели? Под снегом-то и не видно… Линни-Ли захихикала – вот и найди белый жёлудь в снегу!
Раз уж такое богатство привалило, она нагребла горсть желудей и распихала по карманам шубки. Торопливо, чтобы братца не упустить.
Пелле-Пе брёл впереди. По одной только его походке Линни-Ли видела, как тот становится всё смурнее и смурнее. Ещё бы, зима ему совсем не по душе, а чем дальше они забирались во владения госпожи, тем холоднее становилось. И вот уже будто не воздух, а чистый мороз вдыхаешь. Но до чего ж всё вокруг красивое! Снежная дорога сверкала, точно мамина любимая ваза в солнечный день, рассыпали блики хрустальные цветы льдинок, и звонкий хруст под лапами Пелле-Пе… Она и сама бы хотела от души попрыгать-похрустеть, да идти нужно было крадучись.
Долго ли ещё? Сможет ли и в этот раз помочь братцу? Вдалеке баловался серебряным колокольчиком ветер, и Линни-Ли улыбнулась. Вот же как у неё хорошо выходило – легче лёгкого! Будто не испытания были, а забава. Хорошо бы и Пелле-Пе так мог… Но ведь тогда ей бы точно ни надснежник сорвать, ни подержать в лапах гладкий белый жёлудь, ни – ну хоть краешком глаза! – увидать госпожу Зиму.
Её жилище Линни-Ли увидела издали. Не дворец – домик с пузатыми стенами, сложенными из снежных кирпичиков, и, точно драгоценной глазурью, покрытый корочкой льда. Крыша тоже чудная. Круглая, как бок солнца в зубах доброй синей лисицы. Вокруг дома высился забор из острых длинных сосулек, две из которых стояли поодаль друг от друга, склонив и соединив острия. Неужели всё, добрались? Шарики-тьянары радостно запрыгали – домой вернулись.
А как же третий закон? «У зимы острые клыки, но ты не бойся и перезимуешь». Может, и надо-то всего, пройти за ледяные колья-клыки? Пелле-Пе так поступить и собрался. Дошёл до ледяной арки, постоял два вздоха, а потом приготовился вперёд ступить. Но тут кто-то как заревел! Как взметнулся яростный вихрь – из шерсти, снега, клыков. Пелле-Пе аж в сугроб на три шага отбросило. Линни-Ли пискнула. Прикрыла рот, но разве писк улетит далеко, когда рядом ярится настоящий гром? Из взбесившегося снега выступил громадный кабан с белой шерстью, льдистыми глазами. А клыки из пасти торчат – точно рога молодого месяца. Только месяц-то далеко, дальше доброй синей волчицы, в самой её чёрной норе, а клыки – вот они, здесь. Метят в Пелле-Пе.
А братец – вот же дурачок смелый! – вскочил, встал перед зверем, будто собрался бороться с ним голыми лапами. Да куда ему, разве справишься тут одной отвагой?.. Линни-Ли и сама было бросилась вперёд, но замерла. Как помочь, не выдав себя?
Кабан взрыл копытом снег, нагнул морду – ну точно кинется! Линни-Ли зажмурилась. И тут же заставила себя открыть глаза. Нельзя. Бояться сейчас – нельзя! Кабан метнулся к Пелле-Пе, тот отскочил, подхватил толстую длинную палку. С палкой против такого? Да что же это… Думай-думай! Она обхватила себя лапами. Ой, что это под шубкой топорщится? Жёлуди!
Братец ткнул палкой кабана в бок. Тот взревел так, что аж лопнула сосулька из забора. Глаза разгорелись огнём, даром, что ледяные. Серебряной вспышкой мелькнули клыки. Пелле-Пе метил палкой в кабанью морду. Глупый, глупый! Ой, что будет…
– Сто-о-ой! – закричала Линни-Ли, кинулась прямо на кабана.
Ну и пусть, пусть братец увидит! Пусть злится, изругает, знать не захочет! Пусть! Только бы живой.
Треснула палка, переломилась сухой веточкой. Пелле-Пе рухнул в снег. Кабан обернулся, нацелившись на Линни-Ли. Братец?! Шевельнулся, поднимается… Невредимый! Кабаньи клыки грозно боднули стылый воздух. Даже шарики-тьянары съёжились, зарываясь в снег по самые глаза.
– Стой! – снова выкрикнула Линни-Ли. – Вот!
Она выгребла из карманов две горсти белых желудей. Сердце заколотилось внутри – эй, хозяйка, чего стоишь?! Ему бы бежать, бежать, но рёбра не пустили. И совсем рядом звенел, звенел колокольчик, как в насмешку. Кому охота играть, когда тут так страшно? Ноздри кабана вздулись, пасть приоткрылась… Вроде и не волчья, а всё равно жуть берёт.
– На, ешь, – Линни-Ли, обмирая, сложила лапки лодочкой.
Кабан поводил рылом, присмирел. Потопал к ней на своих коротких тонких ножках. Надо же, а ведь смешные какие… И язык даже в предвкушении вывалил. Линни-Ли хихикнула, выставила лапы вперёд. Кабан приблизился и принялся слизывать жёлуди с её ладоней. Щекотно!
А потом этот страшный зверь вдруг ткнулся мягким пятачком ей в живот. Подставил голову – гладь! Линни-Ли тронула жёсткую щетину, почесала кабана между глаз, вокруг ушей.. Тот разомлел, захрюкал – ну точно поросёнок! И совсем даже не страшные эти зимние клыки…
– Ты здесь как?! – непонятно, чего было больше в голосе братца: ужаса ли, удивления ли…
Но не злости, нет. Линни-Ли растерянно чесала объевшегося кабана, который разве только не заснул у её ног. Вот и что тут ответишь?
– Беги! Беги отсюда! – замахал на неё лапами Пелле-Пе. – Скорей, пока она тебя не увидела, пока не забрала!
Линни-Ли растерялась. И правда ведь надо бежать – видано ли, чтобы к госпоже Зиме парами ходили, чтобы обманом проходили испытания? Но так хотелось хоть одним глазком на неё взглянуть…
– Ой, как не повезло, – высокий чистый голос с перезвоном капели. – А «она» уже здесь!
– Госпожа Зима… – в два голоса прошептали Линни-Ли и Пелле-Пе.
Она появилась на пороге своего домика, сделала шаг вперёд, но словно не поднимала ног, а скользила по льду. Длинная шуба искрилась снежинками, величиной с орех, а глаза у госпожи – синее меха доброй лисицы и сияют ярче солнца. Даже Пелле-Пе загляделся.
– Сестру не тронь! – очнулся он. – Я из нас двоих старший, меня тебя отдают, а её пусти, она по глупости тут, по случайности! Все твои испытания я прошёл, меня и забирай.
– Ты ли, мальчик Пелле-Пе? – серебряно рассмеялась госпожа Зима. – А мне-то показалось, что сестрица твоя. Вон и Гриз возле неё храпит.
– Я родился первым, меня и забирай!
– Нет! – выпалила вдруг Линни-Ли.
Даже для себя – вдруг. И братец, и госпожа Зима обернулись к ней, будто только что про неё вспомнили. А Линни-Ли стало совсем не страшно и так ясно в голове, будто она, наконец, поняла всё-всё о себе самой.
– Нет, братец. Разве не понял ещё, не почувствовал? Это моя судьба – у Зимы остаться. Что тебе мученье, то мне в радость будет.
– Не пущу, – воскликнул Пелле-Пе. – Хорош будет брат, если навсегда оставит сестру в неволе! Как жить буду? Даже не думай, не смей! Всё равно не позволю!
Линни-Ли улыбалась ему. Какой же он славный – её братик. Но ничего-то теперь не поделает, когда она всё уже решила. Линни-Ли посмотрела и на госпожу Зиму – нет, такая в неволе не держит. Не тех, кто умеет играть в догонялки с метелью и заговаривать узоры на льдинках. В ней было и озорство мягких шариков-тьянаров, и капризная песнь ветра с серебром колокольчика, и даже упрямость самой Линни-Ли. А вот Пелле-Пе в ней не было ни капельки.
– Мне оставаться, – мягко сказала она.
– Нет! – братец подскочил к ней, схватил за плечи, встряхивая. – Беги, глупая! Ну же!
Не смирится… Тогда Линни-Ли сунула лапку за пазуху.
– Видишь? Узнаёшь? – цветок надснежника хрустально засверкал меж её пальцев, огонёк под лепестками отразился в глаза Пелле-Пе. – Я его сорвала. Теперь у меня замёрзшее сердце, мне всё равно домой никак, только здесь.
Опять ему соврала… Ну а как быть, если братец ещё упрямее её? Только Пелле-Пе не послушал. Цапнул лапой, чуть не выхватив цветок. Она успела. Отдёрнула надснежник, отпрыгнула на три скачка.
Неистово зазвонил серебряный колокольчик – любопытный ветерок поглазеть прилетел. А может…
– Миленький, – шепнула ему Линни-Ли. – Помоги? Помоги, дружочек… Отнеси ему запах. Пожалуйста, прошу!
Ветерок неуверенно звякнул, будто плечом пожал. А потом дунул. Затрепетали хрустальные лепестки, дрогнули пушистые тычинки. Запах нельзя увидеть, но Линни-Ли заметила, как вскинулся нос Пелле-Пе, как переменился взгляд. Братец рассеянно посмотрел по сторонам. На госпожу Зиму, на спящего кабана. А потом – на неё, на Линни-Ли. И ничуть его взгляд не переменился, ничуть не потеплел. Будто смотрел он лишь на ещё одну часть зимних владений. Забыл. Неужто правда забыл?
В носу у Линни-Ли защипало. Она шумно втянула носом холодный колкий воздух, потёрла глаза. Вот ещё… Сама же, сама ведь…
Госпожа Зима вдруг заскользила по ледяной тропинке, приблизилась к ней, а потом ласково так притянула к себе. От звенящего мороза у Линни-Ли даже мех на хвосте встал дыбом.
– Иди домой, Пелле-Пе, – велела она. – Иди и не забудь сказать родным, что у «неё» всё хорошо. Запомнишь?
– Запомню.
Пелле-Пе кивнул и, развернувшись, побрёл по белой снежной глади. Хорошо, что так и не отвязала верёвку, подумала Линни-Ли. Легко будет через овраг перебраться… Может быть, получится навестить братца когда-нибудь? Ведь скакали же тьянары возле дома Свансов? Фигурка Пелле-Пе всё удалялась и удалялась. Шёл снег.
Линни-Ли последний раз взглянула на силуэт, сложенный из теней, блеска, снежинок, и прошептала:
– Прощай, милый братец. Я тебя не забуду.