Антон отлепил щеку от зеркала и, решив, что аттракцион «кульбиты в санузле» уже принёс ему все
положенные впечатления, крутанул задвижку и распахнул дверь наружу.
«Ух ты. Не зря вопила», — подумал он. От резкого торможения переполненный мусорный ящик напротив туалета не выдержал и сделал вклад в окружающий хаос. Обглоданные куриные кости, колбасные шкурки, скомканные целлофановые пакеты и яичная скорлупа высыпались наружу и ещё немножко — на гламурную барышню в нежно-розовом спортивном костюме — шорты и футболка с глубоким вырезом — с махровым полотенцем через плечо. Матерясь, как помесь сапожника с портовым грузчиком, она вытряхивала из волос огрызок яблока и сулила машинисту все кары небесные.
Антон боком проскользнул в тамбур и закурил. Пальцы дрожали, под ложечкой сосало, болела шишка на лбу, и, пожалуй, ему тоже очень хотелось призвать машиниста к ответу. Ну, или любого, кто виноват в этой остановке. Сигарета быстро закончилась. Он собирался было сразу вернуться в купе, но прислушался и понял, что девица до их пор яростно воюет с мусором.
Не желая стать объектом для вымещения злобы, Антон решил переждать «бурю» и прислонился лбом
к ледяному серо-инеистому стеклу. «Лечение и эстетика, два в одном, — подумал он. — Хотя… второе
подкачало». За окном имелись: лесополоса на горизонте, заснеженное не то поле, не то болото и куст
унылый рядом с рельсами, одна штука.
«Как в американских фильмах, — лениво размышлял Антон, чувствуя, как постепенно утихает боль. — Когда по шоссе едет машина с открытым верхом, а вокруг только оранжевая пустыня и кактусы, а до ближайшего городка — день пути. И здесь то же самое, только russian edition. Вместо машины — поезд, вместо потрескавшейся от солнца земли — снег. То же одиночество, только вид сбоку. Интересно, сколько здесь до человеческого жилья?..»
— …И что, не поймали идиота?
— Прикинь, нет, — дверь между вагонами распахнулась. Наряд милиции шёл как раз от головы поезда.
