Вообще, Николай был открыт разным идеям, системам, культурам. Он много читал и умел брать из каждого источника рациональное зерно для построения своего мира. Строгие научные идеи и формулы он сближал с вечными истинами и прозрениями мистиков, создавая при этом цельное
видение, и пытался воплотить его в живописи. Последняя книга, которую он читал, была предложенная мной «История суфизма» Идрис Шаха.
Другим источником для его живописных экспериментов было внимательное наблюдение природы, ее
неожиданной и труднопонимаемой игры, так хорошо знакомой с детства, но забываемой позднее. Это когда в просвете среди листьев или на срезе камня при долгом взгляде начинают проступать неожиданные образы, причем яркие и цельные. Та же загадка кроется в силе, которая движет краску
при создании монотипии. Вроде бы игра случая, но насколько удивителен бывает результат. Это какая‑то бесконечная мудрость природы, которая застывает в самоцветах. Ядрышки подобных тонких механизмов Николай и пытался вышелушить из‑под внешнего и достичь упорством, через постоянное повторение форм, иллюзии той спонтанности.
