Женщины молча пошли по тропе дальше, лишь слышались вздохи и отрывки возмущенных фраз. Я пролез в дыру, что в стене, и в густой тьме услышал шуршание, урчание и писк крыс. Их было много, и они ничего не боялись. Мной овладел страх. Мне шел седьмой год, и я вполне осознавал, что ворую… Но страх перед крысами и зловещей тьмой был не так ужасен, как страх перед мачехой.
Я еще только нагреб полмешка, а пальцы правой руки слиплись, как от клея, и крысы искусали мне правую кисть, она ныла и кровоточила. С этой ношей я с трудом пролез в дыру и, не помня себя, помчался домой. Заскочив в сени, едва переведя дух, уже волоком потащил мешок к ящику, чтобы высыпать наворованное. Сзади, будто призрак, возникла мачеха:
— Почему так мало? Вас, паразитов, кормить надо. Иди и принеси полный мешок.
В доме был слышен Валькин визгливый крик и плакали Володя с Геной. Валька была намного их старше, и они часто от нее страдали. Ей было пятнадцать, и это превосходство давало ей возможность держать нас в подчинении.
— Тетя Шура, я боюсь крыс, они меня покусали, вот, видите! — в доказательство я протянул окровавленную руку. Даже не взглянув, она резким шлепком ударила меня по уже отекшей и онемевшей руке:
— А ты рот-то не разевай, не лезь к ним, и они не тронут.
Схватив за загривок, мачеха вытолкала меня на крыльцо. Ничего не оставалось делать, как вновь отправиться на встречу с этими ужасными, гадкими тварями. Раньше как-то я заприметил, где лежат отцовские краги, и пока мачеха зашла в дом, чтобы разобраться с детворой, я, прокравшись, быстро схватил их и выскочил на улицу.
Прежде чем залезть в дыру, я натянул краги по самые локти и нашел большую палку, она, может быть, и не была крепкой, проверять-то было некогда, но все-таки придавала мне некоторую уверенность.
