Одновременно с дятловцами 23 января 1959 года наша команда студентов четвертого курса УПИ под руководством Сергея Согрина выехала на Приполярный Урал. Целью нашего похода третьей (высшей) категории трудности и вожделенной мечтой были зимние пионерские восхождения на вершины гор Сабля, Неройка и Тельпоз-Из. Мы предполагали охватить их кольцевым 500-километровым маршрутом. Не все удалось, но мы прошли невероятно трудный маршрут по Приполярному Уралу, осложнившийся двумя чрезвычайными ситуациями. О них следует сказать для объективной оценки и правильного понимания действий дятловцев при выборе места их последней ночевки.
До исходной точки нашего маршрута, поселка Аранец, в лютый мороз с санным обозом мы пробежали 75 км по льду реки Печора от одноименной станции на печально знаменитой трассе Ленинград — Воркута. Временами мы прыгали в сани, которые везли наши рюкзаки, чтобы отдышаться и немножко передохнуть. Но мороз снова и снова выгонял нас на дорогу, не позволяя расслабляться и заставляя согреваться на бегу. Хорошая получилась тренировка. Трудности наши начались сразу по выходу из Аранца в направлении к горе Сабля, вершина которой острым клинком торчала среди заснеженных хребтов Приполярного Урала.
До Сабли 70 км бездорожья по глубоким снегам приполярной тайги и болотистым редколесьям. Основные трудности и были связаны с преодолением глубочайшего снега, сдерживающего и продвижение по маршруту, и обустройство ночлегов. Как это выглядело?
Приведу странички личного дневничка участника нашего похода Виктора Малютина.
«- 31 января 1959 г. Ура! Погодка нас пока балует. Вчера вечером была пурга. Сидишь в избушке, так тепло, а за окном завывает ветер, и гремит что-то в трубе. Л сегодня ветер небольшой, сыплет маленький снежок. Температура минус 10°С.
В 11.00 вышли сразу на Сибиряковский тракт, по которому Сибиряков возил зерно в Азию. Сначала по тракту идет дорога, по ней колхозники зимой возят лес на реку Печору. Через 2 км эта дорога кончается, дальше идет тракт, а по сути — тропа. Хорошо, что перед нами ушли охотники, так что часть лыжни хотя и запорошена, но идти сравнительно легко. Но если оступишься, то проваливаешься по колено или совсем падаешь. Рюкзаки, оказывается, представляют собой что-то громоздкое и тяжелое, раскачивающееся за спиной во все стороны, когда же оступаешься, то одна нога проваливается до пояса, а сам падаешь на рюкзаки скрываешься в снегу с ножками и рожками. Приходится снимать рюкзак и подниматься с помощью чужих рук. Температура стоит—5°С, идет снег и сразу же тает на одежде. Поэтому мокры и штормовки, и чехлы, и штаны. Встали на ночлег в 3.50, чтобы посмотреть, как все у нас будет выходить: установка палатки, печки, пища. Когда печка топится, то в палатке очень тепло, ■15°С. Но дежурные заснули, среди ночи печка потухла, стало ужасно холодно.
— 1 февраля 1959 г. Встали в 8 часов утра, поели, и я стал складывать палатку. Получилось что-то такое громоздкое, которое еле-еле вошло в рюкзак, так как она вся заледенелая и больше ни для чего не осталось места. Сложил вниз сахар и пакеты с кашей, потом положил палатку, сухари привязал снизу, но спину давит сахаром, постукал по сахару топорикам, стало мягче. На улице холоднее, — 16°С. До обеда шел снег, а потом перестал. В 2 часа дня дошли до ручья Вертный. Тропа охотников пошла в верховье, а нам идти по целине. Но это очень трудно и ужасно, так как проваливаешься до пояса и плаваешь в снегу. Мартюшеву Борьке-рыбке хорошо, так как он легкий, как пушинка, и попал в свою стихию. Уменьшили мешок у Игоря Кузьминых,
и он пошел торить. Ему сегодня исполнилось 22 года, поздравили. Вечером — 18°С.».
А вот и первое случившееся с нами чрезвычайное происшествие.
«— 4 февраля 1959 г. На «улице» минус 34°С. Легли спать. И вдруг среди ночи ужасный крик: «Горим!». Это Серега Согрин, раскалив печку, сжег верх палатки. Выкинули печку из палатки и пытались поспать, но холодина страшная — минус 42°С. Больше всех мерз Борька-рыбка. Чтоб согреть его, Серега решил завернуть меня к нему в мешок. Было тесно, двое в одном мешке, но как-то теплее. Продремав около часа, сильно закоченели и подались к костру, у которого уже сидел Витя Плы- шевский. Это было в 4 часа утра. Целый день провели на месте, починили палатку, сшивали мешки, рыли в снегу «землянку». Температура — минус 38, 34, 36°С. Спать будем в «землянке» без печки».
Мы преодолели первый стресс, вызванный пожаром. Жаркий костер помог и согреться, и по- новому скроить и сшить спальные мешки, так что из двух одноместных получился один трехместный мешок. Работали дружно и слаженно: одни поддерживали костер, другие вспарывали мешки, третьи сшивали их. Но самое ответственное решение принимали все вместе — продолжать поход непременно. Решили вместо палатки отрывать в снегу траншею до земли, расширять ее внизу до размера человеческого роста, застилать низ хвойным лапником, верх перекрывать лыжами, укладываемыми поперек траншеи, на лыжи накидывать полотно прожженной палатки, сверху накладывать выпиленные из снега большие кирпичи. Вот и получилась снежная хижина, вход в которую занавешивался одним из освободившихся одеял, в то время как три других использовались для подстилки двум парням, спавшим в промежутке между двух 3-местных спальных мешков.
Просто и надежно. Входим в хижину согнувшись, через лаз прямо из круглой ямы, вырытой под костер. Удачная оказалась конструкция, прямо-таки гениальная. Но требовала огромного каждодневного труда от всех участников команды. Все напряженно работали, пока не закончено обустройство снежного дома, и только тогда садились умиротворенные вокруг костра в ожидании горячей пищи. В этот же день не предусмотренной графиком дневки опробовали новый дом. Звали его по-разному: «хижиной» или «землянкой».
Вот лаконичные записи из Витиного дневничка:
«- 5 февраля 1959 г. Проспали ночь замечательно. Легли по трое в сдвоенном мешке, а дежурные под одеялом в середине. Встали в 8.00 и отправились в 10.00. Потеплело до минус 23°С. Шагаем к Сабле, она уже близко. Вечером подошли к самой границе леса и вырыли «землянку». Наблюдали северное сияние. Правда, были тучи на севере, и плохо было видно его. Но отдельные сполохи в виде лучей прожекторов видно хорошо. Они поднимаются очень высоко.
— 6 февраля 1959 г. Поднялись в 6.00.Сегодня восхождение. Были сухари, корейка и какао. В 9.00 пошли к вершине. У подножья оставили лыжи и стали взбираться к вершине по западному контрфорсу. Вершина скрыта в облаках. Зрелище чудесное. Поднялись выше облаков, они лежат плотной пеленой ниже нас. Солнце греет совсем как весной, даже тепло. Примерно к 15.00 по контрфорсу поднялись к главному гребню. Но если всей командой двигаться к вершине, то светлой части дня не хватит на возвращение. Движение в связках замедляет восхождение. Принимаем решение: трое идут вверх, остальные вниз.
Три счастливчика ушли к вершине, а мы сидим на уступчике, мерзнем, пишем дневники. Наблюдаем чудесный заход солнца. Оно красное, расплющенное, на глазах спустилось за горизонт в 17.30. В это время трое достигли вершины, а мы пятеро начали спускаться по контрфорсу в лагерь по старым следам. Первые в мире и в СССР зимние покорители горы Сабли: С. Согрин, В. Плышевский, Б. Мартюшев спустились уже в темноте».
Кажется, после этого восхождения некоторые из нас, и автор в том числе, захотели заняться альпинизмом.
Преодолев несколько лесистых ущелий и перевалов средь заснеженных отрогов Исследовательского хребта, мы, наконец, подошли к восточным отрогам Приполярного Урала. По ущелью р. Б.Паток двигаемся к Неройке.
Витя Малютин аккуратно заносит в записную книжечку свои наблюдения:
«— 9 февраля 1959 г. В середине ночи стало очень холодно. Утром —35°С. Идешь и весь покрываешься инеем — в итоге обледенелый. На Б. Патоке снег неглубокий, но когда вышли на Патоквож, снег опять стал глубокий. На реке очень много ондатр, они ползали на брюхе из одной полыньи в другую. Уже виден массив горы Неройки, вершина ее возвышается над всеми другими, окружающими ее со всех сторон. Характерно, что здесь очень быстро меняется погода. До 14.30 было ясно и холодно —31°С. Мы остановились на обед, минут 30 мы стояли, ели и мерзли, а потом вдруг сразу и неожиданно стало теплеть: в 14.30 —31°С; в 15.00 —27°С; в 17.00 —21°С; в 20.00 —17°С. Небо в тучах, но они висят довольно высоко. Начал падать снежок, что очень паршиво, так как мы можем застрять на горе Неройке.
— 10 февраля 1959 г. Тепло. Потепление распространяется дальше, уже с утра — минус 9°С. Идет снег, видимости никакой. Прошли около 3 км по р. Выраю и свернули в один из левых притоков. Он извивается, сужается, прорезывается среди скал. Перелезая очередной сугроб, Серега Согрин начал медленно погружаться в воду и вскоре замочил ноги. Общими усилиями и с помощью запасной лыжи — «манюньки» вытащили его. Он переоделся. Поднявшись наверх, мы тотчас встали на ночевку. Серега сегодня именинник, и это было его рождественское купание. Сере- ге 22 года. Погода теплейшая. Но пока еще небо затянуто тучами.
Что же будет завтра на Неройке?
— 11 февраля 1959 г. Красота, братцы! Проснувшись в 6 часов утра, мы увидели небо, полное звезд, и ощутили неимоверную теплоту. Поев, отправляемся к Неройке, которой еще не видно. К 9.00 взбираемся на гребень — перевал и начинаем траверс горы, которая ведет к вершине. Поднявшись, видим перед собой Неройку, путь к которой лежит через озеро, лежащее глубоко под нами. Глиссируем к нему вниз по склону и в 10.45 начинается подъем-ишачка на Неройку Вершина очень простая, пилить да пилить на нее — и все. В 12.50 мы на вершине у знака триангуляции».
Это было чудесное и восхитительное восхождение. С вершины г. Неройки просматривались все хребты Приполярного Урала. На юге возвышался массив горы Тельпоз-Из — горы ветров, как именуют ее здесь. Но на пути к Тельпоз-Изу много запутанных ущелий и гористых лабиринтов.
«12 февраля 1959 г Погода испортилась. Идешь, а кругом сплошная мгла, идешь как в молочном тумане, даже больно смотреть глазами. Горы угадываются только по отдельным камням. Влезаем на первый перевал и идем в распадках гор. Проходим каменные ворота, где колоссальные надувы снега. За ними попадаем в исключительную метель, которая дует прямо в спину, и идти сравнительно легко. Поднявшись немного, увидели прямо по курсу скалистый гребень, за которым ничего дальше не видно. Снег в том месте мелкий, и так как уже в 17.00 надо вставать на ночлег, то мы вернулись к воротам, где в снежном надуве начали рыть пещеру. Снег очень плотный, приходится рыть ледорубом и топором. Через 2,5 часа пещера готова, и мы забрались в мешки.
— 13 февраля 1959 г. Погода на «улице» не улучшается, лежим в мешках и не вылезаем целый день. Решили, если завтра хорошая погода, то идем через хребет, а если плохая, то спускаемся вниз на Большой Паток. Питаемся консервами, сахаром, топим в мешке на груди под свитером снег, но он топится очень медленно. Спим».
— 14 февраля 1959 г…».
Этой не начатой строчкой кончается, к сожалению, дневник Вити Малютина. Но я бесконечно благодарен ему уже за то, вероятное количество дел, которое надо было выполнить до наступления темноты (день и светлое время в феврале еще очень непродолжительны), Витя Малютин находил паузу (во время приготовления ужина, когда все отогревались и млели у костра в ожидании пищи), чтобы в скупой форме занести в записную книжку несколько строчек о пройденном дне.
А дел действительно было много:
- — найти и выбрать место для стоянки с хорошим плотным снегом для нашей снежной «берлоги»,
- — найти сухары и напилить их, подтащить к стоянке,
- — отрыть снежную «берлогу»,
- — расширить ее внизу, чтобы сделать место для лежанки,
- — перекрыть берлогу лыжами,
- — постелить на лыжи остатки палатки,
- — напилить и выложить потом поверх лыж снежные «кирпичи»,
- — наломать лапника и выложить им внутри подстилку для лежанки,
- — вырыть яму под костер до самой земли в радиусе 3 м,
- — сообщить ее узким проходом шириной 1 м со снежной «берлогой»,
- — напилить дров для вечернего и утреннего костра,
- — соорудить кострище и сиденья из жердей вокруг него,
- — поставить топиться снег в ведрах;
- — рассупониться,
- — достать вещи для переодевания, продукты для «кострового» дежурного (они, к счастью, были расфасованы в пронумерованные отдельные мешки для каждого дня, и в этом заслуга С. Согрина),
- — приготовить вещи для просушки,
- — сварить ужин и т.д.
Кстати, участник похода, ведущий дневник, освобождался в данный день от всех общественных работ и обязан был отразить все события и особенности пройденного маршрута за текущий день.
В самом деле: так удачно отрытая и приютившая нас от пурги на два дня и две ночи снежная пещера стала казаться берлогой белых медведей. Только в роли медведей оказались мы, восемь белых людей, сосущих вместо медвежьей лапы аккуратные кусочки пиленого сахара. С каждым днем отсидки в берлоге исчезали положенные на завтрак, обед и ужин порции сухого пайка. И с каждым днем таяли наши шансы пробиться к горному гнезду ветров — Тельпоз-Изу.
Создавалась угроза срыва контрольного срока. Такой разворот событий грозил многими неприятностями, волнениями родных и близких, переполохом в туристской секции и спортивном клубе, городских физкультурных и профсоюзных организациях и, наконец, что самое неприятное — организацией поисково-спасательных работ
Между тем до Тельпоз-Иза оставалось пройти всего 50-60 км и… около 150 км до выхода в ближайший населенный пункт на реке Печора — поселок Усть-Щугор, конечный контрольный пункт нашего маршрута. За долгими дискуссиями начали думать о сокращении маршрута по предусмотренному на такой случай более короткому запасному варианту.
В берлоге держалась стабильная температура. Вечерняя и ночная темнота сменялись на слабенькие, чуть заметные дневные сумерки. Длинными ночами отсыпались, а дневными пещерными сумерками коротали время за разговорами. Вспомнили, что дятловцы в эти дни должны были закончить свой маршрут по Северному Уралу. А еще… недоверчиво смотрели на свод хижины. Наша берлога могла бы стать и нашей братской могилой, если бы обрушился на нас, спящих, снежный потолок. Или… мы могли погибнуть от удушья.
Да, вполне могли бы, поскольку в пещере от дыхания постоянно накапливался углекислый газ, а вентиляция через узенькую дырку в лазе постоянно засыпалась снегом, ибо пурга и снежная метель не прекращались ни на минуту двое круглых суток. Однако мы держали ситуацию под контролем. Время от времени протыкали дыру изнутри лыжной палкой и снова залегали в полусонное состояние. С приходом дневного полумрака срабатывал природный инстинкт на прием пищи. Мы оживлялись, всухомятку закусывали сахарком, сухариками, корейкой, запивали подтаявшей на животе снежной водичкой. Сухой паек пришелся весьма кстати не только для восхождения и прохождения безлесых перевалов, но и вот здесь, в глухой пещере, в экстремальной ситуации.
Мы беззастенчиво проедали участки непройденного маршрута. Но организм требовал привычного кругового цикла обращения пищи, и мы не только ели, но и… журчали по команде в заднюю (в ногах) стенку нашей пещеры. Кому надо было больше — не позавидуешь, ибо предстояло вскрыть лаз, выбраться через него наружу и… оправляться в совершеннейшем неудобстве и неуюте: в белесомолочной мгле, когда снизу поддувает и насквозь пронизывает оголенную попу холодный колючий снег. После такой экзекуции хотелось поскорее нырнуть обратно в пещеру. Последнему надо было изнутри заделать лаз, аккуратно, и чтобы еще оставалось узкое вентиляционное отверстие. Залезали вновь в увлажненные спальные 3-местные мешки, устраивались поудобнее, согревали друг друга, приходили в активное состояние и некоторое время разговаривали обо всем: в том числе об альпинизме, для которого, конечно, по своим физическим данным мы были вполне пригодны.
Так, по крайней мере, убеждали нас Сергей Согрин и Витя Плышевский, уже вкусившие вкус альпинистских восхождений и тягу гор. Вспоминали друзей и товарищей, прежде всего из группы дятловцев. Где они? Подспудно снова и снова вертелся вопрос: как они там? Наверное, уже закончили маршрут, выбрались из Вижая в Ивдель и возвращаются на поезде в Свердловск?!
Вторая ночь в пещере — это уже не сахар! Наше дыхание и снежные стены сделали атмосферу в пещере слишком влажной и малоприятной. Одежда, казалось, пропитана этой сыростью. Хорошо, что не обрушается потолок! Но наши спальные мешки? Они уже не греют. Свитера и одеяла тоже с налетом мелких бусинок-росинок.
Тут вдруг наш закаленный и надежный товарищ, мастер спорта по лыжам Игорь Кузьминых, начал давать сбой. Из своего пещерного угла впервые пожаловался, что, кажется, у него начали побаливать суставы. Бывало ли это раньше? Бывало от простуды. И от больших нагрузок на лыжне. Признание это делает ситуацию близкой к критической.
15 февраля 1959 г. В ночную пещерную черноту, кажется, начинают проникать серые, чуть заметные утренние сумерки. Первый посланец, выпорхнувший по большой нужде наверх из снежной пещеры, исторгает восторженный возглас.
— Ребята! Пурга кончилась!
Над нами голубое чистое небо!
Это в 10 часов утра. Пора было, наконец, этому небу поголубеть, ворчим мы, с волнением готовясь к торжественному выходу из преисподней в как бы залитый золотым светом космос. Однако следующий его возглас был не столь оптимистичен.
— Ребята! Да на дворе-то минус 32 градуса но Цельсию. Давайте выбирайтесь скорее, я уже космонавт! Помогайте!
В самом деле, по мере освобождения из «братской могилы» все мы становимся похожими на космонавтов. Наша пропитанная влагой одежда моментально смерзалась и действительно превращалась в скафандры, стесняющие движения рук, ног, туловища. Даже расстегнуть и застегнуть брюки превратилось в большую проблему. Пальцы замерзают и не слушаются. Пуговицы не застегиваются, ткань шуршит, как фанера, но не гнется. Ветер того и гляди подхватит парусящие «скафандры» и унесет вниз в ущелье. Общими усилиями, помогая друг другу, успеваем оправиться по всем вариантам. Это не так просто. С великим терпением справляемся с этой напастью.
Извлекаем из ««братской могилы» лыжи и рюкзаки, набитые сырой одеждой, с трудом нахлобучиваем рюкзаки на свои шелестящие скафандры и… с невыразимой тоской обращаем прощальные взоры на непройденные перевалы к Тельпоз-Изу. Прощай, основной вариант маршрута. Теперь у нас — только запасной! Удастся ли еще побывать здесь? Беспокоит здоровье Игоря Кузьминых.
— Можешь идти на лыжах сам?
— Пожалуй, да! Постараюсь!
Мы полностью разгружаем Игоря и даже отбираем у него пустой рюкзак.
— Держись! Упадешь, поднимем и поставим, лишь иди, как сможешь!
Вот и явился нам запасной вариант маршрута: от главного хребта до берегов Печоры. Надо преодолеть сто с гаком километров. Там в поселке Усть-Воя имеется действующий аэродром для малых самолетов полярной авиации. Наша задача не просто пройти, а пробежать этот заключительный участок запасного маршрута, полагаясь лишь на запас прочности больного Игоря, да и на свои не растраченные еще силы и продукты. И мы помчались.
За первый же день по своей старой полузанесенной снегом лыжне пробежали вниз два дневных перехода. Прошедшая пурга, конечно, местами перемела лыжню, но след был заметен и заново торится хорошо, не проваливаясь. На ночном бивуаке нашей бывшей ночевки прогреваемся, просушиваем свои сырые вещи, отсыпаемся. Снежная землянка — рай по сравнению со снежной берлогой. Постепенно теряем высоту, снежный наст сменяется рыхлыми снегами, а по льду снег снизу притоплен наледями. Часто очищаем лыжи от налипающего и намерзающего снега, темп передвижения падает, но настойчивость наша возрастает. На наше счастье, морозы ушли, идти легче. Игорь Кузьминых терпеливо скользит сзади по наторенной лыжне. Его подстраховывают двое наших тяжело нагруженных, но здоровеньких молодцов — один спереди, другой сзади.
16 февраля 1 959 г. Этот день двигаемся по льду Большого Патока, обильно покрытого снежными заносами. Наша старая лыжня ушла на Седью, и мы крадемся по целине вдоль левого берега. Вот среди ивовых деревьев кто-то из впереди идущих замечает ветвистые рога лосей. Лесные красавцы спешно ретируются в лесистые заросли расширяющейся долины реки. Но на снегу остается их след, который помогает нам торить с большей скоростью и менее проваливаться. Игорь Кузьминых по- прежнему держится молодцом. Ему наверняка больно в суставах, хотя лицо его не выражает ни боли, ни большой радости по поводу встречи с лесными великанами.
Во второй половине дня появляются вдруг совсем иные следы — камусных лыж. Они идут в нужном направлении так же вдоль Большого Патока, и это придает нам прыти. Неожиданно на редколесье лицом к лицу сталкиваемся с двумя охотниками-коми. Мы расспрашиваем их о кратчайшем пути к реке Печоре и аэродрому, с которого можно отправить самолетом больного Игоря. Они подсказывают, где срезать излучину реки Щугор, где остановиться у избушки и переночевать в ней, и как по торной тропе, а потом по санной дороге выйти на берег Печоры в поселок Усть-Сопляс. На прощанье дают нам большой кусок лосятины.
Мы устремляемся к избушке и находим ее. Устраиваемся на нарах. Натапливаем до одурения, так что млеют кости от долгожданного тепла. Варим с гречей большие куски лосятины, это — как нечаянное вознаграждение за долготерпение и длительную диету.
17 февраля 1 959 г. На столе в теплой избушке изобилие продуктов: сухари, сахар, каша с тушенкой, какао. Ешьте, сколько хотите! Но никто есть не торопится и, более того — не хочет.
Последний 16-километровый переход. Для Игоря Кузьминых это был тяжелый переход, но он его одолел, несмотря на боль в суставах. На пересечении лыжной тропы с поперечной наезженной зимней дорогой повстречались нам две оленьих упряжки. Оленеводы едут в Усть-Сопляс. Они охотно берут нашего больного Игоря бесплатным пассажиром на свои нарты. А мы уже в темноте выходим на манящие огоньки поселка Усть-Сопляс. Находим теплую избу правления поселкового совета и приют в тесной комнатушке конторы. Накопившаяся многодневная усталость валит с ног.
18 февраля 1 959 г. Игоря санитарным самолетом доставляют на станцию Печора, где в больнице делают первый квалифицированный медицинский осмотр. Игорь достаточно мужественен и терпелив, он отказался лечиться в местной больнице, решил ехать с нами на поезде до самого Свердловска. И мы благодарны ему за это мужество и единство нашей команды.
В тот же день, 18 февраля 1959 г. последний небольшой и непродолжительный переход на аэродром в поселке Усть-Воя. И вот он, долгожданный самолет АН-2.
Он уносит нас на станцию Печора, к поезду, к цивилизованной жизни. Мы возвращаемся в Свердловск.
Пройденный на грани риска маршрут и обретенный опыт многому нас научил и немало пригодился в дальнейших путешествиях.
На вокзале Свердловска никто нас не ждал и не встречал. Стало тревожно. Вскоре от случайных встречающих здесь же на перроне узнали: «На Северном Урале пропала группа лыжных туристов УПИ под руководством Игоря Дятлова. Объявлены поиски». Первая реакция — скорее в институт. Оставляем походное снаряжение и рюкзаки в общежитии, встречаемся в институте. Решено: не расслабляться и никуда не уезжать, приболевшему Игорю Кузьминых лечиться, остальным быть готовым выехать на поиски.
