Трёхрожковая люстра висит пауком в тишине,
затаившись в темнеющем небе над детской кроватью.
Доедают на кухне свой ужин отец-инженер,
мама, бабушка, дед с прикатившей на праздники сватьей.
Детский плач не услышан, поскольку совсем не криклив,
и ещё не навзрыд, и, почти не по-детски, – в подушку.
А на кухне жуют за беседою, двери прикрыв.
Мерно клацают вилки и ложечки тенькают в кружках.
Только дед музыкальное ухо напряг: «Я сейчас!» –
и неслышно подкрался в поношенных войлочных тапках.
«Что ж ты, детка, не спишь?» А у детки слеза горяча
от горючих прозрений, рождённых в ужасных догадках:
«Деда, мама умрёт?» Бедный дед обомлел: «Да ты что!» –
«Никогда-никогда?» – и доверчиво ждёт обещаний.
Дед не может соврать. Хоть бы кто-то на помощь пришел!
И является бабушка, миску прижав с овощами
