Как-то показал я Арефию обломок аквамарина голубенького, взглянул он на него, и что-то изменилось в нем, словно нехорошее вспомнил. Сидим мы на крыльце, вечер, тепло, комары поют, дымарь тлеет. У дымаря лошадь с поникшей головой — слюна с губы капает. Домна сапогом самовар раздувает. Арефий встал, идти собрался, только Домна вдруг говорит: «Не дури, Арефий, сиди, зачем парню знать». И не сынком меня назвала, а как чужого — парнем. Но Арефий вошел в избу, недолго побыл, вернулся, в руке тряпочка. Сел рядом, развернул тряпицу — в руке аквамарин такой, что чище не бывает, голубее воды в Адуе. И словно цвет из нутра повдоль кристалла идет, если его поворачиваешь. Я так и обмер, сижу, глазами его ем. Откуда диво такое, спрашиваю. А Домна опять: «Не дури, Арефий, убери, спрячь подальше, не береди душу ни себе, ни другим».
«Нет уж, Домна, расскажу я ему быль, а он пусть решает, в камнях счастье или в чем другом».