Дом в Джералдоне был прекрасным, но я, как дикарка, сразу забилась в комнату, отведенную мне, и не хотела выходить. Меня оставили в покое только первые три дня, а потом Пит потребовал, чтобы я подчинялась всем правилам давно сложившегося быта. Я спокойно стала завтракать, обедать, ужинать в отведенное время, но долго не могла смириться с тем, что он заставил меня ходить на курсы английского, в бассейн и на автокурсы. Ведь я довольно сносно говорила по-английски, нормально плавала, но ему этого оказалось мало, решил сделать из меня образцовую австралийку. Кроме того, даже в одежде навязывал свой вкус. Мама старалась во всем угождать ему. А я огрызалась, возмущалась, не желая становиться рабыней. Меня задевало, что Пит удивительно быстро превратился в своевольного и резкого человека. А от того милого и предупредительного мужчины, который старался угадать все наши с мамой желания и исполнить их (пока два месяца жил у нас в России), не осталось и следа. Возмущало и то, что он превратил мою маму, Екатерину Рубину, в Кэт. И я радовалась, что мое имя нельзя переделать на австралийский манер. И когда отчим попробовал назвать меня Элис, сделала вид, что не слышу. Он очень громко сказал, что обращается ко мне. Тогда я отчеканила:
— Никакой Элис нет, а я — Альбина! Альбина Рубина! Прошу запомнить!
