Первый, у кого сдали нервы, был десятник деревни Таушкановой. Слишком уж нереальным казалось все происходившее. И по его извету вернувшегося в июле ходока допросили в земской конторе: верно ли, что затеял он строить город и подговорил за себя сенаторов, и отчего обратился не по команде в Екатеринбург? Ходок невнятно объяснил, что к генералу Геннину в Екатеринбург не обращался по бывшей тогда болезни своей, а на прочее предъявил мирские подписки за себя и копию подлинного сенатского указа. Его отпустили от греха, взяв, однако, поручительство о невыезде. И тотчас же ходок двинул по слободам за новыми сторонниками, показывая мирским сходкам сенатский указ и ловя человеков на Чебаркуль уже сотнями.
Вторым заподозрил нечто мирской староста одной зауральской слободы. При его содействии ходатай предстал перед воеводой в Шадринске, а затем и перед самим губернатором в Тобольске. И имел с ним беседу. А в ноябре прислал письмо в деревню Таушка- нову: «Сожительнице моей Матрене Ивановне от мужа твоего Стефана Ильича с любо- вию поклон. И детям же моим Михаилу, Трофиму и Григорью Стефановичам мир и благословение. И дочере моей Анне Стефановне, и невесткам моим благословение. И всем тамошним моим сродникам ближним и приятелям по великому челобитью доношу, что я в городе Тобольску в добром здравии, понеже есть ко мне милость Божия. И ея величества указ состоялся — повелено город строить нашими силами».
