Тогда меня пробудил её голос: тихий, волнующий он пробирался сквозь заросли разума и играл на струнах души. Я запомнила её такой навсегда: невысокой, расторопной женщиной, безупречно одетой, аккуратно причёсанной. Её грустные голубые глаза приветливо улыбались, глядя на меня.
— Муж давно мне говорил выкинуть этот ковер, но я не решалась этого сделать, а после его смерти мне жалко расставаться даже с разбитой тарелкой. Я извинилась, сказав, что не знала о смерти её мужа; она сказала, что это ничего, что муж давно умер, и что она уже к этому привыкла: «Пока у меня есть сад и библиотека мне ничего не страшно». Мы пошли на кухню пить чай. Никогда за всю свою жизнь я так и не пила вкуснее чая, она готовила его по какому-то старинному рецепту, из редких трав.
На окне в кухне висели розовые шторы, ветер раздувал их, как парус, и казалось, что кухня вот-вот сдвинется с места. Мы сели за белый, казалось излучающий свет, стол. За разговором я узнала, что её зовут Мира Наумовна, что её мужа звали Давид Эссель и что он был географом.
— Он побывал в самых забытых богом местах, на островах, которых даже не отмечают на карте. Он видел народности, которых не найти в словаре, изучал их традиции, нравы, их кухню, он привозил растения. Но однажды у него случился сердечный приступ, и врачи прописали ему постельный режим. Он был человек дела и не мог просто лежать, — сказав это, она встала и пошла — я пошла за ней. — И тогда он начал работать над этим.
