Разумеется, я сама себе его присвоила, ибо таковы Правила Игры. Никто тебе не указывает, и никто, кроме тебя самого, тебя не судит.
Сперва Правилами была регламентирована вся моя жизнь. Как разговаривать со старшими, как учиться, есть, пить, дышать. С какой отчаянной легкостью я позабыла эти значки, которыми в книгах было записано все, что было… которые заставляли думать, что для человечества и в самом деле все УЖЕ БЫЛО. Сорвавшись с цепи, некоторое время я существовала вообще без правил. Пока не нашла те, что’возложила на себя добровольно. И с тех пор я думаю, что ты тогда становишься кем-то, когда сам для себя определишь границы.
Как Синк. Он лежал в серой траве, у самой кромки маслянисто-черной воды, и границы его физического пространства, которое, согласно Правилам, можно нарушить лишь словом, были, казалось, отчетливо видны. Он вообще-то отчужденный. Черная кожа, заклепки и все такое… У него тонкие руки с округлыми мускулами и неспокойными пальцами, отбивающими никому не слышимый ритм. Хотя я не знаю никого спокойнее Синка. Но это спокойствие какое-то… азиатское. Страшное. Черные волосы до плеч, на косой пробор, как два крыла, осеняющие лоб, и черты лица правильные настолько, насколько не бывает у живых. На нем одном из всех нас нет татуировок. Мне всегда казалось, будто бы Синк похож на ангела.
Остальные — в совокупности. Они были бы точно такими же, если бы вместо них были другие. Как антураж. Как десять вороных коней в бурьяне, Мне нравятся вороные кони, хотя сама я не езжу верхом. Моя удача не должна зависеть ни от кого, кроме самой меня. К тому же в этой жизни мне ни разу не было нужды в том, чтобы срочно попасть куда-то далеко. Так что пусть кони пасутся в бурьяне, где им хорошо.
