В хмурую тревожную зиму 1917—1918 года крейсер «Аврора» ошвартовался у стенки Английской набережной. В ту пору по ночам, тайком собирались в темных особняках подозрительные личности в замызганных солдатских шинелях и чуйках, под которыми скрывались офицерские погоны и генеральские лампасы. Многие планы вооруженной борьбы против молодой Советской Республики вынашивались на таких секретных сходках.
Тяжелое положение в Петрограде с топливом и продовольствием неминуемо коснулось и быта военных моряков Балтфлота. В кубриках «Авроры» было неуютно и холодно, да и с питанием обстояло неважно — военморы жили впроголодь, довольствуясь тогдашним скудным пайком.
Правда, накануне нового, 1918 года военным морякам «подбросили» малую толику дополнительной провизии. Получил свою долю продуктов и баталер «Авроры».
В морозный серый декабрьский день кануна Нового года к крейсеру подкатил санный обоз. Картофель, кадки с квашеной капустой, мешки с сухарями и крупой, несколько тощих мясных туш и немного белой муки — все это матросы дружно выгрузили из саней и вмиг перенесли на борт, сдав баталеру Александру Трапезникову. Моряки подзадоривали кока:
— Уж ты постарайся, Василий, приготовь новогодний ужин. С блинами, как у тещи!
— Как же,— отшучивался кок,— такое бланманже из капусты сварганю, пальчики оближете!
Но шутки шутками, а в новогодний вечер авроровцы досыта поели горячих мясных щей и напились морковного чаю с оладьями. Были зажжены свечки на елочке, которую раздобыл член судового комитета большевик Петр Иванович Курков.
А ночью — началось…
Первым проснулся от нестерпимой боли и рези в желудке мичман Л. А, Демин. Сильнейшая рвота, временами потеря сознания, судороги, озноб — все это указывало на отравление. Демин слышал, как из кубриков неслись крики и стоны моряков — у всех ста авроровцев, находившихся в ту ночь на борту корабля, обнаружились те же симптомы. Судовой врач М. В. Маслов установил: массовое отравление! С помощью своего коллеги, врача с крейсера «Диана», стоявшего рядом с «Авророй», он оказал первую помощь пострадавшим и организовал немедленную отправку заболевших в ближайший госпиталь.
Прибывшие на борт крейсера чекисты сразу же начали расследование.
Прежде всего они установили, что все продовольствие, хранившееся на складах в Новой Голландии, откуда авроровцы получили продукты, оказалось вполне доброкачественным. Ни на одном корабле, получившем провизию с этого склада, случаев отравления не отмечено. Взяли на анализ пробы со всех доставленных в тот день на «Аврору» продуктов. В лаборатории обнаружили, что в капусте содержался сильный яд — стрихнин…
Чекисты решили, что в пути во время доставки продуктов со склада на крейсер чья-то преступная рука подсыпала яд в бочки с капустой.
Допрошенные в ЧК возчики показали, что едва сани с провизией тронулись от ворот склада, как к обозу подошел какой-то неизвестный человек в солдатской шинели и рваной папахе. Он назвался экспедитором и, усевшись на передние сани, стал сопровождать обоз. Стоял сильный мороз, и экспедитор предложил возчикам согреться шкаликом-другим. Сани остановились возле трактира на набережной Екатерининского канала. Захмелевшие возчики даже не заметили, как сопровождавший их «экспедитор» куда-то исчез.
Возникло подозрение, что именно «экспедитор» и подсыпал яд в бочки с капустой. Однако диверсант, видимо, не знал, что стрихнин действует как смертельный яд лишь в строго определенной дозе, которая не была соблюдена. Только поэтому на «Авроре» не было смертельных случаев. Все военморы после недельного пребывания в госпитале возвратились на свой корабль.
Розыски таинственного «экспедитора» оказались безрезультатными. Чекисты заподозрили, что отравление военморов «Авроры» — диверсионная акция вражеской агентуры, прежде всего британской, стремившейся уничтожить крейсер Революции.
В тогдашнем Петрограде, на Харьковской улице, действовала Калашниковская хлебная биржа. Здесь, впрочем, совершались не только коммерческие сделки. Английская и французская разведки облюбовали биржу для осуществления темных антисоветских дел. Под рядом дельцов и маклеров на бирже тайно встречались со своими резидентами — шпионы и диверсанты, заговорщики, которыми в ту пору кишел Петроград. С Калашниковской биржи тянулись нити в посольские особняки и подпольные контрреволюционные центры. Протянулись они и на Английскую набережную, к крейсеру «Аврора».
Вскоре после попытки диверсантов вывести из строя экипаж «Авроры» 5 января 1918 года Петроградской ЧК стало известно, что накануне ка Калашниковской бирже какой-то неизвестный «маклер» заявил, что некая «фирма» готова уплатить сто тысяч рублей тому, кто уничтожит «Аврору». Половина этой суммы будет выплачена диверсанту немедленно, в качестве аванса, а остальные — «когда рванет». Такое же сообщение, но анонимное, поступило в губЧК и от некоего «сочувствующего Советам Г.».
Петроградская губЧК и Политический отдел Морского министерства 9 января 1918 года специальным письмом предупредили судовой комитет «Авроры» о готовящейся новой диверсионной акции против крейсера.
В начале марта 1918 года судовой комитет крейсера получил еще одно предупреждение губЧК о том, что 14 марта банда вооруженных анархистов намеревается захватить и уничтожить крейсер. Немедленно были приняты особые меры предосторожности: на льду вокруг корабля установили проволочные заграждения, по бортам поставили пулеметы, ввели усиленное ночное патрулирование. Несомненно, что эти меры остудили пыл врагов, не рискнувших напасть на крейсер.
Прошло несколько недель без происшествий. В экипаже наступило самоуспокоение, притупилась бдительность молодых, неопытных моряков, преобладавших в личном составе «Авроры» (большинство старых авроровцев сошли на берег, чтобы драться с врагами революции на многочисленных сухопутных фронтах). И враг не преминул воспользоваться этим…
С вечера 29 марта на Петроград нахлынули с Балтики волны стылого, густого тумана. Он особенно плотно клубился над Невою, вдоль набережной которой стояли вмерзшие в лед многие корабли и суда Балтфлота. То и дело приглушенно звучали горны, тревожно звенела медь корабельных рынд, доносились искаженные туманом оклики вахтенных.
Стоявший у Английской набережной крейсер «Аврора» от ватерлинии до клотиков мачт был укрыт серой колышащейся пеленой плотного тумана. Вахтенные матросы Найчук и Семенов стояли на набережной, у трапа, прислонившись к его ограждению. Где-то совсем рядом скрипели полозья саней, стучали подковы лошадей, изредка нарастал и тут же пропадал в тумане грохот грузовика.
— Ну, скоро сменимся,— подбодрял своего напарника Найчук.— Попьем чайку и завалимся спать.
— Что и говорить,— отозвался Семенов,— на эдаком морозе, в треклятом тумане продрогнешь, как собака.
Даже в бараньем тулупе и то холод пробирает до самых костей!
С собора Петропавловской крепости донесся перезвон курантов. Матросы прислушались: пробило восемь, сейчас смена.
Неожиданно из тумана вынырнула какая-то фигура.
— Стой! — крикнул Найчук, вскидывая винтовку.
— Стою,— послышался сиплый, простуженный голос.— Стою, браток.
Матросы разглядели подошедшего. Это был человек в грязной солдатской шинели и надвинутой на глаза рваной шапке-треухе. Лицо его было покрыто густой щетиной.
— Чего шастаешь? Катись подальше отселева, нельзя тут ходить! — пригрозил Найчук.
— Не серчай, братишка,— ответил солдат.— В тумане не шибко видать, куда идти-то. А я на работу добираюсь, в Новую Голландию. Иду себе по набережной и вдруг спотыкаюсь, вот туточка, в трех шагах от вас.— Он махнул рукой в сторону форштевня.— Нагибаюсь, и на тебе!— С этими словами солдат подал вахтенному тяжелый сверток, завернутый в серую бумагу и перевязанный толстой бечевкой.— Видать, кто-то из ваших обронил. Имущество казенное. Так что возьми, братишка. А мне бы курнуть…
Вахтенный Найчук — из молодых — оказался не в меру доверчивым, а проще — ротозеем. Он принял пакет и щедро одарил неизвестного солдата махоркой.
— За находку казенного имущества спасибо, служивый,— расчувствовался Найчук.— Сей минут сдам вахтенному командиру!
— Сдай, братишка, сдай, огромаднейшую благодарность схлопочешь. Ну, а мне пора, я потопал, прощевайте!
И человек в солдатской шинели, глубже нахлобучив треух на лоб, исчез в густом тумане.
Командира крейсера в то время на борту не было. Мичман — вахтенный начальник, не задумавшись, принес увесистый сверток в кубрик судового комитета. Курков срочно вызвал старшего артиллериста корабля.
Вскоре в кубрик быстрой походкой вошел невысокого роста лейтенант. На его переносице поблескивало золотое пенсне с черным шнурком. Это был Борис Францевич Винтер, старший артиллерист крейсера, плававший на нем с 1914 года. В исторические октябрьские дни 1917 года Б. Ф. Винтер принимал активное участие в выводе крейсера с Франко-Русского завода в Неву, к Николаевскому мосту.
Выслушав рапорт вахтенного начальника мичмана С. С. Кудрявцева, Борис Францевич подошел к столу, на котором лежал таинственный сверток. Вокруг стола сгрудились матросы — члены судового комитета и свободные от вахты моряки.
Старший артиллерист вынул из кармана перочинный нож и разрезал бечевку. Затем осторожно снял толстую оберточную бумагу. Под нею оказался плоский блестящий ящик из латуни длиной 10, шириной 7 и высотой 4 дюйма.
Что это?
Ответ дал… сам ящик: из него явственно доносилось четкое тиканье часов.
— Гляди-ко! — воскликнул один из матросов.— Чикает…
Винтер мгновенно понял: это адская машина с работающим часовым механизмом взрывателя! Когда именно грянет взрыв? Неизвестно! Это может случиться и через час, и через десять часов, и сию минуту… Что делать?
— Всем покинуть кубрик! — скомандовал Курков. Все вышли из помещения, остались в нем лишь Винтер с Курковым.
Старший артиллерист припал ухом к ящику.
— Так и есть, взрыватель и часовой механизм находятся тут,— и Винтер поставил адскую машину на попа — так, чтобы часовой механизм оказался наверху. Тиканье зловещих часов доносилось теперь особенно отчетливо.
В торце ящика оказалось несколько латунных винтов. Винтер раскрыл в своем ноже лезвие-отвертку и начал осторожно вывинчивать их. Винты легко поддались и вскоре лежали на столе. Кончиком ножа Винтер поддел крышку, и она отделилась от ящика. Тиканье часового механизма теперь казалось оглушительно громким…
Плотный лист желтого картона закрывал содержимое ящика; зацепив острием ножа картонку, Винтер извлек ее. Вместе с Курковым они увидели начинку адской машины. Блестел диск часового механизма, четко отстукивавшего, быть может, последние мгновения тишины.
… Винтер склонился над ящиком.
— Так-с… Бомбочка-то, оказывается, английская,— тихо проговорил Борис Францевич, словно опасаясь громким голосом спугнуть снаряд.— А часики, без всякого сомнения, швейцарские. Тут должна быть цифра восемь, так только в Швейцарии метят детали. Вот она, смотрите, Петр Иванович!
Курков пригляделся. Да, под циферблатом, на матово-синем барабане виднелась цифра «8», окрашенная в ярко-красный цвет.
— Вот какой подарочек подбросила нам заморская контра! — воскликнул Курков в сердцах.
Борис Францевич внимательно осмотрел циферблат. Вороненая стрелка упиралась в латунный штифт около цифры «10». Винтер машинально взглянул на свои карманные часы: они показывали 9.18.
Остановить неумолимый ход часов было невозможно. Механизм находился внутри массивного герметичного корпуса. Чтобы прекратить зловещее тиканье, нужно было сперва отделить часовой механизм от взрывного устройства. Переставить стрелку на более позднее время? Нет, Винтер не стал этого делать — ведь не исключено, что такая перестановка стрелки могла вызвать внезапный взрыв…
Склонившись над столом, Винтер продолжал рассуждать вслух:
— Что ж, обычная адская машина… Мы такие уже не раз видывали и разоружали. Обратите внимание, Петр Иванович, как все пригнано и отделано. Добротная работа! Уж рванет так рванет!..
Курков похолодел. Ведь совсем рядом, под кубриком расположен носовой погреб боеприпаса с шестидюймовыми снарядами! Если они сдетонируют, от крейсера и близстоящих кораблей, а также от многих зданий на берегу ничего не останется…
— Итак,— продолжал Винтер,— в моем распоряжении еще добрых полчаса. Ага, вот оно, соединительное кольцо!— Борис Францевич снял вспотевшее пенсне, протер стекла, водрузил на место и показал пальцем на широкий красно-медный поясок под основанием часового механизма.
Винтер осторожно извлек часовой механизм, а затем и взрывное устройство. Хищно лязгнули рычаги, с грозным щелканьем распрямилась боевая пружина, и ударник с силой ринулся вниз. Но теперь и взрывное устройство, отделенное от капсюля-детонатора, и ящик со взрывчаткой уже не представляли опасности. Кончиком перочинного ножа Борис Францевич остановил маятник часового механизма. Роковое тиканье прекратилось.
Вторая на протяжении короткого времени диверсия против корабля Революции показала, что существует вражеский заговор, ставящий своей целью уничтожение крейсера. Поиск преступников был поручен следователю по особо важным делам Верховной следственной комиссии А. А. Фелицину. До Октября он являлся помощником Главного военно-морского прокурора Российской империи. С целью маскировки Фелицин формально «признал» Советскую власть, но в душе остался лютым врагом рабочих и крестьян.
Фелицин умышленно тянул следствие в течение трех месяцев и сделал все, чтобы не обнаружить диверсантов и их покровителей. Он пунктуально исполнял все положенные следственные процедуры: несколько раз допрашивал матросов Найчука и Семенова, мичмана С. С. Кудрявцева, лейтенанта Винтера, члена судового комитета Куркова и других. Фелицин даже организовал «следственный эксперимент» — в его присутствии во дворе порта Новая Голландия были выстроены все работники. Однако, сколько ни вглядывались Найчук с Семеновым в лица, опознать «того солдата» не смогли. Да его и не было среди портовиков!
Если бы следствие вел добросовестный работник, а не скрытый враг, он легко сопоставил бы сведения об иностранном происхождении снаряда с сигналами, поступавшими из Петроградской губЧК и Центробалта. Это дало б следствию ответ на законный вопрос: кому была выгодна гибель крейсера «Аврора»? Понятно, почему Фелицин даже и не ставил перед собой такого вопроса: ему самому было выгодно, чтобы вся эта история поскорее была предана забвению.
Хотя тайна обеих диверсий против корабля Революции так до конца и не была раскрыта, можно безошибочно сказать, что ее организаторами являлись тайных дел мастера, завсегдатаи Калашниковской биржи. Непосредственными же исполнителями обоих злодеяний могли быть такие тайные агенты британской разведслужбы, как бывшие лейтенанты царского флота Дидерихс и Бутвиловский, а также английский шпион Мюкре. У них при обыске и аресте были изъяты петроградскими чекистами точно такие же адские машины, как принесенная на борт «Авроры». Есть все основания утверждать, что главарь этой банды Дидерихс и был тем «экспедитором», который отравил квашеную капусту, он же принес к борту «Авроры» адский снаряд. Дидерихс оказался в числе тех сотен террористов, которых органы ВЧК выявили и обезвредили во время арестов в апреле — июле 1918 года…
В богатой событиями истории легендарного крейсера «Аврора» есть и эти два эпизода, малоизвестные широким кругам читателей. Об одном из них напоминает реликвия, хранящаяся в музее крейсера — кортик, принадлежавший старшему артиллеристу крейсера Борису Францевичу Винтеру.
