* * *
В разрыве туч — к чему бы? —
Уже не круг, а серп,
Пошла луна на убыль,
А лето — на ущерб.
Листва деревьям в тягость:
Желтеют в вышине.
Коронный месяц август
Опять идет ко мне…
* * *
Как прекрасно мы зависим
От улыбки, от луча,
От звонков, от чьих-то писем,
От надежного плеча…
Как прекрасно пребываем
В этом мире день за днем….
И чем больше понимаем,
Тем труднее познаем —
В чем призванье человека:
Жаждой быть или-, водой?
И какая связь от века
Между взглядом и звездой?
* * *
Я помню, как ребенком замирала
Под небом августовских вечеров
И сердце сладким ужасом сжимало
От близости неведомых миров.
Ребята окликают вдалеке,
А я сижу на тополе высоком
И думаю — подпрыгнуть ненароком
И подержать хоть миг звезду в руке…
В тот двор давно затеряны следы.
Спилили тополь. Дом в асфальте тонет.
Но тем огнем не пойманной звезды
С тех пор мне каждый август жжет ладони.
* * *
Перетерпев тяжелую подошву,
В крушении привычном перебыв,
Опять нацелен в небо подорожник,
Вселенский опыт в малости явив:
Жить высотой, довольствоваться малым,
И напрягаться, словно тетива,
И быть собой — во что бы то ни стало! —
Нас учит придорожная трава.
* * *
Разом все реликвии померкли —
Не хочу я помнить ни о чем.
Закачались дни, как будто ветви,
На ходу задетые плечом…
Возникают, исчезают тени,
Блекнут краски, голоса плывут,
И часы, как белые ступени,
От рассвета к сумеркам ведут.
А над миром, что кипит и бьется,
И берет Вселенную в кольцо,
Как мое языческое солнце,
Навсегда взошло твое лицо.
* * *
Смешно сказать, но я тебя боюсь,
Верней — боюсь себя, когда с тобою,
Как будто я наедине с судьбою
И к остальному миру не вернусь.
На все смотрю далекими глазами
С какой-то непонятной высоты
И вижу лишь размытые черты —
Так видится картина в пыльной раме,
Так озеро маячит нам сквозь лед,
Так быть собой душа перестает.
* * *
Та встреча, первая, вместила
Все, что в других на убыль шло,
И было будущее, было! —
Толкало в спину и вело…
Теснились дни — теплы и куцы,
Как полушалок на груди,
И странно было оглянуться
На то, что будет впереди.
* * *
…Лиловая рыба об розовый лед
Все бьется и глаз отвести не дает —
Бесплотно, но явно, беззвучно, но мощно
Колотится в сердце и денно и нощно,
И красные жабры безмолвием дышут.
Смотрю я на рыбу и мира не слышу.
И бьется, как звук потерявший фагот,
Лиловая рыба об розовый лед.
* * *
Как я дружила с травой-муравою.
Грустные ей поверяла дела.
И уходя в лопухи с головою,
Сладостно горькие слезы лила.
В пору восторгов душа не злобива:
Радость в запасе всегда у нее…
В жгучие салки играло с крапивой
Неутоленное детство мое.
* * *
Тобой начинается день —
Твой голос его запевает,
И словно бы дважды светает,
И тает морозная звень.
А заполдень жить уже нечем,
И это нельзя превозмочь:
Тобою безмолвствует вечер,
Тобою отсутствует ночь…
* * *
Во мне соцветий и созвучий
Легко бытуют семена.
Их прорастаниям летучим
Моя душа подчинена,
И как листок теснится в почке,
Как жмень зерна томит ладонь,—
В моей телесной оболочке
Растет неведомый огонь,
Он сам судьбу свою затеял,
И завязь зреет в глубине,
И я давно не знаю, где я:
Внутри огня, иль он — во мне.
* * *
Предела нет проникновенью сердца
Сквозь толщу лет и твердь материков.»
И может кровь оттаивать и греться
У безымянных древних камельков
И литься в сумрак амфоры гудящей,
Густея, затихать на звонком дне…
И амфора пребудет в настоящем —
В поющей флейте, в плачущей струне.
А это значит — дальше нас продлится
Весь этот мир: в младенцах, в травах, в
В преданиях, в нетленных письменах!
И не смертелен сердцу смертный страх.
Вот тем и жив недолгий человек,
Что долго может отзываться в людях,
И счастлив быть за тот, далекий век,
В котором нас давным-давно не будет.
