Не могу не поклониться памяти историка науки и техники на Урале Анатолия Григорьевича Козлова… Десятки лет он полнил конверты, в кои собирал сведения об изобретателях, творцах машин. Этот его неповторимый «конвертарий» был с тысячами ячеек памяти о достославном крае Родины — об Урале. Жаль, что у Анатолия Григорьевича было мало учеников (быть может, оттого, что он не любил торопливых, а молодые люди спешат самоутвердиться), и те ячейки памяти уж более не пополнятся. Профессор считал: история науки и техники — это тоже история духа. О том, что сию очевидную истину нужно доказывать, говорит хотя бы следующее: охрана памятников техники еще не стала таким же делом, как охрана памятников искусств. Когда говорят о достижениях конструкторов космической техники— все хорошо. Отчего же мы отказываем в духовной ценности изобретениям прошлых веков? Относим все это к истории технической мысли, которая может интересовать якобы лишь специалистов…
Люди ищут истоки рек, чтобы пройти и посмотреть, как начинается их сила и слава. Не так ли происходит с нами. в потоке времени? Хочется знать, откуда и как начались эти быстрые перемены и где истоки НТР и куда она нас несет? Будем ли мы счастливы в быстро меняющемся мире? Были ли счастливы предшественники в медленном потоке времени? В чем-то же они были счастливы? Нельзя ли извлечь урок из их образа жизни? Хочется внимательно вглядеться в их бытие. И сберечь вещественные доказательства их существования, их технического прогресса.
Приборы, механизмы, машины стали называть в последнее время памятниками культуры. Даже появился специальный термин — «памятник науки и техники». Совсем не обязательно эти памятники должны быть непременно уникальными, штучной работы. Ценны и машины, с которых начаты серии. Они ведь тоже неповторимы. Материалы меняются, и трудно воспроизвести в точности серийную вещь вчерашнего дня. Даже обыкновенную парадную дверь старинного дома почти невозможно идеально продублировать. Нет такого же качества досок. Точно так. же и с медью, и со сталью. Они стали иными. В чем-то лучше, в чем-то хуже, но иными. Точную копию прибора сделать можно, но материал будет фальшивить. Вот почему знатоки старинной техники охотятся за оригиналами, тащат в дом ржавые конструкции, отхаживают их. Только такая вещь источает безобманный аромат минувшего. Ведь не только знаний мы ищем в творениях предков, но их психологию, их дух. Это больше, чем знания. Так мы роднимся с пращурами. Становимся по ощущению не случайными, а закономерными людьми. Ощущение этого сообщает силу.
В одном из залов Свердловского историко-революционного музея висят гроздью бронзовые церковные колокола… Мы же приближаемся к чугунному колоколу. Он не украшен орнаментом, в его облике нет ничего парадного. Это рабочий, заводской колокол. На нем круговая надпись: «наполовину из чугуна, наполовину из магнита лит в 1702 году».
Это самое старинное (из сохранившихся) изделие уральской промышленности. Колокол, говоря фигурально, возвестил о начале промышленной эпохи Урала. И стал ее первым памятником. О чем он нынче молчит? Что помнит, звавший работный люд не к богу, а к труду? Он будит в нас память о том, чем славен Урал, чего достиг во благо отечества в доэнтээровские времена. Слышат ли его те, кто устремлен в будущее?
У административного корпуса завода имени В. И. Ленина в Перми стоит памятник техники — пушка, изготовленная уральцами в 1868 г. Ее вес 2800 пудов, вес ядра — 30 пудов. Уральская царь-пушка. Это не копия. Настоящая реликвия горнозаводского Урала. Жаль, что мало людей ее видит. Туристские потоки текут мимо нее. Значит, сохранить — еще полдела, надо уметь показать сбереженное. Возможно, и стоит царь-пушку установить на высоком берегу Камы, у краеведческого музея, где ее можно было бы увидеть даже с борта туристского теплохода..
Чем богат Урал? Железом. Чем славен? Мастерами. Почти за три века со времен Петра уральцы совершили в технике немало такого, о чем историки говорят: сделано впервые в России. Первая драга из Невьянска. Водяная турбина из Алапаевска. Первый пароход (стимбот) из Пожвы. Список первенцев столь изрядный, что, явись кому идея создать музей уральских раритетов такого рода, получился бы всемирно известный технический вернисаж, славящий трудовую смекалку уральцев. История Урала — по преимуществу история техники.
Настоящая память о прошлом деятельна…
…К Свердловску из Серова, громыхая на стыках рельс, подходит поезд. На перрон выходит человек. Он с трудом удерживает в руках странный багаж — кусок рельса. С ним он идет сквозь удивленную толпу к остановке такси. Едет в машине к краеведческому музею, удерживая на коленях свой «багаж». Надпись на рельсе: «Надеждинский завод» и — дата.
Больше тысячи экспонатов собрал для музеев области сцепщик вагонов Серовского металлургического завода (теперь пенсионер) Николай Антонович Котельников. Не только паровоз дал на века России Урал, но и первые рельсы. Котельников пополняет коллекцию рельсов уральской работы; известный собиратель уральской старины Иван Данилович Самойлов создал музей народной архитектуры и живописи, а теперь строит целую деревню, где будут сельская кузница и мельница-крупорушка.
Еще один человек создал музей в Алапаевском районе — это Александр Григорьевич Потоскуев из села Коптелово, возникшего задолго до появления на Урале заводов. В крестьянской избе он собрал предметы быта, в кирпичном здании инвентарь земледельца. А почему бы не сделать и такое: провести пахоту на конях, сев из лукошка, или сенокос по старинке, или жатву? При стечении народа, молодежи. Забывают молодые, как давался на Урале предкам хлебушек!.* Николай Котельников, Иван Самойлов, Григорий Потоскуев… Собиратели уральской старины. Поклон им. Но не странное ли дело: чем крупнее город, тем меньше встретишь собирателей уральской техники, которым бы удалось сделать что-то такое же заметное, чего добились Котельников, Самойлов, Потоскуев? Не вязнет ли практическое, деятельное краеведение (хотя бы в том же Свердловске) в словопрениях на конференциях, в клубных заседаниях?
Вот Исторический сквер Свердловска… Пустынность его очевидна. Из Исети бьют редкие струи фонтанов…
Почему бы здесь не построить настоящее, большое водяное колесо, да чтобы оно приводило в действие большой кричный молот? Сделать бы эту фантазию реальностью. Вертится колесо, бьет молот, дети в восторге смотрят на его работу. Неизобретательны мы в том, что касается оживления нашей памяти…
Это по всей России все еще так: памятники техники сберегаются хуже, чем памятники искусств. Акварель, выполненная художником средней руки, находит место в картинной галерее. Кованая ажурная решетка (ею кузнец искусно украсил дом) идет на переплавку. Из металла, добытого ценой уничтожения красоты, сделают утюг или садовую лопату. Сомнительно, что экономическая и духовная мощь России от такой рачительности прирастет… Исчезла в огне мартена еще одна частица славы отечества, еще одна деталь его самобытного убранства.
Мы словно глухи и слепы и, создавая новое, равнодушно обмолачиваем и перемалываем все, что с таким тщанием, искусством и любовью создавали деды из металла и дерева, чтоб украсить свои (и, значит, наши) дома снаружи и изнутри. Мы охотимся, и уже давно, за старинным железом. Изукрашено оно — все равно считаем его металлоломом. Мы гордимся своей готовностью отдать прожорливому Вторчермету все без разбора. Мы — сознательные граждане и понимаем: стране нужен металл! Горняки рушат прекрасные пейзажи ради железной руды. И нас греет экологическая догадка: собирая лом, мы спасаем какой-то красивый уголок природы, уменьшаем наступление горнорудной промышленности на родную природу.
Итак: плата за быстрый технический прогресс — вынужденная переплавка металла, в том числе и художественного?
Однажды в Свердловске был случай… В Историческом сквере сохранили ворота Екатеринбургского завода. Более ста лет назад их увенчали фонарями великолепной кузнечной работы. Учащиеся ПТУ, озабоченные сбором металлолома, бестрепетной рукой срубили чудесные фонари и заодно сняли кое-какие кованые решетки. Как триумфаторы вошли они с этой добычей во двор родного училища. Прошло несколько лет, думается об этом поспокойнее, да и, кажется, теперь есть объяснение поступка молодых людей:- на их глазах здесь, на берегу Исети, был разрушен почти полностью крупнейший в Европе завод XVIII века. Размах и безоглядность сноса не могли не произвести впечатления на молодежь. Что там какие-то фонари — завод разрушили, с которого начинали город. Потом историки напишут: снос в Свердловске завода — редчайший случай недальновидности. Старинные корпуса, видите ли, стали портить вид центральной части города. А, впрочем, он, административный центр, через несколько лет после этого стал перемещаться на другое место. Вместо того чтобы привести в божеский вид завод и разместить в нем музей уральской техники, его снесли, оставив два корпуса. Образовался по берегам Исети облагороженный деревцами, глыбами камней и плитками пустырь. А из реки бьют летом струи фонтанов. Они должны, очевидно, оживлять пейзаж. Скукой веет от Исторического; сквера, его пустоту можно заполнить только заводом. Неужели его придется когда-либо восстановить, как те фонари, что сорваны для Вторчермета…
Да, говорят прагматичные люди, все старое — в металлолом. Ну там оставить для всероссийского музея техники кое-что (он, кстати сказать, до сих пор не создан), а остальное… Так рассуждают те, кто ослеплен успехами нынешней технологии, зачарован лавиной предметов, сходящих с конвейеров. Жестокое заблуждение! Доля старинного металла в шихте домен невелика. И прежде чем отправить в лом бытовую вещь или заводскую машину, надо сто раз подумать, посоветоваться со знатоками истории техники. Вдруг это реликвия! Никакого постоянного государственного контроля за списыванием техники нет. Где она, первая уральская драга? Где он, первый экскаватор Уралмаша? Исчезли в огне, восстав в образе других машин? Невосполнимые потери. Легко теряем сегодня то, чему вчера всем сердцем радовались. Те, кто сделал первый экскаватор, живы, жива их память о первенце отца заводов. А завтра что будет помнить потомок? Право, мы слишком скромны. Стыдимся проявить сметку в деле сохранения технического наследия. Боимся быть расточительными в области музейного дела и не учимся хозрасчету в музеях. Почему не сделать экспонатом шагающий экскаватор? Поставить его для всеобщего обозрения именно здесь, где его придумали и сделали, именно на Урале, в Свердловске. Многим ли довелось, даже тем, кто работает на Уралмаше, не торопясь, обойти вокруг богатырскую машину, испытать это гордое чувство: невелик человек, а какие махины выходят из его рабочих рук. «Сколько металла-то пропадает! — воскликнет трезвомыслящий посетитель музея уральской техники (он тоже до сих пор не создан).— Шагающие экскаваторы отработав свое, должны шагать в сторону домны… Никуда больше!»
Символ Урала — домны. Высокие, круглые, будто колонны, или, говоря по-старинному, столпы. Они в действительности — столпы отечественной экономики. Она стоит ка металле. Чем его больше, тем разнообразнее машины на полях, на дорогах, в шахтах. Тем мощнее поток железобетонных деталей и металлоконструкций.
Петр Великий определил специализацию Санкт-Петербурга на Неве и Екатеринбурга на Исети. Морское дело России начинал и ДБИгал невский город, железное дело России, в масштабах до Петра невиданных, повел исетский город. Там — адмиралтейство, здесь — обербергамт, управление горными заводами. Адмиралтейство заказывало обербергамту пушки и якоря. И уральские пушки открыли России выход в море…
В пустое ли место указал перстом царь-реформатор? Было ли горное дело на Урале до Строгановых да Демидовых? Было.,. Кустарное мужицкое железоделие. Стихийное. С каким трудом археологи восстанавливают подробности того, как, проявляя смекалку, безымянный россиянин ставил свой крохотный чудо-заводик. Однако, увы, в натуре он нигде до сих пор не восстановлен. Тайны землепроходцев нас как-то больше привлекают, чем тайны первопроходцев в железном деле России. А ведь и самый отважный путешественник шагу бы не сделал без топора и пищали. Фигурально говоря, Сибирь открыл кузнец. Уж никак не один, не сам по себе казак. Рядом с именем Ермака надо бы ставить имя Кузнеца, ибо не напрасно же страшились татары казаков — они были одеты в железо и несли в сибирские пределы огнестрельное оружие.
Но еще до русских пушкарей, колокольников и железодельцев в Уральских горах вел горное дело народ, можно сказать, до конца не познанный. Его опыт практически пресекся. Разрозненные следы его деятельности — копи — издавна называют чудскими. В 1774 году в одной из шахт на Урале обнаружили березовую крепь и две меховые рукавицы. А вскоре и кожаные сумки, два медных лома, железный ножик с костяным черенком, обожженную лучину, совки с ручками, метальную лопату и опять рукавицу— баранью. В последние годы археологи восстанавливают на Думной горе древнюю плавильную печь, здесь обнаружены литейные формы и инструмент. Археологи мечтают: на Думной горе должен быть открыт музей древней металлургии.
Русские насельники, раздувшие огонь в горнах в XVII веке, не могли опереться на опыт неведомой чуди. Он не сохранился, ни в чем не был запечатлен. Вспомним, первый на Урале завод появился более 350 лет назад. Отыщем на старинной карте. Он стоял на реке Нице. Руду для него Добывали из Большого озера и на участках земли, где бурый железняк брали с давних пор и плавили железо в ручных печках безымянные русские мужики. Первый железоделательный завод помог уменьшить дорогостоящую доставку кованого инструмента для крестьян Сибири из центральных районов страны. Завод на Нице был одним из крупных заводов Московского государства. За сезон он выдавал 400 пудов железа.
Память об уральской старинной технике — память о духе дедов и отцов, память духовная, а не техническая, которая волнует лишь историков и любознательных инженеров. Это память о стойкой и негромкой верности стране, об умении делать долговечные вещи…
Как это нередко у нас бывает: сапожник — без сапог. Не так ли и Урал? Много ли он, край мастеров, сохранил своих диковинных творений? Он их щедро рассеял по России.
Первый, паровоз бегал по уральской земле. Его строили «для показу» в столице. То есть с особенной отделкой, франтоватым. Канул в Лету первенец. То ли в Москве, то ли в Петербурге от небрежения распался на части, то ли на Урале пропал, то ли в пути где свалился с барки на дно Чусовой и лежит на дне? Ничего толком не известно. А установлены на пьедесталах (в Свердловске и Нижнем Тагиле) модели не первого паровоза Черепановых, а второго. Это подтверждает красочный чертеж паровоза Черепановых, недавно обнаруженный в Государственном архиве Свердловской области. На архивном листе изображен именно тот, франтоватый паровоз, что делали «для показу» в столице. Мы же говорим: поглядите, как выглядел первенец отечественного паровозостроения. Так, да не совсем, оказывается, так…
Свердловский архитектурный институт разработал проект действующего музея-завода в Невьянске. Он станет центром практической ориентации молодежи на «железные» рабочие профессии. Есть эскизы музея, чертежи, макет, старинные фотографии и рисунки Невьянского завода.
Поучителен опыт архитекторов прошлого, создавших своеобразную промышленную архитектуру Урала. У Ю. А. Владимирского, и. о. профессора Свердловского архитектурного института, есть масса чертежей и рисунков старых корпусов заводов.
Уже к началу прошлого века Урал стал высоко-индустриальным районом России. Здесь сложился центр инженерной мысли. Плодотворно работали также и зодчие, образовав особую творческую школу. Свиязев, Малахов, Комаров, Чеботарев, Вяткин, Луценко — вот имена архитекторов, которые строили своеобычно, используя металл и легкие конструкции для покрытия заводских зданий.
Недавно была сделана редкая краеведческая находка— пачка старинных фотографий, на которых изображен с самых разных точек Кыновский завод. И мы впервые получили возможность видеть большой фоторепортаж из прошлого (1910—1911 гг.). На снимках — сцены труда. Тут и углежоги, складывающие длинные поленья по-особому, чтобы выжечь древесный уголь. Тут погрузка железа в барки. Здесь работа в кричной, где на весах, коромыслах взвешивают добротное листовое железо. Здесь групповой портрет бородатых мастеров железного дела.
Никогда до сих пор не удавалось краеведам отыскать такого всестороннего фотографирования жизни старого уральского завода. Такой подборки фотографий не оставил даже известный уральский фотограф В. Метенков.
Эта серия фотографий создает ощущение визита к предкам…
Уральцы немало отковали и отлили оград и решеток для других городов. А как храним произведения литейщиков и кузнецов? Музея художественного металла на Среднем Урале нет. Художественное литье в основном так и останется в музейных запасниках. Почему? Экспонировать его — нужно много места, да, кажется, и опыта большого нет, как показать кружева, сошедшие с наковальни. Ревнители старины и ценители прекрасного выхваченную из-под бульдозера кованую решетку приносят в квартиру и каким-нибудь манером устанавливают ее. Получается декоративная выгородка. Любо-дорого. Старинные дома сносят, художественный металл ухватывают владельцы дач. В Свердловске недавно шел снос целого квартала под торговый центр. Много лет был ежедневный путь мимо двухэтажного бревенчатого дома с резными наличниками, что стоит рядом с Домом крестьянина. Каждый день на глаза попадал железный флюгер (с просечной цифрой «1909 г.») бревенчатого дома, кованая решетка вокруг флюгера. Словом, наверняка было нечто отменное у дома, горделивое, радостное, сказочное. И вдруг: дом еще цел, а флюгер и решетка исчезли! Не в небе же растворились? Кинулся в детский клуб «Алый парус», где инженер Юрий Андреевич Каленков с ребятишками собирает всякую старину, так образуя музей утвари и всего того, из чего состоит старый дом. Заградительная решетка оказалась у них. И как сохранилась: связана кузнецом крепко-накрепко. Каленков с юными помощниками понимал, что это реликвия высокого ранга, ей место в государственном музее. Замечательно. Но вопрос: ею десятки лет любовались свердловчане, проходя улицей 8 Марта, а когда они ее увидят снова — в музейной экспозиции? Никто не ответит…
Нет, робки мы в музейном деле. Нужен просторный павильон для показа старинного уральского железа, не довольно ли так работать — только копить его? Такие выставки поднимают национальную гордость: вон какие чудеса творили кузнецы с железом, какие узоры плели, как хитро машины придумывали! Выставка достижений предков может только воодушевить. Чего же боле? Разве этого мало? Но мы робки в музейном деле. Не будь случайных помощников, иногда музейному работнику просто-напросто и не снять с разрушаемого дома кованую решетку редкостной красоты. Идет быстрое обновление исторической части Свердловска (именно обновление, а, увы, не реконструкция, не реставрация), железо, составляющее красоту домового убора, гибнет, растаскивается, но сбор его для музеев не поставлен как серьезное дело. Чтобы люди были с инструментом, с транспортом и т. д. И потухни у отдельных музейных работников собирательский энтузиазм — вовсе. иссякнет приток старого железа в запасники.
…Техника настоящего, ее много. Когда кончится срок ее службы, она должна (частично, разумеется) стать экспонатом уральского технического музея. Повторим: мы с размахом строим выставки достижений сегодняшних, но и выставки старинной техники не хуже бы настраивали на ударную работу. Да их воздействие и шире. Они воодушевляют, укрепляют патриотические чувства.
Домны… Коллекционировать их, как самовары, нельзя. В музей и маленькую домницу не поставишь. Ее нужно хранить там, где построена. В городе Полевском Свердловской области, на территории трубного завода сохранилась едва ли не единственная в стране домна прошлого века. Стоит она у плотины; с круглой и островерхой крышей, как богатырь в шлеме. В ней жива большая воздуходувная машина. По крутой лестнице можно подняться туда, где засыпали в печь и топливо и руду. На диво сохранилась домна. Подарок истории! Ей бы стоять в эпоху электрометаллургии и надвигающейся бездоменной выплавки металла памятником. Но уже лишилась она литейного двора… А это значит не уметь понятно — без литейки-то! — рассказать потомкам, показать им, как выпускали металл (торжественно, под звон колокола!), как разливали по формам.
Необдуманно снесли литейку северской домны. Однако, видно, ускорение началось и в области реставрации. Недавно на заводе решили: надо литейку восстановить. Урок себе. Урок другим, кто безоглядно перестраивает заводы, кто полагает, что на заводских территориях общекультурных ценностей не бывает. А в самой северской домне будет музей.
