— Расскажите, где вы учились своей необычной и достаточно редкой профессии? А заодно вспомните свое детство… Каким вы были?
— Моя учительница отреагировала на то, что я стал клоуном, следующими словами: «Я так и знала!» В школе, если что-то откуда-то падало или лилось, билось, громыхало, если вдруг начинал двигаться скелет в биологическом кабинете,— всегда наказывали меня. Не выясняя,— потому что большего заводилы и хохмача не было… Почему-то считается, что все озорники и шалуны — троечники. А я был отличником. Очень любил читать, читал где попало. Кое-кто до сих пор спрашивает: «А зачем это тебе, клоуну, надо?» Ан нет, это очень ценный багаж, потому что в нужный момент из него всегда всплывет то, что надо… Тем не менее образование мне пришлось заканчивать в вечерней школе. Я — коренной москвич. Хотел поступить после школы в институт кинематографии — не приняли. Работал почтальоном, лаборантом, фотографом, учился в медицинском училище. Потом опять попробовал «проникнуть» в искусство. Пошел в студию МХАТа — не взяли… В институте театрального искусства вроде сказали, что берут. И тут на глаза мне попало объявление, что Мосцирк ведет набор в студию клоунады. Я забрал документы из ГИТИСа и пошел туда. Учился в группе Карандаша. Очень богатая, но и тяжелая школа..* В первый раз выступил в Пятигорске, в цирке шапито. На мне был короткий пиджачок и брючки, как у Карандаша, и шляпа, как у Никулина. Под Никулина я, кстати, работал долго — у нас школа одна, Юрий Никулин тоже учился у Карандаша, и внешнее сходство у нас с ним есть. Только постепенно я нашел свой костюм, свой образ. Сейчас работаю в Союзгосцирке. Закончил еще и режиссерское отделение…
— Вы как клоун работаете один?
— Нет, есть партнеры. Соло-клоунов очень мало — может быть, Енгибаров только был… Партнеры есть у Карандаша, у Никулина, Попова, Куклачева… Клоунада — это общение, конфликт, розыгрыш, столкновение характеров. Несмотря на внешний индивидуализм, наша профессия по крайней мере парная, если не коллективная.
— Мы знаем много комических актеров, они все не схожи… И клоуны — тоже: в Чаплине была грусть, какой-то печальный оптимизм, в Ильинском — заполошность, просто ватость, в Вестере Китоне — элегантность… И клоунские персонажи во всем мире разные: Арлекин, Петрушка, Ганс, Пьеро, Макс .. По вашей профессиональной терминологии, есть белый и рыжий клоуны… У каждого своя индивидуальность. К какому типу вы относите себя?
— Здесь многое зависит от внешности, она диктует амплуа. Мне с моим голосом и внешностью трудно, например, быть сентиментальным, я должен быть грубоватым, мешковатым…
— То есть очень близко к буквальному переводу английского слова клоун — «мужик, грубиян»?
— Да-а… А по характеру мне ближе всех наш русский Петрушка, его бесшабашность, безоглядность, открытость, дурашливость.
— Ваша профессиональная семья очень большая и древняя, ведь так? Балаганные клоуны, ковровые, русские скоморохи, королевские шуты — все они одинаково владели искусством смешить. Что в них разного, на ваш взгляд?
— Н-Ну… королевские шуты родня разве что двоюродная… Интеллекта у них, наверно, было побольше, чем у наших скоморохов, но ведь они в основном веселили своих царственных хозяев. Современная западная клоунада, кстати, и сейчас больше работает на увеселение. Русские скоморохи были злее, и вообще нашей клоунаде присуще более сатирическое направление. Довести номер до гротеска, до абсурда — это надо, но ведь цель-то все-таки — истина, обличение, сатира… Цель-то серьезная должна быть.
