Ежемесячный журнал путешествий по Уралу, приключений, истории, краеведения и научной фантастики. Издается с 1935 года.

В лицо пахнуло теплом и чуть-чуть затхлостью. Торд покачал головой и с восхищением хмыкнул. Неужели Карну все-таки удалось достать?.. Подойдя к ближайшей полке, он осторожно провел пальцем по корешкам книг. Так и есть — на пальце остался серый след. Интересно, где же это Карн сумел разыскать пыль?
Приходя в библиотеку, Торд всегда сначала заходил в хранилище. Он любил неповторимый запах старой бумаги и клея. Любил, но… Но все-таки считал, что кристаллы лучше, компактнее. Конечно, хорошо иметь настоящую бумажную книгу, чтобы при случае небрежно сказать гостям: «Да, подлинник. Середина двадцатого века». Но целая библиотека… Это так громоздко, занимает так много места, короче, так нерационально. Непонятно, почему Совет никак не решится перевести Библиотеку в кристаллокопии? Старина— это прекрасно, но… Торд неодобрительно посмотрел на испачканный палец и покачал головой: но так нерационально!
Он еще раз с сомнением потянул носом воздух. Пожалуй, все-таки надо будет вызвать робота-уборщика. На сей раз Карн в своей любви к старине немного перестарался.
Под ногами что-то загремело. Торд нагнулся, поднял коробку и присвистнул. Шутники. На крышке красовалась надпись: «Химлаборатория. Пыль архивная, стерилизованная». Юмористы выискались.
Он прошелся вдоль полок, скользя пальцами по корешкам: Пушкин, Лермонтов, Шелли… Отдел поэзии…
Неяркий желтоватый свет и этот особенный запах создавали какой-то неповторимый уют, оставляли чувство покоя. Впервые мелькнула мысль, что, наверное, Карн не так уж и неправ. Под пальцами замелькали другие имена: Гайдар, Багрицкий…
А ведь всего лишь десять лет назад сама идея Библиотеки казалась невозможной, абсолютно невероятной. Как на него обрушились, когда Торд предложил создать ее… Какой-то никому не известный аспирант-физик лезет в святая святых литературы, выбивает почву из-под ног целых поколений литературоведов, любивших при случае порассуждать на тему: а что сказал бы X и что написал бы У, если бы… И вот она создана, Библиотека ненаписанного. Все ее авторы известны, но собранные здесь произведения так и не появились на свет, что-то помешало им родиться. остановило на полдороге. Несчастный случай, дуэль. Или — Торд вздохнул — война… Высокие, теряющиеся в полумраке полки. Тысячи томов, десятки тысяч!
Осторожно пискнул сигнал. Торд бросил озабоченный взгляд на часы. Нужно было поторопиться, скоро начинался очередной сеанс.
Солнце нахально и безжалостно било прямо в глаза, за стеной надрывно-визгливо гремела  развеселая мелодия «Лили Марлен». Он с трудом оторвал голову от подушки. Попытался сообразить: что, где, как? Широко, с подвыванием, зевнул и швырнул в стену первое, что подвернулось под руку — какую-то книгу. Но патефон не унимался… Он потер ладонями виски и снова уронил голову.
Так, значит, пили они вчера… Кстати, с кем? Капитан из штаба ягд-группы, зенитчик, а кто же еще? Впрочем, черт с ними… Он попробовал встать, но в голове словно граната взорвалась, перед глазами заметались разноцветные искры, и подушка снова бросилась ему в лицо.
«Вставать или не вставать?» — лениво размышлял он, машинально следя за мухой, бродившей по потолку. Нашарил под кроватью бутылку, глотнул прямо из горлышка.
В дверь осторожно постучали. Он чуть не застонал от досады. Изверги! Не дадут человеку прийти в себя. Ведь он совсем недавно прибыл в эту эскадрилью, а уже… В дверь постучали снова.
— Войдите,— хрипло буркнул он.
Дверь приоткрылась, в образовавшуюся щель деликатно просочился рыжий обер-ефрейтор люфтваффе.
— Что тебе?
— Господин командир эскадрильи просят вас прибыть на аэродром.
— Пшел вон!
Обер-ефрейтор продолжал торчать на месте, глядя на него глазами преданной собаки.
— Пшел вон, скотина!
— Машина у подъезда…— договорить обер-ефрейтор не успел, сапог был пущен дрожащей, но все-таки достаточно меткой рукой.
За стеной по-прежнему гремела «Лили Марлен».
После мягкого полумрака хранилища пронзительный голубоватый свет, заливавший операторскую, неприятно резанул глаза. Торд на мгновение зажмурился, помотал головой и фыркнул. И только потом заметил сидящего на своем месте Карна.
— Салют! — Торд приветственно махнул рукой, направляясь к главному пульту.
Бухнувшись в кресло, он некоторое время с удовольствием разглядывал свое отражение в слепом пока экране хроновизора. Потом крутнулся вместе с креслом и удивленно посмотрел на мрачного Карна. Черные круги под его глазами не удивили, Торд и сам выглядел не лучше. Последнее время они много, очень много работали, прочесывая годы Последней войны. По двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Но тут было что-то другое.
— Что с тобой, Карн? Не заболел, надеюсь?
— Нет.
— Если не в форме, лучше я вызову Холпа, он будет полезнее.
— Нет, не надо.
— Ну-ну, смотри,— протянул Торд, поворачиваясь к пульту.
Он еще раз окинул хозяйским взором машину. Хороший агрегат — хроновизор. Функциональный. Торд деловито защелкал клавишами, с удовольствием слыша, как просыпается машина. На пульте один за другим вспыхивали сигналы. Теперь нужно немного подождать, пока хроновизор войдет в рабочий режим. Торд откинулся на спинку кресла, и тут ему в глаза бросился «иконостас» — так насмешливый Холп прозвал ряд стереографий, украшавших верхний обрез экрана искателя. И что ему не понравилось? Великолепные снимки, недаром Торд провел столько времени перед хроновизором, выбирая наиболее подходящий момент…
Тигр, распластавшийся в прыжке. Стремительно вспарывающий голубую поверхность моря дельфин. Резкие обводы Д-звездолета. Красно-синяя стрела гиперзвукового самолета. Темп, динамика, ритм, скорость! Ничего лишнего, ни единой черточки, все подчинено главной идее… А Холп прицепился: ракетоносец… Брюзга. Какие обводы! Вот на что смотреть надо…
Хроновизор нетерпеливо загудел, мигая зеленым табло готовности. Торд, не оборачиваясь, спросил:
— Как у тебя?
— Готов.
— Начинаем поиск?
— Давай.
Руки уверенно легли на блестящий штурвал искателя.
— Начали!
На экране вспыхнул зеленый лучик, начал безостановочный бег. Вверх-вниз, вверх-вниз… В блестящей металлической рамке замелькали цифры: 2214… 2130… Они все убыстряли свой бег, пока, наконец, не слились в пульсирующий красный клубок. Торд вдруг закашлялся, потому что этот клубок напомнил ему картину, увиденную во время вчерашнего сеанса… Но это быстро прошло. Торд осторожно повернул штурвал, и мелькание цифр замедлилось. 1946… 1945… 1944…
— Стоп! — услышал он голос Карна.— Контакт.
— Отлично! Сфокусирую поточнее,— Торд начал вращать лимб тонкой настройки.— Сейчас увидим.
Экран хроновизора засветился серовато-жемчужным светом.
— Да, сейчас увидим,— как-то странно отозвался Карн.
Жемчужные проблески на экране начали стремительно таять, экран быстро наливался голубизной. Вот в нем уже засверкала ослепительная точка солнца… И вдруг словно кто-то резко мазнул по небесной лазури черной краской. Мазнул толстой, неряшливой кисточкой.
— И пять сверху! — торжествующе выкрикнул долговязый белобрысый лейтенант.
— Открываем?
— Каре королей!
Пилот тихо чертыхнулся. Этому белобрысому верзиле непристойно везло! Но делать было нечего… Кисло улыбнувшись, он швырнул на столик скомканные банкноты и презрительно смотрел, как лейтенант дрожащими, чуть влажными пальцами пересчитывает их, расправляет, разглаживает и, наконец, засовывает в карман кителя. Хоть бы вылет дали, что ли… А то этот тип всех обчистит…
— Еще партию? — осведомился белобрысый.
Пилот вопросительно посмотрел на партнеров. Сидевший напротив майор покачал головой и сделал жест, как будто выворачивал пустой карман. Белобрысый усмехнулся и, стремительно выскочив из-за столика, умчался в штабной домик, словно боялся, что у него отберут выигрыш…
Пилот зевнул и скучающе уставился на медленно плывущие редкие облака. Скверная погода — облака и солнце. В этом рваном пухе могут скрываться десятки самолетов, и их не заметишь, пока на голову не посыплются бомбы. Впрочем, ну их… Он закрыл глаза, подставляя лицо солнцу.
Соседний стул вдруг затрещал. Он приоткрыл правый глаз. Так и есть — командир эскадрильи, тяжело отдуваясь, вытирает голову большим клетчатым платком. Бегемот несчастный… Ему захотелось усмехнуться, но пришлось изобразить на лице сосредоточенность и внимание.
Бегемот с выражением совершенного удовольствия на морде потянулся, стул опять жалобно затрещал.
— Не хотите ли слетать?
— Цель? — холодно осведомился он.
— Проветритесь,— хихикнул бегемот неожиданно тонко.— Ничего особенного, обычное патрулирование. Ну, возможно, встретите разведчика — но и только.
Он поднялся.
— Когда вылет?
Бегемот еще раз потянулся и посмотрел на часы.
— Через пятнадцать минут. Самолет уже готов.
Зеленый луч на экране искателя по-прежнему метался вверх-вниз. Но теперь каждый раз в самом центре экрана вспыхивала маленькая яркая звездочка. Лицо Карна затвердело.
— Нащупал.
— Локализация? — спросил Торд, осторожно подкручивая верньеры хроновизора.
— До микросекунды.
— Приготовились!
— Нет, не могу,— сказал вдруг Карн, устало опуская руки.— Не могу.
Торд удивленно обернулся.
— Не могу! — выкрикнул Карн, ударяя с размаху кулаком по краю пульта.— Каждый раз мне кажется, что это мы с тобой убиваем его. Понимаешь?! Мы с тобой. Я не хочу, не могу быть убийцей!
— Успокойся!— Торд усмехнулся.— Он уже давно мертв. Смотри! — Торд ткнул рукой в сверкающую рамку, в которой пылали кроваво-красные цифры.
— Нет! — возразил Карн.— Ты не туда смотришь. Вот он. Он еще жив, он еще борется, еще на что-то надеется!
На экране хроновизора объятый пламенем самолет стремительно набирал высоту, оставляя за собой черный хвост дыма.
— Двести лет, двести с лишним лет прошло! Пойми же ты это!
Карн уронил голову на руки и хрипло прошептал:
— Двести? Нет. Он умер вчера. Он умирает сегодня, сейчас. Он умрет завтра. Он умирает каждый раз, когда мы отказываемся спасти его.
— Мы делаем все, что можем,— Торд пожал плечами.— Мы не имеем права нарушать нормальный ход истории и, поддавшись минутному порыву, спасать их. Да это и слишком сложно. И потом, только кажется, что они умерли. Для нас они все еще живут и творят! И если самый сильный биоимпульс приходится на момент смерти, то это не наша вина. Я решал узкую техническую задачу — и решил ее. Мы спасаем их для нашего времени, если уж не в силах спасти для их собственного.
— Не в силах? Точнее — не хотим, боимся!
— То есть? — не понял Торд.
— За нашей заботой о «естественном ходе» истории кроется боязнь, что, спасши их, мы каким-то образом подвергнем опасности свое собственное драгоценное существование! А ведь мир не может стать хуже, если спасешь кого-то, кому-то поможешь. Если же спасти человека значит нарушить естественный ход истории — тем хуже для истории.
Солнечный блик, скользнув по концу крыла, на мгновение погас, попав на черный крест, перескочил через него и снова заиграл на фонаре кабины… Он недовольно поморщился. Это могло помешать целиться. В наушниках что-то треснуло, заскрежетало, прорвался голос офицера наведения:
— Седьмой, седьмой, как слышите?
— Слышимость нормальная.
— Седьмой, седьмой, курс 165, курс 165.
— Вас понял.
Он резко двинул ручкой управления, свалив истребитель в глубокий вираж. В общем-то это было пижонство, можно было и спокойно довернуть, но истребитель есть истребитель. Что не позволено бомберам, то позволено…
Кстати, что он будет делать сегодня вечером? Снова казино? М-м, пожалуй, нет. Хватит с него вчерашнего. Хотя, собственно, почему бы и нет. Эта черненькая, как ее… Луиза, что ли?.. В наушниках снова заскрежетало:
— Седьмой, седьмой! Наберите высоту 6000. Как поняли?
— Понял, понял,— отозвался он, передвигая сектор газа.
«Даймлер-Бенц» под капотом рыкнул, выбросил из патрубков кольца сизоватого дыма и взвыл на пронзительной звенящей ноте… «Он взял ручку на себя, машина задрала нос, и он почувствовал, как его вдавливает в кресло. Солнечный блик не удержался, заскользил вниз по стеклу кабины… Он довольно улыбнулся. Значит, Луиза. Но ведь она потребует денег. Опять проблема.
Стрелка альтиметра медленно подползала к нужной отметке. Выровнять самолет… Так вот, о Луизе… Ч-черт!
— Седьмой, седьмой. Еще 1000 выше.
— Понял,— вздохнул он, нашаривая кислородную маску.
Истребитель пробил нетолстый слой облаков, и солнечный блик снова заплясал на кабине, дробясь и переливаясь радужными пятнышками на толстом бронестекле… Он досадливо поморщился. Неужели придется атаковать против солнца?
Экстрактор тихо жужжал, по его панелям прокатывались разноцветные волны. Торд, внимательно следя за ним, раздраженно выговаривал:
— Как ты не можешь понять, что мы обязаны делать это? Обязаны не ради себя, ради других! Ради них самих, в конце концов. Мы решили грандиозную техническую задачу, а ты хочешь помешать использовать это решение.
Карн поднял на него красные воспаленные глаза.
— Мы просто соучастники убийств.
Торд досадливо поморщился и терпеливо, как непонятливому ребенку, повторил:
— Это все далекое прошлое.
— Нет, это наше с тобой настоящее! Там убивают не только современников, там убивают будущее, убивают нас с тобой! Нельзя разрывать связь времен, прошлое влияет на будущее, но и наоборот! Каждый народ достоин
своего… прошлого,— Карн кивнул в сторону застывшей на экране хроновизора картины.
— Мы и боремся с этим. Спасаем, что можем! Представь, что было бы, если бы наша Библиотека была потеряна для людей…
— Для людей она и так потеряна,— в голосе Карна неожиданно прорезалось ехидство.— Или своих собственных современников ты за людей не считаешь? На сколько столетий отброшена назад мировая литература, о которой ты так печешься, только из-за того, что мы не желаем вмешиваться? Я знаю, что может твой экстрактор… А мы улавливаем излучение мозга, переносим на бумагу то, что человек задумал, но не успел написать. И это — вместо того, чтобы спасти его самого! Мы — вампиры, понимаешь ты, вампиры!
Торд поднял руку, словно пытаясь заслониться:
— Не-ет!!!
Инверсионный след он увидел издали. Два пушистых белых хвоста, почти сразу сливающихся в один. Интересно, видит ли его пилот? Похоже, что не видит… Да, точно, пока не видит, иначе форсировал бы моторы.
Он тронул ручку, и «мессершмитт» полез вверх. Цель нужно атаковать, имея превышение по высоте. И обязательно со стороны солнца, если не хочешь нарваться на ответный огонь.
Он слегка зевнул. Все-таки не стоило так напиваться вчера. До сих пор руки дрожат, еще и промахнуться можно. Но ведь платил этот барон-зенитчик. Вольно же было ему… Так. Разворот. И добавить газ. Рука в толстой перчатке неловко ухватила маленькую защелку. Грохот мотора стал сильнее. Его все еще не видят. Отлично!
Теперь он уже ясно различал силуэт разведчика. Спутать характерный профиль двухкилевого «лайтнинга» с чем-нибудь иным было трудно… Он довольно хрюкнул. Значит, его не встретит огонь стрелка. Великолепно.
Руки действовали совершенно автоматически. Снять предохранители… Интересно, будет ли сегодня барон? Это было бы неплохо, можно было бы сэкономить еще десяток марок… Ручку от себя. Истребитель скользнул на крыло и вошел в крутое пике. В прицеле появился силуэт «лайтнинга». Сверкающий на солнце профиль рос, заполняя кольца коллиматора… Он чуть довернул истребитель, ловя на перекрестие кабину. Триста метров.
Еще один. Сколько их было у него на счету? Он не помнил. Не потому, что их было так же много, как у Хартманна. Просто он не считал сбитый самолет событием. Это была его работа… Двести метров… Работа, как и всякая другая. Не лучше и не хуже. Ему за нее платили. Правда, могли бы платить и побольше… Сто метров…
Он нажал гашетку. Мелькнули пушистые светящиеся веревки трасс, и истребитель задрожал, как в ознобе. Трассы оборвались, упершись в «лайтнинг». Какое-то время разведчик еще летел, но потом окутался черным дымом и начал проваливаться вниз. Все, дело сделано… Он дал еще одну очередь. По кабине. Чтобы наверняка. Чтобы пилот не выпрыгнул. Работать нужно чисто, с гарантией.
«Лайтнинг» закувыркался… Он внимательно, но равнодушно следил за ним. Падение сбитого самолета нужно обязательно подтвердить.
Но «лайтнинг» вдруг выровнялся. Его моторы выбросили густые клубы белого дыма, и он, стремительно набирая высоту, начал уходить в сторону солнца…
— Нет! — невольно выкрикнул он.— Не может быть!
Рука машинально рванула на себя ручку управления. Желтый нос «мессершмитта» дернулся было вверх, принюхиваясь, но было уже поздно. Дымный след быстро таял в голубом небе…
Зло дернув щекой, он развернул истребитель на обратный курс. Сбил? На этот вопрос он не мог ответить.
Торд невидящими глазами смотрел на захлопнувшуюся дверь операторской. Экстрактор осторожно звякнул. Торд повернулся и непослушными губами повторил:
— 31 июля 1944 года.
Именно эта дата горела на пульте…
Торд протянул руку, и на ладонь скользнула книга. «Вампиры!» — это слово продолжало звенеть в ушах. Он не сразу сумел разглядеть надпись на обложке — глаза застилала какая-то пелена. Но потом она пропала, и Торд ясно увидел:
АНТУАН ДЕ СЕНТ-ЭКЗЮПЕРИ
Джимми Фостер, капрал морской пехоты, испуганно вздрогнул. В шорохе листьев ему снова почудились чьи-то шаги. Он нервно передернул затвор пулемета, поерзал ногами, устраиваясь поудобнее, и прищурился…
…экстрактор тихо звякнул…



Перейти к верхней панели